XII
Меня отправили в Гаррисон залечивать руку. На Арарате есть грибковая инфекция, которая даже легкие раны делает опасными. Неделю я провел в хирургии, поджидая, пока срастется рука, потом еще неделю продолжалась стимулированная регенерация. Мне хотелось вернуться в свою часть, но хирург не желал и слышать об этом. Ему нужно было постоянно проверять, как идет рост новых тканей.
В соседней палате лежал сержант Ардвайн. Ему потребуется гораздо больше времени, чтобы оклематься, но все будет в порядке. Теперь, когда Либерман погиб, Ардвайн может получить лычки центуриона.
Меня пребывание в Гаррисоне сводило с ума: ведь моя рота в крепости Вирсавия без своего единственного офицера и двух старших унтер-офицеров. В тот день, когда меня выпустили из госпиталя, я уже готов был взбунтоваться, но никакого транспорта все равно не было, и майор Лорка ясно дал понять, что я должен торчать в Гаррисоне, пока меня не отпустит хирург. В замешательстве я пошел к себе.
Все было прибрано. Меня с улыбкой встретил рядовой Хартц. Его правая рука, привязанная к груди милей марли, покоилась в толстом гипсе.
— Как тебе удалось выйти раньше меня? — спросил я.
— У меня не оказалось инфекции, зэр. Я поливал раны бренди. — Он поморщился. — Жалко было тратить, но для меня одного оставалось слишком много.
Меня ждал еще один сюрприз. Из моей спальни вышла Ирина Суэйл.
— Мисс Суэйл была так добра, что помогла мне в работе, зэр, — сказал Хартц. Он казался смущенным. — Она настояла, зэр. Разрешите принести одежду из прачечной?
Я улыбнулся, и он вышел. «Что теперь?» — подумал я.
— Спасибо.
— Это самое меньшее, что я могла сделать для величайшего героя Арарата, — ответила Ирина.
— Героя? Что за вздор…
— Вероятно, вздор и то, что мой отец награждает вас военной медалью, а полковник Харрингтон представил еще к чему-то… не могу вспомнить, к чему, но разрешение должно прийти из штаба сектора…
— Для меня это новость, — сказал я. — И все же я не думаю…
— Вам и не нужно. Не предложите мне сесть? Хотите чего-нибудь выпить? У нас здесь все есть. Рядовой Хартц действует чрезвычайно эффективно.
— Вы тоже. Неплохо у меня получается, а? Садитесь, пожалуйста. Я бы угостил вас выпивкой, но не знаю, где что.
— Все равно вам не одолеть бутылку. Сейчас. — Она вышла в соседнюю комнату и вернулась с двумя стаканами. Бренди для меня и вино «Иерихон», которое ей нравится. «Работа Хартца, — подумал я. — Теперь мне предстоит весь остаток жизни пить этот проклятый бренди».
— Тяжело было? — спросила, усаживаясь на диванчик, который появился во время моего отсутствия.
— Тяжеловато. — Из моих девяноста солдат только двенадцать не были ранены. Двадцать восемь погибли, и еще дюжина не скоро вернется на службу. — Но мы продержались. — Я покачал головой. — Я не хвастаюсь, Ирина. Больше удивляюсь. Мы продержались.
— Я все время думаю вот о чем, — сказала она. — Спрашивала Луиса Боннимена, но он не ответил. Почему вам приказали удерживать крепость? Это было самое трудное во всей кампании. Почему этим не занимался сам капитан Фалькенберг?
— Вероятно, у него были другие дела. В госпитале меня держали под наркозом, и я мало что знаю. Что случилось с тех пор?
— Все прошло великолепно, — сказала она. — Милиция Гармонии контролирует всю реку. Снова пошли корабли, цена на зерно в городе упала…
— Вы не кажетесь довольной.
— Это так заметно? — Она немного посидела молча, словно пытаясь справиться с собой. Губы ее дрожали. — Отец говорит, что вы завершили свою миссию. Он не разрешает полковнику Харрингтону отправить вас на помощь фермерам. А ведь Речная Стая — совсем не худшее из бандитских правительств! Во многом они были лучшими… Я думала… Мне казалось, что вы отправитесь на юг, к фермерам, где положение действительно тяжелое, но Хьюго получил устойчивое поступление продовольствия и говорит, что все остальное не наше дело.
