Книга: Пересмешник
Назад: Глава 4 Дом на улице Гиацинтов
Дальше: Глава 6 Прием у Катарины

Глава 5
Женатый на пистолетах

…Ветер безумствовал, рвал голые кроны старых платанов, стегал по уставшим деревьям холодной мартовской водой, гнал тучи, полностью скрывшие за собой бледный, тонкий, похожий на волос, остророгий молодой месяц.
Ненастная погода целиком и полностью соответствовала моему настроению — в жилах бурлил расплавленный гнев.
Барабаня кулаком в дверь виллы «Черный журавль» я думал, что Стэфан, как-то сказавший, будто сильные страсти порождают еще более сильную ненависть — был прав. Я соглашусь с этим. Сейчас я был готов убить этого подлеца, несмотря на его родство с сильными мира сего.
Дверь распахнулась, и меня залило ярким светом. Пришлось на мгновение зажмуриться…

 

— Опять вспоминаешь прошлое? — трость вернула меня в действительность.
— Да. Пытаюсь понять, что я упустил в ту ночь.
— Ты снова беспокойно спал сегодня.
Я лишь пожал плечами. Возможно, и так. Не помню, да и не хочу вспоминать.
Он, чувствуя мое дурное настроение, заворчал глухо, словно раздраженный цепной пес, но, зная, что выжать из меня ничего не удастся, отстал.
Стэфан находился на подставке из красного дерева, установленной в Лимонной гостиной, и отчаянно делал вид, что Анхель не существует. Та, в свою очередь, не замечала Стэфана. Моя трость и мой нож, два доставшихся мне в наследство амниса, мои самые верные слуги и хранители, дулись, игнорируя друг друга, общаясь исключительно со мной и демонстративно изображая, будто «коллеги» поблизости нет.
Я в их дела не лез, понимая, что два существа из Изначального пламени, живущие друг с другом бок о бок уже которую сотню лет, разберутся сами, без неуклюжих попыток «сопливого тридцатилетнего мальчишки» примирить их.
Развернув свежий номер «Времени Рапгара», я пробежал глазами по строчкам, а затем, сложив газету пополам, бросил ее на стол.
— Ничего интересного? — Стэфан страдал от скуки.
— Лишь пустые слова.
История в «Девятом Скором» произошла два дня назад. На следующее утро газеты проявили незначительный интерес к событиям в экспрессе. Краткая заметка о непредвиденной задержке, о скандале в центральном офисе железной дороге и грандиозной драке между ка-га. Про убийство — всего пара строк. Стэфан даже возмутился, но я лишь усмехнулся:
— Жителям нашего славного города интересен исключительно Ночной Мясник. Так что все остальные преступления, а также покойники, которые отправились на тот свет не по воле этого сумасшедшего полудурка, не интересуют ни журналистов, ни обывателей.
— Какая жестокая ирония, — притворно вздохнул Стэфан, и я почувствовал легкую насмешку, исходящую от Анхель.
— Ничего не поделаешь. Даже вселенская драка между студентами получила гораздо лучшее освещение.
— Возможно, это произошло потому, что освещавшему событие господину из газеты хорошенько засветили в глаз.
Я усмехнулся, Анхель фыркнула. Учащиеся двух вечно конкурирующих университетов Рапгара — Кульштасса и Маркальштука — устроили грандиозную бучу в Старом парке по случаю окончания соревнований по академической гребле. Жандармам пришлось разгонять господ-студиозусов водометом.
Впрочем, меня это нисколько не беспокоило, как и падение акций ка-га еще на шесть пунктов, нота протеста от Малозана для нашего правительства, очередной рейд жандармов в поисках Багряной леди и прочая, прочая, прочая. Сейчас меня интересовала лишь загадочная Эрин, но она, исчезнув из моего купе, казалось, исчезла и из мира.
Женщина с каштановыми волосами и голубыми глазами, сам не пойму как, запала мне в сердце, и я то и дело вспоминал о ней, хотя видел ее всего ничего. Со мной давно такого не случалось, и я пытался хоть как-то объяснить себе внезапный интерес.
Что это? Обычное любопытство, желание разгадать тайну, которой, вне всякого сомнения, владела Эрин, или нечто большее? Зачем мне эта невысокая заплаканная незнакомка? Почему я так хочу встретиться с ней еще раз?
Последние слова я произнес вслух, и сразу почувствовал тихое неодобрение Анхель. Она чуяла, что эта история плохо пахнет, раз люди, замешанные в ней, без колебаний могут убить. И не понимала, зачем я лезу в неприятности.
— Наверное, от скуки, — серьезно подумав, ответил я ей. — Вы удивитесь, насколько тоскливо и пресно мне жить последнее время в этом унылом городе.
— О, Всеединый! — проворчал Стэфан. — Сейчас он начнет ныть о том, что следует уехать из Рапгара и поселиться где-нибудь поблизости от Отумхилла.
— Хорошая идея, — одобрил я слова амниса. — Возможно, смена обстановки это то, что мне нужно.
