Глава 21
Звезда Горна

В Свинушках меня ждала плохая новость: у моего коня, Ворона, распухла бабка на левой передней ноге, и сейчас предстояло определиться, либо бросить его здесь, либо подождать три-четыре дня. Местный коновал уверил, что ничего страшного нет, но брать сейчас Ворона в дорогу, пусть и не под седлом, не стоит. Таким конем рисковать нельзя, заявил он, чуть ли не с нежностью гладя его по морде. Поразительно, но Ворон совершенно не протестовал против ласки незнакомого ему человека.

Черт, ну где же во мне тот магнит, который притягивает проблемы и неприятности? Знать бы точно, где он, – вырезал бы обязательно. Эти самые три-четыре дня остались до столицы, а тут еще Говальд…

Нельзя его здесь держать. Бандита нужно срочно доставить туда, откуда он не сбежит до самой плахи или виселицы, – в имперскую тюрьму Нойзейсед. Есть такая, для особо опасных преступников, вроде Говальда, и расположена она на острове посреди Арны.

Я подошел к Ворону и запустил ему в гриву обе руки. Ну что ж ты, брат, как же так получилось?

Ворон положил мне голову на плечо и всхрапнул. Понимаешь, хозяин, загородка высокой оказалась, не рассчитал я чуть-чуть, да и трава была мокрая. Ведь ты же сам обещал меня перековать… А она того стоила, поверь мне. Может быть, это и была моя принцесса – та, которую я всю жизнь ждал.

Я взглянул в его хитрые глаза: врешь ты все. Не обманешь, сам таким был, пока свою единственную не встретил.

Придется оставить здесь. Эх, как же не хочется его бросать – он мне друг, даже почти как брат. Сколько мы с ним вместе видели и пережили… Люди умудряются бездушные железяки называть «ласточками» и другими ласковыми прозвищами, а Ворон живой, он меня иногда без слов понимает и настроение мое чувствует… Ладно, чего я разнылся? Как будто навек прощаюсь.

– Шлон, – обратился я к бывшему егерю, – просьба у меня к тебе. Задержишься здесь с Грегором, пока Ворон не поправится. И потом сами не выезжайте, к кому-нибудь пристройтесь, чтобы вместе до столицы добраться. А вот это уже приказ.

Тот понятливо мотнул головой: сделаем. И насчет того, чтобы не самим до столицы добираться, ясно – Ворон слишком большой соблазн, за него мне один барончик сто золотых имперских крон предлагал. Правда, нетрезв был, но и на следующий день от слов своих не отказывался.

А за пятьдесят я его на торг выведу – и сразу купят коня, только рот открою. Но он мне друг, а друзей в деньгах не оценивают и не продают.

Затем я подошел к Грегору:

– Как Милица?

– Отплакала уже свое, ваша милость, полегче ей, – ответил тот.

Вот и хорошо. Только не настали еще те времена, когда невинность – скорее обуза, нежели честь.

– Ты вот еще что, Грегор, передай ей это, – и вложил ему в руку три блеснувших золотом монеты. – Милице в приданое, так и скажи.

Узнают в деревне про такое приданое – от женихов отбоя не будет, сама перебирать станет. И сейчас все покупается, и потом ничего не изменится.

– Спасибо, ваша милость.

Э, а вот кланяться мне не надо – сдурел, что ли?

Мы выехали из Свинушек сразу же, как только поели, не оставшись на ночлег. Так я и не увидел руины – может, потом когда-нибудь удастся.

До столицы осталось совсем ничего – надеюсь, приключений больше не будет.

Теперь я сам ехал впереди отряда, не хватало еще в нескольких днях от столицы дозор вперед высылать. За Говальдом, сменяя друг друга и держа его лошадь в поводу, все время нашего пути будут присматривать «дикие», Кот и Ворон.

При выезде на тракт я остановился, пропуская отряд. Все в порядке, захочешь – не найдешь к чему придраться, вот только Говальд сидел в седле так, что его осанке позавидовал бы сам герцог Иллойский.

– Ворон! – Я показал на разбойника рукой: не понимаю, мол. Ворон направил своего коня к Говальду, поравнялся с ним и с силой натянул ему шляпу до самого кончика носа, а затем еще что-то негромко добавил. Говальд согнулся едва не пополам, чуть ли не касаясь шляпой лошадиной гривы.

– Что ты ему сказал?

Ворон пожал плечами:

– Предупредил, что если он еще хоть раз выпрямит спину, то я сделаю так, что весь остаток своей вонючей жизни он вообще не сможет ее выпрямлять.