— Вам так хочется, чтобы нас убили?
Она сердито посмотрела на меня. Потом увидела, что я улыбаюсь.
— Кстати, сегодня вечером вас ждут во дворце на обед. С хирургом я уже договорилась. И на этот раз я надеюсь, что вы придете! Все эти планы большого приема оказались хитростью вашего капитана Фалькенберга! Вы ведь придете? Пожалуйста.
Мы обедали вдвоем. Губернатор Суэйл ездил по недавно отвоеванным территориям, пытаясь создать устойчивое правительство. Мать Ирины оставила его несколько лет назад, а ее единственный брат служил офицером где-то в секторе Плеяд.
После обеда я сделал то, чего она, вероятно, от меня ожидала. Поцеловал ее и прижал к себе, рассчитывая перейти к чему-то более интимному. Но она высвободилась.
— Не нужно, Хэл.
— Прости.
— Ты мне нравишься, Хэл. Просто…
— Дин Ноулз, — сказал я.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Нет, конечно, нет. Но… мне нравится твой друг Луис. Разве мы не можем быть просто друзьями, Хэл? Обязательно нужно…
— Конечно, мы можем быть друзьями.
В последующие три недели я часто с ней виделся. Друзья. Когда ее со мной не было, я о ней думал, и мне это не нравилось, «Все это глупо, — говорил я себе. — Младшие офицеры не должны увлекаться дочерями губернаторов. Из этого все равно ничего не получится, да тебе и не хочется, чтобы получилось. Твоя жизнь и без того достаточно сложна».
Я твердил себе это вплоть до того дня, когда хирург сказал, что я могу возвращаться в часть. Я был рад этому.
* * *
Это по-прежнему моя рота. Я не служил с ними, а в крепости пробыл всего несколько дней, но рота А — моя рота. Все ее солдаты так считают. Я размышлял: что такого я сделал? Мне казалось, что никаких верных решений — да и вообще никаких решений — я не принимал.
— Удача, — сказал мне Дин. — Они считают тебя удачливым.
Это объяснило мне многое. Морские пехотинцы, вероятно, самые суеверные солдаты в истории. И нам действительно очень повезло.
Следующие шесть недель я приводил отряд в форму. К этому времени с нашивками центуриона вернулся в строй Ардвайн. Ему разрешалась только легкая работа, но это не мешало ему доводить солдат до полного изнеможения. У нас появилось несколько новобранцев из числа недавно прибывших осужденных; вероятно, в свое время они входили в Речную Стаю. Но это не имело значения. Машина морской пехоты принимает всех, и, если не сломает вас, вы выйдете из нее морским пехотинцем.
Фалькенберг решал проблему дезертиров просто. Не задавая никаких вопросов, он предлагал награду тем, кто приведет дезертира, и еще более крупную награду тем, кто принесет голову дезертира. Идея не оригинальная, но эффективная.
Или должна была бы быть эффективной. Но проходили недели, солдатам нечем было заняться, кроме патрулирования реки, муштры и тренировок, вечерних поверок, парадных маршей и инспекций, и они начинали подумывать о дезертирстве.
И еще они сходили с ума. Напивались и стреляли в товарищей. Крали. Мы не могли муштровать их непрерывно, а когда предоставляли им свободное время, они заражались хандрой.
В тот день, когда 501-й батальон дошел до крепости Вирсавия, он был измотан в боях и четверть его состава числилась в списке потерь. Батальон был измучен, но боевой дух — высок. Теперь, всего несколько месяцев спустя, в этом сильном, обученном, хорошо организованном подразделении, где солдат хорошо кормили — они чувствовали себя несчастными.
Я увидел солдата, который писал на стене помещения для рядовых «НЭПР». Когда я вошел, он поставил ведерко с краской и вытянулся.
— И что это должно означать, Хора? Он стоял прямо, как шомпол.
— Сэр, это значит: «Нашел этот подлинный рай».
— А что случится, если главный старшина найдет рядового Хору, раскрашивающего стену?
— Камера, лейтенант.