— Да, перестань! — отмахнулся он. — Самый последний скангер в городе знает, что ты никогда не оставишь фамильное гнездо. Яд Рапгара в твоей крови, он впитался с молоком матери. Что касается скуки, то здесь все просто. Раньше ты был азартным игроком и, прошу заметить, очень удачливым и умелым азартным игроком. Теперь же не подходишь к игральным картам и на милю, не говоря уже о таких невинных шалостях, как орлянка, ставки на скачках и гребной спорт. Я уважаю твердость твоего характера, но до сих пор уверен, что тебе следует несколько ослабить те путы, в которых ты себя держишь. Скоро начнутся игры на Арене. Поставь на Крошку Ча.
— Тебе ли не знать, что не интересно ставить на того, кто все время выигрывает? — покачал я головой, поглядывая на конверты, скопившиеся возле малахитовой чернильницы.
Я уже несколько дней не разбирал корреспонденцию.
— Ну, давай. Скажи, что гадать, кем является эта девица со стилетом — гораздо интереснее, чем сражения на паровых машинах! — обиделся амнис.
Ответить я не успел, так как Анхель неожиданно поинтересовалась, насколько красива Эрин, раз любезный чэр все еще о ней думает? Вопрос-эмоция был обращен к Стэфану, который, услышав его, едва не впал в столбняк. Анхель первой вступила на тропу примирения.
— Ну… — он прочистил горло. — Ну… я бы сказал, в ней что-то есть. Но это отнюдь не внешность. Встречал я на своем веку и более красивых женщин. Та же Кларисса…
Он счел, что позволил себе лишнее, и продолжать не стал. Меня резануло острой, как нож, ненавистью Анхель. Она до сих пор не могла простить ту, с которой я когда-то хотел связать свою жизнь. Кларисса для амниса являлась предательницей, бросившей меня в самую трудную минуту.
Я тоже когда-то так считал и очень переживал по этому поводу. Потом, со временем, все забылось. Страсти, обида и ненависть погасли. От пламени костра остался лишь серый пепел. Во всяком случае, я хочу так думать.
— Извини, Тиль.
Я поднял бровь, услышав от Стэфана ненужное извинение:
— За что? Я давно уже не реагирую на имя Клариссы так, как раньше.
Эмоции Анхель с первого раза расшифровать мне не удалось. Затем я понял, что она считает, будто у Клариссы никогда не было ко мне любви. Лишь страсть.
Чрезмерная страсть не приносит двум людям ни славы, ни удовлетворения, ни счастья. Ведь она не так многогранна, как любовь. Страсть нечто иное, местами более сильное, более дикое, примитивное и в то же время яркое. Порой она заставляет кипеть кровь и заводит почище, чем пузырьки розового шампанского жвилья. Беда лишь в том, что когда это чувство у кого-то из двоих проходит, на коже остается лишь соль, песок, да зола.
— Мое мнение таково, — трость думала уже совсем о другом, — стоит послать Бласетта за «Срочными новостями».
— Зачем? — нахмурился я. — Эта пустая газетенка жарит новости на огне, только и успевая переворачивать, чтобы не подгорали. Я давно не доверяю изданию.
— Да мне не важно, доверяешь ты ему или нет, Тиль! Возможно, они, в отличие от «Времени», написали что-нибудь о пророке из района Иных.
— По-твоему они только и делают, что сидят рядом с пророком и слушают его откровения о том, где случится новое убийство? — рассмеялся я.
— У газетчиков свои источники информации. Помнишь же, как во время суда…
— Помню, — перебил я. — А еще помню, что даже такая пустозвонная пустота, как «Срочные новости» гнет спину перед мэром и Городским советом, иначе у них быстро отберут лицензию. С учетом того, что из-за поиска Мясника на ушах стоят все городские службы, я уверен — твоего странного пророка давно ищут синие жандармы, чтобы задать ему парочку вопросов. И если кто-то из газетчиков скроет информацию о том, где прячется этот любезный господин, но опубликует статейку, то Скваген-жольц возьмет газету за горло и вытрясет из нее всю душу, несмотря на объявленную Князем свободу в печати, так сильно вредящую частной жизни порядочных граждан.
В дверь постучали.
— Минуту! — сказал я, надел на руки перчатки и только после этого открыл дверь и позволил служанке войти.
— Саил Картиа вы заняты? Я хотела прибрать, но могу прийти попозже, — сказала Шафья.
— Ерунда, — я встал с кресла, убирая Анхель в карман и подхватывая пачку писем. — Гостиная в твоем распоряжении. Стэфан составит тебе компанию.
— Спасибо, саил, — ее подведенные сурьмой карие глаза как всегда остались серьезны, а вот красивые губы на прекрасном смуглом лице с тонким точеным носом, тронула едва заметная вежливая улыбка.
Шафья родом из Магара, и она вдова. В этой варварской стране женщина, потерявшая мужа, считается ничуть не лучше таракана на обочине дороги. Если ей повезет, она станет изгоем. Если не повезет — ей придется взойти на костер следом за умершим.
Эти дикие обычаи магарцы, верящие в тысячу с лишним разномастных божеств, притащили и в Рапгар. Шафье удалось избежать пламени, но она стала мертвой для своего народа. Я встретил ее в Соленых садах, недалеко от Складского берега, в районе очень недоброжелательном к чужакам. Местные «крысы» решили поразвлечься с испуганной девушкой, и мне, как чэру, пришлось за нее вступиться. С тех самых пор, уже почти год, Шафья находится в моем доме. Она отлично вписалась в нашу маленькую семью, словно жила здесь десятилетиями.
