18
Антона не выписали из института Склифосовского — он сбежал. Ему страшно надоели палаты, больные, медсестры и санитарки.
Перевязанная рука скорее ныла, чем болела, и Антону не терпелось оказаться дома, в покое, хотя бы относительном, и в одиночестве, а главное — выпить водки. От этого желания даже зубы ломило. Нет, Антон не был выпивохой, напротив, он пил довольно редко, но обрушившиеся на него несчастья властно требовали анестезии.
И еще хотелось послушать музыку. «Панасоник» украли, но у Антона оставался древний катушечный «аппарат» на «конной тяге», который он не включал много лет. Теперь Антон вытащил его из-под дивана, зарядил осыпающейся пленкой с «Темной стороной Луны» группы «Пинк Флойд» и, перекрестившись, запустил. К его изумлению и радости, магнитофон зарычал, затрясся, запыхтел — и все-таки завелся.
«Пинк Флойд» как раз допели песню про деньги, а в бутылке «Столичной» изрядно поубавилось, когда в дверь позвонили. Хмель мигом вылетел из головы Антона. Он остановил пленку, прошел в прихожую и громко осведомился из-за металлической двери:
— Кто это там?
— Антон, это вы? Откройте, мне нужно поговорить с вами! Я приезжал к вам на дачу… такой в очках, высокий, помните? У меня еще дискету требовали.
Антон помнил это, как помнил и беседу с мистером Долтоном. Он открыл дверь. На пороге стоял юноша в очках, а за его спиной — две совершенно одинаковые девушки.
— Проходите, — неуверенно проговорил Антон.
Поначалу Борис намеревался идти к Антону один, но натолкнулся на упорное сопротивление девушек. В результате ему пришлось уступить, и они отправились втроем. Пистолет лежал в кармане куртки Бориса, автоматы — в Таниной сумке.
— Я Борис Градов, — представился Борис. — Это Оля и ее сестра Таня. Они… мм… помогают мне.
— Очень приятно, — сказал Антон. — Присаживайтесь… Выпить хотите?
— Нет, спасибо, — ответил за всех Борис. Антон сел на диван, скрестил руки на груди.
— Тогда задавайте ваши вопросы, попробую ответить.
— Вопросов два. — Борис отодвинул занавеску на окне, выглянул на улицу. — О стилете и о секретном файле.
— А ответ у меня один: ничего не знаю.
— Простите, Антон, почему вы держитесь со мной как-то… агрессивно?
— Потому что у вас не варит котелок! Вы забыли, как те джентльмены грозились пристрелить меня первым, если я не выдам пароля к файлу? Так неужто я молчал бы, если бы знал? Я не самоубийца и понятия не имел о том, что отец написал какой-то секретный файл. О стилете — тем более.
— Ну хорошо. — Борис сел на стул, достал сигареты. — Курить можно?
— Да ради бога. И мне дайте.
— Вы не в курсе дела, это ясно. — Борис протянул Антону пачку. — Но давайте вспоминать вместе, может быть, мы установим какие-то детали, которые наведут на след.
— А кто вы, чтобы устанавливать? — снова ринулся в атаку Антон. — Да кто бы вы ни были… Это стилет Левандовского, пусть он и вспоминает.
— Кто такой Левандовский? — быстро спросил Борис.
— Тот, что был на даче… друг отца, египтолог.
— Это тот, которого убили, пусть вспоминает?
— Нет, другой, живой и невредимый. Вроде бы он передал отцу стилет.
Борис взглянул на Таню. Она едва заметно кивнула.
— Но вы никогда не видели этого стилета? — напирал Борис.
— Нет.
— Следовательно, логично допустить, что его не видели и люди, ограбившие вашу квартиру.
— А откуда вы знаете об ограблении?
— Ваша соседка сказала. Она мне и объяснила, как на дачу проехать. Но вернемся к стилету. Ваш отец мог где-то спрятать его.
— Повторяю, мне ничего не известно! Спрашивайте Левандовского. Может быть, они с отцом это обсуждали. Но вряд ли, зачем бы тогда потом они спрашивали меня…
— А как найти Левандовского?