— Если повезет. Более вероятно, тебе придется выкопать яму и просидеть в ней неделю. Хора, я иду в клуб выпить. И когда вернусь, надеюсь, на стене не будет никакой краски.
Дин рассмеялся, когда я рассказал ему об этом.
— Значит, уже. «Ненавижу этот проклятый режим». Парень не шутит.
— Еще шесть недель, и я тоже начну раскрашивать стены, — сказал я. — Только я буду их красить во дворце губернатора.
— Тебе придется встать в очередь, — ответил Дин.
— Черт возьми, Дин, что нам делать? Унтер-офицеры так строги, что мне пришлось сделать замечание, однако если мы ослабим дисциплину, все на самом деле распадется.
— Да. Ты говорил об этом с Фалькенбергом?
— Конечно. Но что он может сделать? Нам нужна схватка, Дин. Никогда не думал, что могу так сказать. Считал вздором все, что нам говорили в Академии о le cafard и о том, что при этом теряется больше людей, чем в боях, но теперь я в это верю.
— Подбодрись, — сказал Дин. — Сегодня дежурный офицер Луис, и я только что узнал у него новость. Наша рутина прерывается. Завтра сам губернатор Хьюго Суэйл нанесет визит доблестному 501-му. Не сомневаюсь, он принесет твою медаль.
— Хорошо. Но я предпочел бы, чтобы он принес нам хорошую войну.
— Дай ему время, — ответил Дин. — Судя по тому, как эти проклятые торговцы из Гармонии выжимают сок из фермеров, те готовы восстать.
— То, что нам нужно. Кампания по усмирению фермеров, — сказал я. — Бедняги. Получают со всех сторон. Осужденные называют себя сборщиками налогов. А теперь ты говоришь, что купцы из Гармонии…
— Да, — подтвердил Дин. — Добро пожаловать на славную службу Совладению.
Баритон главного старшины Огильви разносился по плацу крепости Вирсавия.
— Батальон, смирно! Знаменосцы — фронт и центр — марш!
Это сюрприз. Только что губернатор Суэйл вручил мне военную медаль. Это, конечно, не награда Земли, но я немного гордился ею. А теперь вдоль строя идут знаменосцы.
— Слушать приказ, — сказал Огильви. — За смелость перед лицом врага рота А 501-го временного батальона получает благодарность в приказе и почетные нашивки. По приказу адмирала Сергея Лермонтова, командующего флотом, сектор Круцис.
«Кусочки ткани и металла, но люди умирают за них, — подумал я. — Старая военная игра. Как это все глупо». Мы подняли головы, глядя на солдат, проходящих мимо трибуны торжественным строем.
Фалькенберг отыскал пять человек, которые умели играть на волынках — или утверждали, что умеют (как определить, верно ли они это делают?) — и те сами изготовили инструменты. Теперь они с громкими звуками обходили стол в офицерской столовой крепости Вирсавия. Официанты разносили виски и бренди.
Губернатор Хьюго Суэйл старался держаться вежливо и не проявлять отчаяния, когда волынщики проходили мимо него. Но вот они смолкли.
— Думаю, пора присоединиться к дамам, — сказал Суэйл. Он явно испытал облегчение, видя, что Фалькенберг встал.
Мы отправились в гостиную. Ирина привезла с собой еще одну девушку, гостью из района ферм. Я решил, что девушке лет девятнадцать. Каштаново-рыжие волосы и голубые глаза. Она была бы очень красива, если бы не загнанный вид. Ирина представила ее как Кэтрин Малколм.
Губернатору Суэйлу ее присутствие, очевидно, не нравилось. Он вообще был странным маленьким человеком. Никакого сходства с Ириной, ничего такого, что заставило бы предположить, что он ее отец. Низкорослый и полный, почти совершенно лысый, с морщинистым лбом. Говорил и жестикулировал нервно. И так явно не одобрял присутствие Кэтрин, что, как мне показалось, только угроза снова услышать волынки могла привести его в ее общество. Мне стало любопытно: почему? Не было никакой возможности поговорить с кем-нибудь из них за обедом.
