За Перекатом тракт сначала вильнул вправо, обтекая поросшее могучими дубами подножие Бобра, и две или три мили тянулся почти по самому берегу Норовы между окрашенной уже в цвета осени рощей и быстрой холодной водой, шумевшей на острых камнях. Но затем дорога решительно свернула к западу и начала подниматься на высоты Первой Гряды. Шум речного потока остался позади. Воздух стал суше, а солнце поднялось выше и светило теперь из-за спины, бросая их длинные тени под копыта неторопливо идущих в гору лошадей.

Эта часть пути оказалась не трудной и даже приятной. Сделав в начале подъема один лишь краткий привал, за час до полудня они ехали уже через редколесье гребня гряды. Из-за частых в этих местах свирепых северных ветров деревья по обеим сторонам тракта росли с наклоном к югу. К тому же по этой или иной неизвестной Мешу причине деревья настолько далеко отстояли одно от другого, что лес казался прозрачным и на самом деле просматривался на многие десятки метров во все стороны. Сияющее золото осени наполняло его, как светлое вайярское вино хрустальную чашу, и зрелище это нравилось Мешу не только потому, что было божественно красиво, но и потому, что устроить в таком лесу засаду было не просто. Впрочем, как не уставал повторять Виктор-Ворон, засаду можно устроить везде, хоть в чистом поле — было бы желание, время и умение. А опасность, ждущую их впереди, Меш чувствовал с раннего утра, с того самого момента, когда в предрассветных сумерках они, он и Сиан, выехали с постоялого двора в Птичьем Бору и начали свой дневной переход, который, если планы Меша осуществятся, должен был завершиться уже в вечерних сумерках в Горянке — крошечном городке, приютившемся на восточном склоне Второй Гряды. Третья Гряда, которую чаше называли Железной Стеной, была их целью, но до столицы Сиршей было еще как минимум три дня пути. А вот цитадель Сиршей находилась намного ближе, но дело было в том, что там их никто пока не ждал. К сожалению.

«Подумаешь о дурном, оно и случится». — Ощутив укол внезапной тревоги, Меш бросил взгляд на север.

О погоде он вроде бы и не думал, но «дурное дурному сродственно», как говорят в Вайяре. Думал об одном, случилось другое. Стужок, легонько поддувавший по временам с самого утра, явно усиливался. Холодный северный ветер, застигший путника в пути, да еще и на высотах, и сам по себе неприятность не из последних, но дела, судя по тому, что видел, а главное, чувствовал сейчас Меш, обстояли значительно хуже. Их ожидала метель. Первана — первая в году, обычно короткая, но зато яростная зимняя буря.

С холодного севера, с вершин Ледяного хребта на крыльях стремительно набиравшего силу стужка приближался грозовой фронт. Тяжелая масса иссиня-черных чреватых снегом туч наползала на все еще пронизанное солнечным светом безмятежно-голубое, но быстро темнеющее небо над их головами. Меш по-волчьи втянул носом воздух и покачал головой. Сомнений не было, он знал, пройдет не более получаса, и начнется снегопад, который ближе к вечеру выродится в метель. Но метель, как тут же понял Меш, была только метелью. А вот запах опасности, который он только что почувствовал, был недвусмысленным напоминанием о том, что они находятся на чужой земле, где нет друзей, и помощи ожидать не от кого.

Чужой, опасный и нетерпеливый интерес, заставлявший шевелиться волосы на его загривке, был уже привычен, и Меш не склонен был уделять ему больше внимания, чем он того заслуживал. Хотя за последние несколько часов враги — а то, что это были враги, он знал наверняка — явно сократили дистанцию. Однако теперь Меш уловил чужое дыхание и где-то впереди, не очень близко, но вряд ли по-настоящему далеко. Он оглянулся через плечо на едущую в нескольких шагах позади него Сиан и встретил ясный взгляд и чарующую улыбку, расцветшую на ее дивных губах. Секунда, краткий миг, вместивший тем не менее много больше, чем мог бы содержать даже долгий и откровенный разговор, и женщина, глаза которой только что заглянули ему прямо в душу, чуть приподняла уголки губ. На мгновение под верхней изящно очерченной губой мелькнули белоснежные клыки, и Меш задохнулся от любви и нежности. Горячая волна обдала его с головы до ног, прогнав тревогу, победив холод.

Такую улыбку — «дивный привет» — мечтает получить от любимой дамы любой кавалер. По обычаю, такая улыбка находилась за гранью приличия, потому что означала недвусмысленное приглашение и даже поощрение, если не приказ, быть решительнее. Однако н'Сиан, родившая ему троих детей, могла позволить себе и не такое, не уронив чести и не умалив достоинства. Вот только «дивный привет» был послан Мешу тогда и там, где и когда ни о каком «сладком» продолжении, во всяком случае, в ближайшие часы, и мечтать не приходилось. Но сердце дрогнуло, и душа запела, и, значит, Сиан опять угадала верно, и сделала то, что должно. Потому что «с поющей душой», как верно заметил старый пьянчуга С'Тияш, «кавалер может станцевать менуэт даже с Бледной Девой».

И ведь так уже было. Так. Почти так. Иначе. Но юная красавица, голубые глаза которой были темны от непролитых слез, робко приподняла уголки губ, и сердце Меша дрогнуло, пропустив такт.

Это случилось много лет назад. Меш шел в Железную Башню, и чутье подсказывало ему, что обратной дороги не будет. Но его дорога была «тропою Чести и Долга», и он не мог свернуть, остановиться или повернуть назад, потому что на этом пути компромиссы невозможны. И так все сложилось тогда, так мучительно и так безнадежно неправильно, что он едва не поддался искушению протянуть руку Тени. Болела душа, сердце сжимала жалость, не к себе, но к ней, оставшейся стоять у циклопической лапы Мертвого Льва, глядящей вслед уходящему навсегда Мешу. Весь долгий путь, триста метров по диагонали через мощенную старым булыжником Львиную площадь, он чувствовал спиною ее взгляд, но не посмел обернуться. Оборачиваться с Пути и так плохая примета, но посмотреть на Сиан — пусть и в последний раз — было выше его сил, тяжелее Долга, страшнее смерти.

И все-таки он оглянулся тогда. Уже на ступенях старинного дома, облицованного снежно-белым мрамором, за три шага до плиты матово-алого стекла, прикрывающей вход в штаб-квартиру тайной политической полиции империи, Меш задержал свой шаг и посмотрел через плечо назад. И он увидел одинокую фигурку, застывшую между лапами огромного базальтового зверя. Увидел ее божественно прекрасное лицо, печаль, и страх, и невыплаканные слезы в ее волшебных глазах и уже было пожалел о том, что сделал, но вдруг… Как она поняла, что триста метров для него не расстояние? Откуда узнала, что Меш видит ее так же ясно, как если бы она стояла в двух шагах от него? Что вообще, во имя Бородача, творилось тогда в ее душе?

Но вдруг робко дрогнули и стыдливо приподнялись уголки ее губ, и два белоснежных клыка на краткое мгновение показались из-под верхней губы. И сердце Меша дрогнуло, сбивая ритм, и он почувствовал, как наполняется его душа суровой силой, способной противостоять всему, что могут предложить ему, принцу Меш-са-ойру, люди и боги. Он улыбнулся Сиан, не зная, способна ли она увидеть его улыбку, и отвернувшись, бестрепетно вошел в Башню, чтобы выполнить взятые на себя обязательства. Вот как случилось, что, выйдя из Башни через восемь дней, обласканный нежданной щедростью императора, превратившись из беглеца и изгоя в князя, он более не мучил себя сомнениями и, увидев Сиан снова, не откладывая и не стесняясь присутствия посторонних, сразу же объявил ее своей женой.

Они поженились десять лет назад, и все эти годы Меш не переставал удивляться истинному чуду их невероятной встречи и тому, что все эти годы ее Любовь и Преданность звучали в унисон его собственной Любви и Служению. Меш знал доподлинно и помнил во всех деталях, когда и как огонь любви, вспыхнувший в его гневливом сердце, победил черное пламя ужаса и вины, в которых корчилась его душа, обреченная платить цену свободы. Он полюбил Сиан, еще не зная, какая светлая и стойкая суть заключена в образе девушки-мечты, пришедшей, как ему показалось вначале, не иначе как из Мира Грез; какое мужественное и веселое сердце бьется, скрытое за дивными холмами ее грудей. Воплощение любви земной поразило Меша и зажгло его кровь, но дальнейшие события показали, что дар богов был недостаточно им оценен и понят был поверхностно, если не сказать, примитивно. Боги, в своем щедром величии, не просто спасли н'Сиан через него, Меша, и не только вернули к жизни самого Меша, используя ее, как причину и инструмент. Всеблагие даровали Мешу нечто неизмеримо большее. Они позволили ему узнать счастье истинного Подвига Любви, притом Любви Разделенной между ним, князем Мешем принцем Сиршем, и ею, княжной Сиан принцессой Вейж. За что он удостоился величайшей награды, о которой только может мечтать истинный кавалер, или, по-другому, в чем заключался промысел Вечносущих, Меш не знал. Он подозревал, однако, что такие вещи не зря случаются и неспроста остаются непостижимыми. Не дано человеку постичь такое, и правильно, что не дано. Но с тем большей жадностью пил Меш нежданное счастье любви, тем яростнее готов был защищать бесценный дар богов. «Одни боги знают, что и почему они совершают, — сказал поэт. — Люди же обязаны понимать, когда оказываются частью божественного Деяния».

— Сударыня, — мягко сказал Меш, обращаясь к Сиан. — Нам предстоит уйти с проторенных путей. С севера идет буря.

— А с востока враги, — закончила за него Сиан. Голос ее был нежен, и его можно было пить, как сладкое черное вино, пьянея, но не пресыщаясь.

— Вы тоже почувствовали? — спросил Меш, скрывая за вопросом правду об истинном положении дел.

— Да, — серьезно ответила ему Сиан. — Скоро час, как я чувствую их дыхание.

Она робко улыбнулась, как бы извиняясь за слабость своего Дара, но стесняться ей, в сущности, было нечего. Даже такой слабый Дар, каким обладала Сиан, был большой редкостью. В аристократических семьях Вайяра колдовские способности практически не встречались. Даже у женщин. Меш полагал, однако, что именно он разбудил дремавший до времени Дар Сиан. Это предположение, отнюдь не казавшееся ему беспочвенным, навело Меша на мысль, что, возможно, проблема заключалась не в абсолютном отсутствии у большинства людей способностей определенного рода, а в том, что большинству из них было не дано самостоятельно разбудить свой собственный, присущий им от рождения Дар.

Меш еще секунду смотрел на Сиан, потом улыбнулся ей и, отвернувшись, направил своего коня прямиком в лес.

