Их посадили на отшибе посадочного поля. На самом краю действующего пула разгрузочных карт. В общем-то, диспетчер поступил абсолютно правильно. Раз они сообщили с орбиты, что не собираются ни разгружаться, ни загружать трюмы, то и нечего занимать наиболее близкие к транспортерам карты. Вот только выделенная карта располагалась слишком далеко от Центрального терминала, в здании которого находился и таможенный пост, и администрация порта, и охраняемый пропускной пост. А им, как представлялось брату Томилу, следовало как можно быстрее покинуть охраняемый периметр посадочного поля и добраться до того района, где, по информации агентов принца, видели других представителей этой странной ящероподобной расы.

Откуда они только взялись? Брат Томил всю дорогу ломал голову и мучил компьютер, пытаясь найти хоть что-либо похожее в официальных коммюнике или секретных аналитических справках. Но так и не смог отыскать никакой информации ни на задворках своего мозга, ни в анналах всемирной Сети, ни в архивах Канцелярии Священной конгрегации. Ну не встречалось людям до сих пор никого, хотя бы отдаленно напоминающего подобных тварей. Даже следов подобных контактов не удалось отыскать. И это при том, что, судя по имеющейся информации, сами ящероголовые чувствовали себя в мирах людей вполне уверенно. Чего уж там говорить, если одна из групп даже проникла в строго охраняемый дом наследника правящей династии. Причем до самого момента нападения никто и не подумал, что танцующие перед гостями чаровницы не только не являются подданными султана Кухрума, но и вообще не люди.

Брат Томил едва успел снять мягкие туфли, которые он обычно носил во время перелетов, и надеть более подходящие, как по коридору загрохотали стоптанные каблуки дюжего духовника аббата. Это означало, что и сам аббат где-то поблизости. Брат Томил схватил визитку с документами и, после мгновенной заминки пришпилив на левое плечо стандартный полицейский фиксатор, вылетел в коридор.

Вся компания уже нетерпеливо приплясывала у внутренних дверей центрального шлюза. Аббат, его духовник и Зобейда, как обычно спрятавшая свое лицо за чадрой. Сказать по правде, когда монах замечал в корабельных коридорах ее фигурку, его охватывало двойственное чувство. Несмотря на целибат, он все-таки не был евнухом, и грациозная походка заставляла его поднимать тут же очи к потолку и бормотать про себя какую-нибудь пришедшую в голову молитву. Однако лицо, укутанное чадрой, служило прямым напоминанием того, что произошло в доме принца. И он невольно напрягался, как будто ожидал, что это изящное существо внезапно покажет свои скрытые клыки.

Им еще не разрешили выходить из корабля. Как иностранцы, они сначала должны были получить визу таможенной службы. Но, похоже, аббат решил наплевать на подобные формальности, полагая, что тамга принца имеет гораздо больший вес, чем смазанный штамп, поставленный «срочной» краской на лицевой стороне идентификатора (таможенная служба султаната все еще пребывала в каменном веке, предпочитая использовать краску с ограниченным сроком закрепления вместо электронного кода). Створки дверей с легким шипением втянулись в стены, и (поскольку корабль находился в режиме «посадка в порту», внешняя аппарель шлюза уже была откинута) они двинулись вперед.

Когда они спустились вниз, аббат на мгновение затормозил и окинул своих спутников изучающим взглядом. Брату Томилу показалось, что взгляд аббата задержался на его скромной персоне несколько дольше, чем на остальных, но аббат быстро отвел глаза и, махнув рукой какому-то члену экипажа, появившемуся у верхней кромки аппарели, коротко бросил:

— Пошли.

Местная таможня явно не торопилась. Они успели дойти до Центрального терминала, так и не встретив по пути никакого кара с таможенниками, спешащего к приземлившемуся кораблю, дабы выполнить свои священные обязанности. Впрочем, это было вполне объяснимо. Наверняка капитан зарегистрировал цель прибытия как «частное посещение», а это означало, что никакой мзды, традиционно составляющей существенную часть дохода таможенников султаната, в данном случае не предвиделось и торопиться им не было никакого резона.