Я перебрался в кабинет, рухнул на мягкий диван и ножом стал вскрывать конверт за конвертом, слушая, как в коридоре старые часы приглушенно отбивают десять утра. Письма я читал через строчку, совершенно невнимательно, быстро пробегая глазами, сминая листы и ловкими бросками отправляя их в корзину для бумаг, одиноко стоящую у противоположной стены.
Раньше у меня было множество тех, кого принято называть друзьями, но теперь редко кто из них интересует меня. Разумеется, когда пришло время, они сочли приличным прислать мне свои самые теплые пожелания, чем вызвали у меня горький смех. Это было забавно, особенно, если учесть, что последнее воспоминание о них — это отводящие взгляды, не желающие замечать меня господа. Начитавшись газет и наслушавшись сплетен, они отвернулись от меня, как и все наше хваленое высшее общество.
Тогда на моей стороне осталось совсем немного людей, и среди них трое самых близких друзей: Данте, Талер, и Катарина. Они не отказались от меня ни тогда, ни теперь, и я, Тиль эр’Картиа, Тиль Пересмешник, Тиль Не Имеющий Облика, буду благодарен им по гроб жизни. Потому что понял — ничто так не ценно в этом мире, как доверие. Они верили в мою невиновность с самого начала и до самого конца этой гнусной истории, несмотря на факты и показания многочисленных свидетелей. И я обязан им за эту веру, что поддерживала меня и питала каждый день, когда я открывал глаза и видел перед собой печать Изначального огня.
Мое воспоминание пробудило злость Анхель. Она злилась на тех, кто устроил все это. А еще на меня за то, что в ту ночь на виллу «Черный журавль» я не взял с собой ни ее, ни Стэфана, которые могли защитить меня или остановить, остудив ярость. Ну и, разумеется, больше всего она злилась на себя, что не смогла быть со мной в трудную минуту.
— Оставь, — попросил я ее, сминая бледно-голубой конверт-приглашение. — Поздно сожалеть о том, что давно уже прошло. Надо жить настоящим.
Она ворчливо порекомендовала мне жить не только настоящим, но и будущим, несмотря ни на что. Анхель упрямая. Я тихо рассмеялся, отмечая тем, что понял ее эмоции, но не согласен с ними, хотя и не собираюсь спорить. Она в ответ с яростью вскрыла конверт, едва не оттяпав мне палец. И тут же виновато извинилась.
Письмо было от президента клуба «Шесть четверок». Элитное местечко, куда можно попасть, только заручившись рекомендацией трех постоянных членов этой благородной обители вечных бездельников. Многие господа из Золотых полей спят и видят себя в «Шести четверках». Некоторые даже убить готовы за членство в клубе, так как там можно завести воистину важные знакомства, и начинают отворяться такие двери, которые ранее не открывались даже золотым ключом.
Раньше я тоже был среди тех, кто собирался в комнатах, оббитых дубовыми панелями, потягивал кальвадос, коньяк и виски, курил колониальные сигары, ловко загонял шары в бильярдные лузы и тасовал колоды игральных карт, проигрывая и выигрывая за ночь в Княжеский покер целые состояния. Затем, разумеется, меня исключили из столь достойного и чистоплотного общества. Потому что я «не соответствую званию честного чэра, а, следовательно, не могу состоять в клубе «Шесть четверок» вне зависимости от моих прежних заслуг, так как мое имя может повредить репутации столь уважаемого заведения».
Теперь, когда все изменилось, клуб «Шесть четверок» был бы счастлив видеть благородного чэра эр’Картиа среди самых уважаемых граждан великого Рапгара и хотел заверить в своем самом добром отношении: «По единогласному решению правления клуба, его президента, а также самых почетных членов для вступления в «Шесть четверок» чэру эр’Картиа не нужны рекомендации других членов, а достаточно лишь его согласия».
— Какая любезность, — сухо кашлянул я, рассматривая печать.
Раньше, когда я был еще мальчишкой и видел среди бумаг на отцовском столе документ с подобной печатью, это вызывало у меня настоящий трепет. Теперь же — никаких особых эмоций. Разве что недоумение.
Анхель спросила — которое это письмо по счету? Третье?
— Четвертое. За последний год. Они все еще надеются меня переупрямить, хотя я и не понимаю, зачем им это нужно. Пожалуй, если они продолжат настаивать и пришлют пятое, мне придется перестать быть вежливым.
Эмоции моего ножа спросили, не задумывался ли я о том, что в «Шести четверках» могут просто сожалеть о случившемся?
— Мы всегда поспешны в своих решениях и слишком часто жалеем о них, пытаясь исправить то, что исправлять давно уже не следует, — скривился я, смял бумагу и отправил ее в корзину. — К сожалению, не все это понимают.
Многие бывшие «друзья» прислали мне вежливые письма, где говорилось, как они рады, что все обошлось, и приглашали меня на чай, обед, ужин, семейное торжество и даже свадьбу. Я счел правильным отвечать вежливым отказом, пока мне это окончательно не надоело, и я, забыв о манерах и воспитании, не стал выбрасывать все в корзину, несмотря на недовольство Стэфана, считающего, что чэр должен оставаться вежливым до конца. Мне же было жаль чернил, бумаги и своего времени, так что упреки амниса я пропустил мимо ушей.