Идея уйти с тракта была не бесспорна. С одной стороны, по прямой до Туманного лога здесь было всего ничего, не более восьми миль, а там, в деревне, и корчма имелась, и проходила Гуртовая тропа, выводящая прямо к Малому Седлу — перевалу на Второй Гряде, где тропа сливалась с Торным трактом, по которому они до сих пор, собственно, и двигались. Выгоды здесь были просты и очевидны. Пойдя по прямой, они получали шанс, сократив время в пути, быстрее выйти из-под снегопада и одновременно уйти от преследователей, которые, судя по всему, были местными разбойниками и от намеченных в жертву путешественников такого шага никак ожидать не могли. Но, с другой стороны, путь в горах по бездорожью легким быть не обещал, иначе все срезали бы здесь дорогу, но поступали так немногие. И ведь часть этого пути им все равно предстояло пройти во тьме сквозь пургу, если, вообще не через бурю. Но вот какое странное дело, чувство Удачи подсказывало Мешу, что его решение правильное, а почему так, узнать им предстояло позже. И чтобы узнать это, сначала следовало пуститься по неверному пути и пройти его, а там как Бородач рассудит, так и случится.

За следующий час-полтора, пользуясь все еще хорошей видимостью и относительной защитой от крепнущего стужка — редкие деревья все же гасили силу ветра, — они довольно споро пересекли гребень горы и спустились по пологому западному склону к Низовой Бегунье. Но уже когда они переходили мелкую речку вброд, ясный прозрачный свет сменился сиреневыми сумерками, а стужок набрал нешуточную силу. Сразу стало холодно, и предприятие перестало казаться приятной прогулкой в горах. Впрочем, ничего неожиданного в этом для Меша не было, и для Сиан тоже. Они ведь с самого начала знали, что легко не будет.

Первые хлопья снега, мелкие и колючие, принесенные порывами холодного ветра, застали их пробирающимися по заваленному крупными валунами берегу обмелевшей после летней жары реки. Здесь они уже шли пешком, ведя лошадей в поводу, медленно (навстречу ветру), зигзагами (обходя камни), и Меш не столько зрением — вокруг стремительно темнело, и черные тени искажали вид, — сколько чутьем, упорно искал вход в Ворота Ночи. Если верить карте, а карта, которой пользовался Меш, была составлена еще картографической службой Легиона и доверять ей можно было вполне; так вот, если верить этой совершенной карте, вход в ущелье должен был находиться почти прямо перед ними, но, видимо, спускаясь с горы, они взяли несколько больше к югу, чем предполагал Меш в начале. На практике это означало, что теперь они должны были идти на север, двигаясь против ветра, который сбивал дыхание и леденил кровь. Лошади страдали тоже, но все-таки шли вперед, подчиняясь непреклонной воле людей. «Держать» лошадей было не просто, и пожалуй Меш не справился бы один, но Дара Сиан вполне хватало на то, чтобы помочь ему в этом. Так они и тащились сквозь снегопад, быть может, считаные часы, а может быть, и сутки напролет, хотя Меш доподлинно знал, что прошло не более двадцати минут до того момента, когда в полого уходящей вверх каменной щеке горы открылась наконец темная трещина разрыва. Ворота Ночи приглашали их с Сиан войти в затопивший узкое ущелье мрак беспросветной ночи.

Они постояли немного на «пороге», прислушиваясь к себе и к набиравшей силу метели, и, если Сиан, по-видимому, не смогла почувствовать ровным счетом ничего, Меш узнал все, что им нужно было знать. Он «услышал» в ущелье лишь мертвую тишину и холод совершенно пустого пространства, и это было лучшее из того, на что они с Сиан могли теперь рассчитывать. Путь был открыт, и это на самом деле была кратчайшая дорога к Туманному логу.

В ущелье оказалось гораздо лучше, чем в низине у подножия гряды. Здесь почти не было ветра, и на пути лежало не слишком много больших камней. Поэтому даже в темноте через ущелье можно было идти достаточно уверенно, а значит, быстро, правда только пешком и имея способности Меша. Чутье не обмануло его ни разу, и, сохранив в целости свои и лошадиные ноги, они уже через три часа вышли из ущелья и увидели сквозь летящий снег слабые огни находившейся значительно выше них деревни. Редкие огоньки мелькнули и исчезли за черно-белым крылом метели, но дело было сделано, и Меш и Сиан и даже их лошади успели уловить направление. Близость человеческого жилья, казалось, прибавила сил и людям и животным, но хотя идти теперь было совсем уже недалеко, на самом деле это был самый трудный участок пути.

Они поднимались по неровному склону горы, достаточно пологой в этом месте, чтобы по ней вообще можно было подняться. Но все равно временами уклон достигал градусов сорока, и штурмовать его в лоб, особенно имея в поводу больших лошадей той'йтши, было нельзя. Идти было трудно. Давала о себе знать усталость, скрюченные деревья, скальные выступы и каменные осыпи мешали им, а сильный холодный ветер швырял в них сухой колючий снег. Даже для Меша подъем оказался нелегким испытанием, но о себе он не подумал ни разу, беспокоясь в основном за Сиан и немного — за утомленных тяжелым переходом лошадей. Однако Сиан была бестрепетно спокойна и упорна. Как всегда, без жалоб переносила она тяготы пути, и человек, не знавший ее так, как знал ее Меш, был бы поражен, увидев ее сейчас на горном склоне, погруженном во тьму и снежную бурю. Действительно, глядя на княгиню Нош, находящуюся в привычной для нее и уместной в ее положении обстановке, например в княжеском дворце на Золотом плато или в Собрании Старейшин в недавно отстроенной столице Ношей, трудно было представить себе, что княгиня обладает силой и мужеством настоящего бойца. Даже Меш, казалось бы, знавший свою Сиан лучше кого-либо другого, временами впадал в заблуждение, полагая ее слабой и изнеженной. Впрочем, в жизни нет абсолютных истин, и все познается в сравнении. По сравнению с самим Мешем не только дама Нош, но и многие кавалеры его собственной свиты могли показаться оранжерейными цветами. Вот «только точка отсчета в этом случае изначально лежала далеко в области экстремальных значений».

«О да! — усмехнулся в душе Меш, вспомнив брошенное Максом как-то между делом определение. — Дракон умеет выражаться так, что дух захватывает даже у тех, кто, как я, знает все эти мудреные книжные слова».

Чувство времени говорило Мешу, что сейчас едва ли больше пяти часов после полудня, но все остальные чувства дружно кричали о том, что полночь давно уже осталась за спиной медленно и трудно поднимающихся в гору людей. Казалось, что они идут так сквозь ночь и пургу, долгие часы; что путь их бесконечен и цель недостижима; что предел их сил уже почти достигнут, и недалек тот момент, когда обессилевшие люди смирятся с неизбежным, остановятся, отпустят лошадей и опустятся на холодные камни, чтобы больше с них не встать. И все-таки они шли, упорно передвигая ноги, преодолевая усталость и преграды, воздвигнутые на их пути, случаем и природой, богами или демонами, и они дошли. Порыв ветра раздернул на секунду смертельную завесу пурги, и перед ними совсем близко, в каких-то считаных метрах впереди, открылась сложенная из дикого камня стена дома с окном, закрытым деревянными ставнями. В ставнях было прорезано крошечное оконце в форме замочной скважины, и сквозь него, как улыбка жизни, мелькнул свет, рожденный живым огнем.

Через несколько минут они уже входили во двор корчмы, и ежащийся от холода парень в овчинном тулупе принимал у них поводья измученных лошадей, и что-то глухо мыча, он был то ли немым, то ли безъязыким, указывал на дверь большого каменного дома. И вот уже открылась тяжелая деревянная дверь, пахнуло навстречу жильем, теплом и жарящимся на огне мясом, и они вошли в общий зал корчмы. Вначале свет, заливавший помещение, показался Мешу слишком ярким, но он быстро справился с резкостью перехода от тьмы к свету и увидел, что на самом деле освещена корчма не слишком хорошо. Свет приходил от двух очагов, расположенных по обе стороны зала, вернее от горящих в них дров и от немногочисленных масляных ламп, стоявших на стойке и на столах.

Общий зал оказался довольно просторным, но низким, прижатым к земле тяжелым бревенчатым потолком. Земляной пол был присыпан опилками, и на пространстве между двумя открытыми очагами, а также входной дверью и стойкой помещались три больших длинных стола и несколько столов поменьше. На левом очаге жарился барашек, и около него суетился мальчишка, который, по всей видимости, должен был крутить вертел, но сейчас поливал мясо растопленным жиром, который зачерпывал большой ложкой на длинной деревянной ручке из укрепленного под тушей противня. За стойкой никого не было, но за столами сидели немногочисленные гости: трое немолодых мужчин, скорее всего гуртовщики, — за длинным столом справа; дородный мужчина средних лет и юноша за столом у самой стоики — по виду это был проезжий купец со своим помощником, и молодые мужчина и женщина, от которых пахло страстью. Эти последние сидели в левом дальнем углу, за очагом, где тени были особенно густы, и их лиц Меш рассмотреть не смог.

Меш выбрал стол, стоявший слева от входа, между стеной и очагом, и как бы отдельно от других, свалил под стену седельные сумки и дорожные мешки, помог Сиан сесть за стол и наконец уселся сам, предварительно сняв с пояса длинный кавалерский меч в простых кожаных ножнах и поставив его рядом с собой. Со своего места он мог видеть весь зал и всех в нем присутствующих, не теряя при этом свободы маневра и имея за спиной каменную стену, а Сиан сидела в углу, защищенная стенами, столом и самим Мешем. Они только успели устроиться, как из низкой двери за стойкой выкатился маленький круглый и совершенно лысый корчмарь, сопровождаемый крупной высокой девушкой, держащей в руках большой деревянный поднос с «первым голодом», предназначенный для них с Сиан.

— Водки! — сказал Меш подошедшему к ним корчмарю, пока девушка — служанка за все и вдобавок наложница старого мерзавца, как тут же понял Меш, расставляла перед ними глиняные тарелки и деревянные кружки. — И похлебку. — Меш с первой секунды почувствовал острый запах разваренной фасоли. — И, конечно, мясо и черное вино.

— Хорошее вино! — добавил он, отодвигая от себя кружку.

— Вино? — переспросил корчмарь и, подняв кружку, предназначенную Мешу, понюхал ее содержимое, смешно морща свой широкий поросший седыми волосами нос.

— И правда, — согласился он спустя мгновение. — Ваша правда, мой господин! Паршивое вино! Вайям! Как ты, дура деревенская, могла налить господам такое подлое пойло?! Это же ужас какой-то, а не вино! Заменить!

Девушка покраснела и, не сказав ни слова в свое оправдание, опрометью бросилась выполнять приказание, унося с собой обе кружки с вином, которое сам же хозяин в них и налил.

«Без обмана даже дети не родятся», — не без иронии вспомнил Меш бытовавшую в этих именно местах поговорку.

А корчмарь между тем продолжал извергать проклятия, направленные против тупых деревенских шлюх, не способных отличить знатного путешественника от пропахшего хлевом селянина, извиняться и объяснять, как он расстроен и как потрясен случившимся недоразумением. При этом он ни секунды не стоял на месте, приплясывал и облизывал клыки, которые то и дело бесстыдно обнажал, и успевал как бы между делом вставлять в ту околесицу, которую нес с подлинным артистизмом, свои отнюдь не праздные вопросы к Мешу.

На вопросы Меш отвечал односложно и уклончиво, клоунаду хитрого корчмаря рассматривал с умеренным интересом и терпеливо ждал горячую еду, водку и вино. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Вайям вернулась быстро, все с тем же подносом в руках, но теперь на подносе стояли уже не только кружки с вином, но и серебряные чарки с водкой, и глубокие глиняные миски с похлебкой. Над похлебкой поднимался густой ароматный пар, что свидетельствовало не столько о том, что варево было только что с огня, сколько о том, что в корчме было, мягко говоря, не жарко. Просто Меш и Сиан, пришедшие с настоящего холода, без подсказки пара заметить этого не могли.

