6
Чернокожий дрался азартно. Двух разбойников он уже свалил — оставалось пятеро. Он взмахнул цепью на железной рукоятке и захлестнул посох, которым размахивал высокий разбойник. Грабитель накренился вперед и попал под сокрушительный удар левой, сбивший его на землю.
Двое оставшихся побросали дубинки и выхватили из-за пояса кинжалы. Еще двое на мгновение скрылись в лесу и вернулись с луками.
Дело принимало серьезный оборот. Чернокожий пока еще никого не убил, но теперь все могло измениться. Он бросил свой кистень и достал из-за голенищ метательные ножи.
— Вам что, жизнь не дорога? — спросил он звучным басом.
— Думаю, что очень даже дорога, — раздался слева чей-то голос, и он обернулся. На опушке стояли двое мужчин — они целили в разбойников из луков.
— Вовремя, — усмехнулся чернокожий. — Они убили мою лошадь.
Тенака осторожно ослабил тетиву и вышел вперед.
— В жизни всякое случается, — сказал он черному и велел разбойникам: — Уберите-ка оружие. Бой окончен.
— Охота была руки марать, — пробурчал вожак, осматривая павших.
— Да живы они, живы. — Чернокожий убрал ножи и подобрал кистень.
Из леса донесся вопль. Вожак вскочил на ноги. Из-за деревьев вышли Галанд, Парсаль и Белдер.
— Вы были правы, генерал, — сказал Галанд. — Там затаились еще двое.
— Вы убили их? — спросил Тенака.
— Нет. Дали по башке, и все тут.
— Ну, каких еще пакостей от вас ожидать? — Тенака повернулся к вожаку.
— Может, еще слово с меня возьмешь?
— А стоит оно чего-нибудь, твое слово?
— Как когда.
— Не трудись. Поступай, как тебе угодно. Но при следующей встрече вы все распрощаетесь с жизнью — вот тебе мое слово.
— Слово варвара, — сплюнул вожак.
— Вот-вот, — усмехнулся Тенака и вместе с Ананаисом вернулся в лес.
Валтайя уже развела огонь и разговаривала с Мухой. Рения с кинжалом в руке подошла к Тенаке, и он улыбнулся ей. Вскоре в лагерь вернулись все, кроме Галанда: он остался присмотреть за разбойниками.
Последним пришел чернокожий с двумя седельными сумами, перекинутыми через широкое плечо. Высокий и могучий, он был одет в облегающий камзол из голубого шелка и подбитый овчиной плащ. Валтайя никогда еще не видела таких людей, хотя и слышала рассказы о темнокожих, живущих далеко на востоке.
— Привет вам, друзья, — сказал он, скидывая свою поклажу. — Будьте благословенны!
— Поешь с нами? — предложил Тенака.
— Благодарю, но у меня — свои припасы.
— Куда путь держишь? — спросил Ананаис.
Чернокожий достал из сумки два яблока и вытер их о камзол.
— Я путешествую по вашей прекрасной стране без определенной цели.
— Откуда ты? — спросила Валтайя.
— Издалека, госпожа, — моя земля лежит за много тысяч лиг к востоку от Вентрии.
— Ты совершаешь паломничество? — спросил Муха.
— Можно и так сказать. Есть у меня одно дело — вот исполню его и вернусь домой, к своим.
— Как тебя зовут? — спросил Тенака.
— Боюсь, вам трудно будет произнести мое имя. Но один из разбойников окрестил меня по-своему, и мне понравилось. Можете называть меня Басурманом.
— А я — Тенака-хан. — И Тенака представил чернокожему остальных.
Ананаис протянул руку. Басурман пожал ее, и взгляды их встретились. Тенака посмотрел на них — оба высокие, могучие, с гордой осанкой. Точно два призовых быка, приглядывающихся один к другому.
— Хорош ты в своей маске, — сказал Басурман.
— Да. В ней я точно твой брат, чернокожий. — И оба добродушно хохотнули.