Мы сидели у камина. Фалькенберг коротко кивнул, и все официанты вышли, за исключением монитора Лазара, денщика Фалькенберга. Лазар принес всем выпивку и ушел на кухню.
— Что ж. За роту А и ее командира, — сказал Фалькенберг. Я смущенно сидел, а все остальные встали и подняли стаканы.
— Действительно хорошая работа, — сказал Хьюго Суэйл. — Благодаря этому молодому человеку в долине Иордана воцарился мир. Пройдет немало времени, прежде чем здесь снова появятся вооруженные разбойники. Хочу поблагодарить вас, джентльмены, за тщательно проделанную работу.
Я слишком много выпил за обедом, да и после добавил, а тут еще волынщики со своими дикими боевыми звуками. В голове у меня гудело.
— Пожалуй, слишком тщательную, — произнес я, когда все садились. Честно, не могу сказать, хотел ли я, чтобы мои слова услышали. Дин и Луис пристально посмотрели на меня.
— Что вы хотите сказать, Хэл? — спросила Ирина.
— Ничего.
— Выкладывайте, — сказал Фалькенберг. Тон делал его слова приказом.
— У меня дюжина хороших солдат в заключении и трое подвергнуты еще худшему наказанию. Половина роты выполняет дополнительные задания, а другая медленно сходит с ума, — сказал я. — Если бы нужно было еще хоть немного повоевать, мы по крайней мере не остались бы без работы. — Я попытался произнести это шутливо.
Но губернатор Суэйл воспринял мои слова серьезно.
— Задача солдат — не только сражаться, но и предотвращать войны, — сказал он.
«Ты напыщенный осел, — подумал я. — Но, конечно, ты прав».
— Но дел еще очень много, — сказала Кэтрин Малколм. — Если ваши солдаты страдают из-за отсутствия действия, дайте их ненадолго нам. — Она совсем не шутила.
Губернатору Суэйлу это очень не понравилось.
— Хватит, Кэтрин. Вы знаете, что это невозможно.
— Почему? — требовательно спросила она. — Предполагается, что вы губернатор всей планеты, но единственные, о ком вы заботитесь, это купцы из Гармонии — эти лицемерные святоши! Вы знаете, что зерно, которое они покупают, краденое. Оно украдено у нас — гангстерами, которые называют себя нашим правительством, а если мы не даем им то, что они хотят, они все равно отнимают и убивают всех, кто пытается их остановить. А потом вы покупаете у них награбленное!
— Но я ничего не могу сделать, — возразил Суэйл. — У меня недостаточно войск, чтобы контролировать всю планету. Большой Сенат дал мне указание договариваться с местными правительствами…
— Так, как вы договорились с Речной Стаей, — сказала Кэтрин. В голосе ее слышалась горечь. — Они только пытались немного заработать, облагая налогами перевозку товаров по реке. Они не хотели договариваться с вашими проклятыми купцами, и вы послали морских пехотинцев. Сколько людей в долине Иордана благодарны вам за это, губернатор? Вы думаете, они считают вас освободителем?
— Кэтрин, это несправедливо, — возразила Ирина. — Многие рады освобождению от Речной Стаи. Вы не должны так говорить.
— Я хотела лишь сказать, что Речная Стая была не так уж плоха. Не сравнить с тем, с чем приходится мириться нам. Но его превосходительство о нас совсем не думает, потому что его купцы могут дешево покупать зерно. Ему все равно, что мы превращаемся в рабов.
Суэйл поджал губы, но ничего не сказал.
— Местные правительства, — продолжала Кэтрин. — Вы признали одну банду, губернатор. Но есть и другая, и обе собирают с нас налоги! Одна и так плоха, но она даже не может защитить нас от другой! Если вы не можете вернуть нам наши земли, то хотя бы уничтожьте соперников гангстеров, чтобы нас грабила только одна банда.
Суэйл тщательно контролировал свой голос. Предельно вежливо он ответил:
— Мы ничего не можем сделать, мисс Малколм. Я хотел бы что-нибудь предпринять. Думаю, вашим людям нужно самим заботиться о себе.