— Охотно дам его адрес, чтобы вы оставили меня в покое!
Пока Антон разыскивал бумагу и ручку, взгляд Бориса блуждал по стенам квартиры, где висели портреты разныхвыдающихся личностей. Чтобы разрядить обстановку, Борис указал на один из них.
— Антон, а кто этот явный буржуин?
— Этот? Луи Пастер, творец хорошего пива.
— Да ну? А вот этот?
— Антониони, итальянский режиссер.
— Вы увлекаетесь кинематографом?
— Да, но больше русским. Мои боги — Сокуров, Тарковский. Антониони — страсть отца. Его фильм «Блоу-ап» отец мог смотреть бесконечно. Это была его любимая кассета… Куда же ручка запропастилась? А, вот она. Получайте адрес Левандовского. Зовут его Илья Владимирович.
— Спасибо. — Борис спрятал листок в карман.
— И… приношу извинения за резкость. Но я действительно не в силах вам помочь…
Борис видел, что Антон колеблется, будто собирается сказать еще что-то, но не решается. Калужский поочередно смотрел то на девушек, то на Бориса.
— Борис, могу я поговорить с вами наедине? Всего несколько минут. Дамы не рассердятся?
— Мы пока посплетничаем, — успокоила его Ольга.
— Пойдемте в кабинет отца.
Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Антон повернулся к Борису.
— Когда я лежал в больнице, ко мне приходил один человек. Он интересовался вами. Нет, он с вами не знаком, но вы видели его на даче. Тот, похожий на Бонда из «Золотого глаза».
— На Пирса Бросмана? Да, помню. — Борис вспомнил и то, как «похожий на Бонда», пропустив его через балкон, вырубил преследователя.
— Это англичанин, его зовут Стэн Долтон. Он предполагал, что вы найдете меня, и я обещал передать вам его просьбу.
— Просьбу?
— Просьбу позвонить ему, а также следующее: «Я не рассчитываю, что он позвонит сразу. У него нет оснований доверять мне. Но он попал в скверную историю, и она будет становиться все хуже. В конце концов у него не останется иного выхода, кроме как позвонить. Это не идеальный выход, но лучший из существующих». Таковы его слова, а вот номер телефона, написанный им собственноручно.
Борис взял протянутый Антоном листок.
— И это все? Он не сказал зачем…
— Нет. Это все.
— Что ж, благодарю. — Борис двинулся к двери, но Антон окликнул его.
— Борис!
— Да?
— Вы можете объяснить, что все это значит? «Могу, — подумал Борис, — хотя бы частично. Но к чему вам, господин Калужский, лишняя головная боль?» Вслух он произнес:
— Я многого не знаю. Но, поверьте, не так страшен черт, как его малюют. — Святая ложь во спасение. Борис открыл дверь в гостиную. — Идемте, — обратился он к Тане и Ольге. — Еще раз спасибо, Антон.
На улице Борис рассказал девушкам о сообщении Антона и продемонстрировал листок с телефонным номером.
— Это московский телефон Джека Слейда, — заявила Таня. — Долтон — его псевдоним.
— Ага… Мистер Слейд хочет вступить в клуб. Не назначить ли ему приемный экзамен?
— Не сейчас, — ответила Таня. — На очереди Левандовский.
К Левандовскому отправились на метро. По дороге Борис упорно молчал. Его не покидало ощущение, что в разговоре с Антоном прозвучало что-то важное, даже ключевое, а он никак не мог сообразить, что именно. Снова и снова вспоминал он все подробности недолгой беседы. Что же, что?
На звонок в квартиру Левандовского никто не отозвался.
— Подождем? — не то спросил, не то предложил Борис.
— Подождем, — согласилась Таня, — но не на улице. Поднимемся по лестнице и подождем на площадке — из окна увидим, кто входит в подъезд.
Левандовский прибыл через час. Когда он вставлял ключ в замочную скважину, Борис тихо позвал:
— Илья Владимирович! Ученый вздрогнул.
— Кто, кто… — забормотал он. — О! Это вы…
— Я, — подтвердил Борис. — А это Таня и Оля, мои ассистентки-сестрички.
