Глава 17
ПАГУБА

Их снова стало девять. Арма поняла это не сразу. Сначала через мрак пробился его голос. Он говорил разное, но она уловила лишь обрывки — «Молодец, умница, если бы не ты, нет, не сестра». Последнее она услышала несколько раз, но вынырнуть из мрака заставило не это, а вопрос:

— Скажи, ведь на самом деле ты ничего не будешь должна мне там сказать? И мать тебе ничего не передавала? Это уловка, чтобы быть рядом? Знаешь, я рад этой уловке. Рад тому, что ты здесь. А в Анде ты скажешь мне что-то важное, но простое. Например: «Ты — молодец, Кай» или «Ты все правильно сделал». Или что-нибудь похожее. Ведь так?

И она забилась в теплом и уютном мраке и начала рвать его на части и выбираться вверх, где светло, но холодно и неуютно. И все это только для того, чтобы сказать:

— Нет.

Она вынырнула, но сказать ничего не смогла, только успела разглядеть покачивающуюся и хлюпающую под ногами залитую водой выжженную степь, фигуры идущих впереди, сочла силуэты до семи и вновь провалилась во тьму, пытаясь понять, почему же семь, когда должно быть десять? Ведь говорил кто-то, что их осталось десять против десяти? Почему же семь?

Во второй раз она пришла в себя, когда под ногами идущих уже не было грязи, а вновь шуршала трава, но не мертвая, а живая. И птичка голосила в кирпичном небе, и даже стрекотали кузнечики, и зной забивал ноздри цветочной пыльцой. Она шевельнулась, поняла, что силуэтов не семь, а девять, не посчитала себя и Кая, и захотела встать на ноги.

— Привал! — скомандовал Тару.

Зеленоглазый опустил ее в душистую густоту травы, но она сразу же зашевелилась, встала, шатаясь от слабости, поняла, что время уже за полдень, что вокруг холмы и овраги, и выжженная степь рядом, потому как чернеет на горизонте полоса за пятнами крохотных озер и лентой затянутой камышом реки. Сил хватило отойти за низкий кустарник, чтобы привести себя в порядок, но возвращалась она, уже едва ли не падая, но все-таки дошла. Села на траву и только после этого стала оглядываться и вновь пересчитывать — Кай, со своим мечом на поясе и ее за плечом, Тару, Эша, Илалиджа, которая смотрит на нее уже не так, как прежде, а с интересом, с явным интересом. Потом Течима, Усанува, Теша, почему-то с обожженным и вымазанным той же смолой лицом. Шалигай вымотанный, но все еще пытающийся шутить и жаловаться на судьбу одновременно. Сколько их? Восемь. Точно восемь. Девятая она сама. Кого нет? Кого же нет?

— Шип, — сказал Тару и поклонился Арме, прижав корявую ладонь к груди. — Шипантахи. Может, он и не понимал ничего, хотя слишком много знал, на мой взгляд. О переходе через бездну ветров так уж точно. Да и уж больно удачно съехал с коня на предплечье Шалигая, но чего уж теперь? Будем думать, что он ничего не понимал. Теша настаивает, что ничего не понимал. А с мугайкой спорить — гиблое дело. Это я только теперь понял. Нас тогда здорово припекло. А Шип вроде как с ума сошел. Теше так показалось.

— Он ревел сначала, — сказала Теша, осторожно прикасаясь к ожогам. — А когда мы одеялом накрылись, вдруг стал хихикать. Еле слышно. Я даже думала, что он дышит так, но дыхание было отдельно, а хихиканье отдельно. Я его лоб потрогала, он не был горячим. Он был раскаленным. Я даже руку отдернула. Но тут же подумала, что жар у него. Да и так пекло сильно. Я хотела ему воды дать, а он вдруг выбил из рук у меня фляжку. Даже руку обжег. Вот. — Теша показала перевязанное тряпицей запястье. — А потом вдруг закричал…

— Не вдруг, — продолжил Тару. — Я, правда, хихиканье не слышал, уши не те, мне хрип слышался. А когда ты крикнула что-то, и почти сразу хлынул ливень, тут оно и случилось. Вон Теше лицо обожгло, а мне бок припалило, тоже намазался этой дрянью смоляной. А ведь хорошо заживляет! Ты посмотри на лицо зеленоглазого, будто только что от скорняка, кожуру на личине поменял, как десять лет сбросил.

— Пятнами, — пробормотал Кай. — Где сбросил, а где висит еще пока.

