Как снежный ком — и все быстрее и быстрее. Как лавина, начинающая движение с маленького камешка и сметающая на своем пути целые поселения. Вот так, будь оно все проклято! Всего-то и требовалось похитить Градова, отнять дискету и выбить пароль. А сейчас Бек теряет людей одного за другим, причем лучших людей! Кем он заменит начальника службы безопасности?

Генрих Рудольфович налил себе новую порцию виски — в последнее время он много пил. Подобная невоздержанность, конечно, не способствовала успеху в схватке с неуловимой и пока несокрушимой организацией Градова.

Бек прослушал весьма туманный доклад Барсова о кошмарных событиях на даче профессора. Да какой там доклад — так, записки постороннего, наблюдения издали. Барсов излагал так:

— Как только мы подъехали, шеф увидел Градова в бинокль на втором этаже. Приказал мне оставаться в машине, а ребят с оружием повел на дачу. Почти сразу — драка, стрельба… Ох и горячее было дело!.. Особенно один старался, поливал из двух автоматов из-за кучи кирпичей. Потом я увидел девчонку, безоружную. Откуда она взялась, ума не приложу, раньше ее вроде не было, но я же мог не всех видеть. Там что-то произошло между ней, Градовым и одним из наших ребят. У Градова был пистолет, он стрелял, да там все стреляли… Потом… Милицейские сирены завыли. Я ждал до последнего, чтобы подобрать наших, но никто так и не появился. Тогда я решил уезжать, ведь у нас еще одна машина была. Только разогнался — сзади мощнейший взрыв, чуть ли не атомный. Я по газам… Обломки до моей машины долетали…

Выслушав Николая Николаевича, Бек понял, что без полковника Кондратьева ему не обойтись. Он вызвал полковника, приказал ему поподробнее расспросить Барсова и подключиться к делу. Вскоре полковник доложил по телефону, что Градов — живой, мертвый или раненый — на даче обнаружен не был. Набросал он и общую картину.

Теперь Генрих Рудольфович ждал Кондратьева хоть с какими-то, пусть самыми предварительными, результатами. Происшествие на даче подтверждало его худшие опасения касательно градовской организации. Более того, Бек впервые в жизни ничего не понимал.

Полковник милиции вошел без стука, и это свидетельствовало о том, что он узнал нечто весьма важное.

— Ну, что у тебя? — спросил Бек. Кондратьев положил на стол атташе-кейс и извлек из него диктофон.

— Запись допроса Антона Калужского, сына профессора, — пояснил он. — Сделана в больнице. Допрос проводил старший следователь прокуратуры Беляев.

— Давай, крути.

Полковник нажал кнопку перемотки.

— Тут сначала протокольные дела — фамилия, имя, отчество, не был, не имею, не привлекался, «не жалею, не зову, не плачу» и все такое. Пропускаем… Ага, вот с этого места интересно.

Он включил воспроизведение. Последовал такой диалог:

Беляев. На даче вы были один?

Антон. Да. Я уехал из города, потому что… Вы понимаете, смерть отца… Мне не хотелось оставаться в той квартире, да и звонками доставали. На даче я сидел, пил водку…

Беляев. Вы были пьяны?

Антон. Нет. Выпил полбутылки, но не брало… Я сидел на втором этаже, и вдруг вошли трое, из них я узнал только старого друга отца, Левандовского Илью Владимировича. Его координаты нужны?

Беляев. Дадите позже. Сейчас подробно опишите тех двоих.

Антон. Одного из них вы видели на даче… То есть труп видели. Его застрелили на моих глазах… Ну, тот, без двух пальцев на левой, кажется, руке… Второй… Высокий, представительный, импозантной внешности… на актера похож, на того, что Бонда играл в «Золотом глазе». Этот… Бонд, будем его так называть, ни слова не произнес. А беспалый принялся меня расспрашивать.

Беляев. О чем?

Антон. Будто бы Левандовский передал отцу египетский экспонат, кинжал, что ли… Не помню. Они хотели его забрать. Я ответил, что квартиру нашу ограбили и взяли все ценное, кинжал, наверное, тоже. Потом вошел молодой человек в очках, также мне незнакомый. Он сказал, что ищет сына профессора Калужского. Я и рта раскрыть не успел, как ворвались трое с автоматами. Они требовали у молодого человека какую-то дискету и пароль. Он их грубо послал. Тогда тот из них, что был постарше, сказал, что сейчас нас будут расстреливать по очереди и начнут с меня. Я, конечно, напустил в штаны… И тут снизу послышались выстрелы. Эти парни… Они не то чтобы напугались, но растерялись как-то. Бонд выбил у главаря — ну, того, что угрожал расстрелом, — выбил у него из рук автомат и застрелил беспалого.

Беляев. Вы утверждаете, что видели, как он выстрелил в безоружного человека, в одного из тех, с кем приехал, хотя рядом находились двое вооруженных людей?

Антон. Не знаю. Я испугался очень. Может, он стрелял в налетчика, но промахнулся.

Беляев. Что было дальше?

