Глава 21
Старый лис
Проснувшись, я резко сел в кровати. За окном было еще темно, и я позвал:
— Эстер.
Стафия появилась через несколько секунд, бесшумно пройдя сквозь стену.
— В доме все спокойно?
— Да, чэр, — сказал призрак. — Вас что-то волнует?
— Нет… Нет. Всего лишь сон. Извини.
— Я проверю все помещения. На всякий случай.
Я кивнул, показывая, что отпускаю ее, и она скрылась также беззвучно, как и появилась. Понимая, что не засну, я встал и повернул выключатель на настольной лампе. Стрелки на часах показывали пять минут шестого.
— Сны? — сонно пробурчал Стэфан, которого разбудил свет.
— Да. Они.
Вначале мне снилась моя одиночная камера и горящая на двери печать Изначального пламени, затем я словно бы проснулся в своей постели, и рядом оказалась Эрин в одной ночной рубашке. Нам было хорошо вместе, хотя после она и пыталась выведать у меня, где я прячу ее платок. Но проснулся я совсем не от этого. Какая-то мысль, ярко оформившаяся во сне, а сейчас выцветшая и почти забытая, не давала мне покоя.
— С днем рождения, мой мальчик.
— Что, уже? Спасибо, — я не испытывал никакой радости.
Еще один год жизни взят взаймы у Двухвостой кошки. И чем больше их проходит, тем меньше у меня остается. На мой взгляд, в подобных казнях лучэров слишком много от древних пыток. Хотя кое-кто считает за благо знать о том, что умираешь.
Я неспешно оделся, и тут меня озарило. Я понял, что меня разбудило.
— Ты куда?! — заорал Стэфан, когда я выскочил из спальни.
Я сбегал в кабинет, нашел «Время Рапгара» на том же месте, где его оставил вчера и, вернувшись в спальню, сказал амнису:
— Слушай! «Вчера многоуважаемый мэр подписал указ о постройке новой психиатрической клиники». Так, дальше пустая патока о том, как это важно для граждан и города. Вот! «Напомним нашим читателям, что клиника Святого Лира сгорела более двух лет назад, глубокой ночью при загадочных обстоятельствах. В том пожаре погибло двести сорок человек, в том числе двадцать шесть врачей и санитаров. Около пятидесяти пациентов удалось спастись. Еще шестеро числятся пропавшими без вести. По версии Скваген-жольца, лечебница, получившая у горожан страшное прозвище Безумный уголек, уничтожена в результате умело запланированного поджога». Понимаешь?!
— Чего уж тут не понять? — его совершенно не заразил мой энтузиазм. — Сгорела сотня психов да еще и давно. Подумаешь, сенсация!
— А что ты скажешь о пророке?
— Еще один псих.
— В точку! — воскликнул я. — Помнишь, что он тогда бормотал. Что он жил с Ночным Мясником многие годы! Что хотел освободиться от его компании! И что свободу ему дало пламя, о чем теперь он так жалеет! Все сходится!
— Ничего не сходится, Тиль!
— Да, послушай же ты! И пророк, и убийца были пациентами Безумного уголька! Они жили в одной палате! А затем старик устроил поджог! И они — из тех немногих, кто смог сбежать! Когда сгорела клиника?
— Когда ты еще сидел в тюрьме.
— Верно! И почти сразу же после пожара погиб отец Алисии! Произошло первое убийство! Псих вырвался на волю и устроил резню!
— Ну… да. Похоже на правду, — неохотно признал Стэфан. — Звучит, во всяком случае, вполне складно. И что ты намерен делать? Сообщить информацию в Скваген-жольц?
— Разумеется. Но чуть позже. Вначале я хочу поговорить с тем, кто хорошо знал клинику Святого Лира.
Возникло подозрительное, недолгое молчание:
— Ты меня удивляешь, — ровным голосом произнес амнис. — Неужели, все-таки, решил побеседовать со своим дядюшкой?
— Он состоял в попечительском совете еще до того, как возглавил Палату Семи. И может располагать нужными сведениями.
— Я знаю, что ты все равно сделаешь по-своему, но хочу на всякий случай тебя предупредить — история с Мясником опасна. Тебя уже таскали из-за нее в Скваген-жольц, а Фарбо вообще держит под подозрением.
— Фарбо теперь не ведет это дело, — отмахнулся я от него.
— Ты думаешь, что другой инспектор будет лучше?
Я в ответ лишь пожал плечами, и он поинтересовался:
— Когда ты собираешься нанести визит брату своего отца?
— Прямо сейчас.
— Сейчас?! Да за окном еще темень! Все спят!
— Ерунда. Трамваи уже ходят. А старик, насколько я его знаю, еще, наверное, и не ложился.
В гостиной я застал Бэсс. Она куталась в мой халат, который оказался ей слишком велик, пила крепкий кофе и поглощала сэндвичи с вареным яйцом, паштетом, салатом, креветками и майонезом.
— Доброе утро.
— Привет, Бэсс. Как себя чувствуешь?