Тару захохотал, а Арма окинула взглядом улыбающихся спутников и снова посмотрела на Тешу.

— Когда дождь начался, он рассвирепел, — вздохнула Теша. — Поднялся. Быстро поднялся, как взрослый человек. Ростом стал как взрослый. Я метнулась к нему, но он ударил меня ладонью, даже не ударил, а махнул только и обжег лицо. Он сам стал как пламя. Одеяло, которым я его накрыла, пылало у меня на ногах. И я…

Теша осеклась, налила глаза слезами.

— Она ударила его копьем, — проговорил Шалигай. — Я видел. Пошевелиться не мог от ужаса, но видел. Глупо было умереть, не видя, отчего умираешь. И я смотрел. Она ударила его снизу в живот.

— И? — спросила Арма.

— И все, — пожал плечами Тару.

— Чары развеялись, — хмыкнул Эша. — Шип, через которого явил себя сиун Огня — Агнис, исчез. Огонь спал. Да и дождик ты наколдовала такой, что он еще час хлестал. Мы в этой яме промокли все, потом еще полтора дня грязь месили, выбирались с пожарища. И зеленоглазый тащил тебя все время один. Никому не дал.

— Один? — растерялась Арма. — Полтора дня?

— Один, — кивнула Илалиджа. — И полтора дня. С ума сошел. Но это я еще в той мокрой яме поняла. Над нами сиун поднимается, а вожак, вместо того чтобы сразиться с ним, колдунью трясет и кричит: «Арма, Арма!»

— Я в порядке, — попыталась подняться Арма.

— Нет уж, отрядная колдунья, — заметил Кай. — Теперь отдыхай, да и мне нужно руки размять. Окаменели. Завтра дальше пойдем.

— Куда? — спросил Тару. — Следов Сарлаты теперь уж и не разыщешь.

— А вдоль вот этой речки и пойдем, знакомой она мне кажется, — заметил зеленоглазый.

— Понятно, — ухмыльнулся Тару. — Ты ведь здесь почти уже местный житель!

— Вот и проверим, — улыбнулся Кай. — И я бы, кстати, чем-нибудь перекусил.

— Однако теперь нас опять девять воинов на девятерых сиунов, — заметил Усанува.

К полудню следующего дня над степью показался конек крыши.

— Мне кажется или сейчас будет дорога? — странным голосом произнес Тару.

— Пойдем напрямик, — ответил Кай.

— Не может быть, — пробормотал Эша. — Ведь мы шли все время на юг!

— А дважды переломанная равнина тебя удивила меньше? — скривилась Илалиджа. — Вот и завернули.

— Что это? — спросила Арма, у которой все еще мелькали перед глазами черные круги.

— Потерпи, — с улыбкой оглянулся Кай. — Скоро отдых и горячая еда.

Это был трактир. Тот самый, стоявший у разбегающихся в три стороны дорог. Деревянная коновязь была пуста. Та же колода лежала на земле, но на стене теперь было две надписи. Сразу за выведенной рукой Кая линией было вычерчено: «Сарлата и Шиттар. Пятый день».

— Вчера, — помрачнел Кай, достал графит и написал рядом: «Кай и друзья. Шестой день».

— Это как же теперь? — в растерянности развел руками Тару. — Все сначала? Или как?

— А вот сейчас и увидим, — потянул из ножен меч зеленоглазый.

— Спрячь меч, Кир Харти, — послышался низкий голос из приоткрывшихся дверей. — Забыл, что иногда полезно сначала присмотреться к тому, кто перед тобой?

— Или прислушаться! — воскликнул зеленоглазый. — Однако меньше всего я ожидал бы здесь встретить воеводу Хилана! Ты с гвардией или один, Тарп?

— С тем, что от нее осталось, — ответил широкоплечий голубоглазый воин.

В трактире почти ничего не изменилось. По-прежнему улыбающийся Муриджан был готов добыть из невидимой кухни сытные кушанья, разве только крохотная девчушка с конопатым носом и алым бантом в темных волосах, дочка его, добавилась — прибыла для помощи отцу «в связи с наплывом посетителей», да стройная женщина в голубом длинном платье с воротничком под горло суетилась за стойкой.

— Тетка ее, — растрепал вихры дочери Муриджан. — А мне сестра. Привела дочь из деревни, но скоро обратно пойдет. А там как сложится. Дочку зовут Аи, а сестру мою Вианой кличут.

Аи торжественно водрузила на стол доску с нарезанным хлебом, покраснела и убежала за стойку.