— Ну так и будем братьями, Ананаис!
Из лесу вышел Галанд.
— Они ушли на север и вряд ли вернутся, — доложил он,
— Хорошо! Все потрудились на славу.
Галанд сел рядом с братом. Рения подала знак Тенаке, и они вдвоем отошли от костра.
— В чем дело? — спросил он.
— Этот чернокожий вооружен до зубов. За голенищами он носит два ножа, в лесу оставил меч и два лука. Под трупом его коня лежит сломанный топор. Он один стоит целой армии.
— Так что же?
— Случайной ли была наша встреча?
— Думаешь, он нас выслеживал?
— Не знаю. Но он убийца, я это чувствую. Его паломничество как-то связано со смертью. И Ананаису он тоже не понравился.
— Не тревожься, — мягко сказал он.
— Я не надирка, Тенака, и не так слепо верю в судьбу.
— Это все, что тебя беспокоит?
— Нет. Взять хотя бы этих двух братьев: они нас не любят.
Между нами нет настоящей близости — мы все чужие, нас свел вместе случай.
— Эти братья — сильные мужчины и хорошие воины. Уж в этом я знаю толк. Знаю я и то, что они относятся ко мне с подозрением, но тут уж ничего не могу поделать. Со мной так всегда было. Однако у нас общая цель, и со временем они приучатся доверять мне. Муха и Белдер? Не знаю, но вреда они нам не причинят. Что до Басурмана — если он охотится за мной, я убью его.
— Если сумеешь.
— Верно. Если сумею, — улыбнулся он.
— Тебя послушать — так все очень просто, а я думаю иначе.
— Ты все принимаешь слишком близко к сердцу. То ли дело надиры: они справляются с трудностями по мере их возникновения и ни о чем не беспокоятся.
— Никогда не прощу тебе, если ты позволишь убить себя.
— Тогда стереги меня, Рения. Я доверяю твоему чутью — это чистая правда. И насчет Басурмана ты права. Он убийца и, возможно, выслеживал нас. Любопытно посмотреть, что он теперь предпримет.
— Попросит, чтобы мы взяли его с собой.
— Да, но это само собой разумеется. Он чужой в нашей стране и один раз уже подвергся нападению.
— Лучше будет, если мы ему откажем. Мы и так уже слишком заметны с твоим громадным другом под черной маской. Не хватало только чернокожего в голубых шелках.
— Да уж. Боги — если они существуют — любят порой подшутить.
— Мне совсем не смешно, — сказала Рения.
Тенака очнулся от крепкого сна, широко раскрыв глаза, и страх коснулся его холодной рукой. Он встал. Луна светила ненатурально ярко, словно волшебный фонарь, и ветви деревьев раскачивались с шорохом, хотя никакого ветра не было.
Тенака посмотрел вокруг — все его спутники спали. Он опустил глаза — и остолбенел: его тело лежало на земле, завернутое в его одеяла. Тенаку пробрала дрожь.
Что это — смерть?
Из всех жестоких шуток, которые могла бы сыграть судьба...
Легкое дуновение, похожее на воспоминание о вчерашнем ветре, заставило его обернуться. На краю леса стояли шестеро в черных доспехах, с черными мечами в руках. Образовав полукруг, они двинулись к Тенаке. Он потянулся за своим мечом, но рука прошла сквозь рукоять, как сквозь туман.
— Ты обречен, — сказал безликий голос. — Дух Хаоса зовет тебя.
— Кто вы? — спросил Тенака и устыдился дрожи в своем голосе.
Черные рыцари ответили ему издевательским смехом.
— Мы — твоя смерть.
Тенака попятился.
— Ты не сможешь убежать. Даже с места не сдвинешься, — сказал голос.
Тенака застыл как вкопанный. Ноги не слушались его, а рыцари подходили все ближе.
Внезапно его охватил покой, и рыцари остановили свое медленное движение. Тенака оглянулся — рядом с ним стояли шестеро воинов в серебряных доспехах и белых плащах.