Через час с корреспонденцией было покончено, и у меня в руках остался лишь один конверт, в котором содержалась небольшая записка:
«Тиль, привет! Катарина с мужем устраивают большой прием в честь десятилетия своей свадьбы. Если ты не помнишь — 8-го. В 20–00, в летнем особняке на улице Волчьей луны. Ты, разумеется, должен быть. Она привозила твое приглашение Зинтринам, но ты уже уехал.
Заеду за тобой в пять.
P.S.:Не забудь о смокинге. Black Tie.
P.P.S.: Купил себе новую игрушку. Покажу при встрече.
Талер».
Я вспомнил, какое сегодня число, и выругался. Прием у Катарины начнется через несколько часов.

 

— Я счел возможным подготовить этот смокинг, чэр, — сказал Бласетт, придирчиво разглядывая меня в зеркало. — Он единственный вернулся из чистки. Все прочие оставлены вами в поместье у Зинтринов. Их дворецкий до сих пор не распорядился переслать ваши вещи.
— Меня вполне устраивает этот. Спасибо, Бласетт.
Смокинг был отличным, несмотря на недовольное ворчание слуги. Черный цвет, шалевый атласный воротник, обтянутые атласом пуговицы. Плотная сорочка из чистого хлопка, черная бабочка, черный однобортный жилет, лаковые туфли и шляпа с излишне жесткими полями.
Единственное, что портило мой вид — это перчатки из тонкой черной кожи. На таких приемах перчатки да еще и в сочетании со смокингом — отличительная особенность стюардов. Но, думаю, Катарина простит мне мою эксцентричность.
— Предупреди Полли, что я не вернусь к ужину.
— Уже сделано, чэр, — он протянул мне тонкий черный плащ. — На улице похолодало. Хочу спросить вас, свободен ли я на этот вечер?
— А что такое? — я захлопнул крышку часов, убрал их в карман жилета.
— У сестры сегодня праздник в честь посвящения моей маленькой племянницы Всеединому. Могу ли я уйти?
— Конечно, — кивнул я. — И купи ей хороший подарок. Я оплачу расходы.
— Чэр, вам вовсе не стоит…
— Я так хочу, — отрезал я. — Маленькие девочки достойны того, чтобы получать хорошие подарки. Загляни в «Мир игрушек Доббса» в Сердце. Думаю, найдешь что-нибудь подходящее.
— Я так и поступлю, чэр. Благодарю вас, — он блеснул стеклами пенсне и поспешил вниз, ответить на стук дверного молотка.
— Это господин Талер! — крикнул я дворецкому. — Проводи его в Охотничью комнату!
Я взял со стола Анхель, убрал ее в маленькие жесткие ножны, прикрепленные сзади к моему поясу, выдвинул ящик, достал стопку фартов, коснулся аккуратно сложенного желтого платка Эрин и, подхватив Стэфана, начал спускаться по лестнице.
Охотничья комната располагалась на первом этаже, сразу за большим холлом. Ее стен не было видно из-за висящих на них старых кремневых ружей, охотничьих секир, щитов с гербами и, конечно же, множества голов разнообразных животных, подстреленных еще моим дедом. Сам я к охоте не проявляю ровным счетом никакого интереса и несколько раз порывался очистить свой дом от залежей мертвых зверей. Меня удручает этот пылесборник покойников. Но Стэфан сразу же начинал ныть, что я не чту память предков, и выбрасывать столь достойную коллекцию — просто кощунство.
Так что в итоге я махнул рукой на это помещение, как и на галерею с охотничьими трофеями. Раз амнису нравится этот мусор — пусть наслаждается.
Талер, в отличие от меня, любил Охотничью комнату и с удовольствием рассматривал древние ружья, цокая языком, гладил полированные ореховые приклады, щелкал колесцовыми замками и заглядывал в дула.
Мой друг, как и все мы, немного сумасшедший. У него в жизни единственная страсть — огнестрельное оружие. Он просто помешан на всем, что гулко стреляет и дырявит пулями ни в чем неповинную плоть. Талер «женат» на своих многочисленных пистолетах. Так что ничего удивительного, что его увлечение в итоге стало профессией — мой старый друг работает в Западном крыле Академии Точных Наук. Том самом, что сотрудничает с тропаеллами в разработке новых систем вооружений.
Я, чувствуя, как предвкушающе усмехается Стэфан, на цыпочках подкрался к комнате и осторожно заглянул туда. Так и есть. Талер вертел в руках старинный мушкетон, из которого в последний раз стреляли чуть ли не при Всеедином. Дружище все мечтает пальнуть из него новой, электрической картечью и посмотреть, что из этого получится. Он несколько раз умолял меня позволить ему провести эксперимент, но я наотрез отказываюсь. Не хочу, чтобы старую рухлядь разорвало у него в руках.
— Бах! — я скопировал звук выстрела, и в тишине он прозвучал, словно гром среди ясного неба.
Талер подскочил примерно на фут, юркнул за стол и выхватил из карманов плаща два пистолета внушительного вида. На этот раз даже я, знающий привычку приятеля носить при себе одновременно пять-шесть пугачей, был впечатлен.
Заметив мою ухмыляющуюся рожу, он выругался:
— Сгоревшие души! Так и до могилы можно довести, Пересмешник! Я чуть не умер!
Он выбрался из-за стола, отряхнул штаны:
— Мы все-таки не на первом курсе университета, чтобы так шутить! А если бы я запаниковал и выстрелил?