— Сейчас все будет, — расплылся в улыбке Муриджан и заторопился на кухню, добавив через плечо: — Однако вроде бы больше вас было в прошлый раз?

— Больше, — кивнул Кай и посмотрел на Тарпа, который сидел напротив. — Со мной восемь испытанных воинов. Было — тринадцать.

— Со мной было десять, — пригладил седины, окинул взглядом спутников зеленоглазого Тарп, чуть помрачнел, скользнув по Илалидже, добавил, показав на сидевших рядом с ним трех молодых воинов: — Вместе со мной десять. Осталось трое. И я. Шестеро погибли. Пакости многовато в этой самой Запретной долине. С лапани едва не схватились неделю назад, разбежались потому только, что тебя они искали. Не слишком большая орда, но почти сотню копий я счел. Двоих потеряли в схватке с каким-то отребьем. Чуть ли не со всей Салпы ты, Кир, плесень соскоблил. Точно знаю, что еще в начале весны из того же Хилана под сотню мерзавцев отправились за легким богатством. И знаешь, если они здесь и сгинут, то и хорошо. Еще четверых отняли у меня палхи. Хорошо хоть свора попалась не слишком большая, два десятка человек. Но, говорят, их тут очень много. Некоторые деревни целиком выжжены. Удивляюсь, как только трактирщик никого не боится!

— А чего мне бояться? — громыхнул котлом с уже знакомым варевом Муриджан. — Трактир мой в стороне стоит, плохой человек к нему дорогу не найдет.

— Однако Сарлата вчера у тебя был? — прищурился Кай.

— Седой, что ли? — поднял брови Муриджан. — Так он с проводником был. Точнее, с проводницей. Редкой красоты проводница у него. Но я бы с такой никуда бы не провожался. Провожаться надо с такой, как Виана. А с той если только топор глотать да ядом запивать. Ужас какой-то сквозь ту красоту пробивается!

— Тот самый Сарлата? — удивился Тарп. — Которым детей, женщин, стариков, да и молодых воинов пугают от Холодных песков до Дикого леса? Ничего не путаешь, Кир?

— Зови меня Каем, — попросил зеленоглазый. — Лук, Луккай, Кай. Привык уже. Прилипло. А Сарлата тот самый. Только без банды. Всех уже положили. Часть еще в Холодных песках, две трети здесь.

— Каем так Каем, — задумался воевода. — А я как был Тарпом, так им и остался. Только не воевода уже. Нет пока воеводы в Хилане. Не было, когда я уходил.

— И кто ж ты теперь? — нахмурился Кай.

— Посыльный, — сказал Тарп и показал на Шалигая: — Вот он, насколько я знаю, тоже посыльный. И я посыльный.

— Ну, — посмотрел на Шалигая Кай. — Этот посыльный вроде бы от иши? И ты от него?

— Нет больше иши, — глухо проговорил Тарп. — Вновь Пагуба захлестнула Салпу. Небо заволокло пламенем. Мерзость ожила, осадила города. И, как водится в начале каждой Пагубы, явился посланник от Пустоты к молодому ише и снес ему голову. Я послан к тебе матерью иши. Урайкой Тупи.

— Зачем? — спросил Кай.

— Зачем он послан? — показал на побледневшего Шалигая Тарп.

— Охранять меня, — сказал Кай.

— Да, — торопливо закивал Шалигай. — Лично ишей послан. Я и отчитывался перед ишей, до самой встречи с зеленоглазым выпускал голубей из его голубятни. Мне поручено охранять зеленоглазого, а по достижении Анды, города, который якобы расположен в центре Запретной долины, прочесть и передать зеленоглазому послание, которое зашито у меня в предплечье. — Хиланец задрал рукав и показал шов.

— Так, значит? — задумался Тарп. — Я бы, конечно, отрубил бы эту руку, Кай, да прочитал бы, пока не поздно, что там передал тебе иша. Но, с другой стороны, мертв он уже. Да и не в нем беда теперь. О тебе, Шалигай, ничего не скажу Каю, не знаю ничего про тебя. Конечно, кроме того, что ты был последним старшиной ловчих Текана. Пока не перешел в тайную службу. Так что теперь с тобой, Кай, и бывший хиланский воевода, и бывший сменщик самого Данкуя! Старшина тайной службы! Правда, в Хилане не полным именем звался. Так, Шал?

— Почему не сказал? — повернулся к хиланцу Кай.