— Но это тоже несправедливо, — сказала Ирина. — Ты это знаешь. Они не просили, чтобы им присылали всех этих осужденных. Мне кажется, мысль Кэтрин очень недурна. Дайте ей на время 501-й. Когда холмы будут очищены, а бандиты разоружены, наши фермеры смогут защищаться сами. Правда, Кэтрин?
— Думаю, да. На этот раз мы будем готовы.
— Видишь? А Хэл говорит, что его людям нужна хорошая драка. Почему не разрешить им?
— Ирина, я терпел все это от мисс Малколм, потому что она наша гостья, но от тебя не хочу терпеть и не потерплю. Капитан, мне казалось, что меня сюда пригласили в гости.
Фалькенберг кивнул.
— Думаю, лучше сменить тему, — сказал он. Наступило неловкое молчание. Затем Кэтрин встала и
сердито направилась к выходу.
— Можете меня не провожать, — сказала она. — Я могу о себе позаботиться. Мне часто приходится это делать. Меня не удивляет, что капитан Фалькенберг не торопится отправлять своих солдат в холмы. Я заметила, что всю самую трудную часть грязной работы, которую ему поручил губернатор Суэйл, он перепоручил свеженазначенному лейтенанту. И нисколько не удивляюсь, что он больше не хочет воевать. — И она вышла, хлопнув дверью.
Фалькенберг вел себя так, словно не слышал ее слов. Думаю, ему больше ничего не оставалось. Прием вскоре окончился.
* * *
Я один пошел в свою комнату. Дин и Луис предложили побыть со мной, но мне они не были нужны. И я сказал, что с меня достаточно празднования.
Хартц оставил на столе бутылку бренди, и я налил себе, хотя пить мне не хотелось. Стол из араратского железного дерева — один Бог знает, как солдатам удалось вырезать из этой древесины доски… Моя рота, сколотила этот стол и другую мебель и обставила мою комнату, пока я лежал в госпитале. Я провел рукой по полированной поверхности.
«Ей не следовало этого говорить, — подумал я. — И, вероятно, это моя вина. Помню, Ирина говорила примерно то же самое в Гаррисоне, и я не возразил. Моя проклятая ошибка. Фалькенберг ничего не объяснил, и я так и не узнал, почему его не было с нами, когда мы брали крепость, но я был совершенно уверен, что дело не в трусости. Луис и Дин поддержали меня в этом мнении. Никто из тех, кто проделал с ним марш вверх по реке, не усомнился бы в его храбрости.
И почему я не сказал этого Ирине? Нахальный мальчишка, пытающийся произвести впечатление на девушку. Слишком гордился собой, чтобы…»
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал я.
В дверях стоял главный старшина Огильви. В коридоре осталось еще несколько человек.
— Мы хотели бы поговорить с лейтенантом. У нас проблема, сэр.
— Заходите.
Огильви вошел в комнату. За его широкими плечами я увидел монитора Лазара и Кэтрин Малколм. Они вошли, и Кэтрин остановилась, нервно сжимая руки.
— Это я виновата, — сказала она.
Огильви не обратил никакого внимания на ее слова.
— Сэр, должен доложить, что монитор Лазар без разрешения взял из батальонного архива несколько приказов.
— А почему вы говорите об этом мне? — спросил я. — Он ведь денщик капитана Фалькенберга.
— Сэр, взгляните на документы. Он показал их гражданскому лицу. Если прикажете доложить капитану, мы это сделаем. — Огильви говорил очень осторожно и расчетливо. Он протянул мне папку с бумагами.
Это все были приказы полковника Харрингтона капитану Фалькенбергу как капитану 501-го батальона и датировались днем нашего прибытия на Арарат. Я их никогда не видел. Но я должен был их увидеть, если бы капитан Фалькенберг был убит и я его заменил.
Лазар стоял по стойке смирно. Он смотрел не на меня, а куда-то на стену надо мной.
— Вы говорите, мисс Малколм читала это, главный старшина?
— Да, сэр.
— Тогда не будет никакого вреда, если прочту и я. — Я раскрыл журнал приказов. В первом Фалькенбергу предписывалось организовать 501-й батальон. Было еще несколько распоряжений относительно связи с майором Лоркой и складами снабжения в Гаррисоне. Копии этих приказов я видел.