— Спасибо. Великолепно. Твоя кухарка просто чудо. Где ты ее нашел?
— Она служила моему отцу. Полли великолепно готовит даже такие простые блюда, как сэндвичи.
— Доброе утро, чэр, — сказал Блассет, входя в комнату вместе с Шафьей. — Желаете легкий завтрак?
— То же, что и Бэсс, Блассет. И если на кухне остался маринованный лосось в сметане, то с радостью его увижу в своей тарелке.
— Мы бы хотели поздравить вас с днем рождения, саил, — сказала магарка.
— Спасибо, Шафья, — я не мог не улыбнуться.
— У тебя сегодня день рождения?! — удивилась Бэсс, когда слуги вышли. — Ну, вот! А у меня даже подарка нет…
— Он совершенно ни к чему. Ты давно встала?
— Наверное, с час, — сказала она, задумчиво нахмурив лоб. — Сегодня, в виде исключения, я решила побыть жаворонком. Твоя служанка оказалась добра ко мне, к тому же без всякого страха относится к низшим.
— Шафья особенная.
— Я заметила. Она очень красива.
— И это тоже правда.
Мы позавтракали, почти не разговаривая друг с другом, и только когда я опустошил тарелку, девушка задала мучавший ее вопрос:
— Ты места себе не находишь. Куда-то собрался?
— Следует срочно навестить одного родственника.
— Я с тобой, если, конечно, ты не возражаешь, — рыжая допила кофе.
— Не возражаю, — после некоторого колебания сказал я, попросту не желая с ней спорить.
— Вот и чудесно! — обрадовалась девушка. — Если я тебя отпущу одного, Данте устроит мне нагоняй. Я обещала ему глаз с тебя не спускать.
— Порой он выглядит куда более заботливым, чем есть на самом деле.
— Ты его плохо знаешь. Данте всегда старается заботиться о своих друзьях. Впрочем, я не хотела бы, чтобы ты считал меня чем-то вроде телохранителя. Это не так. К тому же, я предпочитаю быть всего лишь верной помощницей.
— И прекрасной спутницей. Я буду ждать тебя в холле.
Трамвай был похож на железного волка, рассекающего предрассветный сумрак пробуждающегося города. Освещая себе дорогу с помощью мощного фонаря, он скользил по рельсам, гулко стуча многочисленными колесами, и его звонок дребезжал на поворотах, распугивая побледневшие ночные тени.
Кроме меня и Бэсс в вагоне никого не было (если, конечно, не считать вагоновожатую ка-га). Даже маленький народец не спешил кататься на крыше. Низшая подняла воротник своего пальто, закрыла глаза темными очками и распустила рыжие волосы, которые волнами рассыпались по ее плечам.
— Погода изменится. Сегодня последний теплый день, — неожиданно сказала девушка.
— Не страшно, — отозвался я, глядя в окно. — Зима ничуть не хуже лета. Снег этому городу не повредит.
— У чэры неприятности? Поэтому она в твоем доме?
Когда мы уходили, Алисия еще спала.
— Верно.
— Интересная девушка. Красивый цветок, внутри которого стальной стержень.
— Тебе она не понравилась? — я с любопытством посмотрел на Бэсс.
— С чего ты взял? Просто я к ней осталась равнодушна. Мы… люди, — она усмехнулась, смакуя это слово, — …разного круга. Она благородная чэра, я ничуть не лучше прокаженной. Плод связи страшного демона и неразборчивого лучэра. В обычной ситуации мы никогда бы не встретились и не заговорили. Мы чужие друг другу. Уверена, что она бы даже общаться со мной не стала, не будь гостьей в твоем доме. Социальные нормы никогда не позволят нам сблизиться и стать хотя бы знакомыми.
— Но ведь я с тобой общаюсь.
Она невесело рассмеялась и похлопала меня по руке:
— Просто ты, в отличие от многих других, уникальная и противоречивая личность, Пересмешник.
Мне было странно слышать такое, и я, ничего не сказав, вновь отвернулся к окну. Трамвай мчался по Небесам, не останавливаясь на пустых остановках, миновал улицу, где находился дом Данте, казармы Гвардии и свернул в кварталы и улочки. Я приподнялся, дернул за шнурок, дав сигнал вагоновожатой остановиться на следующей остановке.
— Мы ведь направляемся не в Темный уголок? — внезапно спросила Бэсс.
— Тебя это беспокоит? — удивился я.
— Этот родственник… твой дядюшка? Бывший глава Палаты Семи? — вместо ответа она задавала вопросы.
— Ты очень осведомленная девушка.
— Данте мне как-то рассказывал о нем. Нет. Меня не беспокоит Темный уголок. Скорее интригует. Я там никогда не была.
— В общем, ты немного потеряла.
— Правду говорят, что он опаснее Города-куда-не-войти-не-выйти? — трамвай начал замедлять ход, и она встала, взявшись за поручень.