— Не выстрелил бы. Я прекрасно знаю, как быстро ты можешь оценить обстановку.
— Почему из всех возможных Атрибутов, достающихся лучэрам, ты получил самый дурацкий — подражание голосам других?
— Ты знаешь, я частенько задаюсь тем же самым вопросом, — рассмеялся я. — И Атрибут, и Облик могли бы быть и получше, но что теперь с этим поделаешь?
Он криво усмехнулся.
Талер чуть ниже меня, но худой, как скелет, поэтому его старый, латанный-перелатанный болоньевый плащ болтается на нем, как на вешалке. Непослушные волнистые волосы Талера еще длиннее, чем у меня. Он отказывается стричь их коротко с пятого курса университета, когда проиграл какое-то пари, о котором не желает распространяться до сих пор.
Бледная кожа, впалые щеки, длинный нос, каштановые усики и бородка клинышком, а также большие, цвета змеевика, глаза — вот что такое господин Талер. Его взгляд, внимательный, смотрящий вглубь, быстрый, пронзительный до мурашек, совершенно не вяжется с немного неряшливым видом и тщедушным телом. Впрочем, именно такой взгляд и должен быть у хорошего стрелка.
Сколько себя помню — мой университетский однокашник еще ни разу не промахнулся, стреляя по мишеням. В отличие от вашего покорного слуги, давным-давно забросившего такие развлечения.
— Как прошла охота в поместье Зинтринов?
— Стреляли вальдшнепов, — коротко ответил я, избегая рассказа о том, что никто из-за излишне выпитого ни разу не попал в цель. Талер, как заядлый охотник, болезненно воспринимает промахи и ушедшую от пуль добычу.
— Пора идти. Я нанял коляску, — движения у него излишне резкие, кажущиеся незнакомым людям нервными и суетливыми. — Куда ты спрятал Шафью?
Он вытянул тощую шею, оглядывая пустой холл за моей спиной, а затем с укоризной посмотрел на меня.
— Никуда я ее не прятал! — отмахнулся я от него. — Твоя паранойя когда-нибудь сведет тебя в могилу, мой друг. Если девушка не хочет с тобой общаться, значит, на то у нее есть какие-нибудь причины. Нет! Даже не думай. Я спрашивать, а тем более принуждать ее ни к чему не буду.

 

Когда Шафья только появилась в моем доме, старина Талер, одиночка-Талер, нелюдимый Талер, любитель оружия, никогда раньше особо не замечавший женщин, заинтересовался красотой магарки, но дальше этого интереса дело не пошло. Затем, однажды, когда я, он и МакДрагдал убили пузатую бутылку кальвадоса, изрядно захмелевший полковник, на дух не переносивший магарцев, то ли в шутку, то ли всерьез назвал Шафью одной из ревари. Те являлись жрицами Гарвуды — огромной небесной птицы, которой поклоняются в центральном Магаре. Мол, эти жрицы — лучшие наемные убийцы, и частенько служили раджам.
Далее последовала история о том, как в розовом городе Джайджарате, где располагалось несколько пехотных полков перед первым ударом на Кальгару, две ревари уничтожили почти все командование, прежде чем солдаты пристрелили врагов.
— Шустрые бестии! — покрасневшее от выпитого лицо полковника было гневным. — Проворнее мяурров. Чик-чик своими кривыми ножиками, и куча трупов! Да еще и магия защитная! Они даже от пуль уклонялись какое-то время!
История о пулях запала Талеру в душу, несмотря на то, что на следующий день полковник все отрицал и лишь делал круглые глаза.
— Какая ревари? — рокотал он в седые усы и недоуменно щурил глаза. — Эта девчонка в цветастом сари с кучей браслетов на руках?! Она?! Ты с ума сошел, мальчик! Да мало ли что я говорил! С кем не бывает!
Но Талер не успокоился, проверил эту историю по военным архивам, однако ничего о гибели офицеров в Джайджарате в открытых источниках не нашел, а к секретным его не допустили. В общем, какое-то время он относился к Шафье очень настороженно, чем вызывал у меня улыбку. А затем стал просить ее показать, как следует убегать от пуль, чем перепугал бедную девушку до смерти.
Когда Талер начинает наседать, он становится похож на тощего коричневого спаниеля. Такой же настырный и ошалевший от собственного буйного воображения.
Пришлось попросить его оставить Шафью в покое и перестать корчить из себя идиота. Он страшно обиделся, но умерил свой пыл. С тех пор прошло уже несколько месяцев, но служанка старается не попадаться моему другу на глаза. Так. На всякий случай.

 

Бласетт ждал нас у двери. Помог мне надеть плащ и вручил моему гостю его старую вельветовую шляпу.
— Удачного вечера, господа.
Он распахнул дверь и обреченно вздохнул:
— Опять!
На крыльце лежали: плохо обглоданная цыплячья ножка, прокомпостированный и порядком испачканный трамвайный билет, пустая катушка от ниток, дырявый башмак, ворох алых кленовых листьев и подшипник.
— Ну, вчера было хуже, — философски заметил я, нахлобучивая шляпу.
— Вчера? — удивился мой друг. — У тебя что — мусорная свалка?
