Глава 15
ВОЛКИ
На рассвете Модин добрался до нас.
Разложив свои одеяла рядом с постелью Джанелы, я крепко спал, когда раздавшийся рев заставил меня вскочить на ноги. Находясь еще в полусне, я уже выхватывал саблю из рядом лежащих ножен.
Над лагерем возвышалась фигура Модина. Возносясь на высоту в двенадцать футов, он одной ногой спокойно попирал угли нашего костра, не ощущая, очевидно, боли от жара.
Джанела выкатилась из постели, сжимая в руке кинжал, а я пришел в себя и наконец смог разобрать последние слова Модина:
— …призываю тебя, моя собственность, моя добыча. Подчинись. Ты должна позвать меня к себе.
На какую-то секунду я решил, что Модин догнал нас, используя магию. Но почему тогда он такой огромный? И тут я понял, что смутно различаю сквозь его ноги траву, а значит, это всего лишь проекция, хоть мне и непонятно было, с помощью какой магии он мог поместить ее сюда.
— Я подчиняюсь только себе, — сказала Джанела. — Так что не трать время на болтовню. Если ты сотворил какое-нибудь призывное заклинание, то зря потратил энергию. Оно здесь не подействует. Даже при помощи твоих покровителей.
— Я не творил заклинания, — сказал Модин. — И мне не нужна ничья помощь, чтобы сокрушить твои жалкие попытки сопротивляться.
Джанела на мгновение испугалась, но тут же снова приняла спокойный вид. Я заметил, что рука проекции Модина раздута и забинтована и держит он ее в каком-то неестественно напряженном состоянии.
— Чтобы выследить тебя, мне хватило реальной силы моих стражников, — продолжал маг, — моих новых друзей, солдат Клигуса и моего собственного умения. Ты-то думала, что обманула нас, а это я позволял вам бежать все дальше и дальше, теряя силы и кровь. Разве ты не знаешь такой тактики, когда противника сначала изматывают и лишь потом убивают?
— Что с твоей рукой, Модин? — спросил я.
— Посланный тобою демон, Джанела Серый Плащ, хорошо постарался, но не устоял против моего могущества, — сказал он, стараясь не обращать на меня внимания. — Для того чтобы убить его, мне понадобилось менее часа.
Вот теперь мы с Джанелой обменялись недоуменными взглядами: оказывается, Модин считает Митрайка творением рук Джанелы. Я решил было, что, может, стоит сбить спесь с Модина и сообщить, что демон явился совсем из другого места, из настоящих Далеких Королевств, из Тирении. Но передумал. Пусть остается в убеждении, что именно Джанела создала эту тварь, — ведь даже я понимал, что мало кто из воскресителей может вызвать такое создание да еще и заставить его подчиняться себе. Пусть думает, что могущество ее так велико.
Очевидно, Джанела пришла к такому же выводу, поскольку издевательски рассмеялась.
— Целый час, Модин? И сколько же стражников убила моя зверюшка, прежде чем ты справился с ней?
— Все равно у нас сил еще вполне достаточно, чтобы разделаться с твоим жалким отрядом, Джанела, — сказал он. — Через несколько дней я прорвусь через маскирующие вас заклинания, и уж тогда вам от меня не скрыться. Ведь даже по самому существованию этих заклинаний я ощущаю то место, где ты и Антеро залегли, зализывая ваши раны.
Это заявление было столь же озадачивающим.
Я отметил изменения в его поведении по сравнению с тем временем, когда мы встретились в Ирайе. Тогда он, по крайней мере, изображал из себя лишь верного слугу короля Гейята. Я решил попробовать уколоть его еще раз.
— Ты сказал «у нас»? Ты имеешь в виду короля? Неужели король Гейят выжил после мятежа?
— А знаешь, Антеро, — сказал он, — вообще-то я предполагал, что ты не почувствуешь моего появления и будешь спать, как и все остальные в вашем лагере. Но теперь вижу, что ваши отношения с Джанелой гораздо более близкие, чем я думал. Но это не важно. Не важно, сколько у нее было любовников, лишь бы она оказалась в моей постели. Возможно, моя потенция даже увеличится, если я окажусь там же, где побывал и Антеро.
Он улыбнулся своим мечтам.
— Ты не ответил на мой вопрос о короле Гейяте, маг, — сказал я. — Или ответил так тихо, что я не расслышал?
— Король Гейят продолжает спокойно рассиживать на своем троне, — прошипел Модин. — Рабы, восставшие против него, уничтожены. Династия короля Гейята будет править, если даже мне для этого придется уничтожить всех мужчин и женщин Ирайи и заселить город заново.
— Речь, достойная истинного монархиста, — сказал я.
Эти слова вызвали у него зубовный скрежет, и я стал думать, чем его еще раздразнить, понимая, что человек, ослепленный гневом, делает больше ошибок, которыми можно воспользоваться.
— Чего ты добиваешься, Модин? — спросила Джанела. — Ты так упорно преследуешь нас, до самой конечной цели нашего путешествия. Зачем это тебе? Неужели ты не понимаешь, что твое присутствие ощущается там, в настоящих Далеких Королевствах, и оно нежелательно?