— Не думаю. Уголок, если не считать, конечно же, Места, вполне безопасный район. Просто не стоит соваться в некоторые подворотни в западной части острова.
Я распахнул дверь, когда трамвай остановился, протянул Бэсс руку, помогая спуститься по ступенькам.
— Я думала, туда пускают только лучэров.
— Так было раньше, сейчас может попасть любой желающий, но таких, обычно, не находится.
Мы прошли маленькую улочку насквозь, и оказались на закованной в гранит набережной. Узкий пролив отделял остров Нелюбимый от Небес, и лишь небольшой горбатый мост связывал их берега. Он был кованый, черный, ребристый, похожий на позвоночник неизвестного науке животного. Мост гремел под нашими ногами и тревожил гулкими звуками сонную, неспешную морскую воду.
Темный уголок — это две параллельные друг другу улицы, сжатые с двух сторон древними особняками. Их крыши покрыты черной черепицей и украшены многочисленными шпилями и горгульями, а часть окон давно заколочена. Каждая чистокровная семья лучэров, ведущая свой род от момента создания Всеединым, считает крайне важным владеть собственным домом в этом безлюдном месте. Цены на недвижимость в Темном уголке много выше, чем в тех же Золотых полях.
Дома покупают, но мало кто здесь живет. Предпочитают менее пустынные улицы, и количество жителей Темного уголка не превышает пары десятков чэров, в основном стариков из числа благородных. Все они проживают на дальней от моста улице.
Наш же путь шел по ее сестре. Она называлась Дорога к Сгоревшим душам и тянулась через весь остров, заканчиваясь на западе точкой, лаконично называемой Местом. Там, по легендам и свидетельствам всех канонических источников, в мир пришел и ушел Всеединый. Соответственно, если кому-то не терпится оказаться в Изначальном пламени, Место — самый лучший и самый быстрый способ туда попасть. Зашедшие на маленькую площадь, окруженную со всех сторон безучастными домами, назад обычно не возвращаются.
Мы шли мимо нависающих над мостовой домов с грязными стеклами, запертыми дверями, заросшими высохшим плющом стенами и проржавевшими оградами. Со всех сторон на нас смотрели уродливые, раскрывающие зубастые пасти крылатые статуи — символичное изображение сгоревших душ.
Я вновь вспомнил старину Талера. Он пару раз приходил сюда на экскурсию. Его всегда тянуло хотя бы одним глазком взглянуть на Место, но каждый раз благоразумие брало в нем верх над безрассудством.
Несмотря на запустение, мостовая была удивительно чистой, словно ее каждый день подметают несколько дворников, хотя это и не так.
— На этой улице вообще кто-нибудь живет? — Бэсс с интересом смотрела по сторонам.
— Двое. Вон в том особняке — палач лучэров, Влад. И мой дядюшка, в самом последнем доме.
— Влад? Тот, что казнил тебя?
— Да.
— Я видела его на твоем суде, — она поймала мой удивленный взгляд и с деланной небрежностью пожала плечами:
— Была там вместе с Данте, просто ты меня не заметил.
Мы прошли улицу насквозь и оказались в тупике. Прямо перед нами возвышался узкий трехэтажный дом. В одном из окон, несмотря на то, что уже рассвело, горел свет.
Я поколебался некоторое время, а затем, взявшись за позеленевший от времени бронзовый молоток, постучал в дверь. Стук неприятным эхом разнесся по пустой узкой улице.
— Место находится за этим домом? — тихо спросила меня Бэсс.
— Да. Очень давно площадь окружили домами, и только Всеединый знает, каким количеством строителей для этого пришлось пожертвовать. Входа с улицы на нее нет. Хотя раньше был проход через ворота старой ратуши, она находится напротив, но ее давным-давно закрыли, а двери заложили от греха подальше. Так что теперь попасть на площадь можно только сквозным путем. Прямиком через дом.
Дверь, тем временем, распахнулась, и тонкая костлявая женщина с потемневшим лицом и спутанными седоватыми волосами произнесла:
— Хозяин ждет вас, чэр.
Я прошел мимо стафии в узкую прихожую, где над серебряным зеркалом висело несколько шариков магического света, а в стойке для зонтов паук свил себе замечательную паутину. На вешалке висели старые пальто и шляпы, а возле лестницы бежали в обратном направлении рубиновые стрелки больших настенных часов. Их янтарный маятник с громким щелканьем метался из стороны в сторону, наполняя старый дом знакомым мне еще с детства звуком.
Короткая лестница, всего двенадцать ступеней, вела вверх, в длинную галерею, где висели отлично сохранившиеся и совершенно не потускневшие за столетия портреты лучэров из рода эр’Картиа.
— Думаю, мне стоит подождать здесь, — прошептала Бэсс.
Было похоже, что дом в темно-серых, мрачных тонах наводил гнетущее впечатление даже на нее.
— Не слишком разумно. Стафия дядюшки совсем выжила из ума и у нее плохо с памятью. Меня она не тронет, чувствует кровь, а вот насчет тебя не уверен… если она забудет, что впустила гостью, то будет очень-очень неприятно. Подождешь в приемной. Там безопасно.
