Утреннее солнце приветствовало Таню в день ее рождения — десятый в жизни. Золотые лучи вливались в окна комнаты неудержимым потоком. Таня повернулась на другой бок и натянула на голову легкое одеяло, но разве можно спать, когда первым тебя поздравляет солнце?!

Таня села в постели и протерла глаза. Нашарив ногами тапочки, побежала в ванную, по пути щелкнув кнопкой магнитофона. «Она любит тебя — йе, йе, йе!» — жизнерадостно запели «Битлз». Таня встала под душ, попеременно открывая то холодную, то горячую воду. Вдоволь набрызгавшись, она вышла из ванной и остановилась перед большим зеркалом. Она рассматривала свое тело, прекрасное тело тридцатилетней женщины, рассматривала с изумлением, словно видела впервые. В ее синих глазах, обрамленных пушистыми ресницами, тревога сменила эйфорию солнечно-битловского утра. Сегодня ей исполняется десять лет… Но выглядит она на тридцать, а в ее мозгу хранится столько сведений, сколько иной академик не накопил бы и к восьмидесяти. Господи, что же дальше?

Таня накинула халат и высушила феном волосы. Минуту спустя откатилась в сторону створка раздвижной двери, вошла медсестра в ослепительно белом халате. Сестра толкала перед собой столик на колесиках, уставленный тарелками со всевозможными деликатесами. В центре возвышалась хрустальная ваза с одиннадцатью изумительными красными розами.

— С днем рождения, Танюша, — пропела сестра. — Профессор придет поздравить тебя позже. Цветы от него. Он хотел прислать десять роз, но потом передумал, — говорит, четное число — дурная примета.

— Спасибо, Алла Викторовна. А когда зайдет Петр Иванович?

— Ближе к обеду.

Сестра оставила Таню в одиночестве. Таня взяла вазу в руки, поднесла розы к лицу, вдохнула их аромат… И вдруг разрыдалась. Неужели ее жизнь так и закончится в стенах лаборатории, неужели профессор Колесников не отыщет способа ей помочь?

Очень давно, годы назад, Таня впервые задалась вопросом: кто она такая и почему живет здесь? Недолго думая она обратилась к профессору Колесникову. Петр Иванович тяжко вздохнул, присел на краешек стула рядом с Таниным письменным столом и ответил:

— Видишь ли, девочка, все это не так просто объяснить. Мне и самому многое неясно.

— Я имею право узнать о себе, — настаивала Таня.

— Ну что ж, такое право у тебя есть. Слушай. Никому не известно, кто твои родители. В девяностом году, вскоре после рождения, тебя подбросили в корзине к дверям отделения милиции, а милиционеры передали в Дом ребенка. Там врачи обратили внимание на необычные особенности твоего организма — ты развивалась ненормально быстро, при этом очень часто болела. Врачи сообщили ученым, то есть нам, конкретно мне… Моя группа провела исследования. Ты, Таня, оказалась ребенком уникальным — настолько, что был создан этот лабораторный комплекс. Он существует исключительно из-за тебя.

— В чем же моя уникальность? — Таня затаила дыхание.

— Как бы сказать попроще… Все процессы в твоем организме протекают гораздо быстрее, чем у других людей. Это относится и к физическому, и к психическому, и к интеллектуальному развитию. Индекс интеллекта намного превышает типичный для твоего возраста. Я не знаю, дар это или наказание. Если дар, ты дорого платишь за него.

— Чем?

— Увы, твоя иммунная система… Пояснять, что это такое, не надо?

— Нет.

— Иммунная система очень слаба, и с течением времени становится все слабее. Поэтому тебе нельзя никуда выходить из этого корпуса, где соблюдается абсолютная стерильность. Любая безобидная для обыкновенных людей инфекция убьет тебя.

— Страшно, — прошептала девочка, закрыв глаза. Колесников погладил ее по голове.

— Пока ты здесь, ты в безопасности. А в будущем я надеюсь найти средство, чтобы укрепить иммунитет, и тогда…

— Я о другом… О быстром развитии… Профессор, на сколько я обгоняю нормальных людей?