— Видимо именно так кто-то и считает, господин! — лицо у Бласетта было мрачным, на скулах появился румянец. — Вчера была окоченевшая крыса на венке из роз. Последний, судя по надписи, был украден с кладбища Невинных. А позавчера — целая горка стекла и еще какая-то дрянь. Чэр эр’Картиа! Я же от двери никуда не отходил. И никого не услышал! Только что, гады, положили!
Талер склонился над кучей мусора, и его острый нос едва не уткнулся в дырявый башмак.
— Быть может, какая-то черная магия, Тиль?
— Вряд ли, — возразил я. — Стэфан бы почувствовал.
— Верно, — отозвался все это время державший рот на замке амнис. — Нет волшебства. Какие-то хулиганы.
— Без сомнения, это чэра эр’Тавиа, — у Бласетта была лишь одна теория.
— Старушка-соседка? — изумился Талер. — Полно! Она безобидна. Правда, помнится, в наши студенческие годы, едва не оприходовала меня своей клюкой, когда заметила, что я целюсь из пистолета в одну из ее кошек. Я пытался ей объяснить, что оружие не заряжено, но…
Он с трагическим видом развел руками. Наверное, помнил, как его гоняли по всей улице.
— Бласетт бьется с вандалами уже не первый день, — объяснил я другу.
— Если хотите поймать хулигана, поставьте ловушку. Капкан, например. Или противопехотную мину. У меня есть знакомые на армейских складах. В принципе, могу достать.
— Спасибо, — усмехнулся я. — У тебя, как всегда, радикальные способы решения проблем. Боюсь, мой дворецкий замучается оттирать стены от крови. К тому же, пострадает фасад и окна.
— Ну, как хочешь. Идем. Коляска ждет.
Я попрощался с Блассетом и поспешил за Талером.

 

— Ты посмотри какой красавец! Семь патронов в барабане! Дальность прицельной стрельбы двести тридцать футов! — Талер от восхищения глотал слова и то и дело поправлял вельветовую шляпу, съезжающую ему на глаза. — Держи. Оцени вес!
Он пихнул мне новую звезду своей коллекции — вороненый револьвер производства компании «Лугг и Хаувер», начав расписывать его достоинства. Я вежливо поддакивал в нужных местах. Талер частенько занимал у меня деньги, чтобы купить себе очередную игрушку. Я без проблем одалживал — мне не жалко.
— Чем он стреляет?
— Любой боезапас, — мой друг просто сиял. — В том числе и последние разработки тропаелл. Разумные опалы, например.
Я удивленно поднял бровь, но Талер сразу скорчил загадочную физиономию. Было понятно, что это тайна, и пока он не готов о ней рассказать.
Иногда я поглядывал по сторонам, гадая, успеем ли мы добраться до дома Катарины к положенному сроку. Она вместе с мужем жила на самом востоке Кайлин-ката — района, находящегося севернее Золотых полей.
Когда мы миновали мост Праведности, соединяющий Олл и Кайлин-кат, уже стемнело. В отличие от других районов Рапгара, на востоке города следили за освещением, и на улицах здесь горели электрические фонари. Разумеется, они стояли не так часто, как в Небесах или Золотых полях, но достаточно для того, чтобы лошадь не продвигалась на ощупь.
Талер закончил хвастать, забрал у меня пистолет, спрятал его в карман плаща, и мы разговорились о Ночном Мяснике, строя предположения, кто это может быть, и когда, наконец, господа из Скваген-жольца смогут хоть что-то сделать для его поимки.
— Быстрее! — обратился мой приятель к извозчику.
Ползли мы, действительно, излишне медленно.
— Запрещено, господин. Нельзя, — виновато ответил тот.
— С каких это пор?! — вскинулся Талер.
— Со вчерашнего дня, господин. Городской совет издал закон. В темное время суток теперь положено ехать медленно, чтобы патрули жандармов могли рассмотреть пассажиров.
— Не поможет, — сказал мне Талер. — Если они думают, что Мясник перемещается на колясках, то как они смогут узнать его? Он что в крови с головы до ног или носит у всех на виду топор?
Я лишь пожал плечами. Ни одного патруля за всю дорогу мы так и не встретили.
Коляска катила по прямой улице, проходящей с запада на восток через весь остров Рыбы. Кайлин-кат состоит из конгломератов маленьких кварталов, находящихся отдельно друг от друга и разделенных большими дубовыми рощами и прекрасными лугами, все еще сохранившимися в нашем заросшем домами, заводами и грязью городе. По своей престижности Кайлин-кат гораздо выше, чем Олл, но не дотягивает до Золотых полей, а тем более Небес. Основной процент живущих в этой части города — хорошо обеспеченные Иные: ка-га, богатые семьи мяурров, ранее служивших в армии и гвардии и, разумеется, пикли. Именно в недрах Кайлин-ката спрятаны машины, с помощью которых пикли даруют Рапгару электричество.
Здесь же находится Раковина — завитое спиралью перламутровое здание, и днем и ночью освещенное тысячью фонарей. Оно второе по яркости в Рапгаре и уступает лишь княжескому дворцу. Несколько минут назад мы как раз проехали мимо Раковины. На улице не было ни души, пикли всегда рано ложатся спать и встают чуть свет.
Дорога тоже была пуста, последний экипаж мы встретили минут десять назад.
— Не люблю здесь бывать, — проворчал Талер, поднимая воротник плаща.