— Тогда лучше пойдем туда. Со стафией мне не справиться. Это кажется, или дом внутри больше, чем снаружи?
— Его строил мой предок, говорят, очень хороший маг. Это фамильный особняк, отошедший старшему из братьев по праву наследования. Так что здесь полно разнообразных сюрпризов, в том числе и с искривлением пространства.
— И он… всегда был таким… мрачным?
Она решила не использовать слова «пыльный» и «запустевший».
— Ну, основная его часть — да. Это отваживает лишних гостей, знаешь ли. Во всяком случае, так считали раньше, когда здесь еще жили соседи. А теперь просто никто ничего не стал менять, — я распахнул неприметную дверь, пропустил Бэсс вперед, и она начала первой подниматься по лестнице. — Найра!
Седовласая стафия появилась из стены:
— Да, чэр?
— Твой хозяин в кабинете?
— Да. Я ведь уже вам сказала.
Я не зря говорил Бэсс, что у призрака, который немного выжил из ума от старости, не все ладно с памятью.
— Здесь много лестниц и дверей. Можно заблудиться, — сказала девушка, когда стафия исчезла.
— Раньше роды чэров достаточно серьезно враждовали друг с другом. Часть чистокровных пыталась сместить семью Князя, часть поддерживала. Да и между собой семьи не слишком-то ладили. Тогда многие погибли. Этот дом на какое-то время должен был обезопасить своих хозяев, если враги ворвутся сюда. Ты права, здесь настоящий лабиринт, и так просто дорогу не найдешь. То, что ты сейчас видишь — еще цветочки. Дом чувствует мою кровь и сам подсказывает дорогу, если так можно выразиться. Направо, пожалуйста. Да. Теперь вниз по лестнице. Пусти меня вперед.
— То есть ты хочешь сказать, что особняк — разумное существо?
Я задумался над этим, провел ее через несколько темных комнат, где мебель была укрыта посеревшими чехлами, защищавшими ее от пыли и, наконец, сказал:
— Если честно, мне такая мысль никогда не приходила в голову. Я считал, то, что он делает, совершенно естественным. В этих стенах полно волшебства. А за стенами — Место. Так что ничего удивительного, если старое семейное гнездо обладает некоторой долей разума.
Очередная дверь, и разительная перемена — чистые светлые комнаты, новая мебель, запах дерева и моря. Широкая лестница с алым малозанским ковром, огромная хрустальная люстра под потолком, спящий в углу старый волкодав. Услышав нас, он поднял лохматую голову, посмотрел подслеповатыми глазами, потянул носом воздух, узнал меня и в качестве жеста доброй воли едва заметно пошевелил хвостом.
Я привел Бэсс в круглую приемную, потолок которой был сложен в мозаику из кристаллов разных оттенков синего, голубого, бирюзового и кобальтового.
— Подожди, пожалуйста, здесь.
Вновь появилась стафия, тяжелым взглядом посмотрела на девушку:
— Она с вами, чэр?
— Да. Она гостья.
Призрак неохотно кивнул и скрылся в книжном шкафу. Убедившись, что Бэсс ничего не угрожает, я со стучащим сердцем распахнул дверь в кабинет дядюшки.
Мы не слишком хорошо расстались. После того, как меня обвинили в убийстве, брат моего отца оказался меж двух огней. Он пытался одновременно спасти и свое место в Палате Семи, и меня. В итоге, потерял и то, и другое. Тогда, после решения Палаты насчет моей дальнейшей участи, меня пригласили лишь на оглашение приговора, и, каюсь, я наговорил Старому Лису много такого, о чем до сих пор жалею.
Много позже Данте сказал, что дядюшка — единственный, кто не голосовал за казнь. И за то, что он не поддержал негласный приказ Князя, последний заставил его уйти. Я был молод и глуп, и, несколько лет пребывая в заточении, искренне считал, что родственник предал меня. Что он мог повлиять на Палату, мог попытаться поговорить с Князем, который тогда доверял ему, мог попросить Гвидо эр’Хазеппу провести еще одно расследование. Мог, но не приложил к этому никаких усилий, потому что важнее для него была власть, его должность, его игры и подковерная грызня с извечными соперниками — Патриком эр’Гиндо, Мишелем эр’Кассо и Фионой эр’Бархен.
Разумеется, одиночное заключение и бесконечные размышления заставили меня изменить свое мнение о том, что тогда произошло на суде. Когда я оказался на свободе, то поступил, как было должно, навестил старика и попросил прощения, но разговора как такового не получилось, хотя мои извинения были приняты. После той встречи больше мы не общались, лишь несколько раз обменялись письмами.
Впрочем, ничего удивительного — мы и раньше никогда не были близки. Нас связывала лишь память общей крови.