— Почему вы решили, что мисс Малколм это заинтересует, Лазар? — спросил я.
— Не это, сэр, — ответил Огильви. — Следующая страница.
Я перелистнул страницу. Вот оно:
«Капитану Джону Фалькенбергу, командиру 501-го временного батальона линейной морской пехоты:
1. Этот приказ написан в подтверждение устного распоряжения, данного в разговоре с вышеуказанным офицером.
2. 501-му батальону приказано занять крепость Вирсавия как можно быстрее, с учетом безопасности и скрытности.
3. Приказано немедленно по воздуху направить в Вирсавию передовой отряд, в котором должно быть не больше 10 % состава батальона.
4. Командир 501-го батальона не должен командовать передовым отрядом. Капитану Фалькенбергу отказано в просьбе возглавить этот передовой отряд и вернуться к батальону после взятия крепости.
Примечание: Нижеподписавшийся считает, что офицеры, приписанные к 501-му, не в состоянии самостоятельно организовать батальон и достичь главной цели — освобождения долины Иордана — без руководства со стороны опытного офицера. Нижеподписавшийся считает также, что вторичная цель — взятие Вирсавии — не может подвергать опасности главную цель — освобождение долины Иордана. Поэтому капитану Фалькенбергу приказано не подвергать себя опасности — бою, пока не будет достигнута главная цель.
Приказ военного командующего на планете Николаса Харрингтона, полковника морской пехоты Совладения»
— Лазар, вы, вероятно, слышали наш разговор, — сказал я.
— Я не мог не слышать, сэр. Леди просто кричала. — Выражение лица Лазара не изменилось.
Я вертел в руках книгу приказов.
— Главный старшина.
— Сэр.
— Я покончил с книгой приказов. Будьте добры, проследите, чтобы она вернулась в батальонный сейф. К тому же, я забыл сделать запись о взятии книги. Поступайте, как сочтете нужным.
— Сэр.
— Спасибо. Вы и Лазар можете идти. Не вижу причин беспокоить капитана только потому, что мне понадобилось заглянуть в книгу приказов.
— Да, сэр. Пошли, монитор. — Огильви хотел сказать что-то еще, но передумал. Они вышли, закрыв за собой дверь.
— Очень благородно с вашей стороны, — сказала Кэтрин.
— Все, что мог, — ответил я. — Хотите выпить?
— Нет, спасибо. Чувствую себя дурой…
— Не вы одна. Я думал о том же и почти по той же причине, когда постучал Огильви. Не присядете? Наверно, нужно открыть дверь.
— Не говорите глупости. — Она пододвинула стул к большому столу. Длинная клетчатая юбка, похожая на очень длинный килт, и блестящая блузка из какого-то местного материала, с расстегнутым воротничком. Волосы длинные, каштановые с рыжинкой, но мне показалось, что это парик. «Чертовски красивая девушка, — подумал я. — Но в глазах затравленное выражение, а руки в шрамах. Шрамы свидетельствуют, что регенерацию проводил не очень искусный хирург».
— Кажется, Ирина говорила, что вы с фермы? Но вы не похожи на жительницу фермы.
Она не улыбнулась.
— Я владею фермой — вернее, владела. Ферма была конфискована правительством… одним из наших правительств. — Голос ее звучал горько. — Ассоциацией Защиты холмов Миссии. Это банда осужденных. Мы с ними сражались. Они убили моих деда, мать, брата и жениха. И теперь мы с этим ничего не можем сделать.
— Сколько там бандитов? Она пожала плечами.
— Думаю, в Ассоциации Защиты около четырех тысяч. Что-то в этом роде. Есть еще Истинное Братство. В нем несколько сотен, может, тысяча. Точно никто не знает. Они не очень хорошо организованы.
— Кажется, никаких проблем не должно быть.
— Их не было бы, если бы мы могли с ними разобраться. Но Ассоциация Защиты не разрешает нашим фермерам вооружаться и не позволяет выступать против Братства. Боится, что потом мы выступим и против нее. Братство само по себе не страшно — это дикари, а не люди, но мы ничего с ними не можем сделать, потому что не разрешает Ассоциация.
— А сколько вас?