Район с домами пикли, так похожими на морские раковины, остались позади. Началась парковая зона, за которой располагался восточный Кайлин-кат, где жили преимущественно люди, которым не по карману купить виллу в Золотых полях, но которые побогаче и повлиятельнее всех остальных.
В рощах на электричестве экономили, несмотря на то, что местечко было не из дешевых. Фонарей здесь имелось раз-два и обчелся. Светили они тускло, и стоило миновать ближайший, следующий казался маленькой искоркой — до него следовало ехать футов шестьсот. Так что в ночном осеннем мраке лошади ползли еще медленнее, и, если бы не два масляных фонаря на коляске, экипаж, боюсь, и вовсе бы остановился.
— Старина. Быстрее. Заплачу двойную цену, — сказал я извозчику.
Тот вздохнул, повозился, посмотрел по сторонам, явно ожидая, что в ближайших кустах прячется патруль синих мундиров, и неохотно чмокнул губами, подгоняя лошадей.
— Мы не успеем даже к перемене вторых блюд, — пробубнил Стэфан.
Анхель сохраняла полное спокойствие. Судя по идущим от нее ощущениям — она спала. Я ответил трости, Талер вопросительно посмотрел на меня, сообразил, что я разговариваю с амнисом, и нахохлился. Он тоже понимал, что мы крайне неприлично опаздываем. И нам будет очень неудобно перед Катариной.
Я задумался всего на несколько мгновений и пропустил момент, когда ситуация на улице изменилась.
— Что это за дрянь?! — с отвращением спросил Талер, вжимаясь в спинку сиденья.
Он на дух не переносил насекомых, а сейчас перед нами вилось целое облако из этих созданий.
— Светлячки, — пожал я плечами, наблюдая за суетящимися светящимися жучками.
И тут же нахмурился:
— Постой… откуда они взялись осенью?
— Вот и я не знаю.
Стэфан напряженно сказал:
— Они созданы с помощью магии.
Спросить «кому это понадобилось» и «для чего» я не успел, так как ответ пришел почти мгновенно. Серебристый росчерк прилетел издали, разрезал ночь и врезался в извозчика, который тут же мешком повалился на землю.
Лошади испуганно остановились, а мы с Талером, не сговариваясь, выпрыгнули из коляски и спрятались за деревьями по разные стороны дороги.
— Однако на грабеж это не слишком похоже, — Стэфан, на удивление, был спокоен.
Анхель тоже собралась и готовилась к действиям. Что же — если стрелявшему хватит ума пойти врукопашную, у нее появится шанс повоевать. Я, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, посмотрел на труп возницы и выглянул из-за ствола. Почти сразу же рядом с лицом в древесную кору ударила пуля, и я отшатнулся назад.
— Спаси Всеединый! — весь налет спокойствия мигом слетел с моей трости. — Ты что, сдурел, голову высовывать?!
Препираться с ним не было ни времени, ни желания. Облако светляков дрогнуло и разделилось на две части. Одна поползла туда, где спрятался Талер, другая повисла у меня над головой, источая зеленоватый свет и прогоняя скрывающую меня темень.
Я скрипнул зубами:
— Талер! — тихо позвал я.
— Ну? — с придыханием ответил он.
— Сейчас буду у тебя. Не стреляй. Я в Облике.
— Угу.
Я принял Облик и быстро перебежал дорогу. Талер, держащий в каждой руке по револьверу, барабаны которых мерцали рубиновым, подвинулся, освобождая мне место:
— Оказывается, твоя невидимость годится хоть для чего-то, кроме студенческих шалостей.
Кривая усмешка пробежала по худому лицу моего друга. Доставшийся мне Облик — это его отсутствие. Ровно шесть секунд полной невидимости. Ужасно мало, на первый взгляд, но иногда этого бывает достаточно. Особенно в драке, когда даже самая малость может склонить чашу весов в твою пользу. Так уже бывало, и не раз.
— Они нас подсвечивают, — у Талера было большое желание расстрелять барабаны в насекомых.
— Но их можно обмануть. Как и стрелка.
Тот не заметил смену моей позиции, а волшебные светлячки так и вовсе впали в ступор, не понимая, куда я исчез, и остались висеть над пустым местом.
— Их двое, — возразил Талер. — Или же он один, но все время перемещается. Дерьмо скангеров! Где эти жандармы, когда они так нужны?!
Я думал об испачканных осенней грязью туфлях, одновременно размышляя, как быть дальше.
— Эй! Лучэр! — донесся едва слышный крик. — Скажи нам, где девчонка, и мы от тебя отстанем! Или же в следующую нашу встречу, пуля найдет твою голову! Подумай над этим!
— О-о-о! — протянул Талер. — Так это какие-то твои знакомые?
Не дожидаясь ответа, он отважно высунулся из-за дерева и трижды выстрелил. Дубовая роща и дорога озарились рубиновыми вспышками, а ответная пуля пробила его вельветовую шляпу, сбив ее с головы.
— Один готов, — по-собачьи ухмыляясь, сказал он, с сожалением ощупывая поднятую шляпу.
Эта была его любимой.
— Ты уверен? Ведь стрелял практически вслепую, — удивился я, успокаивая рвущуюся в бой Анхель и не слушая верещаний Стэфана о «разумной осторожности».
— А то! — он был очень доволен собой. — Вторая пуля во что-то попала. И это было явно не дерево.