— Сомневаюсь, — сказал Модин. — Я много слышал о том, что находится за Восточным морем, и вот теперь, когда появилась необходимость пересечь его, я обнаружил здесь лишь дикарей да зверей. Если что-то и есть впереди, а я сильно в этом сомневаюсь, то скорее всего какие-нибудь обычные шаманы, произносящие заклинания, заученные много лет назад. Старейшины давным-давно покинули эти места. И ты, Джанела, испытаешь лишь глубочайшее разочарование, выяснив, что настоящее могущество обитает лишь в одном месте — в Вакаане. — Так благодаря этому могуществу не работает ваша модель королевства? — спросил я. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — И поэтому люди, вопя от отчаяния, восстают против единственного известного им образа правления, предпочитая анархию порядку? Поэтому заклинания на вашей богами проклятой реке не действуют? И поэтому та власть, которую так легко удерживал отец короля Гейята, Домас, теперь трещит по швам?
Модин счел за лучшее не отвечать. Образ его затуманился, задрожал, стал более прозрачным. И вдруг рядом возникла проекция образа моего сына Клигуса. Он не казался гигантом, был обычного роста. Возможно, он все это время находился поблизости невидимым, слушая и наблюдая. Но вряд ли. Скорее всего его появление и не планировалось.
Судя по его расширившимся от удивления глазам, правильным было второе утверждение. На Клигуса обрушились сразу два потрясения: во-первых, он оказался совершенно в другом месте, пусть только и в воображении; а во-вторых, он увидел меня, да еще в таком измененном облике. Он испуганно заморгал, словно вновь став мальчишкой, который трепеща стоял в моем кабинете и ожидал наказания за свои проказы. Но он взял себя в руки, и лицо его приняло решительное выражение.
Я первым бросился в атаку:
— Клигус, я удивлен твоим появлением. Но зато это дает мне возможность задать несколько вопросов. Что это ты затеял? И что ты собираешься сообщить Ориссе, вернувшись туда с моей головой? Или ты думаешь, что граждане города объявят триумф в твою честь, узнав, что ты отцеубийца? Или ты думаешь, что Палмерас поверит тебе на слово, не совершив собственного расследования обычным путем или магическим, благодаря чему узнает, что произошло на самом деле?
Он ответил с вызовом:
— Я собираюсь вернуться с исчерпывающими доказательствами твоей измены.
— Отлично, малыш, — сказал я со всем возможным сарказмом. — Во всяком случае, тебе удалось себя убедить в том, что я настоящий злодей. Это всегда самый важный шаг. Но достаточно ли у тебя опыта? Я припоминаю ту бедную служанку, которую ты оставил с ребенком на руках, когда тебе было четырнадцать, а ей — на год меньше. Ты пытался убедить меня в том, что виновата она, поскольку не смогла сделать выкидыш при помощи уксуса. Помнишь, как ты разъярился, когда я заставил тебя продать твоего жеребца, чтобы заплатить девушке отступного?
— Я не желаю это слушать!
— Придется, — сказал я. — Слушай… или исчезни. Модин, неужели ты не мог никого получше найти в союзники, чем этого? Или ты думаешь, что сможешь в одиночку устоять против Антеро и Джанелы Серый Плащ? Поберегись, маг, как бы не пострадала твоя раздутая спесь, когда ты не справишься.
— А ты думаешь, что я выслушал жалкие слова какого-то торговца, лавочника и затрясусь от страха? — ответил Модин. Он, очевидно, взял себя в руки, и его изображение стало более различимым. — Послушай меня, Антеро, — он вырос в два раза, и при этом я успел заметить, что образ Клигуса исчез, — послушай внимательно. Джанела Серый Плащ и ее могущество обречены стать моими. Как я уже сказал, это будет тем слаще для меня, чем больше уловок и хитростей она предпримет, чтобы избежать этого. Но есть и еще один пустяк. Я позволю ей лицезреть сначала твою смерть, которая будет максимально медленна и мучительна. Ты даже не представляешь, какой мощью обладаю я, чтобы наказать тебя. По сравнению с этой болью ерундой покажутся боли всего мира, и твоя душа мучиться будет очень долго, прежде чем уничтожится ее последний кусочек. Смерть из смертей обещаю я тебе, Амальрик Антеро из Ориссы. И уж такую клятву я не нарушу.
И все пропало, остались лишь ветер, колышущиеся травы да равнины без края.
Мы с Джанелой долго смотрели в глаза друг другу. Я первым нарушил молчание.
— Итак, мы зализываем наши раны, да? Может быть, ты сотворила какое-то заклинание, когда мы уходили от дороги, и забыла о нем? Может быть, этим объясняются подобные странные намеки на бродящую тут кучку недостойных ориссиан, зализывающих раны?
— Может быть.
— Ты просто прелесть. Сначала демон, теперь это происшествие. — Я задумался. — Когда я впервые встретил Модина, мне показалось, что он маг, равный по могуществу принцу Равелину. Я ошибался?