Зал транзитных пассажиров, перегороженный в конце рядом кабин таможенного досмотра, был пуст. Этого следовало ожидать. Порт Эль-Хадра был крупной перевалочной базой регионального уровня, но он никогда не числился среди особо популярных центров развлечений. Даже район развлечений, непременная принадлежность любого мало-мальски серьезного порта, здесь был скорее ориентирован на грубоватые предпочтения членов команд, чем на изысканные вкусы транзитных пассажиров. Так что ожидать большого наплыва транзитных пассажиров в Эль-Хадре не приходилось. Впрочем, как брат Томил успел разузнать во время полета, пару раз в неделю здесь делали остановку и довольно фешенебельные туристические лайнеры. Иначе не было бы никакой необходимости оборудовать здесь столь обширный зал.

Их маленькая группка, теряющаяся в огромном помещении, быстро пересекла зал по диагонали и, вслед за стремительно двигавшимся впереди аббатом, повернула к крайней левой кабинке, единственной, за толстым стеклом которой вальяжно развалился довольно солидный тип, облаченный в слегка засаленную форму таможенника. Большая часть липучек, которые, скорее, должны были придавать этой форме строго бравый вид, чем выполнять какую-нибудь практическую функцию, была расстегнута. И таможенник свободно являл миру свое весьма достойное уважения брюхо и три подбородка, нависающие один над другим. Из динамиков служебного камкодера неслись горячие восточные мотивы, а над его индикатором зажигательно двигала бедрами голограмма яр — кой восточной красотки. Сей представитель власти был так увлечен созерцанием прелестей голографической танцовщицы, что не замечал их приближения. Наконец высокая фигура аббата нарисовалась прямо в прорези, образованной огромными ступнями, вопреки всем наставлениям по ношению формы одежды, облаченными в бархатные туфли с загнутыми носами. Эти тапки, вместе с безобразно толстыми ногами, взгроможденные прямо на стойку, сильно осложняли обзор. И поэтому внезапное появление так близко от стойки неожиданных посетителей слегка озадачило толстяка.

Таможенник нервно дернулся, но, разглядев, что это всего лишь несколько человек, явно не напоминающих ни высокопоставленных гостей, ни проверяющих, снова с облегчением откинулся на спинку кресла, взгромоздив ноги на прежнее место. Левая нога тут же стала подергивать тапком в такт зажигательной мелодии. Ему было хорошо, и он совершенно не собирался прерывать столь приятное времяпрепровождение из-за каких-то бродяг, неизвестно откуда возникших у его стойки. Брат Томил покачал головой. Он уже привык к тому, что аббат умеет просто виртуозно использовать оказавшиеся в его руках возможности. Он не сомневался, что, кроме великолепного опыта, получит еще и эстетическое наслаждение.

Аббат не подвел его ожиданий. Не останавливаясь и даже не снижая скорости, он не отворил, а скорее отбросил в сторону легкую трубчатую калитку, закрывающую проход в таможенный коридор, и все тем же стремительным шагом устремился к выходу из зала. Громкий звон калитки, ударившейся о стенку кабины, явным диссонансом влился в окружавшую таможенника ауру удовольствия, заставив того скривить губы в раздражительной гримасе и выпалить этаким лениво-свирепым тоном:

— Эй ты, куда прешь?

У монаха создалось впечатление, что аббат ждал именно этого вопроса. Он резко затормозил, так, что полы рясы хлопнули о голенища высоких ботинок, и не просто посмотрел, а прямо-таки воткнул взгляд в развалившегося таможенника. Судя по тому, что таможенник как ошпаренный сдернул ноги со стойки, а его руки суетливо забегали по комбинезону, то ли разыскивая незастегнутые липучки, то ли просто пытаясь спрятаться, на этот раз во взгляде аббата не было обычной кротости. На несколько мгновений в зале повисла мертвая тишина, затем аббат тихим спокойным голосом, в котором, однако, было нечто такое, отчего даже у брата Томила пробежал холодок между лопатками, произнес:

— Начальника порта — ко мне.

