Эльрик де Фокс
Что называется – протрезвел. Уж лучше бы похмелье, чем на здоровую голову этакая окружающая действительность. Да, купили меня Величайшие, ничего не скажешь. Ведь как ни крути, а в это дерьмо я залез по дурацкому своему обыкновению добровольно. И даже в лоб дать некому, чтобы душу отвести.
То есть претендентов-то более чем достаточно, но все не те.
Нет, не те.
Зато здесь не соскучишься.
Я уже не то что сплю вполглаза. Я ем в ползуба.
А жизнь кипит, укуси ее треска! Жизнь не стоит на месте! Жизнь перемещается и, что характерно, все в одном направлении – к моей венценосной персоне.
Но в целом настроение у меня ровно-пессимистичное. Передвигаюсь пешком и проклинаю тот день, когда пришла мне в голову благая идея отправиться по пути Меча. А ведь идея-то пришла вовсе даже не днем, а ночью. Тарсаш мне бы здесь пригодился.
Кстати, о лошадях. Когда я рубился с каким-то железным болваном…
Впрочем, это неинтересно.
Еще менее интересны, но куда более неприятны заросли кустов-шефангоедов. Может, это кусты-людоеды, переучившиеся от тяжелой жизни? Не знаю. Мне вот только любопытно, а что они едят, когда меня здесь нет?
Приходила злобная старуха в черном плаще. Представилась Тьмой. Я от такого неприкрытого самозванства сперва ее прикончил и только потом устыдился – все-таки женщина.
Прилетал маленький, настырный, черный дракон. Довольно тупой, но очень кусачий. Огнем плевался и ругался матерно.
А теперь за мной гонится хисстар.
Он поймал-таки меня на берегу широкой шумной реки. Придержал коня, горячащегося, грызущего удила, роняющего на землю клочья пены. Конь был живой. Хисстар тоже. Настолько, насколько он вообще может быть живым.
– Шефанго-ренегат. Не ожидал, не ожидал.
Никогда не думал, что придется драться с хисстаром. Впрочем, драки, как таковой, не вышло. Топор мой рассыпался в пыль от одного прикосновения к Воину Тьмы. И поделом. Привык, понимаешь, к лунному серебру.
Я приготовился уже помереть, не геройски даже – просто помереть. Что еще оставалось? Но напоследок Зверь с перепугу на волю рванулся, шарахнул в противника своего магией… не так, как обычно, когда делаешь что-то и знаешь, что делаешь и что из этого выйдет. Голой магией. Силушкой всей своей дурной, немереной.
Помню еще, показалось мне, что через перстень Джэршэ Сила выхлестнулась. И, как бичом, я ею хисстара ожег. Попрощавшись уже со всеми, с кем стоило попрощаться.
А он зашипел невнятно. Попятился его конь, храпя и вскидываясь. И они оба ломанулись в лес, по просеке, которую я же, кстати, и проложил.
Никогда не видел убегающих хисстаров.
Собственно, этот был вообще первый хисстар, которого я увидел.
Что же до ренегатства… Я и сам не ожидал. По уму-то надо бы повернуть. Слишком близко Торанго подошел к предательству. Не к тому, в котором обвиняли меня на Ямах Собаки, то я сам предательством никогда не считал. К настоящему. Ведь встать против хисстара – это едва ли не равнозначно тому, чтобы встать против Темного.
Но впереди Меч. И он должен быть моим.
Потому что я так хочу.
Темный, Тарсе, Неназываемый Бог, ты ведь понимаешь меня, правда?
Ты ведь сам всегда поступал так, как хотел. И… не все ли равно тебе сейчас, где клинок? Тем более что я-то не подниму его против Тьмы.
А дальше было не скажу, чтобы веселей, но интересней – точно.
Время то текло тягуче, вытягиваясь в тонкую нить, вязкой слизью стекая с медленно ползущих дней, то неслось вскачь, гудело дробным топотом копыт, лязгало оружием, хрипело и рычало, норовя растерзать. Убить. Уничтожить.
Время ползло, шло и летело.
Недели слились в месяцы. И позабылась уже былая ненависть. И ушла уже усталость. И даже безразличие куда-то делось, отлучилось по делам и решило не возвращаться.
Осталась какая-то непонятная, незнакомая одержимость.
А может, знакомая?
Меч звал меня. Он должен был стать моим…
Нет. Не так.
Я должен освободить его.
Меч.