— Трудно сказать… В три, в четыре раза…

— Значит, в двадцать лет я уже стану дряхлой старухой… А в двадцать пять умру?

Профессор с минуту размышлял, прежде чем заговорить.

— Таня, я столкнулся с необычайно сложной проблемой, поэтому готового решения у меня нет. Возможно, мне и моим коллегам удастся замедлить эти процессы, ввести их в приемлемое русло, а может быть, все нормализуется само собой… Не впадай в отчаяние.

Сейчас, плача над букетом роз, Таня вспоминала ту давнюю беседу с Колесниковым. С тех пор у нее накопилось множество новых вопросов, но их она уже не спешила задавать профессору. Таня жила с ощущением, что Колесникова и его ассистентов гораздо больше занимает изучение ее как феномена, нежели поиск спасительных средств. Они пичкали ее информацией из всех мыслимых сфер человеческого знания — история, биология, медицина, высшая математика, физика, химия, электроника, компьютеры… Впрочем, обучение было несколько однобоким — например, из медико-биологического курса почти начисто исключили генетику и генную инженерию, ограничившись общими сведениями. Зато практическим занятиям по электронно-компьютерным дисциплинам отводилась большая часть времени. Чуть ли не ежедневно Тане предлагались разнообразные тесты, с которыми она неизменно справлялась. Под руководством опытных наставников она тренировалась в спортзале — ее обучали восточным единоборствам и зачем-то стрельбе из различных типов оружия, в том числе по движущимся целям со сложными случайными траекториями и скоростями. Когда однажды Таня спросила у тренера, зачем ей нужно уметь стрелять, тот пожал плечами и ответил вопросом:

— Разве тебе это не интересно?

Таня промолчала. Она сомневалась, что занятия стрельбой придуманы только для ее развлечения, но подходящего объяснения подыскать не смогла. Проверяли реакцию, глазомер? Для этого достаточно компьютера.

И еще — иностранные языки, современные методы совершенствования памяти, способы форсированного запоминания информации, коммуникативность (навыки общения и умение не теряться в непредвиденных ситуациях), вождение автомобилей, пилотирование самолетов и вертолетов (на тренажерах, с максимальным приближением к реальности), а также многое-многое другое. И бесконечные медицинские обследования, анализы, кардиограммы, энцефалограммы…

Таню тревожили и иные странности. Казалось, ее не ограничивают в информации об окружающем мире, но это было не совсем так. Выпуски новостей передавались на ее телевизор по кабелю позже времени выхода в эфир, а два или три раза она заметила небрежности, допущенные при монтаже. Ясно, что какие-то сюжеты исключались. Порой ей не приносили очередные номера газет… На ее недоумение профессор Колесников реагировал стереотипно:

— Девочка, на свете переизбыток боли и зла. Дорого я заплатил бы за то, чтобы кое-что проходило и мимо меня.

Но сюжет о пожаре в больнице, где заживо сгорели шестнадцать стариков, из программы «Время» не вырезали. Вылазки террористов, войны, преступления, взрывы — все это ей позволялось знать. Так от каких же ужасов ее оберегают?!

И наконец — постоянные визиты в лабораторию людей в гражданской одежде, но с военной выправкой. При Таниной наблюдательности нетрудно было сравнить этих людей с военными, виденными в фильмах и телепередачах, и понять, кто они такие. Таню часто навещал пожилой человек с генеральской осанкой; он беседовал с ней на разные отвлеченные темы, ловко уходя от неудобных поворотов в разговоре. Представился он доктором медицины Ковальским, но ни на один чисто медицинский вопрос Тани ни разу не ответил.

Сегодня, в свой десятый день рождения, Таня приняла окончательное решение: она должна разобраться в ситуации, должна узнать, что происходит и кто все эти люди — озабоченные ее судьбой врачи и ученые или безжалостные экспериментаторы? Таня утерла слезы, сменила «Битлз» на лиричного Леонарда Коэна и принялась одеваться.