Я помню, что слух у него такой же, как у мяурров и завью. Порой мне кажется, что Талер способен в грохоте фабричных станков различить звук мушиных крылышек.
— Мы не можем стоять здесь вечно! — сказал Стэфан. — Если у них только хватит мозгов нас обойти…
Дальше он продолжать не стал, предоставив мне самому сделать выводы.
— Дай мне пистолет, — сказал я.
Талер, ничего не спрашивая, убрал свой револьвер в карман плаща и вытащил из-за пазухи пузатого короткоствольного уродца. Протянул мне:
— В барабане пять обычных пуль. Осторожно со спусковым крючком — очень чувствителен.
Я кивнул, с неохотой снял плащ, думая не о том, как избежать пули, а о том, как не испачкать смокинг перед встречей с Катариной.
— Собираешься воспользоваться Обликом?
— Готовлюсь к этому.
У каждого лучэра свои отношения с его Обликом. Мой, как я уже говорил, держится всего шесть секунд, и чтобы принять его вновь следует прождать чуть больше минуты.
— Не высовывайся, — на всякий случай предупредил я приятеля. — И не пали, куда ни попадя. Мне мой смокинг еще дорог. Я позову тебя, как только все проверю.
— Хорошо. Осторожнее.
— Тот, в кого ты попал, был справа или слева от дороги?
— На той стороне.
Я кивнул, отдал ему недовольного Стэфана, взял в левую руку Анхель и, приняв Облик, быстро двинулся вперед. За имеющиеся у меня секунды, я преодолел достаточное расстояние и спрятался за очередным деревом. Посмотрел назад — как я и думал, бледное пятно света от светлячков так и осталось висеть над Талером.
Эмоции Анхель предупреждали меня о том, что в рукаве у изначального мага могут быть и более серьезные фокусы. Я, помня встречу в поезде, прекрасно это знал. Нет никаких сомнений — это те же люди, что бесцеремонно ворвались в мое купе в «Девятом Скором».
Думая об этом, я медленно продвигался вперед, стараясь держаться за деревьями и не шуметь. Последнее оказалось очень непросто. Листья под ногами то и дело предательски шуршали. Ладонь, удерживающая пистолет, стала влажной. Даже уверенный в том, что стрелявший не знает, что я продвигаюсь к нему, я каждую секунду ожидал услышать гром выстрела.
Один раз нервы не выдержали, мне послышался шорох справа, и я принял Облик, шарахнувшись в ту сторону и держа Анхель наготове. Но там никого не оказалось, я остановился, прислушался к ветру, затем прошел вперед еще немного, вплотную подобравшись к дороге. И здесь, на одном из деревьев, обнаружил прекрасную древесную развилку, куда можно было положить ствол тяжелого ружья, чтобы хорошо прицелиться. Стрелка, конечно, уже не было и, к сожалению, оказалось слишком темно, чтобы понять, остались ли на земле какие-нибудь следы.
Я проявил осторожность, дождался, когда вновь можно будет воспользоваться Обликом, перебежал дорогу и, оказавшись на противоположной стороне, почти сразу же наткнулся на брошенное ружье.
Но расслабляться было рано, поэтому я постарался исследовать как можно больше территории, пока не убедился, что опасность миновала. Мой нож был того же мнения — неизвестные ушли, отчего-то оставив оружие.
Я окликнул Талера. Он подошел в сопровождении светляков, вернул мне Стэфана, склонился над землей:
— Шальная пуля, если честно, — неохотно признался он. — Я его ранил. Видишь кровь? Оба, как я понимаю, убрались от греха подальше.
— С учетом того, что в нас нет дырок, так и произошло.
— Что-нибудь хочешь мне рассказать? — он забрал у меня свой пистолет, сунул его за пазуху.
— От смазливой девки из поезда одни лишь неприятности! — возмутился Стэфан.
— Расскажу чуть позже. Думаю, сейчас нам стоит уйти как можно дальше. Пока кто-нибудь не подъехал, или жандармы не появились.
— Нарушим наш гражданский долг? — усмехнулся Талер, подняв с земли ружье убитого и с интересом его разглядывая. — Пожалуй, это разумно. Мы и так опоздали. Катарина вряд ли будет в восторге.
— Нам повезло, что они промахнулись.
— По коляске? Из этого? — он кивнул на ружье. — Не думаю. Это «Лайтнер-200» — очень точная штука. И дальнобойная. Скажу даже больше — вышла ограниченной серией исключительно для одного пехотного полка и гвардии Князя. На черном рынке это оружие практически не появлялось. Стоит целую кучу фартов. Промахнуться из него, особенно с таким прицелом, да еще с такого расстояния — очень сложно. Да еще когда у тебя над головой эта светящаяся дрянь. Так что они попали туда, куда хотели.
— Это было всего лишь предупреждение, Тиль, — сказал Стэфан.
Анхель разделяла его мнение.
— А то я не догадался, — буркнул я.
— Я не знаю, кому ты перебежал дорогу, Пересмешник, но это очень серьезные ребята, раз с ними маг и такие штуки, — Талер с сожалением бросил ружье на землю.
Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Могу только гадать, зачем Эрин понадобилась этим людям. Но явно не для того, чтобы отвести ее под венец.
Назад: Глава 4 Дом на улице Гиацинтов
Дальше: Глава 6 Прием у Катарины