— Сюда, псы мрака! — сказал один из них.
— Мы придем, — ответил черный рыцарь. — Но не по твоему зову. — И черные один за другим отступили в лес.
Тенака, растерянный и испуганный, медленно обернулся, и серебряный воин опустил руку ему на плечо.
— Усни теперь. Исток защитит тебя.
И тьма укрыла Тенаку словно одеяло.
Утром шестого дня они вышли из леса на широкую равнину, простирающуюся от Скултика до Скодийских гор. Далеко на юге стоял город Карнак, и его белые шпили едва маячили на зеленом горизонте. Кое-где еще белел снег, но первая трава уже тянулась к солнцу.
Тенака, заметив дым, вскинул руку.
— Это не трава горит, — сказал Ананаис, заслоняя глаза от яркого солнца.
— Горит деревня, — заявил Галанд. — По нынешним временам дело обычное.
— Неладно живется на вашей земле. — Басурман сложил свою котомку и седельные сумки. К котомке были привязаны окованный медью щит из дубленой буйволиной кожи, лук из рога антилопы и колчан телячьей кожи.
— Твоего снаряжения достало бы на целый взвод «Дракона», — проворчал Ананаис.
— Оно мне дорого как память, — ухмыльнулся Басурман.
— Лучше нам в эту деревню не соваться, — сказал Муха. Его длинные волосы слиплись от пота — сказывался недостаток закалки. Они присел рядом с поклажей Басурмана.
Ветер переменился и принес стук лошадиных копыт.
— Всем рассредоточиться и залечь, — скомандовал Тенака, и все упали ничком в траву.
На пригорке показалась женщина — она бежала из последних сил, и золотистые волосы развевались у нее за спиной. На ней были зеленая шерстяная юбка и бурая шаль. На руках она держала отчаянно вопившего ребенка.
То и дело она в ужасе оглядывалась назад. За ней гнались конные, и до леса было еще очень далеко, но она все бежала и бежала — прямо на укрывшегося в траве Тенаку.
Ананаис выругался и встал. Женщина с визгом свернула влево — в объятия Басурмана.
Солдаты осадили лошадей. Их командир спешился. Бронзовые доспехи сверкали на солнце, поверх лат развевался дельнохский красный плащ.
— Спасибо за помощь, — сказал он, — хотя мы обошлись бы и без нее.
Женщина затихла и в отчаянии приникла головой к широкой груди Басурмана.
Тенака улыбнулся. Двенадцать солдат, одиннадцать из них — в седлах. Деваться некуда — придется отдать им женщину.
Но тут стрела вонзилась в шею ближнего всадника, и он свалился с седла. Тенака ошеломленно раскрыл глаза. Вторая стрела попала другому солдату в грудь — конь взвился на дыбы, всадник рухнул на землю. Быстро выхватив меч, Тенака вогнал его в спину обернувшегося к солдатам офицера.
Басурман оттолкнул от себя женщину, припал на колено и достал из-за голенищ ножи. Бросок — и еще двое солдат погибли, так и не успев унять своих лошадей. Тенака бросился вперед, вскочил в опустевшее седло и схватил поводья. Семеро солдат схватились за оружие, и двое напали на Басурмана. Тенака вихрем налетел на оставшихся пятерых. Одна лошадь упала, остальные с бешеным ржанием взмыли на дыбы. Меч Тенаки опустился, и еще одна стрела, просвистев мимо, вонзилась солдату в левый глаз.
Басурман выхватил из ножен короткий меч, упал и снова вскочил на ноги, когда оба всадника пронеслись мимо. Со всего размаху он вогнал клинок в бок одному из нападавших. Тот с воплем повалился наземь, а Басурман вскочил на его коня, выбил из седла второго и тут же, вслед за ним соскочив на землю, одним ударом сломал ему шею.