Крепкая настоянная на орехах и горных травах водка обожгла горло, струей пламени прошла насквозь через пищевод в пустой желудок и уже оттуда дохнула живительным теплом, жаром заключенного в ней огня, растеклась по уставшему телу, согревая, снимая усталость, пробуждая здоровый аппетит. Меш довольно хмыкнул и принялся за похлебку. Она оказалась вкусной — или он просто проголодался? — густой и острой. Он ел быстро, но аккуратно, не теряя достоинства. Он достаточно долго жил как животное, чтобы позволить себе теперь хотя бы на секунду перестать быть человеком. Меш ел, изредка обмениваясь короткими вежливыми репликами с женой, и незаметно для окружающих изучал их с любопытством путешественника, интересом естествоиспытателя, вниманием разведчика. К тому времени, когда в глубоких глиняных мисках закончилась похлебка и молчаливая служанка Вайям подала на деревянном блюде жареное мясо, нарезанное крупными ломтями, то есть очень быстро, Меш узнал достаточно, чтобы не испытывать никаких опасений по поводу находившихся в корчме людей. Но и интереса, как выяснилось, они не представляли тоже. Впрочем, не совсем так. Любовники, сидевшие в темном углу, были ему, несомненно, чем-то интересны, вот только он никак не мог понять чем?

Было в этой паре что-то такое, что привлекало к ним внимание Меша, однако след был слабый, и сказать по их поводу что-нибудь определенное он не мог. Пока не мог.

Запах жареного мяса заставил его оживиться и отвлечься от размышлений о непознанном. Улыбнувшись Сиан, он спросил, не желает ли она отведать мяса, и в этот момент дверь справа от него распахнулась, и вьюжная ночь — хотя невидимое сейчас солнце едва ли перевалило за седьмую линию — ворвалась в уют общего зала порывом холодного ветра, несущего с собой снежный заряд. Непогода сыграла с Мешем плохую шутку. Он забыл, что снег и ветер не только застилают зрение, они способны замутить и Видение. Меш не учуял врагов в хаосе бури, не увидел их и не услышал, пока они сами не пришли к нему. Он снова коротко взглянул на Сиан, глаза их встретились на миг («Они здесь», — сказали его глаза. «Я готова», — ответили ее глаза), и Меш встал навстречу вошедшим с холода.

Их было пятеро, крепких мужчин-той'йтши, одетых в овчинные полушубки, меховые шапки и сапоги из толстой воловьей кожи. Все они были вооружены и опасны каждый порознь, но все вместе они были опасны вдвойне. Примерно так, как это происходит с волками, сбившимися в стаю. Волки. И их вожак, как и подобает вожаку, вошел первым и, сразу пройдя на середину зала, стоял теперь там, настороженно осматриваясь. Он был высок и коренаст. Меш почувствовал его нешуточную силу и уверенность в себе, порождаемую опытом бурной и полной опасностей жизни и оружием, которое конечно, было скрыто сейчас под одеждой и которым вожак, несомненно, умел пользоваться.

Их взгляды встретились, и мужчина хищно осклабился, бесцеремонно показывая нижние и верхние клыки одновременно.

— Ничего личного, мой господин, — сказал он глухим лающим голосом. — Вы любите сладкое, а я люблю деньги. Вы взяли без спроса женщину, ее братья заплатили мне за вашу голову. Таков закон.

«О чем он? — удивился Меш. — Ах, вот оно что!»

Пока главарь говорил, его люди споро и почти бесшумно распределились так, чтобы охватывать стол Меша со всех сторон. И то, как быстро они «прочли» ситуацию, как слаженно споро, но без суеты действовали, как двигались и как были вооружены, многое сказало Мешу о них и об их вожаке. Сомнений быть не могло, это были люди из Ночного братства — лучшие наемные убийцы и телохранители Западного Вайяра. Ну что ж, они были достойными противниками, но их преимущество перед Мешем было мнимым, хотя они об этом, естественно, еще не знали.

Вожак закончил говорить, и на общий зал упала мертвая тишина, потому что и корчмарь и гости не то что говорить или двигаться, даже дышать, похоже, перестали, впав во вполне оправданное оцепенение. Нет, не все. Слева за спиной шагнувшего навстречу убийцам Меша встал из-за стола «любовник». Меш услышал, как тот встает, делает шаг из-за стола и обнажает длинный, если судить по звуку, кавалерский меч.

«Вполне сносно, — оценил Меш. — И вдобавок благородно».

«У него есть честь», — отметил Меш.

Двое наемников тут же развернулись к непрошеному, впрочем, как посмотреть, союзнику Меша, еще раз продемонстрировав отличную выучку и хорошее понимание ситуации. Теперь обнажили оружие и они. Наемники были вооружены короткими, но широкими и тяжелыми солдатскими мечами, а вот их вожак не тронул такой же, как у них, меч, висящий на его широком кожаном поясе, а достал из-за спины длинный кавалерский. И снова осклабился, показывая желтые прокуренные клыки.

Меш усмехнулся в ответ и левой рукой вынул из ножен, зажатых в правой, свой меч. На самом деле в этом не было никакой необходимости. Все уже было решено, и стоящие перед ним люди людьми по большому счету уже не были, а были тенями, еще не ведающими, что их физическое существование под Алмазным Куполом закончено. Однако порядок должен был быть соблюден, и Меш обнажил меч, которым он конечно же мог их всех убить, но смерть к наемникам пришла не от него. За спиной Меша плавно и бесшумно встала Сиан, и Меш увидел, как расширяются зрачки убийц. Это было все, на что они были способны. Сиан просто не оставила им времени на что-нибудь еще. Меш не видел ее сейчас, но он знал, что видят наемники в свой последний миг.

Сиан стояла, обратив к ним застывшее в ничего не выражающей маске лицо и вытянув вперед руки, посылающие им смерть. Она уже успела один раз резко встряхнуть кистями своих изящных рук, как будто стряхивала с них капли воды. Прием так и назывался — «капли упали». Капли упали. Пара феам — узких метательных ножей без рукояти — уже летела к наемникам, неся им смерть, и другая пара легла в пальцы Сиан, чтобы тотчас уйти в полет, а на освободившееся место готовы были выскользнуть из вшитых в рукава ее платья обойм еще два ножа. Один лишний.

В отличие от Вайяра, где о таком, может быть, только слышали, но никогда не видели, на северо-востоке Той'йта феам были самым обычным делом. Но даже там редко встречались настолько искусные мастера феам-ашрай, каковой являлась княгиня Нош. Сиан обладала редким природным даром, учили ее великолепные мастера — братья Д'Реш и С'Коеш, служившие в егерском полку специального назначения князя Ноша, — а лоск наводил сам Ворон, техника метания которого относилась уже к разряду высших искусств.

Пять ножей убили пять человек, разбив трем из них кадыки и поразив еще одного в висок, а последнего — в сердце. Но и шестой нож не пропал зря, он перебил запястье на руке вожака, держащей меч, одновременно с тем как пятый пробивал кольчугу над его сердцем, открывшимся на мгновение в распахнувшемся от резкого движения полушубке. Все закончилось, едва успев начаться, и пять мертвых тел упали там, где еще секунду назад стояли живые люди.

— Поразительно! — нарушил тишину «любовник», медленно — он, по-видимому, знал, что в таких случаях не стоит делать резких движений, подходя к Мешу. Его голос был полон откровенного восхищения: — Я восхищен, сударыня.

Он был высок и строен, и его лицо, открывшееся наконец Мешу, разом разъяснило все его недоумения. Ньюш повзрослел, конечно, но лицо его за прошедшие годы изменилось не слишком сильно.

— Ньюш из дома Сирш к вашим услугам, господа, — сказал Ньюш, склоняя голову в учтивом поклоне. — Возможно, вы не знаете, но вы спасли жизнь мне и моей даме.

Ньюш снова склонил голову, признавая себя должником. Впрочем, он не замедлил озвучить это обстоятельство, как того и требовал этикет, не допускающий неопределенности и недомолвок в вопросах чести.

— Я ваш должник, кавалерственная дама. И ваш, кавалер.

— Сударыня, разрешите представить вам кавалера Ньюша из дома Сиршей, — серьезно сказал Меш, обращаясь к Сиан.

— Принца, — нехотя поправил его Ньюш.

— Вот как, — поднял бровь Меш. — Прошу прощения. Об этом я просто не знал.

— Сударыня, — он снова повернулся к Сиан, — князь Ньюш принц Сирш.

— Принц, — теперь Меш снова смотрел на Ньюша, — моя жена, дама н'Сиан Нош. Соответственно я кавалер Ф'Меаш Нош. К вашим услугам.

Меш склонился в приличествующем случаю поклоне, не роняющем достоинство, но подчеркивающем особое уважение к собеседнику. Когда он поднял взгляд, то смог рассмотреть и даму принца, которая тоже выбралась из тени и подошла к ним. Она была не высока, но хорошо сложена, блестящие черные глаза с восхищением и ужасом смотрели на Сиан из-под низкой челки. Волосы у дамы были великолепны. Шелковистые, как бы светящиеся, рыжевато-каштановые волны волос ниспадали на ее покатые плечи.

— Дорогая, — улыбнулся Ньюш. — Разреши представить тебе даму и кавалера Нош. Господа, моя возлюбленная, дама м'Раен Гаош.

Таким образом, ритуал знакомства был соблюден, и можно было переходить к менее кодифицированным, но более насущным вопросам.

— Уберите падаль, — распорядился Ньюш, даже не взглянув на корчмаря. — И накройте стол для меня и моих гостей.

— Надеюсь, господа, вы примете мое приглашение? — добавил он, обращаясь уже к Мешу и Сиан, и добавил, уловив вопрос во взгляде Меша: — После того как я представился во весь голос, таиться уже не имеет смысла, а граница княжества Сирш находится отсюда всего в половине дневного перехода.

— Мы принимаем ваше приглашение, принц, — серьезно кивнул Меш, с интересом рассматривавший своего сводного брата. Ньюш начинал ему нравиться.

— Как я понимаю, злодеи приняли нас за вас, — сказал Меш, когда они расселись за столом и пригубили вино.

— Увы! — ответил Ньюш с виноватой улыбкой. — Честно говоря, я уже решил вмешаться и устранить недоразумение, но дама н'Сиан не оставила мне ни единого шанса, чтобы продемонстрировать доблесть, — он иронично улыбнулся, скосив глаза на свою женщину, — и постоять за честь дома Сиршей.

— Полно, принц, — улыбнулась в ответ Сиан. — Случай и мой супруг предоставили мне возможность опробовать на практике то искусство, которому я обучалась с детских лет. Неужели вы думаете, что кавалер Нош не справился бы с этими мужланами? А вдвоем вы изрубили бы их раньше, чем мы с дамой м'Раен успели бы понять, что здесь происходит на самом деле.

Судя по выражению лица Ньюша, он отнюдь не был уверен, что сказанное Сиан соответствует истине. И он был прав. Для обычного, пусть даже хорошего бойца, эти пятеро могли стать серьезной проблемой. Вполне возможно, даже нерешаемой проблемой. Нужно было быть Мешем, чтобы сразиться с ними на равных, имея шанс уложить их всех и остаться живым. Наемники были не из последних.

