Несколько пуль свистнули совсем рядом, Алексей резво перекатился в сторону и прижал автомат к груди. Черт, так долго не продержаться! Алексей был простым рядовым в армии автономов; похоже, что до офицера ему так и не дослужиться. Эх-х, не сбудется мечта! Ну и черт с ней, с мечтой! Зато сегодня еще сколько-то центровых навсегда лягут в новгородскую землю. Долбаные москвичи, не могут сидеть у себя спокойно, все к власти стремятся, только вот станция под названием Малая Вишера оказалась для наглых захватчиков непобедимой цитаделью. Выродки из Центра не знали, что именно отсюда должно было начинаться наступление на отделившихся предателей. Именно они открыли планы и карты центровым, чтобы те смогли уничтожить все блокпосты. Так и произошло: все блокпосты были уничтожены, кроме Вишеры, в которой находилось около тысячи солдат.

Алексей подполз к краю площадки на крыше, на которой он прятался, и дал несколько коротких очередей по перебегающим между зданиями центровым. Уже третий штурм. Первые два, за исключением диверсии десанта, дались вишерцам малой кровью. Но противника становилось все больше и больше. Грохот выстрелов становился сильней с каждой минутой. Рядом бухнулся сержант Миша Русов. Устало стерев пот со лба, Мишка выдохнул:

– Вот суки, не останавливаясь долбят. Скоро отбиваться будет уже нечем, да и некому.

– Где подполковник? – Алексей вспомнил про начальника блокпоста. – Когда подкрепление подойдет?

– Командир погиб, – просто сказал сержант. – Подкрепление должно быть с минуты на минуту, главное, поезд не пропустить...

Тут раздался свист, грохот взрыва, и в нескольких десятках метров от них взлетело на воздух пулеметное гнездо. И сразу тут и там замелькали фигуры атакующих. Алексей коротко выругался, дал еще очередь и перезарядил автомат. Единственное, что обнадеживало, это то, что центровые хотят взять станцию без больших разрушений, им очень нужен путь для своего бронепоезда, именно поэтому они до сих пор просто не снесли сопротивляющихся своей артиллерией.

Миша вынул бинокль и обозрел горизонт в надежде увидеть подкрепление, но вдалеке было пусто. Алексей подполз ближе и спросил:

– Нету?

– Нет. – Сержант покачал головой. – Не продержимся...

Малая Вишера оказалась довольно сильным бастионом, тысяча его защитников дралась за свою землю насмерть. В конце концов пришлось применить тяжелую артиллерию. Когда бронепоезд все-таки смог зайти на станцию, перед наступавшими предстала страшная картина тотального уничтожения. Шесть стареньких Т-72 горели перед выездом на перрон, среди развалин укреплений едва ли не грудами лежали трупы – защитников вперемешку с атакующими, от пулеметных гнезд осталось бетонное крошево и перекрученное железо установок. Несколько десятков метров железнодорожного полотна было раскурочено снарядами.

Что сохранилось от станции, так это ее название на чудом уцелевшем фасаде вокзала.

Едва бронепоезд дошел до разбитой колеи, как наша сотня была выброшена на зачистку.

Металлические двери открылись, и десятки бойцов вырвались на то, что осталось от перрона. Казаки при поддержке выживших чистильщиков должны были зачищать здание вокзала. Мельком я увидел, что разрушенные пути облепили черно-белые бойцы из спецкоманды. Задержка при восстановлении пути для нас чревата большими неприятностями: разведка уже доложила о приближении к Чудову около сотни единиц новгородской бронетехники. Теперь все зависело от того, за сколько времени будет восстановлена дорога. Из восьми дрезин прикрытия в строю осталось всего четыре, если мы не успеем взять Чудово и замкнуть кольцо, шансы у нас будут весьма невелики. Надеяться на помощь союзников почти бессмысленно: в районе Новгорода идут жестокие бои, им и так сейчас тяжело. А северные не вмешаются, пока не будут уверены в полной победе над автономами.

Сотня не успела развернуться по всей территории станции, как автономы преподнесли нам тяжелый сюрприз. Раздался громкий хлопок гранаты, и сразу затрещали автоматы и застучали два пулемета. Это выжившие защитники, укрывшись за фасадом вокзала, решили дать последний бой. Оказавшимся на открытом пространстве десантникам круто не повезло: они попали под первый удар, добрая треть сотни в ловушке, и никто из них не выжил из-за этой засады. Ее, конечно, уничтожили, отчаянных защитников наши бойцы забросали гранатами, а затем добили оставшихся в живых, но новгородцы все же взяли последнюю жертву. Однако мы понимали, что главное испытание ждет нас впереди. Времени достойно хоронить убитых не было. Проклятая братоубийственная война продолжалась, и, когда я помогал одному из санитаров грузить раненого в медвагон, до меня вдруг дошло, что этого нам не простят никогда. И никто.

