16
Поздно вечером, в одиночестве, в своей богатейшей библиотеке, граф Александр Ланге пил коньяк. Его брат и Аркадий Горский уехали в Нимандштайн; Ланге остался, ссылаясь на плохое самочувствие.
В Нимандштайне между Кординым и его сестрой воцарился мир. Кордину понадобилось всего несколько дней, чтобы прийти в себя и успокоиться после того, как Ланге сообщил ему ошеломляющую новость о Елене. Казалось, он смирился. Более того, он как будто нашел общий язык с отцом Павлом, они стали если не приятелями, то частыми собеседниками. Графа Ланге радовало такое развитие событий, но сейчас, конечно, он думал не об этом. Он не мог думать ни о каких других событиях, кроме произошедших утром в охотничьем домике.
В дверь негромко постучали. Ланге пьяно откликнулся, и в библиотеку шагнул камердинер.
— Ваше сиятельство… Здесь лесничий, Иван Савельевич… Он просит его принять.
Граф Ланге молча воззрился на камердинера. Отец Зои здесь… Зачем? Он колебался, а камердинер истолковал его молчание по-своему и добавил.
— Я сказал ему, что вы нездоровы, ваше сиятельство, но он настаивает на встрече с вами. Говорит, что-то очень важное…
— Вот черт! Что у него может быть важного, лес горит? Ну хорошо, проси…
Иван Савельевич вошел в библиотеку робко, бочком, он не привык бывать в господском доме.
— Что случилось? — осведомился Ланге весьма нелюбезно.
— Ваше сиятельство… Тысяча извинений…
— Девятьсот девяносто девять оставьте себе, но чтобы я принял последнее, ваше дело должно быть действительно очень важным. Мне не до вас, друг мой.
— Еще раз простите, ваше сиятельство… Осмелюсь ли я спросить вас…
— Ну, ну! Смелее. Не отнимайте время.
Набравшись храбрости, Иван Савельевич выпалил.
— Вы видели сегодня мою дочь?
В ответ Ланге сделал неопределенный жест.
— Видел, не видел… Я что, должен перед вами отчитываться?
— Она пропала, ваше сиятельство.
— Как это пропала? — Ланге отставил бутылку и стакан. — Куда пропала?
Лесничий вынул из кармана серую бумажку, сложенную квадратиком.
— Оставила вот эту записку.
— Ах, она еще и писать умеет? Похвально… Дайте сюда.
Выхватив записку из пальцев Ивана Савельевича, Ланге развернул ее и вслух прочел карандашные строки, нацарапанные трогательным, крупным детским почерком.
— «Отец, не ищи меня. Найти меня нельзя. Я нигде. Прости. Зоя», — он осоловело уставился на бумагу. — Что это за бред?
— Я везде искал, ваше сиятельство. И в охотничьем домике… И в беседке у истоков ручья… И на озере… И в других ее любимых местах… Ее нигде нет.
— Гм… Вот так история… Но чего же вы от меня хотите? Я ее не прячу.
— Ваше сиятельство, я осмелился подумать… Если вы виделись, и может быть, поссорились… Она могла…
— Что могла? Ну, договаривайте! Наложить на себя руки, да? Вы обвиняете меня в том, что я довел вашу дочь до самоубийства?
— Ваше сиятельство! Я бы никогда…
Ланге остановил его движением руки.
— Помолчите, — поморщился он. — А этот ее урод… Карлик?
— Он тоже исчез.
— Вот видите… Не могли же они оба покончить с собой, обидевшись на графа Ланге!
Иван Савельевич, которому это соображение показалось убедительным, вздохнул с облегчением.
— Но где же они тогда?
— Не знаю, друг мой, не знаю…. Да, мы виделись утром, в охотничьем домике. Но никаких ссор не было… Она была весела, приветлива…
Он погрузился в глубокую задумчивость. Иван Савельевич, стоявший у стены, боялся и дышать.