Таможенник побагровел. Этот странный посетитель оказывал на него такое действие, какое удав оказывает на выбранного им в качестве предмета трапезы жирного кролика, но эта просьба… Несколько мгновений он разевал рот, будто выброшенная на берег рыба, а затем, печенкой чувствуя, что совершает страшную ошибку, все-таки выдавил из себя:

— Но, эфенди, начальник порта уже уехал отдыхать… — и осекся, не в силах продолжить мысль до конца. Аббат выдержал паузу, а затем резко мотнул подбородком. По этому знаку вперед выступила Зобейда и, раздвинув передние полы паранджи, извлекла наружу пластинку тамги. Зубы таможенника звонко клацнули, а кожа приобрела синюшный оттенок. В этот момент на левой руке аббата что-то коротко пи — екнуло. Он вскинул руку и, задрав рукав рясы, поднес к глазам закрепленную на запястье таблетку многофункционального компа. Его голова тут же окуталась голубоватой дымкой нейтрализирующего поля, защищающего говорящего от любых прослушивающих устройств. Брат Томил удивленно расширил глаза. Стоимость подобного устройства превосходила годовой бюджет среднего провинциального аббатства. Однако сейчас его больше интересовало, кто именно говорил с аббатом и что же такое ему сейчас сообщали. Вероятнее всего, это был вызов с корабля, но что может произойти на корабле, стоящем на самой дальней карте действующей секции провинциального космопорта? Но сделать какие-нибудь выводы он так и не успел. Дымка исчезла, аббат резко развернулся на каблуках и, ткнув двумя растопыренными пальцами в сторону Зобейды и своего духовника, рявкнул:

— Немедленно отключить защиту периметра и пишущие камеры, — а затем… исчез. Брат Томил остолбенел. Аббат действительно исчез. Вот только что был здесь и вдруг испарился. Из противоположного конца зала послышалось шипение пневмоприводов дверей. Монах нервно повернул голову на звук, но двери уже смыкались. Брат Томил почувствовал, что у него холодеют руки. Длина зала составляла не менее двухсот футов, а с момента исчезновения аббата прошло не более двух-трех секунд. Человек просто НЕ МОГ передвигаться столь быстро.

Сзади послышался грохот каблуков. Монах обернулся. Женщина и доминиканец уже нырнули в гостеприимно распахнувшую двери кабину лифта, и спустя мгновение в зале остались только ошарашенные брат Томил и таможенник. Брат Томил опомнился первым, все-таки он провел в обществе аббата Ноэля гораздо больше времени, чем этот таможенник. Облизав губы и приняв несколько высокомерный вид, монах бросил толстяку-таможеннику:

— Не забудьте вызвать начальника порта. — И, прикинув возможный вариант развития событий, добавил на свой страх и риск: — А также… э-э… рейса и начальника полиции.

После чего торопливо развернулся и быстрым, но полным достоинства шагом двинулся в сторону входной двери. Куда бы ни исчез аббат, зал он должен был покинуть через двери (если он, конечно, не обладал способностью проникать сквозь стены), и сейчас брату Томилу следовало быть как можно ближе к тому месту, где находился аббат. Монах понимал, что уже никак не успевает к прелюдии, но надеялся не пропустить хотя бы финал.

Он еле успел. Ив, он же Корн, он же аббат Ноэль, он же Черный Ярл… В тех именах, которые он носил последние полвека, человек, обладающий несколько более слабой памятью, мог бы давно запутаться. Он подбежал к указанному вахтенным участку ограждения посадочного поля, когда тщедушную фигурку, валявшуюся на бетоне с неестественно подвернутой ногой, уже окружило не менее десятка более крупных фигур, закутанных в темные плащи и платки. Однако, так как они просто стояли, необходимости в его немедленном вмешательстве пока не было. А значит, можно было попробовать получить дополнительную информацию. Во время перелета он связался с некоторыми своими агентами, действующими в султанате, и выяснил, что эти странные существа появились на Эль-Хадре с единственной целью — отыскать какого-то человека, который успел им основательно на — солить. Причем, судя по тому, как они активно принялись за дело, у них явно был некий высокий покровитель, который держал полицию и местные власти на коротком поводке. И нападение на принца Абделя наталкивало на очень интересные мысли по поводу того, КТО мог быть этим покровителем. Уж больно удачный расклад, в случае успешного нападения, получался для султана Кухрума, за последнее время изрядно подрастерявшего авторитет среди значительной части родовой аристократии. А тут на тебе — и устранение наиболее серьезной конкурирующей фигуры, и неизвестный, но явно сильный внешний враг. Что еще надо для укрепления пошатнувшейся власти? В таких условиях все недовольные автоматически становятся предателями. Но даже если все эти выводы были правдой, они не давали ответа на главные вопросы: откуда взялись эти ящероголовые и почему они чувствуют себя среди людей настолько вольготно? И вот сейчас у него появился шанс хоть немного прояснить дело.