По пути в свой вагон я увидел Дэна: тот медленно шел по платформе и водил вокруг себя ошалелым взглядом. Шлем был снят, бронежилет расстегнут, а автомат он держал за ремень, волоча его по бетону. Я бросился к нему, схватил за руку и потащил в вагон. Денис, молча и не меняя выражения лица, с нечеловеческой силой оттолкнул меня и прошипел чужим голосом:

– Что же мы наделали?! Они же такие же... пацаны молодые...

– Дэн! – Я снова взял его за руку. – Пойдем! Это бывает, но скоро пройдет! Это был наш долг!

– Я не понимаю... – Денис по-прежнему безумным взглядом водил вокруг. – Я сам лично одного... ему лет двадцать, а я... а ты... Да мы все прокляты...

К нам подошел санитар с красным крестом на груди, шепотом произнес:

– Это уже не первый, помоги мне, казак. Главное, удержи, а я укол сделаю. Он не первый съехавший.

Денис стоял с закрытыми глазами и что-то нашептывал. Когда мы с санитаром взяли его за руки, он вырвался и помчался куда-то за развалины. Я на секунду опешил, затем рванул за сумасшедшим. Денис развил совершенно невероятную скорость. В нем, наверное, дремлет великий бегун, как-то не ко времени подумалось мне. В полном снаряжении обезумевший друг несся так, словно ничто не стесняло его движений; он легко преодолевал все препятствия и, похоже, не собирался останавливаться. Я искренне надеялся, что он быстро устанет и я смогу его отвести к санитарам, но Дэн только прибавлял. И где он наловчился так гонять?!

Прикрепленная на бронике рация вдруг зашепелявила голосом сотника:

– Ермолаев, ответь! Ермолаев!

Я вслед за Дэном перемахнул через небольшую оградку и ускорился до предела. От друга меня отделяло уже не больше двадцати метров, я должен был его догнать. Единственное, что сейчас его спасало от выстрела снайпера на вышке в спину, который наверняка посчитал бы бегущего Дэна за дезертира, так это то, что перед отправкой поезда все смотрящие были сняты. Суматоха и скорая отправка сыграли Дэну на руку. Да и мне тоже: на лычки бы смотреть не стали, да и зачем? Зарядили бы пулю в середину позвоночника, и дело с концом.

Рация тем временем продолжала надрываться:

– Вахмистр Ермолаев! Вахмистр!

Но Дэна я бросить не мог. Как мне показалось, я почти догнал его, еще метров десять-пятнадцать, и можно бить. Другого выхода я не видел.

Рация все еще продолжала рычать:

– Ермолаев! Ермолаев!

Я сделал еще рывок и сразу же остановился. Когда я поднял глаза на спину убегающего друга, то понял, что он обречен. Впереди было минное поле – меня остановила случайно попавшая на глаза надпись-предупреждение. Дэну до него оставалось буквально несколько шагов, но, судя по всему, такая мелочь, как мины, его не сильно волновала. Говорят, что в такие моменты мозг работает на полную катушку, все ресурсы активизируются, и человек в состоянии сделать невозможное. Не знаю по поводу ресурсов и невозможного, но, когда я понял, что сейчас его просто не станет, руки действовали сами. Я вскинул автомат и выстрелил бегущему Дэну в ноги – он вскрикнул и свалился в траву. Я опустил оружие и глубоко вздохнул. Так отвратительно мне никогда еще не было; измотанный сумасшедшим спринтом погони, я просто упал на траву и пытался отдышаться.

За спиной раздался громкий гудок и треск выстрелов. Этот ритуал совершался после каждой побежденной станции. Перед отправкой к следующей.

Я поднялся на ноги и увидел примерно в километре от нас медленно отходящий поезд. Отлично, теперь я еще и дезертир. На территории Новгородской автономии. Класс! Стою на границе минного поля. На котором сейчас мой друг. Которого я подстрелил. Надеюсь, в ногу попал, а не во что-нибудь другое...

От минного поля послышался стон, и я в два прыжка преодолел расстояние до друга. Дэн неподвижно лежал ничком на земле. Живой, мать твою?! Дэн поворочался, перевернулся на спину, его взгляд уткнулся в меня, и я не усмотрел в нем былой ошалелости. В глазах друга отражалась смесь боли и непонимания:

– Что случилось? Андрей, я помираю?