Антон. Много стрельбы. Из дверей кто-то палил, меня ранили. Бонд выскочил на балкон, Левандовский упал в кресло. Я не соображал, что происходит. Потом завыли милицейские сирены, и появился Бонд. Он уволок с собой Левандовского.

Беляев. Что значит «уволок»? Поясните. Левандовский был ранен?

А н тон. Не знаю. Бонд поднимал его из кресла, что-то говорил насчет того, что надо торопиться. Левандовский ответил, что он, мол, не преступник и милиция ему не страшна. Тогда Бонд сказал, что он нужен ему, он почти силой утащил Левандовского.

Беляев. Он сказал, что нужен ему? Так и сказал?

Антон. Да вроде бы…

Кондратьев выключил диктофон.

— Это все? — Генрих Рудольфович приподнял брови.

— Нет, допрос длился дольше. Но остальное — мелкие детали, пережевывание одного и того же.

— И что прикажешь с этим делать? — Бек опрокинул очередную рюмку виски.

— Разве не любопытные факты?

— Мне кажется, что на два вопроса они не дают ответа. Кто перестрелял моих людей и где Градов?

— Подождите. — Кондратьев поднял руку. — Есть еще одна пленка — фрагмент допроса Левандовского.

— Столь же полезный?

— Послушайте…

Полковник зарядил диктофон новой кассетой, перемотал ленту.

Беляев. Он представился вам как Мищенко?

Левандовский. Да, Мищенко Владимир Геннадьевич, старший научный сотрудник музея. Так он назвался в машине, перед тем как мы с ним и с Костровым поехали за стилетом на дачу Калужского.

Беляев. Сотрудник какого музея?

Левандовский. Научно-исследовательского музея имени Щусева.

Беляев. Но ведь это архитектурный музей. Вас не удивило, что его сотрудник проявляет интерес к древнеегипетскому стилету?

Левандовский. Но ведь это не узкопрофессиональный интерес. Костров сказал, что Мищенко — его старый знакомый, которому он хочет показать стилет. А какому музею Костров хотел подарить стилет, я не знаю.

Беляев. Гм… Ну хорошо. По нашим сведениям, когда Мищенко пытался увезти вас с дачи после перестрелки, вы отказывались ехать с ним. Правильно?

Левандовский. Да.

Беляев. А потом Мищенко сказал: «Вы нужны ему». Что он имел в виду?

Левандовский. Сначала я не понял. Он силой втолкнул меня в свою машину.

Беляев. Какая у него машина?

Левандовский. Иномарка. Я в них не разбираюсь. Цвет вроде бы коричневый… Номера я, разумеется, не запомнил.

Беляев. Так. О чем вы говорили в машине?

Левандовский. Мищенко расспрашивал меня о том, что произошло на даче. Эти события его, знаете ли… Да они кого хотите перепугают до полусмерти. Но что я мог ему сказать?

Беляев. А о стилете вы не говорили?

Левандовский. Немного. Ему, как вы понимаете, было не очень-то до стилета, да и мне тоже.

Беляев. А что, этот стилет представляет значительную ценность?

Левандовский. Да нет… Костров купил его в Каире за сорок фунтов… Думаю, если бы Мищенко увидел его, сразу понял бы, что эта вещь не для музея. Я говорил Кострову, что предлагать такую вещь музею не стоит, но он, видимо, хотел узнать и мнение Мищенко. Он был дилетантом, Костров. И очень ему хотелось, чтобы в музее демонстрировался его дар. Вот… А потом Мищенко довез меня до дома и уехал.

Кондратьев остановил запись и посмотрел на Бека.

— Значит, Мищенко Владимир Геннадьевич… — протянул тот.

— Да, — кивнул полковник. — Только вот в чем загвоздка. Научного сотрудника с такой фамилией в Музее имени Щусева нет. Более того, из всех проживающих в Москве Мищенко лишь двое Владимиров Геннадьевичей, и оба не подходят ни по возрасту, ни по описанию.

— Ты пришел мне загадки загадывать? — разозлился Бек.

— Мы знаем не столь уж мало, — сказал Кондратьев. — Знаем, что лже-Мищенко — парень не промах. Знаем, что он оказался на даче в то самое время, что и Градов, и принял активное участие в перестрелке. Если это случайное совпадение, я съем свою парадную фуражку. Мы располагаем подробным описанием внешности лже-Мищенко. Со слов Антона и Левандовского составлен фоторобот — в основном стараниями Антона, Левандовский сильно путался. В общем, если мы его найдем, он доставит вам Градова на тарелочке с голубой каемочкой.

— Но они вроде ехали за каким-то стилетом. Полковник пожал плечами.

— Да, за какой-то дребеденью ценой в сорок фунтов. Ежу понятно, что это предлог, а организовал все лже-Мищенко. Недаром он потом старательно вешал лапшу на уши Левандовскому! Перетрусил, ха! Да если бы перетрусил, удрал бы сразу, позабыв и о Левандовском, и о маме родной! Разве трусы ведут себя так, как он на даче?

— А зачем он вообще потащил с собой на дачу Левандовского и этого… Кострова?