Дядюшка сидел в кресле, на столике перед ним лежала потухшая трубка и кисет с табаком. Он смотрел в бесконечную ночь Места за распахнутым окном. На старике был темно-бордовый бархатный длиннополый халат, под которым виднелась белоснежная сорочка и клетчатый шейный платок.
— Я слышал, ты бросил играть, Тиль. Слухи не врут? — сказал он мне вместо приветствия, даже не потрудившись встать с кресла.
— Не врут.
— Похвально, — родственник одобрительно кивнул. — Садись. Не стой на пороге. Ты не частый гость в моем доме. Что-то случилось?
Я какое-то время рассматривал серебристо-рыжую лисью морду, острые зубы, большие уши и алые глаза чистокровного лучэра. Дядю называют Лисом не только за его хитрость, мудрость и изворотливость. Его Облик — лис, и он пребывает в нем большую часть своей сознательной жизни. Лично я с трудом вспомню, как он выглядит на самом деле. За всю жизнь в «костюме» лучэра я видел его от силы раз пять.
Меня нисколько не смущало разговаривать с большим лисом, облаченным в человеческую одежду и курящим трубку, но отец рассказывал, что многие чувствовали себя неловко, словно с ними вдруг заговорил рояль или же сгоревшая душа.
— Много чего случилось. И я пришел просить твоей помощи.
Он прикрыл глаза. Затем, помолчав, снова поднял веки:
— Долго же ты шел ко мне. Я слышал, что ты влез в очередные неприятности, и тебя обвиняли в убийстве скваген-жольцской мрази… как его там… Грея. Хорошо, что на этот раз эр’Хазеппа придержал своих тупоумных работничков. Налить тебе виски?
— Благодарю, не сегодня.
Он мелко рассмеялся, потер руки:
— Ты сильно изменился. Наверное, многие говорят об этом теперь?
— Да, — я, зная его характер, ждал, когда он сам заговорит о том, что меня привело сюда.
— И неудивительно. Стал выдержаннее Жестче. Ты прошлый никогда бы не довел никакого дела до конца и уж, тем более, не нашел бы пророка, которого обыскались и синие, и серые, и алые.
Мне оставалось лишь в который раз подивиться его осведомленности. Пусть дядюшка давно уже не глава Палаты Семи, но с его мнением до сих пор еще считаются в определенных кругах и не гнушаются делиться интересными новостями.
— С тобой пришла юная леди. Представишь меня ей?
— Она низшая, — я сразу расставил точки, чтобы исключить возможное непонимание и не слишком благожелательное отношение.
— Меня подобной характеристикой давно уже не удивишь.
Я пригласил Бэсс войти, представил их друг другу. Рыжеволосая не показала вида, что удивлена необычной внешностью моего родича. Тот встал, подошел к ней, и мне показалось, что он хочет взять ее за подбородок, чтобы лучше рассмотреть лицо.
Бэсс сделала шаг назад и посмотрела на Лиса с плохо скрываемым вызовом. Тот усмехнулся и с каким-то странным выражением сказал:
— Кто бы мог подумать, что память крови настолько сильна, девочка. Крадущая детей — твоя мать?
— Да.
— Так я и подозревал. Присаживайся в свободное кресло. Налить тебе что-нибудь выпить? Тиль! Не подходи к окну!
Старик всегда очень нервничает, когда я начинаю проявлять излишнее любопытство. Он считает, что стоит мне высунуть нос в окно, так меня сразу же сцапает если не Всеединый, то какая-нибудь сгоревшая душа.
Хотя на пустой круглой площади, окруженной домами с забитыми окнами и заколоченными дверями, никогда никого нет, и всегда царит ночь.
— Там появился обелиск, — озадаченно сказал я.
— Он уже лет десять, как поставлен, — проворчал Старый Лис.
— Кем поставлен?
— Не имею ни малейшего понятия. Хотите выпить, юная леди?
— Нет. Спасибо. С вашего позволения я подожду Тиля в приемной.
— Как вам угодно, — его нисколько не удивил ее отказ. — Было приятно увидеть вас, юная леди.
Она сухо попрощалась и вышла, плотно притворив за собой дверь.
— Скромная девушка, несмотря на то, что низшая, — сказал дядя, хотя я видел по глазам, что его мысли сейчас блуждают очень далеко отсюда. — Кто она тебе, Тиль?
— Хороший друг.
— Друг… — он посмаковал это слово и начал чистить трубку. — Хорошо. Пусть так и остается. Дружба с низшей это не так уж и плохо. Впрочем, я отвлекся от главного. Рассказывай.
Мне потребовалось больше часа, чтобы он узнал историю, начавшуюся с момента «Девятого скорого». Он сидел с закрытыми глазами, словно спал, но его выдавали лисьи уши, ловившие каждое мое слово.
Когда я завершил рассказ, за распахнутым окном все также властвовала бесконечная ночь.
— Начнем с самого элементарного, — не открывая глаз, протянул дядюшка и усмехнулся:
— Если все затеяно ради той девчонки, которая так вскружила тебе голову, то… тебе следует ждать, а не нестись вперед сломя голову. Раз ты ей нужен — она придет.