А Ланге все смотрел на записку. «Найти меня нельзя, я нигде…». Это могло означать «я мертва». Но могло означать и другое… «Ты будешь страдать, граф Ланге». Что она хотела этим сказать? Имела ли она в виду — страдать от угрызений совести, вызванных ее самоубийством? Тогда сейчас, возможно, она на дне озера, с камнем на шее… А карлик? Трудно поверить, что он ничего не знает, хранитель сокровищницы Лейе. Он прячется, и он будет мстить…
Но она сказала еще — «когда будут рушиться стены дворцов твоей гордыни». Неплохая фраза для дочки лесничего! Что скрывалось за этой странной угрозой? Зоя, как и Ланге теперь, могла видеть будущее, могла вмешиваться в будущее — но отдаленное, а не ближайшее. Ланге просто не доживет до тех времен, в которых она могла бы увидеть крушение его гордыни, даже если он умрет дряхлым стариком. Или… «Мне дано больше, чем тебе». Насколько больше?
Ничего не понятно… Кроме одного: Ланге совершил роковую ошибку, быть может, самую страшную ошибку в жизни. Зоя опасна для него, живая или мертвая, и Лейе опасен. Их необходимо найти, а что дальше — будет видно…
Сокровищница! Они могут быть там, по крайней мере карлик, если девушки уже нет в живых. Ланге побывал в сокровищнице один-единственный раз, но… Это к западу от охотничьего домика, все время на запад. Только вот… Идти туда одному, ночью? А если взять с собой людей, и они обнаружат сокровищницу… Ну, и что тогда? Разве он дал обязательство охранять эту тайну или ее раскрытие чем-то угрожает ему?
Ланге залпом выпил полный бокал коньяка.
— Проклятая ведьма, — прошипел он.
— Ваше сиятельство?
Он вскинул голову. Иван Савельевич… Ланге совсем забыл о нем.
— Я не расслышал, что вы сказали, ваше сиятельство.
— Ничего… Теперь я догадываюсь… Да нет, знаю, что произошло… Матвей! — заорал он в открытую дверь.
На его зов тотчас явился камердинер.
— Поднять всех на ноги… Немедленно, всех! Зоя, дочь Ивана Савельевича, пропала. Мы отправляемся на поиски. Зажгите электрический свет вокруг дома. Протяните провода к лесу, насколько их хватит. Готовьте факелы, седлайте лошадей. Отрядите людей к озеру с баграми и сетями…
— Ваше сиятельство, озеро слишком велико и глубоко. Мы не сможем…
— Делайте, что можете! Не скрою, у меня мало надежды найти девушку живой… Ищите карлика! Уверен, это он расправился с ней! Когда найдете… Заковать его в цепи, бросить в подвал! При малейшем сопротивлении… Не церемониться!
Камердинер осклабился. Горбатый уродец не вызывал симпатий ни у кого. А попытки к сопротивлению можно широко толковать…
— Будет исполнено, ваше сиятельство.
— Так что ж ты стоишь? Исполнять!
В считанные минуты огромный дом засиял всеми огнями, наполнился криками и топотом множества людей. Граф Ланге сам возглавил один из поисковых отрядов. С ружьями и факелами, на лучших лошадях его отряд продвигался к охотничьему домику, чтобы устремиться оттуда дальше на запад. Ивану Савельевичу Ланге поручил вести другой отряд к озеру. Остальные, разделившись на группы по три-четыре человека, рыскали в лесу.
Ланге нещадно пришпоривал свою лошадь. Один за другим его люди отставали — чья-то лошадь застряла в зарослях, чья-то провалилась в болото. Факелы помогали плохо — за пределами небольших освещенных кругов сгущалась чернильно-беспросветная тьма.