— Кто его знает, какие у него были соображения. На пустом месте гадать, конечно, можно, но это занятие скорее для астрологов.

— Ладно… Иди пока, а пленки оставь, послушаю на досуге. Кстати, Беляев — твой человек?

— Нет, — с сожалением в голосе ответил полковник. — Мой человек только сделал копии записей.

— Понятно… Такая работа тем более нуждается в вознаграждении… На секретере два конверта. Тебе потолще, ему потоньше.

— Спасибо, Генрих Рудольфович. — Денежная тема, как правило, заставляла полковника смущаться.

— А что по отпечаткам пальцев? — спросил Бек напоследок.

— Разбираемся, их на даче воз и маленькая тележка. Может, и повезет, если кто где засвечен.

Попрощавшись, полковник ушел. Он намеренно не упомянул о ночном нападении на охранника, так как эта деталь еще больше запутывала и без того мудреный узел, а Беку, в сущности, ничего не давала.

Генрих Рудольфович с озадаченным видом потер ладонью лоб, взялся было за бутылку, но пить передумал.

Итак, Мищенко, он же Джеймс Бонд, крутой мужик на иномарке, умеющий здорово драться и стрелять. Кто он — некое хитроумное прикрытие в игре Градова или новый персонаж, ведущий собственную игру? В любом случае хорошо бы с ним потолковать.

Бек почти не сомневался, что ни Кондратьеву, ни следователю прокуратуры Беляеву, ни прочим представителям властей удача не улыбнется — уж очень все кучеряво завернуто. Нужно продолжать собственное расследование.

Генрих Рудольфович поднял трубку внутреннего телефона.

— Я вызывал Котова, — пробасил он. — Пришел?

— Да, Генрих Рудольфович.

— Пусть войдет.

Попадая в апартаменты Бека, Котов всегда делался меньше ростом. Теперь же, балансируя на грани жизни и смерти, он казался еще ниже.

— Здравствуйте, Генрих Рудольфович, — пробормотал Котов.

— Садись. — Бек кивнул на кресло. В этом кресле Котов всегда тонул и чувствовал себя именно утопающим… Но деваться было некуда, и он сел.

— Как идет проверка связей Градова? — осведомился Бек.

— За истекший период, — затараторил Котов, — мы проработали его записную книжку практически полностью. Мои выводы таковы: книжка предназначена исключительно для запудривания мозгов таким, как… — он чуть было не сказал «мы с вами», но вовремя спохватился, — таким, как я и мои подчиненные.

— Да? — Бек нахмурился.

— Позвольте внести ясность. — Котов раскрыл папку.

— Сделай милость, внеси, — с усмешкой разрешил Бек. — Первая ясность за сегодняшний день.

Котов поерзал в кресле, тщетно пытаясь устроиться поудобнее.

— В записной книжке Градова указаны телефоны четырнадцати человек. Среди них: директор радиостанции «Золотой век» и два сотрудника той же станции, начинающая актриса театра «Современник», торговец пиратским аудио и видео, спившийся врач-психиатр, два лица без определенных занятий… Продолжать?

— Не надо, — махнул рукой Бек. — Похоже, ты прав. Книжка Градова — то же, что и его роман, чистейшая бутафория. Но мы и не ожидали, что он держит дома список значимых связей, верно?

Не зная, что ответить, Котов несмело кивнул.

— Но вот где его настоящие друзья? — рассуждал вслух Бек. — Ни один человек не может прыгнуть в воду так, чтобы не пошли круги. Градов не привидение. Начинайте проверять цепочки связей каждого из этой книжки, где-то да зацепим нужную ниточку.

— Уже делается, Генрих Рудольфович. По наиболее подозрительным адресам рассылаются наших сотрудников, наблюдают…

— Хорошо, — скупо похвалил Бек. — Сколько у тебя людей?

— Двенадцать.

— Подключай больше. Снимай, откуда хочешь. Активизируй поиски по всем направлениям, но Градова ты должен доставить мне как можно скорее. Все, свободен, — заключил Генрих Рудольфович.

Котов захлопнул папку, бочком пробрался к двери и… не сказать чтобы осторожно вышел, а как бы самоликвидировался.

Генрих Рудольфович подошел к окну. Огромная туча закрыла солнце подобно тому, как завеса неведения скрывала от Бека истину.

Будучи реалистом и практиком, Генрих Рудольфович никогда не считал себя центром Вселенной. Он отлично понимал, что в океане бизнеса снуют акулы, которым ничего не стоит проглотить его, встань он у них на пути. Но Бек ЗНАЛ о существовании этих акул и мог просчитывать и прогнозировать их поведение! А тут он столкнулся с чем-то совершенно непонятным: открытием Калужского завладела организация, не ведомая НИКОМУ — и в то же время с легкостью, играючи пресекающая все попытки Бека бороться с ней.

Генрих Рудольфович не собирался сдаваться. Париж стоит не только мессы, он стоит трупов! Ведь если открытие профессора попадет к Беку — никакие акулы ему не страшны. Он станет единственной в океане акулой.