— Я сомневаюсь, что он столь смертельно опасен, как Равелин. Все-таки он не является наследником королевской крови и не прошел через те десятки кровавых бань, с помощью которых Равелин усиливал свое темное могущество. Возможно, именно поэтому-то Модин и возжелал взять меня… в союзники. Но возможно, он и был могуществен. А оказавшись в этих краях, где действуют следы поистине великой магии, — сказала она, показывая рукой в сторону гор, где лежала Тирения, — он потерял часть своей силы. Может быть, это присутствующее нечто и помогло нам.
— А может быть, мы просто уже привыкли к тому, что в качестве врагов нам противостоят выдающиеся маги, — сказал я.
— Боюсь, что тут ты по-настоящему прав. — Джанела перестала улыбаться. — И не следует пренебрежительно обращаться сМодином. Он таков, каков есть, и не отступится, преследуя нас до самых ворот Тирении. Нельзя забывать и о его войске.
Я кивнул, но ничего не сказал, поскольку в этот момент заворочался Квотерволз, открыл глаза и сел.
— Вы встали в такую рань. Уж не понос ли прохватил? — сказал он удивленно. — Прошу прощения, госпожа, но я и не видел, что вы тоже не спите.
Мы не стали ему рассказывать о визите мага. Занимаясь же сбором в дорогу, я вдруг ощутил странный припадок веселья. То ли оттого, что вышел победителем в словесной перепалке с Модином, то ли оттого, что окончательно убедился в слабости Клигуса.
И я понял, что, сколько бы солдат ни было у Модина и Клигуса, им не одолеть нас. И совсем развеселился.
Разумеется, мое благодушие было не к добру.
После полудня того же дня мы увидели ужасного огромного волка. Он рысцой приближался с юга, прямиком к нам, словно спеша на наш зов, затем, не доходя пары сотен ярдов, повернул, замедлил ход и не спеша двинулся параллельным нам курсом. Мы насторожились.
Волки, как правило, охотятся стаей; волчицы в период кормления щенков молоком ходят за добычей в одиночку, стараясь далеко не удаляться от гнезда. Как и все хищники, волки предпочитают слабых или одиноких зверей, избегая схватки с животным, полным сил.
Достойных врагов у них мало. Равные по силе хищники обычно уважают друг друга. Единственным исключением — врагом, опасным для волков, — является человек, и волки чувствуют это, используя любую возможность прикончить своего двуногого недруга. Бывает, что фермер выходит в поле и больше его никто никогда не видит, а находят лишь мотыгу; без следа исчезают человек, его лошадь и даже кожаная упряжь. Нападают они и на стоящие на отшибе дома, поджидая, пока хозяин уйдет, а потом вышибают дверь или окно и набрасываются на женщин и детей.
Но даже в этой извечной ненависти к человеку они не теряют головы. Они издалека мгновенно распознают вооруженного человека и скрываются. Никогда, даже стаей, они не нападут на группу вооруженных людей, но будут бежать невдалеке, как за стадом лосей, в надежде, что кто-нибудь отстанет.
Это единственное животное, вгоняющее меня в трепет. Возможно, теперь он с этим намерением и появился около нас. Следовало ждать остальных.
Обычно мы начинали разбивать лагерь где-то за час до наступления сумерек, чтобы успеть разжечь костер и приготовить пищу, не высвечиваясь особенно в темноте. На этот раз я приказал Квотерволзу не останавливаться, пока не найдем местечко более безопасное, чем прежние стоянки, и поддерживать огонь всю ночь.
Тедейт смилостивился, нам повезло, и мы наткнулись на небольшую, но бурную речку. На берегу возвышался холм с плоской вершиной — замечательная оборонительная позиция, о которой приходилось только мечтать.
Когда мы освободились от поклажи, я спросил, каково мнение Квотерволза об этой позиции. Он огляделся и высказал несколько критических замечаний. В военных условиях он бы распорядился вырубить кусты вдоль реки, чтобы не закрывали вид. И добавил, что если бы был богом, то вон тот небольшой островок он бы сдвинул дальше от нас вниз по реке, дабы неприятель не воспользовался им как плацдармом.
Моя сестра Рали всегда утверждала, что солдатское чутье относительно ожидающей их судьбы часто оставляет желать много лучшего. Этот островок спас нам жизни.
Мы едва успели разместиться, как караульные доложили о появлении еще двух гигантских волков. Они взялись словно ниоткуда, сообщил часовой, — только что не было, и вдруг есть. Решив, что эти звери просто еще не знакомы с многочисленными человеческими талантами, я послал одного Сирильяна попытаться подстрелить их из самого мощного нашего лука. Но не успел он приблизиться, как звери развернулись и потрусили прочь, оказавшись за линией досягаемости стрелы, и оттуда продолжили следить за нами.
Квотерволз добился своего, и кустарник по берегам реки вырубили. Со всех сторон над степью зазвучали ответные воющие звуки. Нас окружали.
Мне было уже не до Клигуса с Модином — иной враг оказался ближе; поэтому я приказал разводить костры, связывать в пучки ветки кустарника и готовить факелы.
Мы ждали. Волки тоже.
Тянулась ночь.