Хотя Таня обладала высочайшим показателем интеллекта и удивительными аналитическими способностями, в частности, в первый раз увидев шахматы в понедельник, в среду она играла на уровне мастера спорта, а в пятницу могла потягаться с гроссмейстерской компьютерной программой, в ней оставалось еще немало детского, непосредственного. Она любила яркие наряды с пестрыми украшениями, часто меняла их и с удовольствием выслушивала комплименты персонала лаборатории. Эти комплименты были неискренними: Тане явно недоставало вкуса. Вот и сегодня она надела ярко-оранжевое платье, ожерелье из крупных фальшивых бриллиантов и лаковые черные туфли на высоком каблуке.

Профессор Колесников пришел в час дня. За ним внесли громадный торт с десятью свечами и бутылку безалкогольного шампанского, после чего медсестры и профессор хором пропели «Happy birthday to you», а Таня, смеясь, дунула на свечи. Медсестры удалились. Профессор открыл шампанское, наполнил бокалы. (Счастливого дня рождения (англ.)).

— За тебя, моя девочка, — сказал он с искренней теплотой в голосе. — За день твоего рождения и за те хорошие новости, что я тебе подарю.

— Какие новости? — Таня пригубила искристый напиток. — Вы же знаете, Петр Иванович, хороша для меня только одна новость — что я вскоре смогу понюхать не эти стерилизованные убийственными лучами розы, а цветы в парке.

— Именно такую новость я тебе и принес, — улыбнулся Колесников.

Таня поставила бокал на стол, едва не переломив хрупкую ножку.

— Профессор…

— Да-да, мне… Нам удалось синтезировать препарат, стимулирующий активность иммунной системы. Примерно через месяц мы начнем пробный курс лечения.

Девушка бросилась Колесникову на шею, он обнял ее за плечи. Так они сидели, болтая обо всем на свете — обо всем, но не о чудодейственном препарате. Таня не верила своему счастью и потому не затрагивала эту тему. Боялась, наверное, это счастье спугнуть.

— А теперь мне пора. — Колесников поднялся. — Дел по горло, и все ради тебя. Вот новый фильм. — Профессор достал из кармана халата видеокассету. — Говорят, очень смешная комедия. До свидания, Танюша…

Колесников вышел в коридор, дверь за ним задвинулась. Покинув лабораторный корпус, обозначенный на плане объекта «Террариум» под номером 2, профессор зашагал к номеру 1 — компьютерному центру, обеспечивавшему, кроме хранения и обработки информации, также функции координации и связи.

Объект «Террариум», наследник «Медсанчасти № 12А», был выделен в самостоятельное подразделение Аналитического центра национальной безопасности, который в свою очередь формально включался в зону ответственности Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. На официальном уровне предполагалось, что здесь ведутся работы по созданию эффективных методов защиты от современных средств химического и бактериологического поражения, например токсинов, распыляемых воздушно-капельным путем ядов, которые могут быть применены террористами. Кое-какие исследования в этом направлении здесь действительно проводились — для отвода глаз. Но истинное назначение «Террариума» состояло в ином…

Из первого корпуса Колесников вызвал Курбатова по прямой кабельной линии, соединяющей «Террариум» с московским кабинетом генерала. Ответил сам Курбатов, он же доктор Ковальский.

— Я сообщил ей, — сказал Колесников.

— И как она?

— А как приговоренный к пожизненному заключению отреагирует на известие о скором освобождении? Алексей Дмитриевич, мысль о том, что ее придется уничтожить, приводит меня в отчаяние.

В голосе генерала зазвенел металл.

— Цикл подходит к концу, Петр Иванович. Мы добились успеха, и лабораторный комплекс понадобится нам для других целей. Она была моделью для отработки методик, и все. Первый этап проекта фактически завершен. Или прикажешь отгрохать для твоей любимицы бункер где-нибудь в Сибири и самолетом доставлять ей салями?

— Она математический гений, — не сдавался профессор. — Мы могли бы использовать ее в группе расчетов.

— По проекту «Коршун»? — усмехнулся генерал.

— Нет, но…

— Или у тебя имеются другие проекты? Поделись, пожалуйста… Петр Иванович, она слишком умна, чересчур умна. Пока она только задает вопросы, но что будет, когда она начнет отвечать на них? Она опасна. Сроки ликвидации не изменены, профессор.

Связь прервалась. Колесников медленно протянул руку и перевел тумблер в нейтральное положение.