– Не надейся! – Я разрезал ножом потемневшую от крови ткань серого камуфляжа и осмотрел рану. – То, что ты дурак, я знаю, а вот то, что еще и псих, наблюдать не доводилось. Рана у тебя пустяковая; я не врач, но пуля в ногу не попала, царапнула только по касательной.

– Я не псих. – Дэн закряхтел, пытаясь приподняться. – Это другое. Что с ногой будем делать? Болит дико!

– Сейчас еще больней будет. – Я достал из нагрудного кармана маленькую аптечку и вытряхнул на траву ее скромное содержимое. – Скажи спасибо, что у нас в санкомплекте хоть какие-то лекарства есть.

– Да какие там, на фиг, лекарства! – Дэн вытащил из кармана небольшую фляжку и сделал несколько глотков. – Вот – главное лекарство. Ты мне скажешь, почему мы тут?

– Скажу. – Я выхватил флягу у Дэна из рук и поставил рядом с содержимым аптечки. – Лекарство твое нам тоже пригодится. Но сперва твою лапу залатаю. Я когда на бокс ходил, нам тренер сечки в первую очередь пластырем простым заклеивал, а потом в медпункт отправлял шить.

– Да мне все хуже и хуже, голова кружится. Андрюха, ты только помоги. Скорей можешь?

– Могу. – Я вытащил из аптечки шприц. – Диня, ты извини, я такого раньше не делал. Возьми лекарство, только все не выпивай, еще пригодится. Шить я не буду.

– А обезболивающее поможет? – спросил с надеждой друг.

– Да, – кивнул я и воткнул шприц ему в ногу. Дэн скривился, но ничего не сказал. – Сейчас будешь как новенький

– Давай, а то все плывет перед глазами. – Денис испуганно посмотрел на меня. – Страшно!

Страшно ему. А мне – нет! То пали по нему, пока он лезет на мины, теперь вот чини. Я промыл руки содержимым фляги, обработал рану мирамистином и наклеил широкий пластырь на поврежденный участок, соединяя разрыв. Потом обмотал бинтом. Вроде все, по крайней мере заразу не занесет, и кровь остановилась. Только все равно к врачу надо...

Словно угадывая мои мысли, Дэн буркнул:

– Айболит, ну что там?

– Уже подействовало. Гарантийный срок три месяца, в случае поломки обращайтесь в наш сервис-центр. Наклейку не снимайте, без нее гарантия недействительна.

Пока я трудился в поте лица, Дэн валялся на траве и смотрел в июльское небо. Хоть не орет, и то ладно. После того как спасение рядового Щербакова закончилось, я тоже сделал пару глотков из его фляги. Ну и бурда! Как только он это пьет?! А Денис снова приподнялся и теперь с интересом щупал повязку. Потыкав в нее пальцем, Дэн заявил:

– Спасибо, только я ногу не чувствую, как не моя. Вся онемела.

– Все-то тебе не нравится! – Я нервно закурил. – Анестезия действует. Уж не знаю, какое там обезболивающее, что было – то и вколол. А ногу... – я невольно бросил еще один взгляд на свое творение, – черт с ней. Врача найдем, пускай он смотрит. Кровь остановили, и то хорошо. А теперь рассказывай, что на тебя на станции нашло.

– Да не знаю я! – Дэн взял флягу и сделал глоток. – Плохо мне. Все как в тумане, со мной такого никогда не было. Просто в один момент как заклинило. Мы же всегда гуков били. Там все понятно и просто – бандиты. Бандиты, которые много горя принесли. У них нет национальности, нет веры, нет расы, нет родины. У них ничего нет! Мы их уничтожаем, и все. Потому что они плохие, а мы хорошие. Понимаешь? Ну вроде как все ясно. А тут... не знаю... рванул, побежал... потом пулеметы... Когда мы штурмовали гнезда, там еще живые оставались. Мы их всех перерезали, как собак. Простых парней, таких же, как мы, им лет по двадцать было... мы ведь пленных не берем. Ну что они могли нам сделать? – Денис сокрушенно покачал головой. – Скажи мне, Андрей, что я не прав! Это же была не элита, это – просто пацаны молодые. И мы их всех... Меня словно накрыло, как пелена какая-то. Я осознавал, что убегаю... просто я больше не мог. Выстрел услышал, думал – все! Я больше от страха упал, чем от боли. Ногу вообще не сразу почувствовал. Что теперь будет?