Перед рассветом, когда людей одного за другим сморил сон, волки бросились в атаку. Мне не доводилось слышать о столь дерзком поведении волков, но, возможно, эти чудовища были более свирепыми, чем их обычные сородичи.
Выскочив из темноты, они бросились на нас с двух сторон. Я ожидал, что это может произойти на рассвете, и потому бодрствовал в полном боевом снаряжении, а на часах стояли наши лучшие воины. Среди них был один из братьев Сирильян. Как опытный охотник, он вел наблюдение, распластавшись на земле, и потому в состоянии был разглядеть движущийся силуэт даже на фоне темного неба. Вероятно, первый волк, бросившийся в атаку, не заметил его. Справиться с собакой или волком сравнительно несложно. Даешь ему ухватить себя за руку, а другой рукой ножом взрезаешь ему глотку или брюхо; или же, если ты безоружен, швыряешь его на землю, стараясь свернуть ему хребет или задушить. Но только не в том случае, когда этот волк размером с лошадь. Когда волк прыгнул, Сирильян, просто перевернувшись на земле на спину, выставил вверх саблю, и зверь сам, под действием инерции движения, распорол себе брюхо.
Волк взвыл, и ему эхом отозвались голоса бросившейся на нас стаи. Послышался нестройный хор кликов и завываний, заблестели в полумраке клинки, вспыхнули факелы, и в лагере разгорелась битва клинков и клыков.
Несколько ориссиан пало с разорванными глотками, но звери понесли больше потерь. Нам удалось отбить первую атаку. Волки отступили, и это дало нам преимущество, потому что мы сразу же схватились за луки и осыпали зверей градом стрел. Отави рванулся вперед и с размаху нанес убегающему волку удар топором по спине, тот изогнулся назад, и голова зверя отделилась от тела. Возбужденный от крови Отави устремился было в темноту, навстречу гибели, но Пип изо всех сил удержал его за пояс.
Отави свирепо озирался, и на мгновение мне показалось, что он сейчас зарубит Пипа. Но наконец он пришел в себя, что-то проворчал, напоминающее благодарность, и изготовился к следующей схватке.
Волки вновь обрушились на нас, но мы уже все были наготове, и наши копья отбросили их. Завывая и рыча, они бегали, не смея приблизиться, за сплошной линией костров. Квотерволз вырвал из земли сухой куст, сунул его в костер и, когда пламя занялось на ветках, швырнул его в волков.
Волки испуганно взвизгнули, но далеко не отбежали. Их количество все возрастало. Откуда-то постоянно прибывали новые. Я понял, что здесь, на холме, они смогут нас даже не загрызть, а просто затоптать, и закричал:
— Все перебираемся на остров!
Наш отряд организованно стал отступать, не поворачиваясь спиной и не бегом. Все двигались в строгом порядке и, зайдя по шею в воду, продолжали держать оружие наготове. Волки с рычанием надвигались. Прикрывая отступление, лучники дали очередной залп. Раненый волк вцепился в пораженный стрелой бок, натолкнулся на товарища, они затеяли между собой грызню, но быстро, словно по чьей-то команде, прекратили грызться.
Мы все выбрались на остров. Он местами был покрыт густым кустарником, послужившим нам заменой огневой защиты на холме. Стало светать.
Звери вновь бросились в атаку. Я ожидал, что днем они оставят свои попытки одолеть нас, но они лишь удвоили усилия.
Красный блеск их глаз совпадал с цветом их языков и пастей и наших кровоточащих ран. Они с трудом боролись с течением, некоторых из них сносило, кусты препятствовали их прыжкам, чем с убийственной аккуратностью пользовались копейщики, лучники и арбалетчики.
Волки отступили на берег. Но это вовсе не означало окончания боевых действий с их стороны. На холме остались наши вещи, и там же я насчитал пять, нет, семь тел наших павших товарищей. И я решил, что теперь волки накинутся на трупы и на запасы продуктов. Но они, казалось, имели лишь одну большую цель — наше полное и окончательное уничтожение.
Джанела занялась своим делом, встав на колени и раскрыв свою сумку, с которой она, слава Тедейту, никогда не расставалась.
— Посмотрите на них, — сказал Квотерволз. Он перевязывал себе ногу, за которую его цапнул хищник. — Они, кажется, обсуждают свои планы.
Так и было, звери собирались по пять или десять особей, организуя отряды. Уже достаточно рассвело, и от этого стало лишь страшнее — оба берега реки были заполнены этими чудовищами, решившими нас уничтожить.
— Что же получается, — обиженно сказал Пип. — Мы единственная достойная добыча для них в этих благословенных краях? Где божественная справедливость?
— А как тебе понравится эта новость, малыш? — проворчал Отави.
Раненые волки отступили, а невредимые и вновь прибывшие… тренировались, видимо для преодоления кустарника. Двое становились рядом. Третий вскакивал им на спины и делал длинный прыжок. Мы подивились такой невиданной смышлености этих зверей пустыни. Я подумал: а не направлены ли они против нас, именно против нас? Если Равелин использовал своих ужасных волков в качестве охранников, почему бы и Модину не заняться этим же? Или пусть не Модин, но то неизвестное нечто, находящееся впереди, почему бы ему не приручить этих тварей и не натравить на нас?
