Глава 4
Мишель Тьерри, дипломат
– Майкл, ты здесь? – прозвучал в дверном динамике голос Келли Симпсон. – Можно войти?
Мишель Тьерри молча встал с койки, подошёл к двери и открыл её. С небрежным «Привет!» Келли впорхнула внутрь и скептически осмотрела каюту.
– Не блеск, – констатировала она. – И так тесно, а тут ещё чемоданы на полу. Ты до сих пор не разобрал вещи?
– Позже, – проворчал Тьерри, вновь растягиваясь на широкой мягкой койке. – Если эта посудина развалится при переходе в овердрайв, все мои труды окажутся напрасными.
– Типун тебе на язык! – рассердилась Келли. – Паникёр несчастный. – Она отодвинула в сторону один из чемоданов, села в кресло и закинула ногу на ногу. – Между прочим, я специально узнавала: ни один из кораблей этого типа ещё ни разу не терпел аварию в гиперпространстве.
– Ну да, конечно, – вяло обронил Тьерри. – Их сбивали раньше, чем они изнашивались. А эта рухлядь, которую ты гордо именуешь кораблём...
– Тьфу на тебя! Прекрати немедленно! До запуска сверхсветового двигателя ещё целых пять часов. Ты что, так и собираешься валяться на койке?
– Не вижу ничего плохого в таком времяпрепровождении. Что-нибудь почитаю. Может, посплю. А что ещё делать?
– Хотя бы поесть. Сейчас по бортовому времени двадцать минут седьмого. Скоро ужин.
– Ах да, действительно, – согласился Тьерри. – Я слышал сообщение по общей сети, но как-то выпустил это из вида... Кстати, там говорилось, что этим летающим гробом командует коммодор. Я не ослышался?
– Нет, всё верно, – подтвердила Келли. – Коммодор Марчелло Конте.
Тьерри принял сидячее положение и энергично затряс головой. Он солгал Келли насчёт своих страхов, как лгал всегда в подобных обстоятельствах, стыдясь назвать истинную причину своей подавленности. Он вовсе не боялся возможного кораблекрушения. То есть, конечно, побаивался – но не больше других. Просто в начале длительного перелёта им неизменно овладевала депрессия. Перспектива провести ближайшие несколько недель в замкнутом мирке корабля угнетала его. Это была лёгкая, но неизлечимая форма клаустрофобии, из-за которой Тьерри в своё время не прошёл по медкомиссии на инженерный факультет института гражданской астронавтики, о чём впоследствии никогда не сожалел. Он стал дипломатом и вскоре понял, что политика – его истинное призвание.
– Коммодор Конте, – повторил Тьерри. – Интересно, что он натворил? Чем заслужил назначение капитаном этой посудины? Убил кого-нибудь? Или надавал по морде адмиралу?
– Почти в яблочко, – усмехнулась Келли. – Наш капитан здорово насолил своему начальству. Он посадил в кутузку командира эскадры, а сам при поддержке всего личного состава взял на себя командование.
Тьерри присвистнул:
– Ого! Но ведь это же бунт! За такие дела в любой армии отдают под трибунал.
Келли покачала головой:
– Не всё так просто, Майкл. Ты слышал о событиях на Тукумане?
– Лишь в общих чертах. Недавно открытую планету чисто земного типа атаковал флот Четвёртого Рейха, но эскадре Экспедиционного Корпуса удалось эвакуировать почти всех поселенцев и уйти с минимальными потерями. Сицилианцы провели операцию на высочайшем уровне.
– Вот именно. А эвакуацией руководил наш капитан. Ему пришлось взять под арест командующего эскадрой, который сдуру вознамерился дать бой целому флоту.
– Но это же чистейшее безумие! Эскадра была бы стёрта в порошок, а поселенцы либо уничтожены, либо обращены в рабство.
– Точно так же рассуждал и коммодор Конте. Поэтому он сделал то, что сделал.
– Он поступил совершенно правильно, – заметил Тьерри, который в силу своих новых обязанностей последние недели усердно изучал всё связанное с Сицилианским Экспедиционным Корпусом и Протекторатом. – В Уставе СЭК есть даже статья о неподчинении преступным приказам. А в Учредительной Хартии Протектората прямо сказано, что Корпус обязуется защищать жизнь, свободу, достоинство и благополучие граждан государств-участников договора. Я не знаком с деталями тукуманского инцидента, но если всё было так, как ты говоришь, то руководство Корпуса должно было объявить коммодору Конте благодарность, а то и повысить его в чине.
Келли хмыкнула:
– Ну, будь на месте Конте кто-нибудь другой, скорее всего, командование так и поступило бы. Но коммодор, оказывается, с некоторых пор сильно мозолил глаза важным шишкам в Генштабе. Многих раздражала его стремительная карьера, его растущая популярность в Корпусе, нынешнее руководство видело в нём угрозу своему благополучию. Вот от него и избавились – обвинили в нарушении субординации и злоупотреблении властью, назначили капитаном этой развалины и сослали на Дамогран.