— А должен был? — сузил взгляд хиланец. — Не привык титулами и должностями хвастать. Делом привык о себе говорить. Или я подвел тебя, зеленоглазый?

— Посмотрим, что будет дальше, — процедил сквозь зубы Кай. — Но пусть будет так. Хотя бледность твоя мне не нравится.

— Выйду на солнышко, загар бледность скроет, — медленно выговорил Шалигай и повернулся к Тарпу: — Что с поселком у рыночной площади? Если Пагуба, то беда может случиться.

— Случилась уже, — еще сильнее помрачнел Тарп. — У тебя ведь усадьба там? Сколько детишек?

— Трое, — выдохнул Шалигай. — Жена, старики-родители. Трое детишек. Три дочки. Что с поселком, воевода?

— Теперь не знаю, — пожал плечами Тарп. — Когда я уходил из Хилана, по приказу урайки Тупи все перебирались за стену. Надейся на лучшее, старшина.

— Подожди! — приподнялся, громыхнул блюдом Шалигай. — Не сходится что-то. Когда небо побагровело? Мы ж рассмотрели что-то на входе в Запретную долину! Это ж не так давно было? В последние дни второго месяца весны?

— Точно так, — кивнул Тарп. — Тогда и приключилось.

— И как же ты успел добраться? — не понял Шалигай. — Неделя только минула!

— Неделя? — не понял Тарп. — Два месяца уж прошло, Шалигай. Я прошел через Ледяное ущелье в долину неделю назад. И чуть ли не месяц добирался до него. Второй месяц лета раскатывает, старшина. Поверь мне.

— Что ж получается, — закрыл глаза Кай, — спешить нам надо, выходит?

— Но как же… — осекся Шалигай.

— А вот так, — заскрипел Эша. — С той стороны один отсчет, а с этой другой. И нечего их смешивать.

— По всей Салпе слухи ходят, что зеленоглазый циркач отправился за богатством и славой в Запретную долину, — медленно проговорил Тарп. — О том, что кучу золота потратил, чтобы Ледяное ущелье расчистить. Зачем он тратил золото, зачем ледорубов из тати оплачивал, как не для того, чтобы еще больше золота в Запретной долине поиметь?

— Но ты-то так не думаешь? — усмехнулся Кай. — Я и мешков для богатства не припас. Слушай, Тарп, да прислушивайся. Разве в поход за золотом глашатаи созывают? А ты не думал, что я Салпу хочу от мерзости избавить?

— Смотрю я вот на твоих ребят и особо мерзости-то не вижу, — прищурился Тарп. — И среди моих мерзости не было.

— А палхи? — спросил Кай. — А Сарлата? А отребье, которого, уверен, немало было в Ледяном ущелье?

— Нет, — покачал головой Тарп. — Не хочу к крышке сундука приглядываться, ведь внутри главное. Так?

— Так, — согласился Кай. — И мне скрывать нечего. Я собираюсь освободить Салпу. Об этом, кстати, и письмо Тупи писал. Еще до того, как ее сын стал ишей. Чтобы готовилась к тому, что Салпа из загона пустотного частью мира станет. Ты лучше скажи, Тарп, почему Пагуба вновь нагрянула? Я ведь знаком с летописями. Никогда разбежка между Пагубами не была менее полусотни лет.

— Так и Пагуба никогда не длилась более года, а последняя за три выскочила, — заметил Тарп. — Мнится, это я тебя, Кай, должен спрашивать, отчего Пагуба вновь нагрянула.

— Так спроси, — пожал плечами Кай. — Сам-то я подумал бы, что кого-то не устраивает то, что я задумал. Но не скажу, потому как со мной было трое воинов Пустоты, которые помогают мне добраться до Анды. И двое уже погибли. Осталась одна Илалиджа. Не сходится что-то.

— Кто снес голову ише? — вдруг подала голос Илалиджа. — Есть свидетели?

Стальным клекотом разнесся ее голос под крышей трактира.

— Я свидетель, — после долгой паузы ответил Тарп. — Сам смотритель переродился. В секунду обратился в пустотное чудовище и оторвал голову ише. Голыми руками оторвал.

— Имя назвал? — спросила Илалиджа.

— Урайка назвала, — ответил Тарп. — Только она да я и бросились к трону, но не успели. Зарубили смотрителя, но это уже был только человек. Но урайка узнала пустотника. Может быть, и я узнал бы, но спиной он ко мне стоял. Она сказала, что это был Тамаш.