Если же это случайное нападение диких зверей, то я надеялся, что Джанела придумает нечто магическое, действенное против них. Это была наша единственная надежда.
— Посмотрите-ка вон на того, — указал Пип, — вон на том холме.
Я посмотрел в том направлении. За охватывающим нас кольцом зверей, на холме, стоял огромный самец. Его шерсть была с седоватым отливом, местами уже белая. Все волки были крупны, но этот был самым крупным. Даже с учетом того, что у страха, как известно, глаза велики, я мог бы поклясться на алтаре любого божества, что голова этого чудовища была как у крупного быка, а рост — побольше лошадиного.
— Возможно, они кем-то и посланы, — подтвердил вслух мои мысли Квотерволз. — Но у них тем не менее есть и свой вожак.
— Что ж, может быть, они и сами по себе напали на нас, — с готовностью согласился я, надеясь, что такое разумное поведение этих зверей вызвано все-таки не магией. — У многих хищников есть вожаки.
Квотерволз прикидывал расстояние.
— Хм. Не достать даже из моего лука. Этот главарь знает, на каком расстоянии держаться в безопасности.
— Может быть, знает, — сказал я. — А может, и нет. Джанела! Она, нахмурившись, оторвалась от работы.
— Амальрик, ты не можешь подождать минутку?
— Нет, — сказал я. — Посмотри вон туда.
Джанела мгновенно поняла, что можно сделать. Она огляделась, увидела большой лук и подняла его. Вытащив кинжал, она прижала его к луку и зашептала заклинание. Я разобрал лишь последние слова:
…прими образ прими изменения
Был жив стал мертв
Прими силу прими мощь
Прими образ прими изменения.
Вместе с ее нашептыванием лук стал расти, желтый цвет тиса сменялся тусклым металлическим отливом. Затем она коснулась тетивы своими волосами и сотворила еще одно заклинание. Я не расслышал ни слова, но только тетива превратилась в плетеную женскую косу, которые применяются при создании самых мощных катапульт.
— Вот тебе лук, Амальрик. Осталось найти лучника. С этим тоже проблем не было.
— Отави, ложись на спину. Квотерволз поможет тебе прицелиться.
Отави лег на спину и, держа лук параллельно земле, уперся каблуками в древко.
Джанела, взяв пригоршню стрел, направилась к трупу волка, лежащему на берегу. Она ткнула волка в грудь, так что наконечники стрел окрасились кровью. Затем коснулась наконечниками века своего глаза:
Смотри на то на что я смотрю
Охоться на то на что я охочусь
Убей того кого я убью
Лети быстро
Лети точно.
Она протянула стрелы Квотерволзу.
— Если повезет, то даже особенно целиться не придется. А теперь не мешайте мне.
Она извлекла из сумки длинные пряди какой-то шерсти. Но я отвлекся на стрельбу из вновь сотворенного оружия. Квотерволз встал на колени рядом с Отави.
— Оттягивай на полную, парень.
Отави ухватился за тетиву из волос обеими руками и потянул изо всех сил, так что вены вздулись у него на лбу. Стальной лук, изгибаясь, медленно подавался. Квотерволз наложил стрелу.
— Немного поверни… правильно… так, так… затаи дыхание…
Ноги Отави дрожали от напряжения.
— Пуск!
Щелкнула тетива, Отави завопил, получив отдачу по лодыжкам, а стрела устремилась прочь. На первый раз заклинание не сработало, стрела пролетела мимо вожака волков. Мы промахнулись по крайней мере футов на пять.
Я выругался. Зверь, точно заговоренный, продолжал оставаться на месте. Отави вновь улегся, натянул лук, а Квотерволз наложил стрелу и прищурился.
— Так… чуть ниже… Проклятая стрела, да проникнись же ты заклинанием… Пуск!
Вновь щелкнула тетива…
На этот раз она летела точно, и чудовищный зверь поздно заметил опасность. Он попытался отпрыгнуть, но стрела угодила ему точно в грудь. Он был поражен, видимо, в самое сердце, упал и умер на месте.
Тут же с обоих берегов донесся низкий вой. Он все усиливался по мере того, как волки узнавали, что их вожак сражен. Вой поднимался к небесам, наполняясь незвериной скорбью по потере. Даже я, как ни глупо, ощутил какую-то печаль, как всегда бывает, когда узнаешь, что землю покинул великий вождь, независимо от того, друг он тебе или враг.
Через мгновение этот вой перешел в сигнал к атаке, и звери вновь бросились на нас. Их злоба и ненависть к нам возросли вдвое. Но на нашей стороне был теперь дневной свет, позволяющий лучникам стрелять без промаха.
Волки откатились, теряя погибших, но к ним шла помощь, и я понял, что мы обречены, потому что даже земля затряслась. Мах посмотрел на меня, должно быть, мое лицо было столь же бледным, как и у него.
И тут мы увидели, отчего затряслась земля.