Еще три дня пути, с двумя ночевками в поле и последней в придорожном трактире, стоявшем на окраине богатого села Блохово. Не знаю, кто дал ему такое название, но, будь Шлон с нами, я бы обязательно сказал ему что-нибудь типа – мол, жаль, что твоя мама родом не отсюда.

Из села я выезжал, переодевшись в одежду, больше подобающую моему званию и положению, не забыв прицепить шпагу. И теперь с легкой завистью поглядывал на остальных, остававшихся в прежнем наряде, значительно более удобном и практичном в дороге.

Но настроение все равно было прекрасное: вечером прибудем в Мойс, из которого мы выедем еще по темноте, к обеду будем в столице, а там…

Дальше я старался не думать – слишком захватывало дух при мысли о том, что вот я уже во дворце, вот я устремляюсь знакомой дорогой в покои императрицы…

Мойс встретил нас городским праздником, отмечая день своего основания. Мы пробирались к уже знакомому постоялому двору через улицы, запруженные празднично разодетым людом. Веселье, музыка, танцы прямо посреди мостовой – словом, народ веселился вовсю.

Я даже успел поймать цветок от одной очень смазливой девицы, хорошенькой, как чертенок. В ответ послал ей воздушный поцелуй, не знаю, знакома ли она была с этим жестом ранее, но то, что он ей понравился, – это точно. Ничего, завтра у меня будет свой праздник, да еще какой!

На постоялом дворе все происходило в привычном порядке. Мы остановились перед ним, не спешиваясь, причем Говальд с обеих сторон был зажат «дикими», и ждали, пока Амин договорится с хозяином относительно комнат, ужина и всего остального. Затем он осмотрел все три комнаты, убеждаясь в том, что они нам подходят, и вернулся к нам. «Дикие» сопровождали Говальда в одну из комнат и оставались с ним неразлучно, ужин им приносили. Третьим всегда был Амин – на тот случай, если у кого-нибудь из «диких» возникнет необходимость ненадолго покинуть помещение.

И дальше все шло как обычно. Я с важным видом проследовал в свою комнату и сидел в ней, пока меня не пригласили на ужин. Затем так же важно спустился в обеденный зал и занял почетное место во главе одного из столов, приготовленных для нас. Словом, делал все то, что от меня требовалось согласно представлению окружающих о моем статусе.

Этот постоялый двор понравился мне еще на пути в Тромер. Чистый, уютный, с хорошей кухней и достаточным числом помещений для всех моих людей. Комната досталась та же самая, и я посчитал это добрым предзнаменованием. В ней самой за все эти месяцы, по-моему, ничего даже не изменилось. В прошлый раз мы занимали ее с Коллайном, теперь на его постели будет спать Прошка, только и всего. Уже привычно разбросав по комнате свои вещи, я подошел к раскрытому окну, сквозь которое доносился шум веселящегося города. В дверь постучали – это Проухв, пора спускаться к ужину. Людей в зале было мало, видимо, все принимали участие в празднике, и только за столом напротив входных дверей сидела компания из нескольких дворян, совершенно мне незнакомых.

Ужин прошел хорошо, готовить здесь умели, не хватало только Шлона с его языком. Ну да ладно, теперь необходимо выйти подышать свежим воздухом и ложиться спать – вставать завтра очень рано. Прошка порывался было пойти за мной, но я успокоил его жестом. Не хватало еще, чтобы он и в сортир меня сопровождал, телохранитель хренов. Все тут славно, вот только удобства во дворе. Хорошо, не январь – вспомнились мне слова одного юмориста.

Когда я выходил из известного места, во двор въехали несколько всадников, дворяне, судя по громким голосам и манере разговаривать. Не так давно, когда я еще не имел шпаги (пальцы рефлекторно коснулись ее эфеса), меня такое поведение ужасно раздражало. Теперь же и самому приходится вести себя именно так.

Господи, как красиво здесь звездное небо – можно часами любоваться! Жители этой планеты видят его с рождения, им не с чем сравнивать, а мне еще долго придется к нему привыкать. Я уже знаю названия многих созвездий, а вот в той стороне должна быть звезда Горна. Она здесь, как Полярная, указывает на север, и всю дорогу до Тромера мы ехали строго на нее. Нет, с этого места ее не видно, в этих широтах она находится низко над горизонтом. Но если выйти со двора, чтобы не загораживало двухэтажное здание…

Я резко обернулся на шорох, отпрыгивая назад. Нет, не на шорох, а на звук извлекаемого из ножен клинка – слишком характерный звук, даже если его пытаются извлечь как можно тише. Себе я задачи такой не ставил: главное, успеть рвануть шпагу, отбрасывая ножны в сторону, чтобы не запутаться в них ногами. Черт, как бы приятно было почувствовать в левой руке привычную тяжесть пистолета, но это совсем не реально – он остался наверху, так же как и дага. Это не будет дуэлью – их трое, они в черном, и все молчат.