— Все гораздо сложнее, — раздельно произнес я. — За эти недели многое изменилось. Эрин оказалась лишь маленьким звеном в этой истории. Она связана с Носящими красные колпаки, те с пророком, а пророк с Ночным Мясником. Убит мой друг, и я хочу докопаться до истины.
— В одиночку? — он презрительно клацнул зубами. — Ты вообще считаешь разумным утаивать важную информацию от Скваген-жольца?
— В тебе говорит чэр, долго работавший на правительство.
— Я и был этим правительством! И знаю, о чем говорю.
— Представь себе, шесть недавних лет заставили меня относиться к Скваген-жольцу гораздо в более пренебрежительном ключе, чем раньше.
— Среди них есть нормальные и честные сотрудники.
— Охотно верю. Но, к сожалению, мне они как-то не попадались. Впрочем, ты прав, — не стал спорить я. — Поговорю с кем-нибудь из жандармов. Как только уйду от тебя. Обещаю.
— Нет уж! Нет! — он встал, взметнув хвостом воздух. — Ты хотя бы представляешь, что сейчас происходит в городе?! После убийства эр’Дви началась настоящая охота на ведьм. Идут повальные аресты. Мои источники говорят, что «Сел и Вышел» уже трещит по швам. Князь дал серым карт-бланш, и они имеют право проверять и задерживать всех, даже благородных. У тебя будет масса неприятностей. Так что теперь не дергайся. Я знаю, кому и что сказать. Передам твою историю. Ладно! Ладно! Про эту Эрин говорить ничего не буду, раз ты так хочешь. Вряд ли она поможет поймать Ночного Мясника.
Я не стал указывать ему на противоречие, когда он только что, не больше минуты назад, пенял мне, что я не бегу с новостями к жандармам, и тут же предупреждает, чтобы я этого не делал.
— Кто говорит о Ночном Мяснике? — мне вдруг почудилось, что я слышу доносящееся с улицы пение, и, внезапно почувствовав себя неуютно, я постарался больше не смотреть в окно. — Эрин способна помочь лишь с Носящими красные колпаки.
Дядюшка желчно рассмеялся:
— Держи карман шире! Иногда мне начинает казаться, что мой племянник идиот.
Я почувствовал, как Анхель мгновенно взбеленилась, но я, зная характер родственника, даже и ухом не повел:
— Спасибо за откровенность.
Он кивнул, принимая благодарность, как данность:
— Впрочем, чего с тебя взять? Ты столько лет был оторван от мира, многое пропустил. Политикой интересуешься мало, а тем, что политика скрывает, еще меньше. Все новости узнаешь, как я понимаю, из этих газетенок, которым нельзя верить так же, как скангерам из помойки. Мое мнение насчет Носящих красные колпаки очень простое — серые жандармы ловят призрака, который давным-давно развеялся по ветру.
Я нахмурился:
— Что ты хочешь сказать?
— То же самое, что сказал эр’Хазеппе и другим чэрам, хоть они и не пожелали слушать выжившего из ума старика. Ты знаешь историю Колпаков? Те цели, которые они преследуют?
— В общих чертах.
— Они собрались из лучэров. В противовес Свидетелям крови Багряной леди. Но не для того, чтобы с ней бороться. Нет. Преследовать противоположные интересы. Багряная леди хочет если не уничтожения нашего народа, то хотя бы равенства, хотя куда уж больше! И так все равны!
— О равенстве я слышу впервые. Проповедники секты, прежде чем их успевают заткнуть, орут о том, что лучэры поработили всех остальных, что мы — отродье тьмы, и нас следует утопить в море.
Он согласно кивнул:
— Носящие красные колпаки видят проблему несколько иначе. Мы, лучэры — избранны Всеединым, и должны нести праведность, закон и порядок в массы. Осчастливить более темные народы, даже если они сами не понимают своего счастья.
— Мне казалось, что у этой секты куда более примитивные цели — укрепить власть лучэров, а всех остальных бросить в навозную яму, — возразил я ему.
— Это эволюция их стремлений. Но первоначально об этом не думалось. Или не афишировалось для общественности. Но довольно быстро, меньше чем за полгода, Носящие красные колпаки пришли к подобным мыслям. Раньше их еще худо-бедно терпели, но после смены курса политических взглядов тут же объявили запрещенными и взяли под плотный контроль со стороны Скваген-жольца. Туда много кто попал, хотя секта никогда не превышала тридцати-сорока членов. В основном в ней находились лучэры, считающие другие народы менее важными для исторической действительности.
— Мне говорили, что среди них оказалось какое-то количество молодежи. Студенчества. В том числе и из уважаемых фамилий.