Рения отшвырнула лук и, сжимая в руке кинжал, бросилась к Тенаке, который вместе с Ананаисом бился против уцелевших солдат. Она вскочила на лошадь позади всадника и всадила ему кинжал между лопаток. Вскрикнув, он попытался обернуться, но Рения ударила его пониже уха. Шея хрустнула, и он свалился с коня.
Последние двое солдат повернули коней и поскакали обратно за пригорок. Но дорогу им заступили Парсаль и Галанд. Мгновение — и все было кончено.
— Ну и ну, — с широкой ухмылкой сказал Парсаль. — Ради такого стоило вернуться.
— Нам чертовски повезло — вот что я тебе скажу, — буркнул в ответ Галанд. Вытерев меч о траву, он взял обоих коней под уздцы и повел к остальным.
Тенака, скрывая гнев, крикнул Басурману:
— Ты здорово дерешься!
— Поупражняться никогда не мешает.
— Хотел бы я знать, кто пустил ту стрелу? — вскричал Ананаис.
— Чего уж там — сделанного не воротишь, — сказал Тенака. — Теперь нам лучше убраться отсюда. Предлагаю вернуться в лес и дождаться ночи. У нас теперь есть лошади, и мы быстро наверстаем упущенное.
— Нет! — закричала женщина с ребенком. — Мои родные. Мои друзья. Их убивают там, позади.
Тенака положил руки ей на плечи.
— Послушай меня. На мой взгляд, эти солдаты входили в полусотню — значит, в твоей деревне орудует
около сорока человек. Их слишком много — мы ничем не сможем помочь. Мы могли бы попытаться, — сказала Рения.
— Молчать! — гаркнул Тенака. Рения изумленно раскрыла рот, однако умолкла. — Оставайся с нами, — Тенака повернулся женщине, — завтра мы пойдем в твою деревню и сделаем все, что сможем.
— Завтра будет поздно!
— Думаю, мы так и так уже опоздали. Женщина отшатнулась.
— Чего еще ждать от надира? — проговорила она сквозь слезы. — Но ведь среди вас есть и дренаи — пожалуйста, помогите мне!
— Если мы умрем, это ничему не поможет, — сказал Муха. — Пойдем с нами. Ты ведь спаслась — значит, спаслись и другие. И как бы там ни было, деваться тебе все равно некуда. Пойдем, я посажу тебя на лошадь.
Все сели по коням и поехали к лесу. Позади кружило слетевшееся на добычу воронье.
Ночью Тенака позвал Рению, и они отошли от лагеря. За весь день они не обменялись ни единым словом.
Тенака, холодный и отчужденный, отвел ее на залитую лунным светом поляну.
— Это ты пустила стрелу! Никогда больше так не делай без моего приказа.
— Да кто ты такой, чтобы мне приказывать?
— Я Тенака-хан, женщина! Попробуй еще раз пойти мне наперекор — и я тебя прогоню.
— Они убили бы и женщину, и ребенка.
— Да. Но из-за тебя мы могли погибнуть все. Чего бы ты этим достигла?
— Но мы ведь не погибли. И ее спасли.
— Нам повезло. Бывает, что удача помогает солдату, но полагаться на нее нельзя. Это не просьба, Рения, это приказ: никогда больше так не делай!
— Я буду делать, что захочу!
Тенака залепил ей пощечину. Она рухнула наземь, но тут же вскочила, сверкая глазами и скрючив пальцы, как когти. В руке Тенаки блеснул нож.
— Ты способен убить меня? — прошептала она.
— Не задумываясь!
— А я тебя так любила! Больше жизни. Больше всего на свете.
— Будешь ты меня слушаться или нет?
— О да, Тенака-хан. Я буду тебя слушаться. До самой Скодии — а там я избавлю тебя от своего общества. — Она повернулась и пошла к лагерю.
Тенака спрятал кинжал в ножны и опустился на камень.
— Снова один, Тани? — спросил, выходя из-за деревьев, Ананаис.