— Сам? — поразилась Илалиджа.

— Сам, — кивнул Тарп.

— Плохо дело, — прошептала пустотница.

— Хорошего мало, — согласился Тарп. — Но не пойму, чем тебе оно плохим показалось?

— Я служу Пустоте, — процедила сквозь зубы Илалиджа. — И если мне велено охранять зеленоглазого до самого Храма Двенадцати Престолов в Анде и внутри него, значит, я и буду его охранять, пока жива. Приказывает мне правитель Пустоты. А Тамаш — его наместник в Салпе. Управитель. И не дело Тамаша сносить голову ише, для этого другие слуги имеются.

— Так что же получается, бунт, что ли? — развел руками Тарп.

— Я только воин, а не вельможа черного двора, — ответила Илалиджа. — Граница Салпы ведь отражается и в Пустоте. И Пустота рассечена и ограничена. Да, Пустота алчет Салпы, поскольку кровь и страдания людей и тати — суть пища ее. Но когда в клетке сидит не только свинья и свинарь, но хозяин свинарни, последний готов отпустить и свинью, чтобы освободиться сам.

— Глубокая благодарность от всех салпских свиней, — встал и поклонился Илалидже Тарп. — А Тамаш, выходит, кто-то вроде свинаря, которого все устраивает? Принюхался за долгие годы?

— Он очень силен, очень, — задумалась Илалиджа. — Конечно, правитель Пустоты много сильнее, но он не может ступить всей мощью на землю Салпы. Он часть Пустоты.

— И Тамашу по силам устроить Пагубу без правителя Пустоты? — удивился Кай.

— А что ее устраивать? — скривилась Илалиджа. — Голодной пустотной мерзости много. Только свистни да призови: пока Тамаш в силе, о правителе Пустоты и не вспомнят. Или в эту Запретную долину тати и людишек меньше набежало? Пагуба дает Тамашу силу. Если он будет в силе, то сможет оборонять Салпу от правителя Пустоты. Только Пагуба в этом случае станет вечной. Пока Салпа не обескровит.

— А ведь вроде срастается понемногу? — крякнул Эша. — Ежели так, то я перестану по ночам укладываться от тебя подальше, Илалиджа. Тот случай, когда мы с тобой заодно.

Кай молчал. Арма смотрела на его профиль, видела каплю пота, скатывающуюся по линии носа, и думала, что спроси сейчас ее, как поступить, что думать, и она не сможет ответить.

— Выходит, — Тарп собрал в морщины лоб, — что если ты теперь сделаешь то, что задумал, то освободишь не только Салпу, но и Пустоту?

— И еще двенадцать богов, запертых на своих престолах в Анде! — торжественно добавил Эша. — Вот уж тогда повеселимся.

— Ой ли? — прищурился Тарп.

— Не знаю, — покачал головой Кай. — Но я сделаю то, что должен. Именно потому, что могу сделать это.

— Нет у меня веры ей, — показал на Илалиджу Тарп.

— Я в твоей вере не нуждаюсь, — показала клыки Илалиджа.

— Не потому, что лжет, — продолжил Тарп, — а потому что служит тому, кто мой враг. Или кто-то думает, что Пустота блага желает для Салпы? Или я ослышался и мне почудились слова о крови и страдании людей и тати в качестве пищи пустотников? Ты договорился с правителем Пустоты, Кай? Где ты его встретил? Или ты сам отправлялся к нему в Пустоту?

— Я говорил с его тенью, — вымолвил Кай. — С Сиватом.

— С Сиватом, — побледнел Тарп. — С нищим странником в широкополой шляпе?

— С ним самым, — кивнул Кай. — Но он не говорил со мной. Он слушал меня. И все. Но появились его воины. Сначала они являлись ко мне тоже в виде призраков, а потом уже в полной мощи.

— Не в полной мощи, — поморщилась Илалиджа. — Далеко не в полной мощи. Под небом Салпы никто не может быть в полной мощи, поскольку полная мощь зиждется на силе тела и силе духа, на крови и на магии. А магия как раз в Салпе умалена. Внутри же Запретной долины магии в избытке, но она гнетет каждого, как гнетет страдающего от жажды вода, если окунуть его на пяток локтей вглубь. Есть, чем напиться, да вдохнуть нечего! Здесь правят тени богов! Оттого и Пагубы в Запретной долине не бывает.

— А отчего только трое? — спросил Тарп.