Ив знал, что, когда он двигается в этом темпе, его никто не может увидеть, кроме разве что Алого князя. Но при такой скорости передвижения он совершенно не воспринимает голоса. Поэтому следовало снизить скорость и позаботиться об укрытии. Он, пока не снижая скорости, окинул взглядом окружающее пространство. Рядом не было ничего, что могло бы быть использовано в качестве укрытия, кроме… самого ограждения. В конце концов, почему бы и нет. Разве он не мог при желании расслышать мышиный шорох на другой стороне посадочного поля? Ив, не останавливаясь, взмыл над забором и мягко приземлился на другой стороне ограждения. Здесь почти никого не было. Только у опоры кольцевого монорельса, бетонным массивом нависающей над ограждением, несмотря на то что она была расположена в доброй сотне ярдов от забора, виднелось несколько скрюченных фигур, три из которых были одеты в знакомые плащи и платки, а одна во что-то гораздо более измурзанное. Но они были слишком далеко, чтобы заметить его. Поэтому Ив быстро выскользнул из боевого режима и напряг слух.

— …отец. Мы пришли за тобой. Могущественные не держат на тебя зла. Возвращайся. Мы без тебя осиротели.

Голос бы глухим, пришепетывающим, похоже, принадлежал человеку с дефектом рта, например с заячьей губой. Но в нем явно ощущалась боль.

— Уйди от меня, урод! Я больше не хочу видеть вас.

Этот голос был визгливо-истеричным. Но в тоне, которым это было произнесено, чувствовалась безмерная усталость.

— Не надо так говорить, Старший отец. Ты создал нас, ты дал нам жизнь. Как ты можешь так говорить о твоих детях.

— Вы не мои дети. Вы — порождение моей трусости. Если бы не это, вы никогда бы не появились на свет. А сейчас я устал от собственной трусости. Я больше не хочу… — Голос говорившего осекся. Похоже, этот разговор окончательно исчерпал его силы.

Ив покачал головой. Вот оно что. Неужели он нашел создателя Детей гнева? Что ж, тогда становилось понятно, почему ящероголовые столь уверенно чувствуют себя в мирах людей. Они и сами были людьми. Только измененными генетически. То самое Первое поколение, о котором ходило так много слухов в ЕГО время, но которого никто никогда не видел. О нем в среде благородных донов жило множество легенд. А это означало, что он ни в коем случае не должен убивать их. Вот только сможет ли он остановить их без убийства? Если бы они были людьми, то не о чем и говорить. С десятком людей, даже самых подготовленных, он бы справился без особого труда. Но насколько неуязвимы эти… пожалуй, все равно их следовало бы называть людьми. Но додумать мысль до конца ему не удалось.

Где-то далеко, на грани чувствительности, он услышал торопливые шаги, которые быстро приближались. Ив чертыхнулся. Он узнал шаги. Похоже, брат Томил каким-то образом вычислил, куда направился «аббат Ноэль». Впрочем, этого следовало ожидать. Ведь молодой клирик был достаточно умен для того, чтобы, пребывая на второстепенной должности в канцелярии кардинала Макгуина и не пытаясь влезть в интриги, стать чрезвычайно полезной персоной. Настолько полезной, что кардинал Макгуин, невзирая на все свое отвращение к подобным «серым мышам», поручил столь щекотливое дело именно ему. Но сейчас его появление означало, что время ожидания практически исчерпано. Если Ив не вмешается, от парня останется чуть больше восьмидесяти килограммов никому не нужного дерьма. Ив повернул голову в сторону опоры. Фигуры в плащах закончили разбираться с лежащим на земле телом, упаковав его в некое подобие картонного пакета, похожего на те, что используют хозяйки для укладывания покупок в супермаркете. Судя по едва различимой, даже при его зрении, сетке в том месте, где у человека, упакованного в пакет, должно было располагаться лицо, и тому, как аккуратно они действовали, тот был еще жив. Поэтому с ними следовало разобраться в первую очередь. Ив двумя быстрыми движениями закатал рукава рясы и двинулся вперед, на ходу нырнув в боевой режим…