— Я не хочу ни с кем разговаривать.
— Ты был суров с ней — и правильно. Но зашел чуть дальше, чем следовало, — ты ведь не убил бы ее на самом-то деле.
— Нет, не убил бы.
— И все-таки ты ее побаиваешься?
— Я уже сказал, что не хочу разговаривать.
— Но ведь это я, Ананаис, твой урод, который хорошо тебя знает. Не хуже кого другого. Ты думаешь, если нам грозит смерть, то для любви уже нет места? Не будь глупцом и наслаждайся тем, что имеешь.
— Не могу, — покачал головой Тенака. — Когда я пришел, сюда, в мыслях у меня был один Цеска. А теперь я все больше думаю... ты знаешь, о чем.
— Как не знать. Но куда девались твои надирские устои? Пусть завтрашний день сам заботится о себе.
— Я надир только наполовину.
— Ступай поговори с ней.
— Нет. Лучше уж так.
Ананаис встал и сладко потянулся.
— Пойду-ка сосну немного.
Он вернулся в лагерь, где Рения с несчастным видом сидела у костра, и присел рядом с ней.
— Странно обстоит дело с некоторыми мужчинами, — сказал он. — В делах или на войне они гиганты и такие умники, что дальше некуда. А в любви точно дети. Женщины — дело иное: они видят ребенка, который спрятан в мужчине
— Он чуть не убил меня, — прошептала Рения.
— И ты в это веришь?
— А ты?
— Рения, он любит тебя — и никогда не причинил бы тебе зла.
— Тогда зачем? Зачем он так сказал?
— Чтобы ты поверила. Чтобы возненавидела его и ушла.
— Значит, он своего добился.
— Очень жаль. И между нами... тебе не следовало пускать ту стрелу.
— Знаю! — отрезала она. — Нет нужды говорить мне об этом. Но я не могла допустить, чтобы они убили ребенка.
— Да. Я и сам бы не смог. — Ананаис взглянул поверх костра в ту сторону, где спала женщина. Черный Басурман сидел, прислонясь к дереву, и держал ребенка на руках. Дитя ухватило его пухлой ручонкой за палец, а Басурман что-то тихо и ласково говорил ему.
— Он умеет обращаться с детьми, правда? — сказал Ананаис.
— Да. И с оружием тоже.
— Он настоящая загадка. Но я слежу за ним.
Рения взглянула в ярко-голубые глаза под черной маской.
— Ты мне нравишься, Ананаис. По-настоящему.
— Любишь меня, люби и моих друзей. — Ананаис кивнул на высокую фигуру Тенаки-хана, идущего к месту ночлега.
Она потрясла головой и снова уставилась в огонь.
— Очень жаль, — снова сказал Ананаис.
Они въехали в деревню через два часа после рассвета. Га-ланд сходил на разведку и доложил, что солдаты уходят на юг, к далеким шпилям Карнака. Деревня выгорела дотла, из обугленных развалин поднимались столбы черного дыма. Мертвые тела валялись повсюду, а за околицей стояли десять крестов, на которых были распяты деревенские старейшины. Прежде чем прибить к перекладинам, их подвергали бичеванию, а после переломали им ноги, чтобы тела обмякли и воздух не проникал в легкие.
— Мы превратились в варваров, — прошептал Муха, отвернув коня. Белдер молча кивнул и тоже поскакал в зеленые луга за деревней.
Тенака спешился на площади, где лежало больше всего трупов — около тридцати женщин и детей.
— В этом нет никакого смысла, — повернулся он к Ананаису. — Кто же теперь будет работать на полях? Если такое творится по всей империи...
— Творится, — хмуро сказал Галанд.
Женщина с ребенком накинула на голову шаль и закрыла глаза. Басурман, подъехав к ней, взял у нее поводья.
— Мы подождем вас за деревней, — бросил он. Валтайя и Рения последовали за ним.