— В Долине двадцать тысяч фермеров, — ответила она. — И не говорите, что мы можем прогнать обе банды. Я знаю, что мы должны быть способны на это. Но мы пытались, и ничего не вышло. Они нападали на какую-нибудь ферму, мы преследовали их, но они уходили в холмы, а там нужны недели, чтобы их отыскать. Они ждали, пока мы снова займемся землей, спускались и убивали всех, кто им сопротивлялся. Убивали целыми семьями.
— Это и случилось с вашим дедом?
— Да. Он был одним из лидеров Долины. Его даже не хотели ограбить, хотели только убить. После этого я попыталась организовать сопротивление, и тогда… — Она посмотрела на свои руки. — Они меня схватили. Кажется, все-таки мне нужно выпить.
— Боюсь, у меня только бренди. Или кофе.
— Бренди подойдет.
Я принес еще один стакан и наполнил его. Когда Кэтрин взяла стакан, ее руки не дрожали.
— Вы не собираетесь спросить? Все хотят спросить, но боятся. — Она вздрогнула. — Не хотят смутить меня. Смутить!
— Послушайте, если не хотите говорить…
— Не хочу. Но должна. Можете это понять? — Да.
— Хэл, вы не можете себе представить, что они со мной делали. Единственная причина, почему я осталась в живых, — они хотели, чтобы я жила. Потом посадили меня в клетку посреди деревни. Как пример. Предупреждение.
— Я решил бы, что эффект будет противоположным. — Я старался говорить спокойно, но внутри у меня кипела ненависть.
— Нет. Мне бы хотелось этого. Тогда я бы не напрасно… Может быть — не знаю. На вторую ночь, когда я была в клетке, два наших соседа убили одного из караульных и выпустили меня. Защитники на следующий день в наказание расстреляли тридцать человек. — Она посмотрела на свои руки. — Друзья переправили меня в безопасное место. Мне сказали, что врач был не очень хорошо подготовлен. Оставил шрамы. Если бы видели, какой я была там, так бы не говорили.
Я не знал, что сказать. И вообще не доверял своим способностям говорить. Хотел обнять ее, прижать к себе и больше ничего, просто обнимать и защищать. И добраться до тех, кто это сделал, и до тех, кто мог бы это остановить и не остановил. Боже, для чего существуют солдаты, как не для того, чтобы прекращать подобное? Но я мог только налить еще. И постарался говорить спокойно.
— А что вы будете делать теперь?
— Не знаю. Когда мне наконец позволили покинуть Риди, я поехала в Гармонию. Вероятно, надеялась получить помощь. Но… Хэл, почему губернатор Суэйл ничего не делает? Вообще ничего?
— Да, это интересно, — сказал я. — Боже, Кэтрин, откуда мне знать? С его точки зрения, все спокойно. Он может докладывать, что здесь все хорошо. В Колониальном Бюро те, кто создает сложности, не получает повышения, а Хьюго Суэйл не кажется мне человеком, который хотел бы до отставки дослужить на Арарате. — Я осушил свой стакан. — Может, я несправедлив к нему. Но почему-то мне не хочется быть справедливым.
— Но вы бы помогли, если бы смогли?
— Боже, конечно. Но теперь вы по крайней мере в безопасности.
Она печально улыбнулась.
— Да, всего лишь несколько шрамов. Подойдите ко мне. Пожалуйста. — Она встала. Я подошел к ней. — Положите руки мне на плечи.
Я протянул к ней руки. Она стояла неподвижно. И когда коснулся ее, почувствовал, что она дрожит.
— Так всякий раз, — сказала она. — Даже сейчас, а вы мне нравитесь. Я… Хэл, я бы все отдала, только бы расслабиться и позволить вам обнять меня. Но не могу. Могу только сидеть и разговаривать с вами.
— Тогда вам бы лучше уйти.
— Нет. Пожалуйста. Постарайтесь понять. Вы мне нравитесь. Я хочу говорить с вами. Хочу показать себе, что есть мужчины, которым я могу доверять. Только… не ожидайте слишком многого… какое-то время. Я постоянно твержу себе, что преодолею это. Не хочу быть одна, но боюсь быть с кем-то. Но я с этим покончу.