— Верно. Поэтому на секту какое-то время смотрели, закрыв глаза. Дети перебесятся и успокоятся, считали некоторые. Так и случилось, кстати говоря. Самые умные, поняв, что игры закончились, и дело пахнет серьезной кровью, быстренько ушли из Колпаков. Еще какую-то часть вытащили за шкирку родители. Из серьезных и влиятельных чэров, которые тоже сочувствовали этой организации, почти все разбежались. Одно дело думать и, в крайнем случае, говорить. Совсем другое — перешагивать черту закона. Остались лишь самые безнадежные, идейные и ненормальные. Не побоюсь этого слова — отбросы нашего племени. Они-то и устроили заваруху, после которой обыватели узнали, что есть такая секта Носящие красные колпаки. До этого о подобной организации слышали лишь осведомленные господа из серого отдела, и она ничем не выделялась из двух десятков других.
Дядюшка потянул носом осенний воздух и, поколебавшись, закрыл окно.
— Обновленные Колпаки решили, что разговорами, лозунгами и мазаньем стен мало чего добьешься. Чтобы испугать Иных — требуется перейти к решительным действиям. Устроить показательный террор. Далее последовал взрыв на Центральном вокзале, попытка захватить цеппелин, несколько убийств в районах Иных, в том числе и уважаемых членов общества, находящихся на службе в городской управе, а также армии. Довольно быстро эти кровожадные господа оказались загнаны в глубокое подполье и внезапно прозрели. До них наконец-то дошло, что власть в лице благородных чэров совсем не рада происходящему. Что она не поддерживает их, а лучэры не выходят на улицу с оружием и не пытаются утопить младшие народы в крови. Их следующим умозаключением было желание уничтожить предателей крови. И вот тогда Носящие красные колпаки перестали существовать.
— Я помню. Их перебили. Как считалось, всех до единого.
Стэфан одобрительно пробурчал что-то. Он тогда очень интересовался этой историей.
— Так и есть. Реверансы остались в прошлом. Серый отдел сработал грамотно и абсолютно безжалостно. Облавы прошли по всему городу. Уничтожили несколько боевых ячеек, в том числе и командиров, провели аресты, посадили под замок сочувствующих, еще нескольких, самых безобидных, отправили на рудники. Еще раз хочу обратить твое внимание — Носящих красные колпаки раскатали в лепешку, и от них осталась только память.
Он посмотрел на меня, ожидая, когда я переварю информацию, но я продолжал молчать, давая ему завершить историю. Старый Лис тяжело вздохнул и сказал:
— Скваген-жольцу запудрили мозги. Я видел доклад, который лег на стол Князю какое-то время назад. Секты больше не существует.
— Они считают, что руководители уцелели и сформировали новую боевую ячейку.
— Все так считают, — проворчал он. — Кроме меня.
— На это есть причины?
— Знаешь, кто был главой Носящих колпаки, когда они только собрались? Чэра Фиона эр’Бархен.
Я удивленно присвистнул.
— Но она достаточно быстро поняла, что не может управлять теми, кто настроен, действительно, решительно. Ей хватило ума догадаться, что еще немного, и паровоз, который она создала, переедет ее. Поэтому эр’Бархен пошла сразу к Князю, объяснила, что преследовала лишь интересы нашего народа и не желала, чтобы пострадал хоть кто-то, — дядюшка внезапно сменил Облик, став седовласым широкоплечим мужчиной, лицо которого густо заросло бородой. — Она всегда была скользкой и изворотливой змеей. Ей удалось оправдаться и даже сохранить своей пост в Палате Семи, хотя в Академии Доблести Фиона власть потеряла, и ей пришлось уйти на вторые роли. Важно другое — она рассказала эр’Дви обо всех, кто состоял в Колпаках, после того, как они встали на путь террора. Слышишь, Тиль? Обо всех. Поэтому я и уверен, что серому отделу удалось уничтожить Носящих красные колпаки.
— Но ведь эр’Дви не наивный мальчик. Он должен был знать то же самое, что и ты. И в то же время считал, что часть преступников выжила. Он сам мне говорил об этом.
— Не спорю. Но вспомни вот о чем. Те, кто напал на тебя. Те, кто убили пророка. Те, кто пришли в твой дом. Те, кто пытались похитить эту девчонку. Среди них были лучэры?
— Нет. Только люди.
— Так я и думал… Носящие красные колпаки защищали интересы лучэров и целиком и полностью состояли из лучэров. Никаких людей, мяурров или же фиосс. Разумеется, это закрытая информация и в газетах ты ее никогда не найдешь. Правительство не желает, чтобы обыватели знали, что среди благородных чэров тоже есть свои отщепенцы и не согласные с действием правительства.
— Они могли изменить правила, если никого не осталось, — высказал я предположение.
— Не могли. Это не подходило под их доктрину консерваторов и борцов за чистую кровь. Только не люди. Для них это самые ненадежные и нестабильные союзники. Я хочу лишь сказать, что старые Носящие красные колпаки мертвы, а эти, новые, прикрылись грозным именем, чтобы многие, например такие, как ты, не искали первопричину их делишек.
— Считаешь, что серый отдел Скваген-жольца этого не знает? — с иронией вопросил я.