Выпад левого из них, звон металла, крест, мой выпад, снова звон, теперь уход в сторону, еще влево, выстраиваем их в линию – вот он, шанс! В глубоком выпаде я достал ближнего, почувствовав, как шпага пронзила живот и уткнулась ему в позвоночник.

Уже подаваясь назад, понял, что не успеваю уйти от колющего удара второго убийцы, непонятно как выросшего из-за спины пронзенного мной противника. Упав на правый бок и перекатившись в сторону, я снова вскочил на ноги. И тут пришла боль. Боль была такая жгучая, что просто свалила меня на одно колено, заставив зарычать.

«Все, это конец, – мелькнуло в голове. – Следующую атаку я не переживу. Но хоть одного еще забрать с собой, вот этого, что обходит меня справа, стараясь зайти за спину…»

Давай еще шажок, один-единственный, ты ведь думаешь, что сзади это будет сделать легче, и правильно думаешь. А еще ты думаешь, что я, как викинг, должен умереть с оружием в руках, но здесь ты заблуждаешься, я должен забрать тебя с собой, и больше мне ничего не надо. Когда ты поравняешься с моим правым плечом, я смогу метнуть в тебя шпагу, и для этого мне совсем не нужно будет замахиваться. Я не промахнусь, ты не надейся, она войдет в твой живот, на тебе ведь нет ни кирасы, ни кольчуги, они же так мешают тебе двигаться быстро. Я сидел и рычал – и в этом я не викинг: они умели преодолеть боль, а моя меня скрутила.

Они совпали – мой бросок и бросок из темноты человека с двумя клинками и тоже рычащего.

Но человек бросился не на меня – он атаковал противника, того, который стоял передо мной, и этим человеком был Амин. Они сошлись в бешеной круговерти сверкающей стали и были достойны друг друга. А я обманул своего, не попал ему шпагой в живот, а попал в ногу – бросок Амина отвлек меня и сбил прицел.

Но враг не кинулся ко мне, чтобы добить, – он вырвал лезвие из бедра и, прихрамывая, напал на Амина с другой стороны. А чего меня опасаться, безоружного и стоящего на коленях?

Амин не зря ни на шаг не отходил от «диких». Они сделали его отличным бойцом, и, возможно, у него даже были шансы победить. Победить одного, но с двумя ему не справиться.

Я уже почти дотянулся до своей шпаги, валяющейся на земле, когда к нам присоединился Прошка. Он тоже рычал, и делал это очень страшно. В три прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, он даже не стал вытаскивать висевшую у него на боку саблю. Ухватившись левой рукой прямо за лезвие полуметровой даги раненного мною в ногу убийцы, он опустил кулак правой ему на голову. Хруст шейных позвонков, и его противник упал на землю тряпичной куклой. Я попытался подняться на ноги, но новый приступ боли в левом боку согнул меня пополам. Когда в глазах появилась резкость, а дыхание восстановилось, все было кончено, и Амин деловито вытирал клинки об одежду своего противника.

Вот так это и бывает: шпага застряла в костях моего противника, и мгновение, потребовавшееся на то, чтобы извлечь ее, чуть не стоило мне жизни.

Я вставил стилет, непонятно как оказавшийся в руке, в ножны и с помощью Прошки поднялся на ноги. Оказалось, что, если сильно прижать левую руку к ребрам и притянуть ее правой, становится не так больно, даже можно идти самому. Где-то здесь должен быть еще один, тот, с которым я схватился первым. Поискав взглядом, обнаружил его мертвого, с головой, неестественно откинутой назад. Зря, теперь и спросить не у кого, кто их послал. Да и черт с ними, сейчас главное самому не зажмуриться, с раной от копья вайха было легче.

– Кистью поработай, – обратился я к Прошке. Тот послушно несколько раз сжал кулак на окровавленной левой руке. Удачно, черт возьми, мог бы инвалидом на всю жизнь остаться. – Пойдемте к своим, наверх. И вот еще что: когда зайдем в таверну, прикройте меня от посетителей, незачем нам лишнее внимание к себе привлекать.

Лестница на второй этаж расположена справа от входной двери, буквально в нескольких шагах, а за Прошкой двоих таких, как я, спрятать можно, ну и Амин сзади прикроет. Если увидят, что мне помогают подниматься по лестнице, то подумают, что господин немного на празднике перебрал, только и всего.

Какой же Амин все-таки молодец! И когда он научился так владеть сразу двумя клинками – казалось бы, на глазах все время. Наверное, это у него в крови: он непохож на коренного обитателя Империи, его и варды за своего принимали, окликая на родном языке. Прошку я больше никогда Прошкой вслух не назову, будь я проклят.