Брат Томил разглядел неясные фигуры впереди, когда до них оставалось не более трех десятков ярдов. Похоже, дюжий духовник переусердствовал, выполняя распоряжение «аббата» (теперь он даже про себя произносил его сан в кавычках), не только выключив камеры наружного наблюдения, но и вырубив освещение доброго участка ограждения. Сначала это оказалось монаху даже на руку. Черный провал длиной в добрых полмили, образовавшийся в ярко освещенной непрерывной линии внешнего ограждения посадочного поля, ясно указывал, в какую сторону рванул «аббат». Но сейчас это обернулось против него, поскольку к тому моменту, когда он увидел впереди неясные фигуры, они уже не только заметили его, но и подготовились к встрече. Во всяком случае, когда брат Томил, задыхаясь от быстрого бега, наконец разглядел впереди «встречающих» и, резко затормозив, огляделся по сторонам, то оказалось, что все пути к отступлению уже отрезаны. Однако темные фигуры стояли молча, не совершая никаких угрожающих действий. Монах замер, тяжело дыша и растерянно озираясь, абсолютно не представляя, что же делать дальше. В этот момент один из тех, кто стоял перед ним, заговорил странным, глухим, пришепетывающим голосом:

— Что тебе надо?

Брат Томил замер. Он никак не ожидал, что ящероголовые твари, а о том, что это именно они, он догадался сразу, умеют говорить. Хотя, по логике вещей, этого следовало ожидать. Но что ответить на этот вопрос?

Неожиданно из-за спин тварей послышался голос «аббата»:

— Церковь берет этого человека под свою защиту. Судя по тому, что темные фигуры при этих словах подпрыгнули на месте, появление «аббата» оказалось неожиданным не только для монаха. Тот, что задал вопрос брату Томилу, резко развернулся к новому действующему лицу и после секундной задержки хрипло выпалил:

— Кто ты?

«Аббат», как-то вызывающе неторопливо сделал пару шагов вперед и, остановившись рядом с чем-то, очень напоминающим валяющуюся на бетоне кучу тряпья, спокойно обвел взглядом десяток фигур, сжимающих наведенные на него пневматические игольники, а затем тихо заговорил:

— Я — аббат Ноэль, настоятель монастыря святого Самуила на Тольме. Мы берем этого человека, — тут он мягким, но точным жестом указал на кучу тряпья у его ног (в этот момент до брата Томила наконец дошло, что это лежащий человек), — под свою защиту. Сейчас мы с моим духовным собратом отнесем его на наш корабль и окажем ему первую помощь.

— Нет. Он останется с нами.

Тон, которым были произнесены эти слова, был достаточно жестким, но на фоне того, что раньше эти твари вообще не затрудняли себя никакими объяснениями, подобная сдержанность выглядела просто удивительной.

— Этого не будет, — Голос «аббата» был чрезвычайно кроток, но монах уже знал, ЧТО скрывается за кротостью. «Аббат» вскинул руку: — Не надо стрелять! Вы не сможете меня убить, но вас слишком много, и мне придется покалечить многих из вас.

А я не знаю, как много в вас от людей и подойдут ли вам наши реанимакамеры.

От его голоса веяло такой убежденностью и состраданием, что вожак невольно опустил игольник и переспросил:

— Кто ты? «Аббат» кротко улыбнулся:

— Это неважно.

В этот момент раздался короткий хлопок, практически мгновенно перешедший в быстрое стаккато выстрелов. У кого-то из ящероголовых не выдержали нервы, или, может, с людьми говорил вовсе не вожак, а просто тварь, лучше других освоившая язык. На этот раз «аббат» не исчез. Он только размазался, растекся, как спицы в быстро крутящемся велосипедном колесе. А когда его изображение вновь собралось, он стоял все в той же позе, что и до начала стрельбы. Весь этот ливень смертоносных стрел, обрушившийся на него, не оставил на нем ни единой царапины.