– А ты как думаешь? – Я грустно усмехнулся. – Дела наши плохи, Диня. Мы на территории автономов. Поезд ушел. В прямом и переносном смысле. Если мы выживем, я тебе советую уходить из сотни, не твое это. Поверь, мне не легче от того, что мы делаем. Ничего уже не вернешь. Чистильщики таких вопросов не задают, и нам не стоит. Самая главная проблема – поезд. Как прикажешь его догонять?

– Слушай, до Вишеры мы Мстинский мост прошли, – вдруг оживился Дэн, – давай туда. До него рукой подать! К нашим и подойдем!

– Ты устав казачьего войска читал? – Я встал и осмотрелся. – Давай подальше от станции отойдем. А то мы, словно у себя дома, развалились. Так вот, ты устав открывал?

– Ну да. – Дэн неуверенно кивнул и тоже поднялся. – Только на память не помню.

– Я тоже на память не помню. – Я нашел в траве палку и протянул прихрамывающему другу. – На, тебе пригодится. Так вот, в уставе казачьей иррегулярной службы есть один интересный пункт. За точность цитирования не отвечаю, но суть перескажу. Боец, покинувший поле боя и свою часть, должен быть подвержен наказанию. Мы с тобой прекрасно подходим под это определение.

– А какое наказание? – спросил Дэн.

– На выбор сотника. – Я пожал плечами. – Скорее всего, просто расстреляют. А могут и повесить. Наказание – смерть.

– Постой! – Побледневший Дэн остановился и посмотрел на меня. – Мы же не дезертиры. Я... просто...

– Что «просто»? – Меня стала раздражать наивность друга. – Никто не будет спрашивать, тебя просто убьют. За то, что ты бросил поле боя. Бросил свою сотню. Перед самой опасной частью операции мы вдруг пропали. Никто не будет спрашивать, что и как... И я не знаю, что делать.

– А как же Мстинский мост? – упрямо сказал Дэн. – Давай к блокпосту вернемся. Там и доложим, доберемся уж. У них связь с поездом есть. Сообщим сотнику, что отстали. Придумаем что-нибудь. Всяко лучше, чем пойдем, куда глаза глядят. Не пристрелят, надеюсь.

– Надеюсь, ты прав. – Я сокрушенно представил, что обо мне подумают в корпусе, когда узнают.

Как все это будет выглядеть? Да, отстали, да, обстоятельства. Все дела. Только даже если поверят и не расстреляют, все равно из корпуса придется уйти. Не смогу я так – жить с репутацией труса. Черт! Я представил всю глупость нашей ситуации. Пацаны будут воевать, а я начальнику гарнизона блокпоста начну объяснять, как так получилось. Не расстреляют, наверное, только руки никто не подаст – точно. Но это не главное, никого я не обману. Если только себя. Черт! Черт! Да я себе всю жизнь вспоминать буду, как отряд бросил в самый ответственный момент. Решение принимать нужно сейчас, потом – никак, будет поздно.

Я остановился и какое-то время молча стоял, прикидывая в уме возможные варианты. Дэн тоже остановился и вопросительно посмотрел на меня. Затем не вытерпел и гаркнул:

– Пошли! Мало ли кто тут может появиться. Нам до моста километров десять. У меня нога онемела, можно идти!

– Я не пойду.

Глаза Дэна расширились, он грозно поднял над головой палку и выговорил на полном серьезе:

– Я тебе сейчас вдарю! Да что с тобой?

– Я себе никогда не прощу, если их кину. – Я повернулся и зашагал к станции.

– И как ты их догонишь? На чем? Бегом доскачешь? – кричал мне вслед Дэн. – Даже если и доскачешь, то толку немного. Они тебя могут и не признать. Стрельнут сначала из «Печенега» и даже смотреть не будут, кто это такой к ним шел. Неважно, на машине, не на машине, хоть на воздушном шаре. Они палят по всем без разбора. Ты погибнешь, просто и глупо. Зачем тебе это?

Я понимал, что аргументы Дэна неоспоримы, но... не мог по-другому. Не мог, и все. Шел и шел выбранным путем и вдруг услышал топот за спиной. Я обернулся и увидел двигающегося вприпрыжку друга. Прискакал, дорогуша, так я и знал. Я стоял, улыбаясь, но когда он подошел, то сказал совсем не то, что я ожидал:

– Андрей, ты извини. Но я в этом участвовать больше не буду. – В глазах Дениса была непоколебимая решимость. – Я не буду больше своих убивать, мне по фигу, какие они – красные, белые, зеленые или фиолетовые. – Денис протянул руку. – Спасибо, ты мне жизнь спас. Сам подставился из-за моего срыва. Пойми, я не боюсь умереть, но не хочу убивать таких же пацанов. Они мне ничего не сделали, мне без разницы, какая это автономия, агломерат или еще какая бурда. Пошли они все! У меня тот стрелок до сих пор перед глазами стоит. Я не знаю, что будет впереди, но ни за какие агломераты я больше не пойду.