– Вы настоящие молодцы, парни, вряд ли даже «дикие» справились бы лучше.

Мы пошли по направлению к таверне. Сейчас наверх, обработаем рану, швы, наверное, придется наложить, и отдых, отдых в мягкой постели. Вина еще, красного, крови много потерял. Черт, надо же – перед самым возвращением! Какой сейчас из меня любовник? Ну надо же так…

Людей в зале прибавилось, несколько дворян присоединились к тем, что уже сидели за столом напротив входа. Вероятно, это они прибыли, когда я звездами любовался. Прошка прошел чуть вперед, давая мне возможность повернуться за его спиной по направлению к лестнице, когда я услышал знакомый голос, произносивший конец фразы:

– …нового фаворита ее величества. Весь двор только об этом и говорит. Представляю лицо де Койна, когда он это узнает.

Затем этот голос первым рассмеялся, и его поддержала остальная компания. Я рукой отодвинул Прошку в сторону. Так и есть, голос принадлежал барону Рамону фер Краснуа.

Я хорошо знал барона и однажды даже помог ему, сам помог, без помощи Янианны, когда барон попал в очень неприятное положение. Фер Краснуа прожил у меня в Стенборо целую неделю, скрываясь, пока я разбирался с этим вопросом. После этого наши отношения улучшились до такой степени, что мы начали называть друг друга по именам.

Барон, узнав меня, вскочил на ноги и побледнел. Его взгляд скользнул по мне, застыл на пропитанной кровью одежде, прижатой к левому боку руке и потерялся где-то внизу.

– Это правда?

Фер Краснуа вздрогнул, как от удара, затем он поднял глаза и сказал:

– Да, это правда, Артуа.

Какой же я тебе теперь Артуа – после того смеха, что только что услышал.

Господи, ну почему убийца не попал правее всего лишь на ширину ладони? Почему тот, другой бросился не ко мне, а к Амину?

Путь наверх дался значительно легче, чем я думал. Ворон только приступил к своему ужину – они и ужинают по очереди, Ворон и Кот. «Дикий» взглянул на меня, вскочил и одним движением руки сбросил все со стола. Миг – и покрывало с ближайшей постели оказалось на столе. Еще через мгновение на столе оказался я сам, успев проводить взглядом Кота, скрывшегося за дверью. Затем я лишился пояса и одежды с верхней части тела. Одежда полетела в угол, накрыв Говальда, старательно делавшего вид, что его здесь нет. Ворон ударом кинжала отколол от дубовой столешницы толстую щепку – а где здесь ветку взять? На краю стола появилась фляжка со спиртом, пороховница, кривая игла с нитками и рулоны тонкого полотна. Амин наполнил первую попавшуюся кружку бренди и застыл с нею в руках после моего отрицательного жеста. В комнату влетел Кот с одним из кинжалов напавших на меня людей и на молчаливый вопрос Ворона так же молча кивнул.

– Держитесь, господин барон, сейчас будет очень больно, – произнес Ворон, беря в руки пороховницу.

Больно, говоришь? Сейчас как раз то время, когда мы с Янианной обычно шли в ее спальню. Ты думаешь, мне можно сделать еще больнее?

Ворон только покачал головой, когда я отказался от щепки, и продолжил высыпать порох себе на ладонь…

Теперь я точно знаю, что нюхательная соль – это кристаллы аммиака, от запаха которого и пришел в себя. Прошка держал меня за плечи, приподняв туловище над столом, а Ворон заканчивал перевязку.

– Помогите подняться, – скорее подумал, чем произнес я, но парни поняли.

Меня поставили на ноги, к губам поднесли кружку с вином. После нескольких глотков удары молота в голове немного утихли, а в глазах прояснилось.

– Мне нужно в столицу. Проухв, пожалуйста, проводи до конюшни и помоги оседлать Мухорку. Остальным отдыхать до утра, утром поедете, и не вздумайте потерять Говальда…

Я слышал, как Кот сказал ему: если барон умрет, ты сразу сдохнешь. Но Говальд тут ни при чем. Эти люди выполняли заказ, и они уже однажды побывали в моем доме. У Говальда должна быть другая судьба – его повесят на виду у толпы, и тогда никто не сможет сложить легенду о том, что он остался жив. Иначе пройдет пара веков, и из последнего мерзавца он превратится в благородного разбойника, защитника угнетенных. Такие случаи бывали.

А мне нужно ехать. Если я до сих пор не сдох, то, вполне возможно, дотяну и до столицы. Я хочу увидеть ее, я не верю в то, что услышал. А если останусь здесь – точно сдохну.