Брат Томил изумленно моргнул. ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОГЛО БЫТЬ! Пневматический игольник как раз потому и считался таким смертоносным, что имел управляемое баллистическим компьютером корректирующее сопло выброса иглы с углом корректировки до шести градусов. А это означало, что на дистанции десяти ярдов иглы, выпущенные при одном и том же угле положения ствола игольника, могли лечь на расстоянии пятидесяти сантиметров одна от другой. То есть стрелку достаточно было просто ткнуть стволом куда-то в сторону цели и нажать на спуск, а вычислитель сделал бы остальное. Что, вкупе с полным отсутствием отдачи и максимальным темпом стрельбы в пять сотен выстрелов в минуту, давало практически стопроцентную вероятность поражения цели. А учитывая то, что, как правило, иглы снаряжались еще и необходимом классом ядов — от паралитических до смертельных мгновенного действия — либо микрозарядами, в ближнем бою не было оружия более эффективного.

Но «аббат» остался абсолютно невредимым. По-видимому, на нападавших этот факт произвел не меньшее впечатление. Однако так быстро сдаваться они не собирались. Вожак (похоже, говоривший с ними был вожаком) выкрикнул какую-то гортанную команду и гибким грациозным движением, неожиданным для столь массивного тела, скользнул вперед, на ходу обнажив узкий длинный клинок, спрятанный где-то в складках мешковатого плаща. «Аббат» огорченно покачал головой и вдруг заговорил на незнакомом языке, хрипло-гортанном, с резкими, хлесткими согласными и рычащими гласными. На этот раз в его тоне не было ни кротости, ни смирения. Он подавлял абсолютной властностью. Нападавшие замерли, как будто натолкнулись на стену. Затем вожак что-то ответил ему на том же языке, но с заметной натугой. «Аббат» вновь прорычал повелительную фразу, и все твари вдруг, как один, рухнули на колени и замерли перед «аббатом» в странной, но, несомненно, униженной позе. «Аббат» нахмурился и, раздраженно искривив губы, бросил резкую фразу.

Ящероголовые вынырнули из своей униженной окаменелости и подобострастно уставились на «аббата». Тот покачал головой и снова что-то произнес. Вожак мелко закивал головой, и все пришло в движение. Двое бережно подхватили лежащее на бетоне тело и двинулись куда-то в сторону корабля, остальные с короткого разбега перескочили через забор и исчезли. Четверо через пару минут перемахнули обратно, волоча еще одно тело, которое явно было значительно тяжелее первого. И тут «аббат Ноэль» наконец-то повернулся кмонаху, и тот почувствовал, что у него засосало под ложечкой.

— У меня есть для вас дело, сын мой.

— Что-о? — Брат Томил растерянно моргнул. После случившегося он ожидал чего угодно, даже того, что «аббат» вдруг превратится в монстра или развернет тщательно упрятанные за спиной белоснежные крылья и улетит, но не того, что тот обратится к нему обычным человеческим голосом. Однако «аббат» не обратил внимания на его замешательство:

— Вы умный и одаренный во многих отношениях человек. А главное ваше достоинство — терпение. Уж можете мне поверить, за время нашего путешествия я испытывал его разными способами. Так что та должность, которую вы сейчас занимаете, — совершенно не для вас.

Брат Томил попытался вступить в разговор:

— Но… что я…

«Аббат» прервал его коротким движением руки:

— Вы достойны большего. И на том пути, на который я вас благословляю, вы можете достигнуть очень многого, возможно даже канонизации. — Он замолчал, прекрасно представляя, что монаху надо дать хотя бы несколько мгновений, прежде чем обрушить на него остальное, а затем произнес, выделяя голосом каждое слово: — Я НАШЕЛ ВАМ ПАСТВУ. — Он сделал паузу, посмотрев на монаха властным взглядом, в корне убившим все возражения, которые могли бы возникнуть в голове брата Томила. — Правда, прежде чем вы станете святым, вам придется изрядно поработать над ее обращением. Но я уверен, что вы с этим справитесь. — «Аббат» повернулся и быстрым шагом двинулся в сторону корабля.

Брат Томил сумел сдвинуться с места только спустя несколько минут. Конечно, миссионерство всегда было почетным занятием, и в любом церковном учебном заведении студенты обучались теории и методике миссионерской деятельности. Более того, ни один церковный иерарх не мог рассчитывать на высокий пост, если не имел в послужном списке нескольких лет миссионерства на каком-нибудь из окраинных миров. Вот и сам брат Томил уже подумывал о том, чтобы подобрать себе по перечню канцелярии более-менее тихую и уютную планетку и получить благословение кардинала. Но то, что ему предстояло теперь…