Но как упали кости!

Меш мысленно усмехнулся и отпил немного вина из своей кружки. На этот раз вино было по-настоящему хорошим. Отменное вино из великолепного винограда, выращенного на склонах Первой Гряды. Меш пил его маленькими глотками, задерживая каждый из них во рту на краткий миг дольше, чем при обычном питье. Он смаковал напиток и думал о том, как порой щедр бывает Бородач и какие хитросплетения жизненных путей готов создать изобретательный Случай, отпущенный в свободный полет по его воле. Чувство удачи, возникшее у него несколько часов назад на Торном тракте, в минуту, когда ни о какой удаче, казалось бы, и речи не шло, не обмануло Меша. Все случилось как случилось, но лучше этого быть, очевидно, ничего просто не могло.

Итак, ночные охотники искали Ньюша. По-видимому, тот, кто их послал, вернее, оплатил их рвение, не объяснил им в деталях, кого следует искать. И был прав, если подумать. С чего бы ему было проявлять излишнюю дотошность? Надо было иметь совершенно извращенное или, напротив, изощренное донельзя воображение, чтобы предположить, что в это время года и в этих местах могут появиться другие двое — дама и кавалер, путешествующие без свиты в сторону владений Сиршей. Что учудил Ньюш, можно было догадаться и без объяснений, которых от него все равно не дождешься. Честь дамы и прочая ерунда в том же роде. Но не суть важно, как изволит выражаться Ворон в подобных случаях. Важно другое. Дороги их сошлись в этой корчме тогда и так, что никаких особых ухищрений, чтобы попасть в цитадель Сиршей, Мешу теперь не требовалось. Он попадет туда легко и просто, как друг и гость принца Ньюша, как спаситель монаршей чести и головы. А значит, не зря ушли они с Сиан с Торного тракта. Не просто так шли сквозь горы и снежную бурю. Они шли и пришли ровно тогда, когда должны были оказаться в этой богами забытой корчме. И что на это скажут наши атеисты? Семьдесят лет назад, когда в этих краях бушевала гражданская война, вернее война всех против всех, Ф'Чаеш, поэт и воин, прославивший свое имя множеством побед и чудных стихов о любви, но более своими философскими трактатами, сказал: «Всему есть причина, и смысл содержится в любом человеческом поступке, хотя временами смысл этот отнюдь не очевиден». Аминь!

Что должен чувствовать человек, возвращаясь после долгих лет разлуки домой? А если это было изгнание? Если ты возвращаешься с чужим лицом и чужим именем, став и на самом деле другим человеком? И все-таки подразумевается, что возвращение домой это не просто возвращение в утраченное прошлое. Дом остается Домом, и время не властно над этим чувством, потому что оно есть не что иное, как чувство обретения, а не сожаления об утраченном. Однако после десяти лет жизни «после жизни», сделавших Меша тем, чем он являлся теперь, Меш возвратился в то единственное место во вселенной, которое он мог, хотя бы и формально, назвать родным домом. Однако замок Сиршей являлся также именно тем местом, где Меш много и долго страдал и где он совершил Непрощаемое, затмевающее все прочие жестокие вещи, содеянные им в тот злосчастный день, в тот страшный день, который и стал для него последним в цитадели князей Сирш.

И вот Меш снова шел по коридорам и галереям замка, узнавая даже мельчайшие детали, улавливая знакомые запахи и впитывая ставшую частью его собственного Я ауру родового гнезда князей Сирш. Меш не опасался того, что будет узнан, слишком многое изменилось в нем и слишком грубый, гротескный, а значит, неверный образ Меша мог сохраниться в памяти тех, кто еще мог его помнить. Меш-идиот, Меш-животное, чудовище Меш. За этими словами, как за пеленой тумана, скрывалось то, что могли вспомнить о нем обитатели замка, а значит, Мешу не следовало беспокоиться о таких вещах, но приходилось тревожиться о своей собственной душе, которая снова страдала, переживая мгновения прошлого с остротой только что случившегося. Время оказалось бессильно перед магией места. Прошлое не исчезло, и Меш вынужден был согласиться, что идея посетить это место наверняка была внушена ему кем-то из Демонов Воздаяния. Однако так или иначе, но существовал ведь и Долг. А Долг сильнее смерти и тяжелее жизни, как говорили в Вайяре еще во времена дедов его дедов.

Галерея кавалеров, украшенная доспехами славных предков, вывела их в огромную и мрачную Судебную Палату, где на возвышении из черного базальта стоял княжеский трон. Однако Меш лишь мельком взглянул на массивное кресло, целиком вырезанное из ствола каменного дуба, и проследовал дальше, туда, куда увлекал его и Сиан спешащий на встречу с отцом взволнованный и нетерпеливый Ньюш. Через мгновение вслед за быстро идущим принцем они вошли в предупредительно распахнувшиеся перед ними высокие двери справа от трона, прошли по короткому и узкому коридору до других дверей, которые охраняли два кавалера из княжеской Ближней сотни, и, миновав их, попали наконец в святая святых цитадели — приватный кабинет старого князя.

Княжеский кабинет был просторен, но в нем очевидным образом не хватало света, впрочем, как и везде в замке. Узкие стрельчатые окна, которые, как знал Меш, находились прямо напротив входа, были сейчас скрыты за тяжелыми портьерами, имитирующими гобелен. Свет приходил от горящих в камине дров и от ароматических свечей, зажженных в нескольких семисвечниках. Освещено более или менее было только пространство, в котором находился сам князь. Все остальное терялось в полумгле.

Старый Сирш — а теперь он был уже, несомненно, старым — сидел в кресле справа от камина. Прошедшие годы выбелили его по-прежнему длинные волосы. Глубокие, как овраги предгорий, морщины избороздили некогда красивое и властное лицо. Глаза потускнели, и многочисленные недуги превратили кожу князя в подобие старого бурого пергамента. Исчезла и горделивая осанка, князь сидел в глубоком кресле ссутулившись, и немощь его сильного в прошлом тела была откровенна, как последнее прости. Однако при их появлении Сирш оживился и даже улыбнулся, но тем более жалким и старым показался он Мешу, не ожидавшему, несмотря на умение здраво оценивать факты жизни, что его отец так же подвластен времени и судьбе, как и любой другой смертный. Впрочем, кавалер Нош не мог, что естественно, испытывать при виде князя никаких иных чувств, кроме почтения к старости и уважения к титулу принявшего их старика. Поэтому Меш постарался спрятать свое удивление или, вернее, потрясение так глубоко внутри себя, чтобы быть уверенным — посторонний взгляд не сможет проникнуть туда и увидеть не подлежащее рассмотрению.

— Отец! — воскликнул Ньюш, быстро подходя к князю и опускаясь перед ним на колени. — Прошу вас, ваша светлость, не гневайтесь!

Он протянул к старику руки, и князь Сирш принял их в свои.

— Кавалер Байш имел законное право на твою голову, — сказал князь медленно, и Меш вздрогнул, потому что голос был единственным, что осталось неизменным в его отце.

— Вы правы, отец, — согласился Ньюш. — Но я жив, и я дома. А кавалеру Байшу остается лишь топтать свою тень. Таков закон.

— Ты прав, Ньюш, — усмехнулся князь. — Добравшись до Цитадели живым, ты закрыл счет. Скажи, она хотя бы того стоит?

— О да! — с юношеской горячностью воскликнул Ньюш. — Она стоит звездного неба и солнечного света!

— Очень поэтично, — снова усмехнулся князь, переводя взгляд на Меша и встречаясь с ним взглядом. — Но, по мне, несколько излишне.

Последние слова были обращены именно к Мешу.

— Если позволите, ваша светлость, — негромко сказал Меш, выказывая достаточное, но не чрезмерное уважение к коронованному собеседнику, и склонил голову в полупоклоне. — Без поэзии жизнь пресна, особенно в юности. О чем мы будем вспоминать в старости, если в молодости не совершим ничего такого, о чем стоило бы вспомнить, когда зима выстудит нашу кровь?

— Хорошо сказано, — улыбнулся князь. — И сделано тоже, — добавил он после короткой паузы. — Как мне сообщили, Ньюш обязан вам жизнью.

— Пустое, милорд, — отклонил высказанную в вопросе благодарность Меш. — Мы полагали, что разбойники пришли, чтобы взять нашу жизнь.

— Тем не менее, — возразил было князь, но, вероятно, в этот момент вспомнил, что гости до сих пор ему не представлены. — Ньюш!

Но и Ньюш сообразил уже, насколько грубо нарушены традиции и этикет, и, вскочив с колен, быстро произнес:

— Прошу прошения, господа, я был невежлив.

— Ваша светлость, — сказал он торжественно, глядя на отца, — разрешите представить вам кавалера Ф'Ноша и его супругу, кавалерственную даму н'Сиан.

Он поклонился князю и, повернувшись к Мешу и Сиан вполоборота, сделал приглашающий жест.

— Ваша светлость, — склонил голову в поклоне Меш. — Разрешите засвидетельствовать глубокое почтение и радость от встречи со столь прославленным монархом. Кавалер Ф'Нош к вашим услугам, ваша светлость. — Он поднял взгляд на князя и, снова поклонившись, указал рукой на Сиан: — Моя супруга, дама н'Сиан.

— Рад вас видеть, — улыбнулся князь и продолжил, указывая на стоящие перед его креслом стулья с высокими спинками: — Прошу вас, садитесь, господа, и расскажите, что привело вас в наши края. Ведь вы не из Вайяра, не так ли?

Князь внимательно рассматривал Сиан, легко поклонившуюся ему и уже присевшую на стул. В этом взгляде не было ничего обидного, оскорбительного или необычного. Во всяком случае, вначале. Но по мере того, как взгляд старого князя путешествовал по лицу Сиан, эмоции Сирша становились все более и более сильными и наконец достигли максимума, когда в его глазах отразился едва ли не испуг от нежданного узнавания. Его взгляд дрогнул и стремительно сместился на Меша. Их глаза встретились, и Меш понял, что в своих расчетах он допустил обычную, но непростительную для разведчика ошибку. Он недооценил противника.

Но слова произнесены не были, и, следовательно, представление продолжалось, вне зависимости от того, что думали о его содержании автор и зрители.

— Вы правы, ваша светлость, — вежливо улыбнулся Меш. — Мы прибыли издалека. Нош — имя моего владения в Архипелаге, точнее на его западной дуге.

— Нош, — повторил за ним князь. — Нош. Я мало что знаю об Архипелаге, кавалер. Ваши люди редкие гости в Вайяре, а наши купцы вообще побаиваются путешествий по Бурным водам, но это имя пробуждает во мне какое-то смутное беспокойство, как будто я прежде уже слышал его. Вот только никак не могу припомнить, где и когда.

— Тогда, возможно, наша встреча с вашим сыном, — Меш намеренно акцентировал последние два слова, — была неспроста, кто бы ни вмешался в дела людей, Бросающая кости или Держащий меч. Ведь мы потому и прибыли в Вайяр, что по обстоятельствам, о которых мне не хотелось бы сейчас упоминать, я принял обет найти корни своей семьи, которая согласно преданию переселилась на Архипелаг три-четыре века назад именно из Вайяра.