— Странное дело, — покачал головой Ананаис. — Многие века дренаи давали отпор врагам, которые вторгались в страну, чтобы творить вот это. А теперь мы сами это делаем. Что за люди служат в нынешней армии?
— На такую работу всегда найдутся охотники, — сказал Тенака.
— Разве что среди вас, — буркнул Парсаль.
— Что это значит? — обернувшись к нему, вскричал Ананаис.
— Прекрати! — приказал Тенака. — Ты прав, Парсаль: надиры славятся своей яростью. Но это сделали не надиры и не вагрийцы. Ананаис верно сказал: мы сами поступаем так с собой.
— Забудьте о моих словах, генерал, — попросил Парсаль. — Это мой гнев говорил за меня. Поехали отсюда.
— Скажите мне вот что, — подал вдруг голос Галанд. — Прекратится это со смертью Цески или нет?
— Не знаю, — ответил Тенака.
— Его нужно истребить.
— Я не думаю, чтобы шестеро мужчин и две женщины могли сокрушить его империю. А ты?
— Несколько дней назад, — сказал Ананаис, — мужчина был всего один.
— Парсаль прав, поехали отсюда, — промолвил Тенака.
Но тут послышался детский плач, и четверо мужчин быстро принялись раскидывать трупы. Наконец они добрались до тела толстой старухи, обнявшей мертвыми руками девочку лет пяти. На спине женщины зияли три ужасные раны — должно быть, она заслонила собой ребенка. Но копье, пронзив ее, задело и девочку. Парсаль взял ребенка на руки и побледнел, увидев пропитанную кровью одежду. С девочкой на руках он вышел к остальным, ожидавшим за деревней, и Валтайя, подбежав, приняла у него его легкую ношу.
Девочку бережно опустили на траву, и тогда она открыла свои яркие голубые глазки.
— Я не хочу умирать, — прошептала она. — Пожалуйста! — Глаза закрылись снова, и женщина из деревни, приподняв девочке голову, взяла ее к себе на колени.
— Все хорошо, Алайя. Это я, Париза. Я вернулась, чтобы позаботиться о тебе.
Девочка слабо улыбнулась, но улыбка тут же сменилась гримасой боли. Путники молча смотрели, как отлетает ее жизнь.
— О нет! — воскликнула Париза. — Благие боги света, нет! — Ее собственный ребенок расплакался, и Басурман взял его на руки.
Галанд, отвернувшись, упал на колени. Парсаль подошел к нему, и Галанд поглядел на брата сквозь слезы, качая головой и не находя слов. Парсаль опустился на колени рядом с ним.
— Я знаю, брат, я знаю, — быстро проговорил он. Галанд прерывисто вздохнул и достал свой меч.
— Клянусь всем святым и нечистым, всеми ползучими и летающими тварями: не знать мне покоя, пока эта земля не очистится от скверны. — Он поднялся на ноги и взмахнул мечом. — Я иду к тебе, Цеска! — проревел он, отшвырнул меч и побрел прочь, к маленькой роще.
— У него тоже убили дочь, — пояснил Парсаль. — Прелестное дитя... дитя смеха и радости. Он свое слово сдержит... а я не покину его. — Голос Парсаля стал хриплым, и он откашлялся. — Мы с ним люди маленькие — я даже в «Дракон» не сгодился, а он не вышел в офицеры. Но давши слово, мы его держим. Не знаю, чего хотите вы все, но те, что остались там, в деревне, — это мой народ, наш с Галандом. Они не богаты и не знатны — они мертвы. Та старуха умерла, спасая девочку, — и потерпела неудачу. Но она старалась... жизни не пожалела. Так вот, я тоже не пожалею! — Его голос дрогнул, и он, выругавшись, ушел вслед за братом.
— Ну, генерал, — сказал Ананаис, — что прикажешь своей армии из шести человек?
— Из семи, — поправил Басурман.
— Гляди-ка, да мы растем! — воскликнул Ананаис.