К холму в полном молчании неслось стадо из сотни, а может и больше, тех самых грозных остророгих быков. Джанела улыбнулась: ее заклинание подействовало. Я посмотрел на то место, где она творила заклинание. На песке она не рисовала никаких фигур или магических символов, а изобразила только чертеж реки и острова. Вокруг размещались клочки шерсти, отрезанные, как я сообразил, у мертвых волков. Та же шерсть, которую она вытащила из сумки, оказалась бычьей, найденной ею на кусте во время первой нашей встречи с этими животными. Теперь Джанела магией призвала их на помощь.
Я не знаю, как ей удалось сотворить заклинание, вызывающее быков. Но она сотворила, и они явились. Завидев своих извечных врагов, они, ведомые магией Джанелы, забыли свой обычный оборонительный инстинкт и бросились в атаку.
Выставив вперед свои длинные рога, они врезались в ряды волков. Вот один, второй, третий, четвертый, пронзенные, покатились под копыта стада, и волки не выдержали и бросились спасаться, словно за ними гналась стая демонов. Их одолели не мы, а магия.
Волки промчались вверх по склону противоположного берега реки, взлетели на холм и исчезли в степной траве. Быки, шумно преодолев реку и добежав до холма, замедлили ход, развернулись и пошли обратно, уже не торопясь и тяжело отфыркиваясь. Этим фырканьем они, должно быть, выражали гордость воинов, прогнавших врага с поля боя.
Перейдя реку в обратную сторону и направившись туда, откуда их вызвала Джанела, они принялись по дороге пастись, мычать, неприязненно поглядывая в нашу сторону. Действие магии, видимо, начинало проходить.
Мы вернулись на наш холм. Позаботившись о раненых, собрав убитых и проведя погребальную церемонию, мы вскоре были готовы продолжить поход.
К моему удивлению, Квотерволз и Отави отправились на дальний пригорок и остановились над трупом поверженного вожака волков. Они склонили головы, и Квотерволз высыпал на труп горсть песку, словно хороня погибшего воина и давая успокоение его духу.
Вернувшись, они ничего не сказали, и никто не стал смеяться над ними.
Мы продолжили поход.
На вершине холма я оглянулся. Пятеро погибших у Кулака Богов, семеро здесь… Я взмолился, прося богов, чтобы эти потери были последними.
Ведь нам, я был уверен, надо было, необходимо было встретиться липом к лицу с Клигусом и Модином. До того, как мы доберемся до Тирении.
Мы приближались к горам, и степь становилась все более изрезанной оврагами и холмами. Нам столько раз приходилось совершать обходные маневры, что я даже боялся, как бы нам не сбиться с пути. Тогда мы решили вернуться на дорогу старейшин.
Мы повернули строго на юг и начали отсчитывать шаги. Все стремились поскорее увидеть мощеную дорогу.
Признаюсь, у меня было и еще одно желание — убедиться в собственных способностях ориентироваться, поскольку до сей поры я знал за собою способность только к тому, чтобы окончательно заблудиться. Мне хотелось, подобно морским штурманам, неделями не видящим ничего, кроме солнца и звезд, уметь точно выходить к нужной гавани. Если бы мне такая штука удалась хоть раз, я бросил бы все и остаток жизни провел бы на коленях, восхваляя то божество, которое помогло совершить мне такой подвиг.
И поэтому, когда, отмерив положенное количество шагов, мы не обнаружили и следа дороги, я нисколько не встревожился, полагая, что все в порядке вещей и просто под моим руководством мы в очередной раз заблудились.
И тут идущий впереди разведчик что-то разглядел. Но не дорогу, а селение. Мы с Квотерволзом прошли вперед, чтобы посмотреть на это. Большая деревня раскинулась как раз поперек нашего пути. Она состояла из сотни приземистых каменных домов различных размеров. Деревня выглядела давно заброшенной, и мы решили пройти через нее.
Чем ближе мы подходили, тем более странное впечатление производила эта деревня. Выяснилось, что идти до нее гораздо ближе, чем казалось вначале. Просто дома были не выше пяти футов. Без окон, с круглыми крышами, они казались серыми куличами, разбросанными в беспорядке на песке.
Странное ощущение усилилось, когда мы подошли еще ближе и увидели дверные проемы. Они имели не более двух футов в высоту, зато четыре фута в ширину. Ни один человек не станет делать таких дверей в своем доме, и я задумался, что же за создания строили эти куличи и жили в деревне.
Квотерволз, шедший первым, дал нам сигнал остановиться и поманил меня. До края деревни оставалось футов тридцать.
Я поспешил к нему. Он, ни слова ни говоря, указал на ближайшую хижину. Каменные стены всех зданий покрывали барельефы. Я подошел поближе разобрать, что же там такое изображено, и холод пробежал у меня по спине.
Не могу описать существ, изображенных на стенах. Но стоит упомянуть, что это были не люди, это были вообще неизвестные мне создания. Не походили они и на демонов, описанных в книгах воскресителями, а представляли собой нечто перетекающее, наподобие медуз, но тем не менее эти медузы держали какое-то оружие и сражались с себе подобными.