Меш знал, о чем говорил. Он-то как раз хорошо знал происхождение имени Нош, которое десять лет назад выбрал в качестве своего нового имени и которым назвал свое княжество. Меш читал старые хроники семьи Сирш и знал историю о родном брате своего давнего предка — дело происходило 387 лет назад, если быть точным, который, как не раз случалось в истории Вайяра, не смирился с ролью второго и, собрав приверженцев, ушел из княжества на юг, к Бурным водам. Ушел в никуда, без следа и памяти, как многие до и после него.

— Вот как… — задумчиво произнес старик, в душе которого бушевал ураган сильнейших и чрезвычайно противоречивых чувств. — Значит, вы ищете свои корни, кавалер?

— Воистину так, ваша светлость, — чуть склонил голову Меш.

— Не сочтете ли вы грубостью, если я попрошу вас показать мне свой меч? — неожиданно спросил князь, испытующе глядя на Меша.

— Отнюдь, — улыбнулся Меш, отстегивая свой меч от пояса и передавая старику. — Почту за честь. Слава оружия прирастает славою рук, его держащих.

Князь принял меч, подержал его секунду на весу, как бы взвешивая в ладонях — а пожалуй что и взвешивая, — и наконец обнажил клинок, внимательно рассматривая сталь.

Меш знал, что опытный и многознающий в военном деле князь не мог не обратить внимания ни на ненормальную тяжесть клинка, ни на сизый отлив стали, выдающий ее истинное качество, так же как и цену. Не считая драгоценных камней, украшавших рукоять меча и скрытых сейчас под грубой кожаной оплеткой, клинок стоил целого состояния и был не по карману заурядному кавалеру.

Между тем пальцы старого князя пробежали по клинку, украшенному сложной вязью священного наречия, и остановились на рукояти.

— Сколько стоят эти камни? — спросил он, не поднимая взгляда на Меша.

— Достаточно, чтобы вооружить две сотни дружинников, — спокойно ответил Меш, видя, как расширяются глаза Ньюша.

— И если снять оплетку, — тихо продолжил князь, — не окажется ли так, что рукоять меча украшает княжеская булава?

— Окажется, князь, — согласился Меш, смирившийся с тем, что случившегося не изменишь.

— Итак, вы князь Нош, то есть владение, о котором вы рассказали нам прежде, является княжеством? — Князь наконец снова посмотрел на Меша:

— Вы правы, — согласился Меш, гадая, куда заведут его отца эмоции.

— Ну что ж, — кивнул князь. — Когда восстают из мертвых отпрыски двух самых знатных родов Вайяра, у меня имеется только один, но очень серьезный вопрос, от которого зависит все последующее.

«Вот человек, умеющий видеть суть вещей, — с одобрением отметил Меш. — Он выделил главное».

Князь замолчал, но Меш уже знал вопрос и понимал причины, которые заставляли князя буквально изнемогать под бременем неизвестности.

— Никаких династических претензий, князь, — сказал он твердо. — Абсолютно никаких.

Он увидел облегчение, проступившее на лице князя, и выражение растущего недоумения на лице Ньюша.

— Я сказал правду, — добавил он. — Все что мне нужно, это поработать в вашем хранилище книг. Это возможно?

— Разумеется, — поспешно заверил его князь, и Меш понял, насколько постарел его отец.

— Могу я узнать, что здесь происходит? — спросил наконец все еще ничего не понимающий Ньюш.

— Как вы полагаете, князь? — спросил старый Сирш.

— На ваше усмотрение, князь, — ровным голосом ответил Меш.

— И ведь я твой должник, — сказал князь Сирш, глядя Мешу в глаза. Глаза самого Сирша стали вдруг не просто старыми, они стали глазами больного животного, страдающего животного, не способного никому объяснить, как велико на самом деле его страдание.

— О чем вы, милорд? — поднял перед собой руки Меш. — Вы говорите это мне? После всего?

— Она знает? — неожиданно спросил Сирш и перевел взгляд на Сиан.

— Да, милорд, — с холодным достоинством ответила н'Сиан, понявшая, что именно имеет в виду князь Сирш. — Я знаю.

Ее голос был полон лютой стужи, какая бывает, кажется, только в Восточном Каэре.

— Вот видишь, — печально усмехнулся Сирш. — Она любит тебя, и ей абсолютно понятно, что и как случилось тогда.

Старик снова усмехнулся. В его усмешке, впрочем, было слишком много горечи, чтобы считать ее вполне тем, чем она должна была быть.

— Спроси ее, — предложил он. — Я почти уверен, что виновным она назовет меня.

Меш посмотрел на Сиан и кивнул. Но кивал он не словам отца, вернее не совсем им. Он кивнул своей собственной мысли. А мысль между тем была убийственно проста.

«Ты в самом деле идиот, Меш, — сказал он себе. — Старик разобрался в этом деле за считаные минуты, а ты десять лет терпел муки совести и…

О да! — признался он себе. — Я боялся даже думать о том, что Сиан должна чувствовать после того, что я ей о себе рассказал».

— Господа! — взмолился Ньюш. — Отец! Вы можете мне хоть что-нибудь объяснить? Или я так и буду сидеть здесь, как деревенский олух, и «слушать речи небожителей».

— Когда ты в последний раз был в Отцовской галерее, Ньюш? — вместо ответа спросил старый князь. На Ньюша он между тем не смотрел. Он смотрел на Меша, рассматривая его с жадным любопытством, с тоской в глазах, с болью, пришедшей из сердца. — Эти люди умеют творить чудеса, не так ли, князь?

— Отцовская галерея? — удивился Ньюш. — При чем здесь Отцовская галерея?

— Да, эти люди способны творить чудеса, — согласился Меш, и в этот момент глубоко в его ухе ожил коммуникатор.

«Надеюсь, вы меня слышите, князь, — предположил полковник В’Туеж. — Хотя я предпочел бы что-нибудь более существенное, чем надежда».

В его голосе чувствовалось напряжение.

— Да, — повторил Меш теперь уже для Сохатого, на мгновение включая коммуникатор на передачу. — Они умеют творить чудеса. — А это уже было снова сказано отцу.

— Ты не ответил на мой вопрос? — Князь все-таки повернулся к Ньюшу и теперь смотрел на него, ожидая ответа.

«Ну слава Бородачу, его жене и детям! — Интонация В'Туежа не оставляла сомнения в том, что ему хотелось сказать на самом деле. — Князь, мы на орбите. Вам надо срочно возвращаться. Мы вас ждем!»

Меш смотрел на отца и брата, но думал совсем о другом. Несомненно, о том же думала сейчас и Сиан, которая не могла не слышать слов полковника.

«Что, во имя Матери, могло такого произойти, чтобы В'Туеж нарушил его однозначный приказ?»

И в самом деле, они с Сиан находились «на вакациях», что подразумевало, что они путешествуют как хотят. Не то чтобы это могло понравиться придворным Меша или его гвардейцам, но князь Нош никогда не повторял своих приказов дважды. Единственной уступкой профессиональной паранойе В'Туежа было то, что в семистах километрах отсюда, на Змеином плато, сидели во временном лагере две полудюжины телохранителей — его и Сиан личных бодигардов, как называет их Дракон, — и ждали тревожного вызова. На этот случай у них имелся транспортный шатл. Впрочем, использовать их Меш не предполагал. И корабль он отослал тоже, ведь путешествие должно было быть долгим.

— Месяц, — сказал он своим людям, отправляясь в путь. — Сорок два дня я принадлежу самому себе, и я не рекомендовал бы кому-либо из вас проявлять излишнюю инициативу.

Говоря это, он знал цену слов, и его люди тоже знали, чего стоят слова Меша. Двадцать дней («Нет, теперь уже двадцать один») правила игры соблюдались неукоснительно. Обеими сторонами. И вот теперь к нему обращается сам Сохатый, и это означает, кроме всего прочего, что они пригнали сюда корабль.

«Так что же могло случиться? Какая причина оказалась сильнее его приказа?»

По-видимому, В'Туеж тоже понял, что без объяснений его поспешное вмешательство в дела князя может быть истолковано превратно.

«Война, — сказал он. — Ратай атаковали империю. Это раз».

«Вполне достаточно», — грустно подумал Меш, вполне отчетливо представлявший, что стоит за словами полковника.

— Ну, — между тем растерянно протянул Ньюш, глядя на старого князя, — думаю, что около месяца назад я там был.

— Похвально. — В голосе князя звучали ирония и горечь. — А когда ты в последний раз вглядывался в лица Отцов и Матерей?

«Переворот, — с отчетливым гневом в голосе сказал полковник. — Мятеж Позвонков! Это два».

«Да, — решил Меш. — Он прав. Такие события отменяют любые приказы».

— О! — радостно воскликнул Ньюш. Ему явно было, что ответить на этот раз. — Как раз месяц назад я это и делал! Жрецы наложили на меня епитимью, — сообщил он нехотя. — Пришлось проторчать в галерее почти целый день.

«Они покушались на королеву! — Гнев в голосе полковника звучал, как набатный колокол. — Они напали на жену Ворона!»

«Что?!» — Меш чуть не закричал. Даже его стойкость могла дать сбой при таких известиях.

«Не беспокойтесь, ваша светлость! — поспешил успокоить его В’Туеж, понимавший, что Меш молчит неспроста. — Они целы и невредимы, но нам пришлось отступить. Теперь мы на орбите».

«Да, это серьезно», — решил Меш.

— Ну и что же ты там видел, принц? — спросил князь.

— Портреты, — растерянно сообщил Ньюш.

«Вы не можете говорить, — подытожил В'Туеж. — Мы ждем вас. Нам надо спешить. Сообщите о вашем решении, как только сможете».

— Посмотри на них, — устало сказал князь, указывая на Меша и Сиан. — Их ты там случайно не видел?

Удивленный Ньюш повернулся к Мешу и Сиан, вгляделся в их лица и начал стремительно бледнеть.

— Не молчи! — приказал князь. — Ну!

— Этого не может быть! — неожиданно воскликнул Ньюш, вскакивая со стула. — Этого просто не может быть!

— Так что же ты увидел? — настаивал князь.

— Н'Сейра Вейж, — потрясенно сообщил Ньюш. — Княгиня Нош похожа на мою прабабку, н'Сейру Вейж, старшую дочь князя Вейжа.

— Да, похожа, — согласился князь. — А еще?

— И на с'Зеан Вейж… — У Ньюша, казалось, уже не было сил говорить.

— Верно, — подтвердил князь. — А знал бы ты, как она похожа на тетку нынешнего князя Вейжа, когда та была молодой! Одно лицо, Ньюш, одно и то же лицо.

Князь покачал головой, отгоняя воспоминания.

— Но ее ты не видел. Однако родовые черты налицо, не правда ли?

— Да, — признал тихим голосом Ньюш, который теперь, не отрываясь, смотрел на Меша. — Да, — повторил он чуть слышно. — Но мне никогда не пришло бы в голову сопоставить.

— Не расстраивайся, — утешил его старик. — И никому бы не пришло. Ведь так? Ты на это и рассчитывал?

Он снова смотрел на Меша.

— Так, — согласился Меш.