— Но что вам нужно?
— Вы не пригласите нас к себе?
Левандовский поколебался, но уступил. Если он и должен опасаться этих людей, все равно уже поздно: он перед дверью квартиры, и ключ в замке.
Дверь за собой он запирал тщательно, на два оборота и задвижку.
— Итак, молодые люди, чем могу служить?
— Мы ищем стилет, украденный из египетского музея, — сказал Борис.
— А почему вас интересует стилет? — недружелюбно спросил Левандовский.
— Мы намерены вернуть его в музей. — Борис отметил, что на упоминание о краже Левандовский не среагировал.
— Похвальная забота о египетском музее… Молодые люди, я ни о чем не стану вас расспрашивать, уверен, ответы у вас наготове. Но мне тяжело говорить о стилете. Я хочу поскорее забыть весь этот кошмар. Я не верю в мистику, но на стилете проклятие. Двое из тех, кто касался его, Костров и Калужский, уже мертвы.
— Костров?
— Михаил Костров, которого застрелили на даче. Это он привез стилет из Египта. Не думаю, что он замешан в краже. Костров был коллекционером, я иногда консультировал его. Он оставил стилет мне, попросил оценить.
— И вы оценили?
Левандовский замялся. Он помнил о просьбе сотрудника ФСБ Мищенко не слишком заострять внимание на стилете в разговорах, но ведь речь шла не о любых разговорах, а о разговорах с милицией, представителями властей. А коль скоро его посетители знают о краже, им и без Левандовского не составит труда заглянуть в музейный каталог. Возможно, они уже сделали это, и разыгрывать неведение ученому-египтологу было бы глупо.
— Страховая стоимость экспоната, — сказал он, — пятьдесят тысяч долларов.
— Ого! Как же стилет мог попасть к Кострову, если он, по вашему мнению, в краже не замешан?
— Не знаю. Он говорил, что купил его в Каире за сорок фунтов. У него теперь не спросишь.
— И вы отдали стилет профессору Калужскому. Зачем?
— Я отдал его, чтобы… чтобы…
— Чтобы профессор подключился к расшифровке криптограммы, не так ли? — помог Борис.
— Раз вам и это известно, не вижу смысла отрицать. Да, я обнаружил криптограмму, сумел частично расшифровать. А так как ее смысл относился не к моей области, я отдал стилет Калужскому вместе с подробными схемами расшифровки, чтобы он довел работу до конца. Но если профессор и достиг каких-то результатов, боюсь, мы об этом уже никогда не узнаем. Профессор убит, квартира ограблена…
— Илья Владимирович, — сказала Таня после минутного молчания, — скажите, когда вы отдавали стилет профессору, вы уже имели представление о его ценности?
— Разумеется
— И посвятили Калужского?
— Да. Я просил его беречь стилет как зеницу ока.
— Не сомневаюсь, что профессор ответственно отнесся к вашей просьбе. Скорее всего, он хранил стилет в каком-то тайнике.
— Я думал об этом, — кивнул Левандовский. — Но человек прячет вещь не для того, чтобы ее легко нашли, верно? Впрочем…
— Что? — Борис вскинул голову.
— Я вспомнил одну историю, но если она к чему-то и ведет, так к тому, что стилет никогда не будет найден.
— Расскажите, пожалуйста.
— Извольте… Вы убедитесь в том, что если тут я прав, то поиски бесполезны. Года два назад я по ряду причин вынужден был попросить Калужского принять на временное хранение редчайшую римскую монету. Когда я пришел за ней, он достал ее… знаете откуда? Снял крышку с системного блока компьютера — монета лежала внутри… И вот там, возле всякой электроники, достаточно места, чтобы спрятать и стилет. А по словам Антона, сына профессора, компьютер украден в числе прочих вещей, так что если стилет…
— Вот оно что. Черт возьми! — Градов скрипнул зубами.
— Да. Вы мне чем-то симпатичны, хочется вам верить. Но действительно ли ваша цель — вернуть стилет музею или вы гоняетесь за долларами, шансов у вас немного, вот что я хочу сказать.
