Эльрик де Фокс
Убивать холлморка, даже такого невероятного бойца, как наш Спутник, – грязная работа. Но добивать холлморка…
Это, скажу я вам, совсем не то, что убивать. Да уж. Это намного грязнее.
Когда голова Спутника отлетела в сторону, а туловище развалилось пополам и подогнулись подрубленные ноги, Сим перестал наконец щериться и визжать, как урожденный сипангец, и торжествующе развернулся к нам с Элидором. Дитя дитем. А ведь вроде умный мужик.
Теперь главное не мешкать.
Безголовое, разрубленное туловище уже корчилось на траве, пытаясь подтянуться само к себе. Да уж. Сказал так сказал. Скажите лучше, если умеете.
Сим побелел и отскочил в сторону.
– Иди к Кине, – рыкнул Элидор.
Гоббер дернул к девочке – только пятки сверкнули.
Вдвоем с эльфом мы быстро отделили от уворачивающегося туловища руки и ноги. Не давая им расползтись (как звучит, а! Видели бы вы, как это смотрится!), принялись заталкивать конечности в костер. Я лезвием топора заставлял их оставаться там, куда положили, а Элидор быстро заваливал корчащиеся в судорогах руки и ноги охапками хвороста.
Эх, была у меня выпивка!
Флягу пришлось опустошить в начавший угасать костер, и огонь жадно выметнулся, пожирая странное угощение. Еще бы! Под такую выпивку и залежалая мертвечина пойдет. Два литра спирта! Два литра! И какого!
Сима рвет в кустах.
Кина плачет.
Ее бьет жуткая дрожь.
В конце концов, когда жареным мясом воняло уже невыносимо, я отпустил Элидора. Конечности теперь не выползут, а тело без них вполне безобидно.
Эльф отошел было к менестрельке. Потом обернулся:
– Спасибо, де Фокс.
– Не за что.
– Ты сделал все, чтобы я сам мог его прикончить.
– Не люблю руки пачкать.
Элидор пожал плечами. И ушел.
Вот ведь… А услышать благодарность было приятно. И чего я на эльфа окрысился? Потому и окрысился, что порадовался. Вечно у меня все не как у людей. Чтобы не размышлять на эту тему, я забросил в костер яростно шипящую голову Спутника. На лету эта мерзость умудрилась Вцепиться мне в палец. Бр-р-р. Сперва Кина укусила, теперь этот…
В итоге голова полетела в огонь вместе с многострадальной перчаткой.
Пытаясь вытрясти из фляжки хоть капельку в собственную глотку, я услышал, как с тихим хлопком лопаются глазные яблоки холлморка. Выползший из кустов гоббер тоже слышал это. И кажется, видел. Во всяком случае, его тут же унесло обратно.
Похоже, что у меня в конце концов тоже началось что-то вроде истерики. Уж больно спокойно воспринимал я царящее вокруг безумие. Жареных мертвецов, дергающиеся под слоем сушняка ноги и руки. Щелкающую зубами башку с вытекшими глазами…
Да, собственно, какая разница?
Лишь бы горел огонь.
А потом мы заснули рядом с прогоревшим костром. Без охраны. Без караула. Даже не потрудившись отойти хоть чуть-чуть подальше от дороги.
И, видимо, Темный хранил нас весь остаток ночи.
Проснулись мы, когда вовсю уже начался новый день. Действительно новый. По сравнению с предыдущими четырьмя этот день был похож на первый с создания мира. Свежий. Светлый. Сияющий.
И Кина готовила завтрак, не обращая внимания на обгоревшие кости под слоем пепла и углей.
Она посмотрела на нас и сказала:
– Какие же все мужчины лентяи! Солнце вон уж где, а вы все еще спите. Стыдно.
Но стыдно нам не было.
Нет. Ни чуточки.