— Надо быть стариком, — объяснил князь Ньюшу, — таким, как я, чтобы глаза твои были устремлены в прошлое больше, чем в настоящее. Тогда ты увидел бы все это сам.

Ньюш по-прежнему, не отрываясь, смотрел на Меша.

— Знаешь, Меш, — сказал он наконец. — Ты действительно очень похож на дедушку, но ты другой. Если бы не отец, я бы тебя никогда не узнал. Хотя я и не понимаю, как это возможно, но ты — Меш.

— Ты прав, — спокойно ответил Меш и активировал коммуникатор. — Сутки, — сказал он. — Мне нужны одни сутки. Один день в хранилище книг, и мы уйдем, чтобы больше не приходить.

Собеседники Меша, однако, его жеста не оценили.

— Ты ничего не понял, — печально покачал головой старый князь.

«С вашего позволения, это очень рискованно. — В голосе полковника не слышалось энтузиазма. — Королева будет недовольна, я думаю».

— «Подождите секунду», — попросил Меш.

— Я все правильно понял, — объяснил он обоим. — Во всяком случае, я думаю, что понял главное.

Он посмотрел на старого князя, потом перевел взгляд на Ньюша:

— Я хотел бы остаться, но не могу. Я должен был бы уйти прямо сейчас — таковы обстоятельства, но и этого я сделать не могу. Есть нечто в старых книгах, что я должен найти. Это важно для меня. — Меш надеялся, что королева с ним согласится: ведь то, что искал он, было важно и для нее. — Один день. Это все, что я могу позволить себе, и о чем могу просить вас.

— Я прикажу, чтобы хранитель книг тебе не мешал, — кивнул князь.

«Ваша воля, княжеская воля», — вынужденно отступил полковник.

— Благодарю вас, князь, — поклонился Меш, встав. — Дорогая, надеюсь, вы составите мне компанию?

Меш протянул Сиан руку, и она тоже встала со стула.

— Непременно. — Ее улыбка была как дуновение весеннего ветра.

Старый князь посмотрел на них долгим взглядом, но ничего к сказанному ранее не добавил. Затем он обернулся к Ньюшу и сказал ему устало:

— Ньюш, проводи, пожалуйста, наших гостей в библиотеку и проследи, чтобы им не было отказа ни в чем. Идите, — сказал он после этого, ни к кому конкретно не обращаясь. — И да пребудут с вами Добрые Духи.

Поднявшись по узкой винтовой лестнице, Меш вошел в основание Кривой башни. Главный зал хранилища книг открылся перед ним, и Меш в очередной раз удивился тому, как медленно течет время даже там, где, как в Вайяре, люди живут мало и быстро. Секунду он постоял на пороге, а затем медленно пошел к высокому узкому пюпитру, рядом с которым много лет назад нашли мертвого В'Спаша. Сиан шла за Мешем, неслышно ступая по каменным плитам, и молчала.

Они подошли к пюпитру. Запах пролитой крови давно исчез, а вот раскрытая книга, лежавшая на пюпитре — собрание карт Н'Рима, — была той же самой, что и десять лет назад, и открыта она была на той же самой странице. Меш мельком взглянул на кроки Северного Вайяра, прорисованные побуревшей за долгие годы тушью, и перевел взгляд на жену. Сиан вернула ему взгляд и, по аханской привычке, чуть приподняла левую бровь, как бы говоря: «Здесь решаешь ты».

Меш поклонился Сиан и снова оглядел помещение. Первое впечатление оказалось правильным, главный зал библиотеки за прошедшие годы не изменился. Впрочем, когда Меш был здесь в последний раз, в библиотеке царила ночь, а сейчас слуги внесли в хранилище не менее двух дюжин подсвечников с горящими свечами и разожгли огонь в большом камине. Стало светло. Конечно, все относительно, но для Меша этого было вполне достаточно.

Освободив один из столов от лежащих на нем книг и альбомов, слуги быстро расставили на нем кувшины с вином и блюда с сыром, лепешками и сухими фруктами. Затем все они так же поспешно покинули библиотеку, оставляя Меша и Сиан одних. Последним собрался уходить Ньюш. Однако уходить он, по-видимому, не хотел и в конце концов не ушел. Он остановился около дверей, явно колеблясь и не решаясь что-то сказать или сделать. Впрочем, его колебания продолжались недолго. Решившись, так это, во всяком случае, выглядело или, вернее, должно было выглядеть, он вернулся к столу и встал напротив Меша.

— Прости! — сказал он тихо, но с чувством. Почти прошептал. — Если можешь, прости меня, Меш.

«Хороший ход, — отметил Меш с одобрением. — Правильный. Но не сейчас, не здесь».

— Мне не за что прощать тебя, брат, потому что не за что винить, — в тон Ньюшу ответил Меш, с интересом ожидая продолжения.

— Я… — голос Ньюша дрогнул, — я помню, как мы «охотились» на тебя.

«Я тоже помню».

— Пустое, — возразил Меш. — Ты был ребенок.

— Есть вещи, которые не следует делать никогда, — твердо сказал Ньюш.

— Ну если ты так полагаешь, — ответил Меш, — то пусть так и будет.

Он усмехнулся, не очень-то и пытаясь скрыть усмешку, потому что сцены из рыцарского романа не будет. Просто не получится. Это он уже понял. Понял минуту назад, «почувствовав» сводного брата, как удавалось Мешу иногда чувствовать других людей.

«Но с другой стороны, — подумал он. — Лучше уж так, чем как-нибудь еще. Истории о разлученных братьях хорошо рассказывать вечером, сидя у огня, с кубком черного вайярского в руке и трубкой в зубах».

— Перейдем к делу, — сказал он вслух, прерывая молчание.

Ньюш вздрогнул и удивленно посмотрел на Меша, но Меш был невозмутим.

— Откуда ты?.. — начал было обескураженный таким поворотом разговора Ньюш, но Меш остановил его:

— Оставь это и переходи к сути, — сказал он сухо. — Если ты хочешь иметь со мной дело, научись быть прямым, как стрела. Я слушаю тебя, Ньюш.

— Я… — Было видно, что Ньюшу очень непросто взять себя в руки, но все-таки он справился с потрясением быстрее, чем можно было ожидать, и это говорило в его пользу. — Князь постарел, — сказал наконец Ньюш. — Он стар и болен. А я… Я молод, и не все готовы идти за мной, как шли раньше за ним.

Он помолчал секунду, как будто пытался сформулировать главное.

— Волки собираются в стаю. — Ньюш смотрел Мешу прямо в глаза. — Они разорвут княжество, как барана. Я буду только маленькой косточкой на их пиру.

— Вейжи? — спросил Меш и почувствовал, как напряглась Сиан.

— Да, и Вейжи тоже, — кивнул Ньюш. — Но не только. Звери везде, Меш! И в цитадели тоже.

— Ты просишь о помощи?

— Да.

— А что же отец? — Меш впервые назвал старого Сирша отцом. Вслух.

— Отец? — переспросил Ньюш, не обративший на это слово никакого особого внимания. — Он не попросит тебя. Сегодня я все понял. Тебя он попросить не сможет.

Ньюш покачал головой и объяснил, поскольку Меш продолжал молчать:

— Я думаю, все дело в твоей матери, Меш, и в моей.

— Что тебе об этом известно? — спросил Меш.

— Не много, но достаточно, чтобы понять — твою мать он любил, а мою ненавидит.

Меш не стал больше спрашивать. Ему не хотелось снова погружаться в эти грязные воды. Что было, то случилось. Что есть, то и есть, а что случится затем, не ведомо никому из смертных. Но в немногих словах Ньюша содержалось немало такого, о чем следовало подумать. Что-то можно было отложить на потом, но кое-что требовало быстрой реакции.

Молчание снова затянулось, и Меш, у которого не было на все это времени, решил, что разговор надо завершать.

— Что ты предполагал предложить мне взамен? — спросил он.

— Ты будешь старшим братом князя, — быстро ответил Ньюш, который, по-видимому, все это уже обдумал заранее. — Восточное крыло замка и все что пожелаешь вне его.

— Дела настолько плохи? — усмехнулся Меш.

— Думаю, что да, — признался Ньюш тихо.

— Ты знаешь, что у меня уже есть свое княжество?

— Да, я понял это, но ты ведь Сирш!

— Я Сирш, — согласился Меш. — А кто ты?

— Я тоже Сирш, — невесело усмехнулся Ньюш. — Все думают, что я… Ты знаешь песенку про вино в крови?

— Знаю, — кивнул Меш.

— Вот такой я в их глазах, — объяснил Ньюш.

— Но они ошибаются, — уточнил Меш.

— Да.

Ньюш вдруг ухмыльнулся вполне весело. Почти было засмеялся даже, но остановился на ухмылке.

— Ты поверишь, если я скажу тебе, что именно ты научил меня тому, что маска «урода» может быть хорошим решением в трудные времена?

— Вот как? — Меш не удивился. Все это он уже знал.

— Да, — подтвердил Ньюш.

«Да, — подумал Меш. — Ты не зря мне понравился. В тебе действительно что-то есть, и, возможно, из тебя еще получится славный князь».

— Хорошо, — сказал он вслух. — Я подумаю, как вам помочь, но об этом мы поговорим утром. Приходи сюда на рассвете.

Меш улыбнулся Ньюшу и протянул ему руку:

— А сейчас иди, мне еще предстоит много чего сделать.

Ньюш пожал протянутую руку, кивнул в знак согласия и ушел, ни разу не оглянувшись по пути.

Когда дверь за ним закрылась, Меш запер ее на тяжелый стальной засов, которым, по-видимому, давно никто не пользовался — настолько трудно было его сдвинуть, и вернулся к Сиан. Она по-прежнему стояла у стола, осторожно, чтобы не распустились волосы, вытягивая из своей прически длинную и тонкую золотую иглу с крупным рубином на конце. Справившись с непростой задачей, Сиан воткнула иглу в одну из лепешек и повернула рубин против часовой стрелки. Неожиданно камень засветился. Свет, исходивший из камня, был слабым, чуть пульсирующим, но вполне заметным даже в хорошо освещенном помещении. Теперь, когда заработал этот крохотный прибор, никто уже не сможет ни услышать, ни увидеть того, что будет происходить в библиотеке.

— За дело, — кивнул Меш, и легко коснувшись пальцами щеки Сиан, пошел к статуе Души Взыскующей, все так же, как и многие годы до этого, стоявшей возле глухой стены.

Найдя углубления на висках чудной головки девушки-души, Меш привел в действие скрытый в ней механизм и открыл вход в лабиринт. Как и следовало ожидать, в лабиринте было темно. Здесь царила вечная ночь, в которой Меш, однако, мог двигаться так, как если бы тайные тропы замка Сиршей были освещены полуденным солнцем. Но сегодня он был не один, да и причин скрываться во тьме у него теперь не было. Меш активировал прибор скрадывания, вмонтированный в его широкий кожаный пояс, и, достав из кармана затейливую серебряную вещицу, в которой любой вайярский кавалер без труда узнал бы флакон для благовоний, включил фонарь. Узкий луч света разрезал тьму, осветив узкий коридор с кирпичными стенами и потолком.