— Пока нет Пагубы, в пределы Салпы могут войти только трое ловчих Пустоты, — объяснила Илалиджа. — Исключения редки. И лишь для тех слуг Пустоты, что сами согласны умалить себя.

— А Тамаш? — не понял Тарп. — Исключение?

— Он использует тело посланника, — заметила Илалиджа, — но если Пагуба началась, теперь и он в полном праве. Везде. Но не внутри Запретной долины. Пока здесь властвуют сиуны.

— Понятно, — задумался Тарп. — Вот ведь как выходит, хиланская зараза мне в ребро. Есть молодой парень. Сначала из-за него начинается одна Пагуба, потом, кажется, и другая. Гибнут правители и тысячи селян и горожан. Мор приходит чуть ли не в каждый дом. Всяческая мерзость выползает из глубоких нор на поверхность. А он знай себе долбит топором по корням, ему недостаточно, что ветви Салпы засохли, он хочет ствол свалить.

— Нет, — покачал головой Кай. — Разбить цепи, что стискивают его.

— Да поможет тебе Пустота, если она на самом деле готова помочь, — вздохнул Тарп. — Но, думаю, в итоге все одно придется обходиться собственными силами.

— Что в Хилане? — спросил Кай.

— Когда я покидал город, уже не Тупи правила в нем. Я даже не знаю, жива ли она еще.

— Кто правитель? — спросил Кай.

— Новый смотритель, — ответил Тарп. — Весь город в его руках. Гвардия присягнула ему. Мне пришлось покидать Хилан в спешке, поскольку он числил меня своим врагом. Но, к моему счастью и несчастью города, он был слишком занят искоренением колдовства и хулы среди горожан. Так что, Шалигай, я не уверен, что за стенами Хилана безопаснее, чем в них. Но главное не в этом. Он готовил отряд, который должен был идти в Запретную долину, чтобы остановить тебя, Кай. Небольшой отряд из лучших воинов. Одурманенных воинов. Новый смотритель и в его лице Тамаш не хотят никаких перемен. Думаю, что его отряд уже добрался до Запретной долины. Вряд ли мне удалось на много дней опередить его. Кстати, и мне тоже помог Сиват.

— Сиват? — едва ли не хором воскликнули Кай и Илалиджа.

— Да, — кивнул Тарп. — Показался вчера под вечер на нашем биваке, махнул рукой, приглашая за собой, и привел в этот трактир. Рассеялся, едва мы крышу рассмотрели. Славное местечко, кстати. Меня послала Тупи, чтобы я предупредил тебя, воин, помог тебе, насколько хватит моих сил. Уж прости, что для тебя у меня только четыре клинка. Даже ни одного ружья не удалось взять с собой. Хотя пара сотен лучших зарядов под твое ружье у меня имеется. Ты не должен останавливаться, Кай. Нужно идти, пока есть силы. И добраться до конца пути.

— Я рад, что ты со мной, Тарп, — сказал Кай.

— Однако варево мое так и остынет, — появился у стола обиженный Муриджан. — Или вы только к ужину наговоритесь?

— Ужина не будет, — ответил Кай. — Выходим через час. Приготовь, трактирщик, что мы можем взять с собой в дорогу из еды. Я оплачу все.

— А куда вы пойдете? — сдвинул брови Муриджан.

— Нам нужно в Анду, — ответил Кай. — Знаешь дорогу?

— Нет, — пожал плечами Муриджан. — Слышал что-то, но не знаю. В деревне Вианы кто-то может знать. Там живут рыбаки, они много знают, по воде новости дальше разносятся, чем по суше. Она отведет вас. Отведешь, Виана?

Женщина за стойкой кивнула. Арма пригляделась к ней и подумала, что где-то уже встречала незнакомку. Но где и когда?

— Через час, значит, через час, — поднялся из-за стола Тарп. — Прежде чем дать твоим спутникам перекусить, Кай, позволь мне представить моих воинов. Их имена — Хас, Хатуас, Кишт. За каждого я готов поручиться, как был готов поручиться и за тех, что не добрались со мной до этого трактира. И вот еще что хотел сказать тебе: новым смотрителем стал твой старый знакомый. Тот самый, кому ты отрубил запястье. Бывший воевода — Арш. Уж поверь мне, если кто и ненавидит тебя больше всех в Хилане, то это он.

— Что ж, — задумался Кай, — тогда он должен оказаться здесь собственной персоной.

— Однако славно! — не сдержал хохоток Эша. — Сиунов все еще девять, а нас уже тринадцать!