– А родные в Москве? – Я решил выдвинуть главный аргумент. – О них ты подумал?

– Они... – Дэн на секунду замялся, затем как отрубил: – Я сам разберусь. Надо будет, заберу их оттуда. Будем за городом жить, своим хозяйством. Все будет как надо. Прощай, Андрей!

– До встречи! – Я еще раз пожал руку Дениса. – Если ты решил, отговаривать не буду. Бог тебе судья. Желаю только добраться до своих живым.

Я развернулся и пошел к станции. Дениса я не осуждал. По закону он просто дезертир, человек, который бросил свое подразделение. Всем побоку, какое у него мнение: он солдат и должен приказ исполнять. А я как старший по званию обязан был либо заставить его идти в бой, либо выполнить примечание к третьей главе устава иррегулярных войск Московского агломерата. То есть поставить к стенке. Но я не мог. Все это время я отгонял от себя мысли об этой бойне. Когда вступал в сотню, я и думать не мог, что буду не на той стороне. Денис правильно сказал: когда мы гуков били, тогда было легко. А вот когда схлестнулись с такими же простыми парнями из другой земли, стало очень тяжело. Ведь это мы агрессоры, новгородцы ничего не хотели, они просто жили на своей земле и никого туда не пускали. Они решили жить сами по себе, и это было их право. Они, наконец, защищали свою родину от бандитов, которые вырезали все живое на своем пути. А бандиты эти – мы! Да, наши никого не пожалеют – окружат и уничтожат. Сейчас я шагаю к разрушенной станции, а в Чудове в это время идет жестокий бой. Перед тем как бронепоезд подошел к Вишере, сотник Сергеев сказал, что разведчики доложили о крупном отряде бронетехники, идущей к Чудову. Там решится судьба окружения, но автономов все равно не спасти. От такого удара им никогда не оправиться. Я гнал от себя мысли о том, за кого воюю и правильно ли все делаю, но с неизменным постоянством задумывался о своей будущей судьбе. А перспективы слабенькие: сложу тут голову, или застрелят меня в очередной стычке, и все, не станет вахмистра Ермолаева, не будет Андрея из Набережных Челнов. Тьфу, блин! Я выругался и стукнул себя по голове. Все будет хорошо. Не доберусь до поезда? Еще как доберусь, поезд раз десять остановится, прежде чем дойдет до цели. Пока они дорогу починят, пока их отряды авангарда будут прикрывать... А я еще и транспорт найду. На станции должно быть хоть что-нибудь на колесах! А нет – пешочком побегу, но поезд догоню. Никуда он от меня не денется.

Я решил не выходить на железную дорогу, а поискать что-то транспортное в поселке. Перед началом наступления командующий экспедицией приказал сначала обрушить ракеты на поселок, а затем уже приступать к штурму станции. «Грады» буквально раскрошили этот населенный пункт, сровняв его с землей, но все же я не терял надежды что-нибудь найти.

Обогнув линию ограждения уничтоженной станции, я вышел на дорогу к поселку, однако дойти до него не пришлось. Настоящий подарок ждал меня практически на дороге: брошенный мотоцикл лежал в придорожной канаве. Вытаскивал его я с трудом, на рабочее состояние не надеялся, но заходить в разрушенный поселок желание пропало. Черт знает, кто там остался, так что мотоцикл оказался наилучшим вариантом. Это был городской скутер, пижонистый Suzuki. Жаль, что не «Иж» или «Урал», популярнейшие на деревне модели, на таком толком не покатаешься, хорошо хоть вроде бы целый. Впрочем, надо радоваться тому, что есть. Я с замиранием сердца повернул ключ зажигания; мотор кашлянул, попыхтел для виду, а затем уверенно загудел. Удобно устроившись на продавленном сиденье, я поддал газу и уже на ходу развернул скутер. Ехать решил, прижимаясь к железной дороге, карты у меня не было, так что единственный вариант догнать своих – это не отходить от рельс. Тем более что на дороге я стану удобной мишенью, а так еще есть шанс. Окончательно уверив себя в правильности своих действий, я плавненько выехал к станции и съехал по пригорку вниз, на дорожку путеобходчиков, идущую параллельно железнодорожной колее.

Издали вдруг долетел звук, похожий на гром, но было ясно, что впереди буря пострашнее природной: видимо, бронепоезд и дрезины уже столкнулись с танками. Главная битва началась.