Волосы зашевелились у меня на голове, и я почему-то решил, что долгое лицезрение этой настенной скульптуры плохо может отразиться на здоровье. Не осмелился я заглянуть и внутрь, страшась, что деревня эта не мертва, а внутри спят жутковатые обитатели. Я приказал Квотерволзу провести людей через деревню с удвоенной скоростью, и он ничего не сказал, лишь кивнув.
Мы торопливо миновали деревню, и никто из нас не оглядывался, пока она не скрылась из виду.
Прошло еще полдня в походе, и только тогда мы наткнулись на дорогу и двинулись по ней на восток. Мы выяснили, почему ориентировка подвела нас. Ошибки не было. Мы полагали, что дорога идет прямо, а она огибала эту деревню, словно и старейшины страшились общаться с ее загадочными обитателями.
Наверное, этот факт должен был бы меня напугать, но я обрадовался, узнав, что есть кое-что, чего страшатся и сами старейшины.
Через три дня горы уже возвышались над нами, а дорога начинала постепенно карабкаться вверх. Гигантские пики и перевал, куда уходила дорога, были затянуты облаками.
Впереди на дороге показалось какое-то темное пятно. Мы приблизились и разглядели трех всадников, сидящих неподвижно в ожидании. Места вокруг были открытые, никакой опасности не замечалось, и мы подошли к ним.
Я узнал одного всадника. Это была Саиб, прекрасная в своих шелках и отороченной мехом накидке, но с лицом холодным, как горы позади нее.
Возле нее сидел на лошади невысокий старый человек. Волосы его волнами ниспадали из-под шлема, представлявшего собой верхнюю половину черепа волка; спина и плечи были укрыты совершенно необыкновенным плащом, многоцветным, созданным из перьев невиданных радужных птиц, и старик, несомненно, гордился этим предметом своего одеяния. Его костюм дополняли только меховая набедренная повязка и сандалии. Казалось, он не замечал холода. Я решил, что это шаман.
Третьим был здоровенный мужчина высотой футов шести с половиной. Ему уже перевалило за пятьдесят, но можно было не сомневаться, что он остается могучим воином. На нем были бриджи тонкой красной кожи, искусно расшитой золотыми нитками, черные сапоги до колен и того же цвета туника с бронзовыми пластинами. На голове он носил корону, которая, правда, могла считаться и боевым шлемом, отделанную золотом и драгоценными камнями. Борода его была аккуратно пострижена. За плечом виднелась длинная сабля с широким лезвием. К седлу были привязаны две сумки из пятнистой кожи.
— Ты Амальрик Антеро из далекого города Ориссы, — утвердительно заявил воин. По всему было видно, что это и есть вождь племени рез вейн.
— А ты — Сьюян, вождь племени рез вейн, — так же утвердительно сказал я.
— Да. Ты спас мою дочь от псов Исмида.
— Совершенно верно.
— Тем не менее ты отказался взять ее и остальных в рабы. Или воспользоваться правом победителя другим образом.
— И это правда.
— Тебя устрашило мое имя? Ты испугался моей мести? Я усмехнулся и промолчал.
— Думаю, что нет, — предположил он.
— Я не доверяю рабам, — сказал я. — И не верю, что сабля дает человеку какие-то особенные права, какого бы она ни была размера.
— Так полагают только слабые люди, — фыркнул Сьюян. — Но ты не слабак.
Он пристально посмотрел на меня.
— Возможно, в ближайшие годы я совершу путешествие в твои края, в твой город, и попытаюсь понять, откуда у тебя такие мысли, — заявил Сьюян.
— Если ты решишься на это, вся Орисса будет приветствовать тебя как гостя моей семьи.
Я улыбнулся, представив себе, что будет твориться на улицах, когда он и необходимая, по его мнению, свита, прибудет в Ориссу. Увидев мое выражение лица, он кивнул, словно я высказал свою мысль вслух, и тоже улыбнулся.
— Не будучи у меня на службе, ты хорошо послужил мне, — сказал он. — А вот судьба тех, кто служит мне плохо. — Он открыл седельную сумку, сунул внутрь руку и вытащил человеческую голову. Он швырнул ее, и голова покатилась мне под ноги. Она принадлежала Дью, старику, который отвечал за безопасное возвращение Саиб домой. Рядом с глухим стуком упала другая голова, Зива.
— И поскольку ты, будучи вождем, оказал услугу другому вождю, я должен отслужить тебе.
Он замолчал, и я понял, что он ждет моего ответа. Но я не знал, что ответить. Тогда он сказал:
— Я сожалею о том, что ты попал в сети к той колдунье, о которой рассказала мне дочь. Возможно, я вернул бы тебе долг, уничтожив ее, но мой главный шаман посоветовал мне не связываться с магией чужих земель, поскольку она может исходить от тех кудесников за горами, против которых я бессилен. А жаль.
— Тебе надо найти для Саиб хорошего мужа, мужчину, достойного стать отцом ее детей.
— Что ж, тогда прощай, Антеро. Спасибо тебе. Они развернули лошадей и галопом помчались на север. Саиб так и не оглянулась на меня.
Джанела подошла ко мне, за ней остальные. Она посмотрела на горы, затем вслед удаляющейся троице.