— Иди за мной, — сказал он Сиан и шагнул в лабиринт. Через мгновение к его лучу присоединился луч фонаря Сиан, а еще через пару секунд и несколько неспешных шагов в глубь коридора он услышал щелчок закрывшейся двери. Теперь не видимые и не слышимые никем, даже если бы кто-нибудь кроме них двоих и находился сейчас на тайных тропах, они пошли быстрее. Для начала, им предстояло проверить две гипотезы Меша, которые возникли у него после долгих бесед с Драконом, Вороном, Тигрицей и королевой Нор. И с Сиан, конечно. И с Сиан…

Так уж повелось в их маленькой компании, что тайны Легиона обсуждались едва ли не при каждой встрече, и каждая новая деталь, которую можно было вставить в сложную головоломку, построенную много лет назад многими ныне давно мертвыми людьми, порождала очередной раунд дискуссий. Меш принимал в этих разговорах посильное участие с тех самых пор, как дама Йя поставила на его память печати легионерского типа. И прошло не так уж много времени, прежде чем Меш понял, что Четырехглазый, которого звали Карл, и В'Спаш — хранитель книг во дворце Сиршей — это один и тот же человек. Осознав этот факт, Меш понял, почему хранитель книг имел два лица. На самом деле В'Спаш имел три лица. Он был землянином, он был легионером, и он стал той'йтши. Тайна его смерти тайной более не являлась, хотя причины, заставившие другого легионера-землянина на это пойти, так и остались неизвестны. Королева с самого начала — с их первой, почти случайной, встречи — почувствовала, что Ярш не в восторге от того, что в Тхолан вернулись люди Легиона. Но разговорить человека, прошедшего специальную подготовку и носящего неснимаемые печати, не просто. К тому же смутные ощущения еще не повод для недоверия. Потребовалось время — годы, чтобы однажды Дракон смог сформулировать свой вопрос так, что рыжий Ярш вынужден был на него ответить. Он просто не смог не ответить на этот вопрос. И Ярш ответил. И вынужден был после этого ответить на многие другие вопросы, но даже власти Дракона — его ключей — не хватило на то, чтобы заставить ресторатора рассказать все. Оказалось, что у предателя стояли такие печати, которые не во власти Макса было отменить и не в силах сломать. Так что Ярш умер, унеся с собой больше тайн, чем раскрыл. Жаль, конечно, что там не было Меша. Возможно, он сам по себе или с одним из Камней Легиона — и сумел бы пройти эти барьеры, но ни Дракон, ни Ворон о такой возможности не подумали. Типичная ошибка людей, привыкших во всем полагаться только на себя. Впрочем, сделанного не воротишь. Ярш умер. А до этого умер Карл. И сожаления о смерти хранителя книг вызвали к жизни воспоминание, которое, казалось, было глубоко похоронено в бездонной памяти Меша. Стерто. Навсегда. Оказалось, что не навсегда. Не стерто. Не забыто. И неожиданно для самого себя Меш вспомнил, как он сам случайно обнаружил вход в лабиринт. За давностью лет и за неактуальностью история эта почти забылась. Тема эта никогда не была для Меша предметом обдумывания, и потому он, не намеренно, конечно, упростил историю, полагая, что открыл вход на тайные тропы сам, воспользовавшись своим даром. Теперь же события того далекого уже времени всплыли в его памяти с яркостью недавно случившегося. Естественно, не без причины. Его память была подстегнута рассказами других.

А ведь все случилось тогда совсем не так, как он предпочитал думать. Все было намного проще. Меш просто подсмотрел однажды, как хранитель входит в лабиринт. Остальное Меш действительно сделал сам. Первое воспоминание проложило тропу в самый темный и дальний угол его памяти, и там нашлось кое-что еще. В лабиринте было одно место, где следы В'Спаша были особенно многочисленны и «запах» его ауры особенно силен. Не надо было быть большим умником, чтобы понять — В'Спаш бывал здесь часто, и это было неспроста. Но тогда возникал другой вопрос. Почему Меш, который изучил тайные пути так, как он их изучил, не исследовал одно-единственное место в лабиринте, именно то, которое было связано с хранителем? И Меш, напрягший свою память до предела, буквально вывернувший ее наизнанку, вспомнил наконец, что остановило его любопытство и, более того, заставило обходить это конкретное место в лабиринте стороной, а затем и вовсе забыть и о нем и обо всем, что с ним связано. Конечно, здесь сыграло свою роль и естественное благородство истинного кавалера, как это представлял себе Меш. В'Спаш был его единственным другом, и тайны В'Спаша были его тайнами, к которым Меш не смел приближаться, сначала из чувства благодарности и уважения к библиотекарю, а затем и из чувства чести, которое развил в себе. Однако и это было не все. Не вся правда, а только часть ее. Имелось кое-что другое, объяснявшее, между прочим, и странную забывчивость Меша. Оказавшись в первый — и последний — раз в непосредственной близости от Тайны хранителя книг, Меш почувствовал непередаваемый ужас, пришедший к нему неведомо откуда и по какой причине. Иррациональный страх обрушился на него тогда с такой силой, что Меш бежал из этого покинутого Добрыми Духами места без оглядки и с тех пор старательно избегал его, предпочитая думать о нем как можно меньше. Так было. И в дальнейшем, замечая следы В'Спаша, ведущие в это ужасное место, Меш их просто игнорировал.

А вот теперь, когда изменился мир и изменился Меш, настало время проверить, что же это за место такое, и не там ли прятал Карл свой архив и свои вещи, которые так и не были найдены, если верить словам ресторатора Ярша, ни самим Яршем, ни комиссией Легиона, расследовавшей убийство своего сотрудника. Кстати, Ярш подтвердил и предположения Дракона и Ворона по поводу результатов этого расследования. Следственная комиссия пришла к тому же выводу, что и они: Карла убил кто-то из своих. Следствие, однако, было прервано переворотом, и, по-видимому, тайна смерти Карла так и осталась бы нераскрытой, если бы не случай. Возвращение тех, кто был по-прежнему заинтересован в расследовании, погубило предателя, хотя и не объяснило преступления, совершенного им. Ясно было только одно — это не было сведением счетов между двумя наемниками. За всем этим скрывалось что-то гораздо более серьезное. Но что, так и осталось невыясненным. Зато в «рассказах» Ярша всплыло одно крайне, интересное обстоятельство. Как и предполагали друзья Меша, со временем Легион все больше и больше стал заниматься своими собственными играми. К чему готовился Легион, какие преследовал цели, какое варево готовилось в его штабной кухне, теперь можно было только гадать. Но факт, что Легиону стало мало того, что он смог внедрить своих людей — преимущественно землян — в аханское общество. Легион стал создавать собственный клон внутри Аханской империи, и организация эта была практически полностью автономна. Во всяком случае, такой она должна была стать со временем. Они просто не успели. Сеть, в которую входили Ярш и Цо и которую Ярш, как ни изворачивался, вынужден был отдать Дракону, была уже практически не связана с Легионом. Поэтому она — восемнадцать человек и некоторая инфраструктура, которую успели построить, — и уцелела во время переворота. Вся связь этой автономной группы с Легионом проходила только через трех человек: Карла, отца Сиан, формально тоже находившегося в отставке, и одного действующего генерала — главы собственной разведки Легиона, который в момент переворота находился на Курорте. Все это кое-что объясняло, но всех недоумений не снимало, так как Ярш всего, по-видимому, не знал и сам, а то, что и знал, унес с собой в могилу.

Впрочем, случай торит дорогу случаю, как говаривают в Вайяре в сходных обстоятельствах. Не успели разойтись круги над головой случайно утонувшего ресторатора, как Меш обнаружил, что кое-что интересное к истории тайной деятельности Легиона накануне переворота может добавить его собственная жена. Сиан ведь неспроста пришла тогда к Яршу. Ярш был другом ее отца, и он был единственным человеком в столице, к которому Сиан могла обратиться за помощью. Более того, к нему она и должна была прийти.

История Сиан была тоже частью старой тайны. Оказалось, что Вейж был человеком предусмотрительным и умным, хотя и он не смог предусмотреть всего. У отца Сиан, по-видимому, появились какие-то опасения, и за год-два до переворота он положил в несколько банков крупные суммы денег на анонимные счета. А за месяц до событий отослал Сиан к двоюродному брату своей жены, который входил в собственную организацию Вейжа, никак не связанную с Легионом и ничего о Легионе не знавшую. Когда все рухнуло, умный и, как выяснилось, совершенно не брезгливый родственник, догадывавшийся, что у Вейжа должны быть немалые деньги, сумел разговорить наивную и доверчивую Сиан и узнать у нее пароли и коды доступа к счетам. Остальное было делом техники, но жадный мерзавец совершил две ошибки. Во-первых, он не убил Сиан, а продал ее в рабство, то ли потому, что не хотел брать грех убийства на свою грязную душу, то ли потому, что решил заработать еще. Это была роковая ошибка. Услышав от Сиан ее историю, Меш навестил предателя, и, надо сказать, тот умер по законам Той'йт, то есть смерть его была долгой и мучительной. А второй ошибкой покойного родственника Сиан было то, что он поспешил и не расспросил девушку до конца. Один счет, надо сказать, не самый большой из всех доверенных ей, но зато такой, который, по неизвестной ей самой причине, отец просил беречь пуще всего и тайну которого она могла доверить только одному-единственному человеку, старому другу Вейжа — Яршу — этот счет Сиан все-таки сохранила в тайне. В результате счет этот они открыли вместе с Мешем и, к своему удивлению, нашли на нем не только деньги, но и коды доступа к чему-то, о чем не знали ни Сиан, ни сам Ярш. Однако Ярш высказал предположение, что это коды доступа к архиву сети, о местонахождении которого он не имел никакого представления.

Вот это и было второй гипотезой Меша. Вернее, мысль о том, что архив автономной сети Легиона хранился у Карла, одновременно высказали Меш и Дракон. Теперь Меш мог проверить оба предположения, и ждать этого момента оставалось недолго.

Они уже спустились ниже уровня подземного озера. Пути здесь были очень старыми и мрачными. Не имея какой-либо ценности в глазах державных Сиршей, тоннели и колодцы Западного Плеча, соединявшие между собой цепь естественных пещер, выглядели давно заброшенными, какими на самом деле и были. Стены штолен покрывала плесень, в коридорах стояла вода, с потолков капало, а кучки камней, часто попадавшиеся им на пути, указывали на то, что с потолков падали не только капли ледяной воды.

Винтовая лестница, сложенная из внушительного размера каменных блоков, вывела Меша и Сиан в узкую прямую штольню, вырубленную в твердом камне горы. Вода здесь доходила им до щиколоток, а камень стен и свода давил так, как если бы и в самом деле лежал на их плечах и сжимал тела. Но это было не главное. Почувствовавший еще во время спуска приближение знакомого ему по детству ужаса, Меш вполне ощущал теперь давление чужой мертвой воли, стремившейся, как он понимал, изгнать их из запретных пределов. Чувствовал Меш и Сиан, содрогавшуюся под волнами иррационального кошмара, буквально затопившего все пространство вокруг. Конечно, он рассказывал ей об этом, и она была готова к встрече с «ужасом подземелий», но одно дело услышать об этом, и совсем другое — пережить этот ужас наяву. Не оглядываясь, Меш протянул руку назад и встретил ответное движение руки Сиан.

— Не бойтесь, моя госпожа, — сказал Меш твердо, стараясь передать Сиан голосом малую толику силы и уверенности. — Здесь нет тигра, он лишь приснился нам на этих темных путях.