— Почему ты хочешь идти с нами? — спросил Тенака.
— Это мое дело — но цель у нас одна. Я проделал тысячи миль, чтобы увидеть, как падет Цеска.
— Похороним ребенка и отправимся в Скодию, — решил Тенака.
Весь долгий день они с осторожностью продвигались вперед. Галанд и Парсаль ехали по бокам отряда. Ближе к сумеркам над равниной внезапно разразилась буря, и путники укрылись в заброшенной башне на берегу бурного ручья. Они загнали лошадей на ближнее поле, на скорую руку собрали дров и расчистили нижний этаж башни. Старое четырехугольное строение когда-то вмещало двадцать солдат — эту сторожевую башню поставили здесь во времена Первой Надирской войны. В ней было три этажа, а с верхушки остроглазые караульщики некогда высматривали надирских или сатулийских всадников.
Около полуночи, когда все уснули, Тенака позвал Муху и по винтовой лестнице поднялся с ним на башню.
Буря ушла на юг, и на небе ярко светили звезды. Летучие мыши кружили, ныряя, вокруг, ночной ветер нес прохладу с заснеженного Дельнохского хребта.
— Как ты себя чувствуешь, Арван? — спросил Тенака, когда они укрылись от ветра под парапетом.
— Немного не в свой тарелке, — пожал плечами тот.
— Это пройдет.
— Я не воин, Тенака. Когда вы бились с солдатами, я лежал в траве и смотрел. С места сдвинуться не мог!
— Не в этом дело. Все произошло слишком внезапно — мы просто опомнились быстрее других, вот и все. Нас этому обучали. Возьми братьев: они сразу встали на том месте, где солдаты только и могли прорваться, и не позволили уцелевшим привести помощь. Я им этого не приказывал — но они бойцы и сами все знают. Вся стычка длилась от силы две минуты — что бы мог сделать ты?
— Ну, не знаю. Хотя бы достать меч. Помочь вам!
— Успеешь еще. Как обстоят дела в Дельнохе?
— Не знаю. Я уехал оттуда пять лет назад, а до того провел десять лет в Дренане.
— Кто там правит?
— Не Бронзовый Дом. Оррина отравили, и Цеска посадил на его место своего человека. Его зовут Матракс. А почему ты спрашиваешь?
— Мои планы изменились.
— Каким образом?
— Я собирался убить Цеску.
— А теперь?
— Теперь я задумал нечто еще более глупое. Я намерен собрать армию и свергнуть его.
— Ни одна на свете армия не сможет побороть полулюдов. Боги мои, приятель, — даже «Дракон» ничего не смог с ними поделать!
— В жизни ничто не дается легко, Арван. Но меня как раз этому и учили — командовать армиями. Сеять смерть и разрушение. Ты слышал, что сказали Парсаль и Галанд, — это верные слова. Человек должен выступать против зла там, где его видит, и вкладывать в эту борьбу все свои способности. А убийца из меня никудышный.
— Где же ты найдешь эту свою армию?
— Мне нужна твоя помощь, — улыбнулся Тенака. — Ты должен взять Дельнох.
— Ты серьезно?
— Еще как!
— Ты хочешь, чтобы я в одиночку взял крепость, которая дважды давала отпор надирским ордам? Но это безумие!
— Ты происходишь из Бронзового Дома. Подумай хорошенько. Способ есть.
— Если ты уже знаешь этот способ, почему тогда сам этого не сделаешь?
— Я не могу. Я из дома Ульрика.
— К чему такая таинственность? Скажи мне, что надо' делать.
— Нет. По-моему, ты слишком дешево себя ценишь. Мы задержимся в Скодии и посмотрим, как там дела. А потом мы с тобой приведем армию.
Муха широко раскрыл глаза.
— Надирскую армию? — прошептал он, и кровь отхлынула от его лица. — Ты хочешь привести сюда надиров?
— Только в том случае, если ты возьмешь Дрос-Дельнох!