— Хорошие друзья у тебя появились, — только и сказала она. На следующий день дорога наконец достигла гор. И теперь ей пришлось опять превратиться в серпантин.
Мы насторожились, страшась новых засад.
За первым же поворотом мы наткнулись на двух стражников из Вакаана. Вернее, на их головы.
Насаженные на копья, они торчали по обе стороны дороги. Лица мертвецов выражали ужас.
Квотерволз подошел к одной голове и потрогал обрубленную шею. Он вернулся, вытирая пальцы.
— Кровь свернулась, но недавно. Их убили не ранее чем вчера.
Мы двинулись дальше, готовые к схватке. Но нам попадались лишь новые головы. Они страшными верстовыми столбами торчали на копьях через равные интервалы по обе стороны дороги. Мы считали их. На сто пятидесятой кончились головы в красных шлемах и сменились головами ориссиан.
Они окаймляли дорогу впереди, насколько хватало глаз. Кое-кто из наших людей цинично веселился, утверждая, что наши враги получили то, что заслуживали. Но потом шутки смолкли, когда среди ориссиан стали попадаться знакомые лица.
Квотерволз указал на одно из них.
— Это капитан Джамот. Порядочное дерьмо. Его выгнали из пограничной стражи за то, что он приказал вырезать идущих на переговоры парламентеров под белым флагом.
Я тоже знал этого человека.
Теперь я понял, чьих рук это дело. Сьюян возвращает мне долг. Джанела с мрачным выражением лица шла рядом со мной. Я хотел было спросить ее, не ощущает ли она здесь присутствия магии, иначе как объяснить, что вся армия попалась в западню и позволила себя уничтожить. Но царила такая жуткая тишина, что я не решился ее нарушить.
Незаметно я ускорил шаг, всматриваясь в каждую голову и страшась того, что будет дальше.
Так мы дошли до высоты, откуда начинались горные луга, где хорошо было бы устроить привал. Но теперь вокруг стоял ужас смерти. Зеленая травка и цветы были все в крови, вокруг лежали сотни обезглавленных тел. Никто не был связан. Судя по всему, армия Клигуса угодила в магическую паутину и люди безропотно стояли на коленях, ожидая своей судьбы со смирением овец.
Ветер стих, была полная тишина.
Вдруг послышался стон. Он доносился оттуда, где сложенные тела образовывали собой ужасную звезду. В центре фигуры корчились два еще живых человека. Оба были обнажены.
Первый находился без сознания. Джанела ахнула, увидев, что сделали с ним. Узнать его было трудно, потому что ему выжгли глаза.
Он был кастрирован, и его кровь стекала в лужицу между бедер.
Это был Модин.
Второй человек бессвязно бредил. Рана в боку была у него даже перевязана.
На ногах ему перерезали жилы, как делают это жестокие фермеры с козами, чтобы они не могли бегать.
Это был Клигус.
Сьюян сторицею вернул долг, оставив более чем полное доказательство своей жестокой власти. Но теперь, когда желудок у меня готов был выскочить из горла, я уже сожалел, что спас его дочь, а не оставил ее разбойникам Исмида.
Я встал на колени рядом с Клигусом, поражаясь, как они с Модином до сих пор живы и почему их не прикончили стервятники. Должно быть, шаман племени рез вейн обладал истинным могуществом.
Клигус открыл глаза и узнал меня:
— Отец?
Он понял, что не бредит. Лицо искривилось от боли:
— Итак, ты победил.
Голова его откинулась, и он потерял сознание.
Конечно, Клигус был мерзавцем, но я не мог оставить сына умирать вот так, независимо от того, что он сделал против меня. Я спросил Джанелу, не хочет ли она прикончить Модина. Она покачала головой.
— Я никогда не была убийцей. Он ослеплен, лишен мужского достоинства и силы и теперь не опасен. И я не хочу его смерти.
Я приказал соорудить носилки, чтобы взять несчастных раненых с собой. Квотерволз собирался перечить, но, увидев мой строгий вид, смирился.
Я отошел подальше от места бойни и сел, глядя в пустоту. Я плакал, плакал по сыну, по тому, каким бы он мог стать, и по тому, каким стал, и оплакивал себя.
Послышались шаги, и рядом со мной села Джанела.
Она подождала, пока я успокоюсь, протянула мне носовой платок. Я вытер глаза.
— Не знаю, утешит это тебя или нет, но такой конец был неизбежен, — тихо сказала она.
Я кивнул. Она была права. Но в настоящий момент никакое сочувствие мне не помогало. Она встала. Помолчав минуту, она сказала:
— Проклятие! И удалилась.
Долго я сидел так, ощущая себя очень старым и обессиленным. Наконец кое-как совладал с собой.
Спустя некоторое время мы продолжили поход.
Дорога кружила, поднимаясь вверх. Все более разреженный воздух сказывался на дыхании.
— Клянусь, если за этой горкой окажется снова равнина, а за ней новые горы, я дезертирую и присоединюсь к этим головорезам-кочевникам, — сказал Пип.
Вскоре мы поднялись выше облаков. Преодолев перевал, мы спустились в долину. И там увидели то, к чему стремились так долго.