— Я понимаю и верю вам, князь, — тихо ответила она. Ее голос передавал напряженную борьбу, которую Сиан вела сейчас сама с собой.

Так они шли еще несколько времени, борясь с собственными инстинктами, которые требовали повернуть, уйти, бежать без оглядки от темной силы, таящейся впереди. Это было похоже на греблю против течения или на их недавний путь сквозь снежную бурю. Последние метры пути Меш, и сам с огромным трудом преодолевавший собственный страх, уже просто тащил Сиан силой, крепко держа за холодную, как лед, руку.

А потом все кончилось. Коридор сделал резкий поворот и дуновение ужаса внезапно оборвалось, как будто закрылась дверь, оставившая штормовой ветер снаружи. Все кончилось, и только в душе остался какой-то мутный осадок, как после долгого тяжелого боя, внезапно завершившегося тогда, когда ты был еще весь охвачен боевым безумием.

Еще несколько шагов, несколько выщербленных ступеней короткого подъема, и они оказались в сухой узкой штольне, запертой впереди глухой каменной стеной. Даже воздух здесь неожиданно стал другим. Он стал сухим и чистым, как будто и не были заполнены лежащие позади пути мертвым и стылым воздухом древних подземелий, запахами плесени и гнилой воды.

Меш отпустил руку Сиан и один подошел к преградившей им путь стене. Интуиция не обманула его. Даже одного взгляда на преграду было достаточно, чтобы увидеть — это не скала. Перед ним был Камень. Не дикий камень горы, давно окружавший их с Сиан со всех сторон, а Камень, и это означало, что Меш не ошибся. Он не зря затеял это путешествие, не напрасно рисковал своей душой, не по глупости тащился через Вайяр, заставляя свою любимую испытывать трудности и лишения, а то и подвергаться риску. Все было сделано правильно. Они нашли то, что искали. Во всяком случае, они нашли нечто, что стоило всех их трудов, если здесь находился Черный Камень. Меш коснулся рукой Камня и почувствовал знакомые вибрации, хорошо известное ему по прежним встречам биение неживой жизни. Это было похоже на встречу со старым другом, с которым, однако, ты не встречался долгие годы. Встреча. Узнавание. Вопросы и Ответы. Принятие.

За годы после изгнания Меш успел познакомиться с двумя десятками Камней, а однажды он пережил самое глубокое погружение в мир Камня, какое только было известно из писаной истории империи. Из неписаной, насколько он мог судить, тоже. Ведь и рассказ королевы Нор слышали не многие, но он был среди тех, кто знал ее историю из первых уст. Все это давало основание думать, что Камни уже не могут удивить его по-настоящему. Теперь, однако, он понял, что снова встретился с чем-то совершенно для него новым. Хотя и в этой новизне присутствовало нечто, о чем он знал, о чем слышал от других прежде, но что никак не связывал с Камнями. И не только он, если вспомнить.

Меш увидел вдруг другую стену, призрачную стену, которую он видел не глазами, а внутренним взором. Стена, воспринимавшаяся им, как ровная чуть колеблющаяся поверхность, уходила в бесконечность. Она простиралась во все стороны, влево и вправо, вверх и вниз, пронизывая плоть скалы, а прямо перед ним находился проход, некая «дверь», надежно закрытая на что-то, что он ощущал как замки.

«Означает ли это, что тайник Карла находится в другом мире? — спросил себя Меш, изучая стену в стене. — Или это что-то другое?»

— Сударыня, — сказал он вслух. — Ваша очередь.

Он не пояснил, что надо делать, Сиан поняла его и так, хотя сама, по-видимому, призрачную стену видеть не могла. Тем не менее она знала, что формулу доступа, к чему бы та ни относилась, прочтет она. Это было ее наследие, последний дар ее отца, и Меш, который мог сделать это и сам, настоял на ее праве и привилегии воспользоваться ключами и кодами, которые хранились в сопроводительном файле последнего оставшегося у нее секретного счета.

— Продумывайте каждый символ так тщательно, как сможете, — сказал Меш, отодвигаясь в сторону и позволяя Сиан подойти ближе к стене. — Не торопитесь и не останавливайтесь.

— Спасибо, сударь, — ответила она тихо. — Я готова.

— Тогда начнем, — сказал он, не отнимая рук от поверхности Камня. Все это время он продолжал чувствовать кончиками пальцев тихое, но внятное бурление «темной жизни» внутри Камня.

Наступило молчание. Меш не мог слышать, что и в каком темпе артикулирует Сиан, хотя и знал текст формулы наизусть. Он не слышал, но зато сразу почувствовал действие, которое оказывают «произносимые» Сиан ключи на Камень. Это было похоже на глухой гул, приходящий из глубины гор и предвещающий землетрясение или извержение вулкана. Гул нарастал с каждой секундой, так что вскоре Меш уже не должен был касаться стены, чтобы почувствовать внутренние вибрации Камня.

Менялась и призрачная стена, которую он «видел» все более и более отчетливо, пока наконец она не стала для него такой же реальной, как и сам Камень. В то же мгновение произошло несколько событий, каждое из которых было важно и само по себе и все вместе. Вскрикнула Сиан, которая, по-видимому, теперь тоже увидела стену и «дверь». Упали запоры, и Меш ощутил, что Проход открыт. И в этот момент он снова узнал нечто новое о Камне и о взаимоотношениях Камней и людей. Он понял, что коды доступа имперского образца являются чем-то совершенно необязательным, лишним, и даже чуждым по отношению к стене и Проходу, которые суть эффекты Камня, седая древность которого не предполагала никакой естественной связи ни с империей аханков, ни с Легионом.

И ведь все это лежало на поверхности. И Макс с Виктором говорили как-то, что Порог на их Земле не мог быть создан Легионом, но был, по всей видимости, лишь обнаружен и использован разведчиками Легиона. Они не знали только, что Порог есть результат активности Камня, о чем узнал теперь Меш; не знали, не искали и не нашли там Камня, который — в этом Меш теперь не сомневался — обязан был там быть. А коды доступа… Что ж, Меш был почти уверен теперь, что наложение Замков было всего лишь возможностью, заложенной в самой природе Камня. Возможностью, задуманной его создателями, или случайным следствием других возможностей Камня. Скорее всего, когда-то Проход был открыт перед любым, кто мог преодолеть ужас подземелий. Да и подземелий этих, лабиринта, который привел сюда Меша и Сиан, не было в те времена, когда создавался Камень или когда его поместили в недра горы. Но тот, кто пришел сюда первым, или, быть может, кто-то, кто пришел к Камню после, и был тем человеком, который поставил на Проход свои печати. Остальное было не суть важно. Нашел ли Карл — когда? где? как? — чужие ключи к чужим замкам, которые затем заменил своими собственными, или он и был тем самым первым, кто до этого додумался, дела не меняло. Сейчас свои запоры на «дверь» мог поставить любой, кто знал, как это сделать, и Меш в том числе. И Меш тоже. Только зачем? Его занимало другое, и это другое заставляло его сердце биться сильнее, чем он хотел бы себе позволить. Его открытие имело простой практический смысл. Если Порог на Земле Дракона и Ворона никого не отпугивал, значит, на то не было нужды. И второе, если хранитель книг счел нужным поставить свои замки, значит, ему было что скрывать. Все это означало, что, возможно, и даже скорее всего, Меш и Сиан нашли то, что искали, и даже более того. Оставалось лишь войти и проверить, что из этого правда, а что игра воображения. И Меш вошел. Он протянул руку Сиан, крепко сжал ее ладонь в своей и шагнул вперед. Сделать это было не просто. Чувства, особенно зрение, утверждали, что перед ними глухая каменная стена, и только внутреннее видение указывало им дорогу вперед.

Шаг, потребовавший от него неимоверного напряжения, и еще один, который дался ему уже гораздо легче, но зато ставший для Сиан истинным мерилом ее воли и доверия, и они оказались внутри прохладного неярко освещенного пространства. Секунда, краткий миг, пока чувства, взбаламученные усилием подвига, приходили в нормальное состояние, и Меш увидел, что они стоят в пещере — нет, пожалуй, пещерой это назвать было нельзя! — в помещении, зале, имевшем форму полусферы и залитом ровным чуть голубоватым светом, исходящим из искривленных стен, ровного пола и сферического купола, служившего залу потолком. Почти посередине зала стояли металлический складной стол, на котором располагался мобильный вычислитель, и такой же стул. А в нескольких метрах от этого импровизированного кабинета находился небольшой склад совершенно чуждых этому месту вещей. Там были небольшой холодильник и портативный генератор, лежали несколько десантных укладок и футляров со спецоборудованием (Меш выделил взглядом аптечку и оружейный бокс) и — главное! — семь узких (максимум пятнадцать сантиметров в диаметре), но длинных (не меньше метра) цилиндров, сделанных из керамита. Это были стандартные архивные контейнеры, и, значит, они таки нашли архив тайной сети Легиона, потому что такой объем информации, какой могли содержать контейнеры, не мог быть личным архивом Карла. Не могло быть у одного человека столько знания, чтобы ему понадобились целых семь контейнеров. И одного было бы много.

Они постояли секунду у стены, вернее у отчетливо ощущаемого ими прохода, оставшегося за спиной, и молча подошли к столу. За одиннадцать лет, прошедших со времени гибели хранителя книг, ничто не изменилось в пещере. Это Меш почувствовал сразу и настолько отчетливо, что и намерения проверять этот факт у него не возникло. Ни одна пылинка не опустилась на футляр вычислителя. Никто чужой не потревожил мертвого покоя зала внутри Камня — это был, вероятно, самый большой Камень из всех известных в пределах империи, — никто не прикоснулся к тайнам Карла.

Меш огляделся, прислушиваясь к своему чутью больше, чем полагаясь на зрение или нюх. Его связь с Камнем не прервалась, и это помогло ему увидеть второй Проход в искривленной стене зала. Важность этого открытия была велика, и, обдумав ситуацию, Меш принял решение.

— Сударыня, — сказал он, поворачиваясь к Сиан, — у нас мало времени. Сейчас час ночи, а в шесть я буду говорить с братом.

Сиан внимательно посмотрела на него и молча кивнула. По-видимому, она обратила внимание на то, что Меш назвал Ньюша братом, но спрашивать ни о чем не стала. Меш все объяснил ей сам:

— Этот союз может оказаться не только полезным. Мы им поможем. Я думаю, — добавил он, секунду помолчав, — что дюжины опытных людей Ньюшу хватит. И немного золота, в котором ему не придется отчитываться перед отцом.

Сиан улыбнулась. Ошибки быть не могло. Меш не из тех людей, у которых случаются оговорки. У его слов имеется самостоятельная ценность, и Сиан должна была это знать. Он сказал — отец, и этим объяснил ей свое решение.

— Тут есть еще один Проход, — сказал он, любуясь ее глазами. — Это не тайна Карла, а что-то гораздо более древнее.

— Мы вернемся сюда не скоро, — чуть улыбнулась ему Сиан, принимая и это его решение.

— Да, вероятно, — подтвердил ее догадку Меш. — Займитесь вычислителем и контейнерами. В пять прибудут наши люди… А я посмотрю, какие еще тайны хранит замковая гора.