— Отчего же не знает? Они ведь не дураки. Но не понимаю, почему эр’Дви должен был тебе что-то рассказывать. Особенно, если это касается истинных дел в городе. Ведь ты тоже был с ним не совсем откровенен. История о выживших членах террористической организации показалась ему более правильной, чем истина.
— А истина в чем?
Он посмотрел на меня тяжелым, пронизывающим взглядом:
— Истина в том, племянник, что эр’Дви мертв, в Рапгаре происходит непонятно что, Ночной Мясник на улице, какие-то ублюдки в натянутых на лицо красных масках ищут какую-то девчонку, которая была секретарем у какого-то чиновника и украла у него какой-то очень ценный предмет.
Я ничего не рассказал ему про платок, считая, что это лишь моя тайна. Моя и Эрин.
— То есть ты признаешь, что не знаешь, что творится?
— Какой ты догадливый, — проворчал он. — Я знаю, что в последнее время серый отдел стоит на ушах, пытаясь разгадать то ли заговор, то ли грядущий теракт. Но это все, что мне известно. Я давно уже не в Палате Семи и такую информацию мне не считают нужным сообщать. Просто помни, если ты глубоко залезешь в болото, то можешь и не вылезти. И, разумеется, не ищи Красных колпаков, чтобы обнаружить девчонку. Их нет.
Старый Лис взглянул на часы, достал бумагу и взялся за перо:
— Накидаю записку для Скваген-жольца, пока мы разговариваем. Пусть поднимут информацию по сумасшедшим, живущим в городе. Давай пока вернемся к случившемуся с тобой. Ты изначально неправильно начал поиск. Господа с пистолетами и красными тряпками на морде — мелкая шушера. Обычные граждане, которых не отличить в толпе. Следует бить по магу. Изначальных волшебников не так много, как обывателей. Я говорил с эр’Хазеппой, они проверили Академию Доблести, но ничего не смогли найти. Следовательно, одно из двух. Либо этого парня давно считали мертвым, либо ищут не там, где нужно. Скваген-жольц сейчас трясет всех, кто хоть как-то связан в Рапгаре с волшебством. Даже шарлатанов. Но пока безуспешно.
— Меня не интересует маг, дядя. Да и Красные колпаки по большему счету тоже. Я пришел из-за Безумного уголька. Ты что-нибудь знаешь об этом пожаре?
— То же, что и все. Пожар случился ночью, здание было старым, огонь начал распространяться по перекрытиям. Когда все очнулись, клиника была охвачена пламенем. Куча трупов. Мало кого удалось опознать. Конец истории.
— Но ты же был в совете попечителей!
— И что?! — фыркнул он. — Я давал деньги на благотворительность, чтобы получить скидку по налогам. Иногда приходил на собрания, где, опять же, давал деньги. Я не лез в управление больницей, и когда она сгорела, извини за цинизм, стал помогать университету Маркальштука.
— Ты же учился в Кульштассе!
— И что с того? Нынешний ректор большой идиот, и улучшать его финансирование не в моих интересах!
— Сколько умалишенных выжило при пожаре?
— Не много. Почти всех переловили жандармы в течение первой половины дня после побега. Это было не очень сложно, с учетом того, что больные носились по Рапгару в пижамах.
Он рассмеялся и сказал:
— Твоя идея о пророке и Ночном Мяснике, которые сидели в одной камере, имеет право на жизнь. Скажу даже больше — она хороша. Но подтвердить или опровергнуть ее я не в силах. Огонь, знаешь ли, безжалостен. Кроме пациентов и врачей сгорела вся документация. Извини, что я ничем не могу тебе помочь.
Я чувствовал глубокое разочарование, но докучал ему вопросами еще минут десять, прежде чем окончательно сдался. Он вновь принял Облик и, небывалый случай, отправился меня провожать, аргументировав это тем, что не желает, чтобы мы ошиблись дверью и вышли вместо улицы на площадь.
Бэсс терпеливо дожидалась нас в приемной с книжкой в руке, взятой с ближайшей полки. Дядя, который терпеть не может, когда без разрешения трогают его вещи, а особенно книги, на этот раз удивительным образом промолчал.
Старый Лис повел нас совсем иной дорогой, через светлые, чистые комнаты, в которых едва уловимо пахло свечами, и в многочисленных цветочных горшках росло бесконечное число комнатных растений. На обеденном столе, придавленная по краям бронзовыми подсвечниками, лежала карта города. В нее были воткнуты алые булавки.
— Это что? — полюбопытствовал я.
Он проследил за моим взглядом, неловко улыбнулся:
— Деяния Ночного Мясника. Теория вероятностей тропаелл в действии. Отмечаю места, где произошли убийства, и пытаюсь угадать, где произойдет следующее. В клубе «Шесть четверок», который ты теперь так успешно игнорируешь, этим занимается большинство членов. Уже давно делаются крупные ставки.
Я поморщился. Как это похоже на наше высшее общество — играть на крови и считать, что их-то это никак не коснется.