В пылу безумной скачки Ланге вдруг обнаружил, что с ним никого нет. Ни справа, ни слева, ни позади он не видел ни единого факела, не слышал и голосов. А впереди, в кромешном мраке, злобно зарычал какой-то зверь…
Лошадь вздыбилась. Ланге с трудом укротил ее, наугад выстрелил в темноту с одной руки, спешился. Размахивая факелом, он зашагал туда, где услышал рычание. Если зверь не ранен и не убит, все равно: вряд ли дикое животное осмелится броситься на человека с факелом.
Рык больше не повторялся, но Ланге не стал возвращаться к лошади. Нужно идти к сокровищнице, хоть бы и одному… И дальше, без дороги, среди кустарников и подлесков можно было пробираться только пешком.
Ветви наотмашь хлестали его по лицу. Несколько раз он спотыкался и падал, однажды чуть не уронил факел в воду крошечного, затянутого ряской озерца. Когда он поднимался в очередной раз, ему послышался тихий женский смех в темноте…
— Зоя! — крикнул он что было сил.
Лес ответил молчанием, только шелестели на ветру листья да перекликались ночные птицы. Ланге выстрелил в воздух.
Это бессмысленно, подумал он. Ему не найти сокровищницы в ночной тьме, и днем не найти, никогда. А если бы нашел, не смог бы туда проникнуть. Но если бы и смог…
— Это бессмысленно, — вслух повторил он.
Повернувшись, он побрел обратно. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что он заблудился — эта истина легко преодолела заслоны опьянения и возбуждения. Он весь исцарапался, угодив в колючие заросли и продираясь сквозь них, его лицо и руки были в крови, однажды изорвана. Факел едва светил, готовый вот-вот погаснуть. Но самое худшее, он снова слышал негромкий издевательский смех, и не мог ответить себе: реальность это или галлюцинация?
Лишь через час он случайно наткнулся на одну из поисковых групп, которая и вывела его к дому.
Люди возвращались ни с чем; вернулся в дом и лесничий.
— Что? — хрипло спросил его Ланге.
— Поиски на озере продолжаются, ваше сиятельство. Но…
— Понятно. А у холма?
— У какого холма?
— К западу от охотничьего домика. Холм с каменистой осыпью на восточном склоне.
— Ваше сиятельство, там нет такого холма. Никакого нет. В той стороне сплошной лес до самой деревни, а за ней…
— В деревню людей послали? Может быть, кто-то что-то видел, слышал…
— Я послал туда людей, ваше сиятельство. Они еще не вернулись. С вашего позволения, я продолжу поиски. Я только хотел сказать вам, как я бесконечно благодарен…
Ланге раздраженно махнул рукой.
— Идите.
— Ваше сиятельство…
— Что еще?
— Вы действительно думаете, что карлик…
— Да, я так думаю.
— Он был предан ей, как собака.
— Это он вам сказал?
— Но…
— И собака может сбеситься. Идите же!
Когда лесничий покинул дом, Ланге возвратился в библиотеку и жадно глотнул коньяка прямо из бутылки. Держа ее в руке, он свалился в кресло. Бессмысленно, повторял он, бессмысленно. Их никогда не найдут.
Еще несколько глотков частично вернули ему утраченное душевное равновесие. Не найдут, думал он, ну и что же… Почему он, граф Ланге, должен бояться какой-то полуграмотной девчонки и полоумного урода? Потому что она угрожала ему? Чепуха, она просто вспылила. Не все угрозы непременно приводятся в исполнение. Но если все-таки она или карлик… Или оба… Да пусть попробуют! У Ланге есть что им противопоставить…
С бутылкой в руке, он уснул в кресле.
После этой ночи поиски продолжались, все более вяло, еще около недели. Об исчезновении Зои сообщили в полицию. Вместе с приметами девушки было указано, что ее может сопровождать карлик. Ланге сомневался, что полиция станет заниматься этим делом всерьез, хотя за сведения о Зое он назначил награду — уж очень безнадежным оно выглядело, никаких следов.
Жизнь в имении Ланге входила в прежнюю колею.