– Н-да, понятно, обычные интриги завистников, – кивнул Тьерри и подумал о странной прихоти судьбы: и он, и Марчелло Конте на одном корабле покидали густонаселённую область Галактики и летели в какое-то захолустье, на самый край человеческой Ойкумены. Но если для коммодора это было опалой, крахом всех его честолюбивых надежд, то новый пост Тьерри был его билетом в будущее. Шуточное ли дело: в неполные тридцать лет возглавить дипломатическое представительство Земной Конфедерации – пусть и временно, пусть и на окраинной, захолустной планете. Правительство Земли ревностно блюло престиж прародины человечества во всех уголках Внеземелья, и каким бы далёким и незначительным ни был Дамогран, пост посланника Земли всё равно оставался высоким и ответственным. Уже сам факт этого назначения поднимал Тьерри сразу на несколько ступеней вверх по служебной лестнице и открывал перед ним заманчивые перспективы дальнейшего роста. Очевидно, кто-то из влиятельных чиновников МИДа был заинтересован в быстром продвижении молодого талантливого дипломата.
Тьерри взял со столика свой ноутбук, включил его и, выбрав в тематическом указателе базы данных «Сицилианский Экспедиционный Корпус», затребовал данные по Марчелло Конте. Через пару секунд поисковая система выдала сообщение, что найдены записи о двух офицерах Корпуса с таким именем – командоре в отставке и коммодоре. «Родственники, наверное», – подумал Тьерри и вызвал на дисплей сведения о последнем.
– Коммодор Конте действительно неординарная личность, – подытожил он, пробежав взглядом текст. – Двадцать две успешные боевые операции, участие в четырёх крупномасштабных сражениях, отмечен государственными наградами семи планет, благодарностями верховного командования, ни одного взыскания. Свою популярность в Корпусе приобрёл во время Сейшейского кризиса 2629-го года, когда возглавляемая им бригада крейсеров прорвалась в тыл зулусского флота и фактически переломила ход самого крупного сражения в этом столетии. Разведён, детей нет... Гм, увлечения – живопись, музыка, литература... Но вот что занятно. Перед посадкой на корабль я скачал самые свежие данные из инфосети Нью-Джорджии, но здесь сказано только: «В связи с последними событиями в секторе Тукумана начато следствие». Это всё. Откуда у тебя такие подробные сведения?
– Как откуда! – Келли передёрнула плечами. – Я же не сидела эти два часа в каюте, трясясь от страха перед овердрайвом. Осмотрела корабль, пообщалась со свободными от вахты членами экипажа – с теми, кто знает английский. Они-то мне всё рассказали.
– Ага... – пробормотал Тьерри, мысленно выругав себя за несообразительность.
– И между прочим, – продолжала Келли. – Наше путешествие может оказаться не таким уж и скучным. Экипаж корабля – ребята хоть куда, особенно хорош помощник главного инженера, лейтенант Костелло. Да и для тебя найдётся компания, если захочешь поразвлечься. Я тут присмотрела одну молоденькую сестричку из медсанчасти – настоящая конфетка, к тому же, как по секрету шепнул мне один мичман, она безотказная и даёт всем, кто попросит.
Отложив в сторону ноутбук, Тьерри натянуто улыбнулся:
– Не люблю безотказных. Предпочитаю недотрог, с ними интереснее.
– Найдётся и недотрога. Пассажирка – тоже молоденькая и тоже конфетка. Но с ней будь поосторожнее.
– А в чём дело?
– Она из тех, о ком говорят, что в тихом омуте черти водятся. С такими лучше не связываться, потом хлопот не оберёшься. Да и вообще, с твоей стороны было бы опрометчиво начинать свою карьеру на Дамогране с совращения падчерицы начальника базы...
Тьерри так и подскочил на койке.
– Да что ты говоришь?! – воскликнул он, изумлённо уставившись на Келли. – Ева Монтанари здесь, на корабле?
– Да, так её зовут. Твоя знакомая?
– Не совсем. Прежде мы никогда не встречались, но я кое-что знаю о ней. Обязан знать по должности. Ведь её отчим, адмирал Сантини, фактически второе лицо на Дамогране после премьер-министра Федерации. Правда, я не брал её в расчёт, поскольку три года назад она переехала с Дамограна на Терру-Сицилию и поступила в университет Нуово-Палермо по специальности астрофизика... Интересно, с какой это стати она возвращается?
– Может быть, на каникулы? – предположила Келли.
– Ха! Хороши каникулы – два месяца туда и столько же обратно. К тому же, если не ошибаюсь, на Терре-Сицилии недавно начался новый учебный год. Очень странно.
– Ну, мало ли что могло случиться. Возможно, её отчислили.
– Вряд ли. Ева Монтанари внучатная племянница самого Микеле Трапани, а в гражданских учебных заведениях Терры-Сицилии родственники донов неприкасаемые. Их могут отчислить разве что по причине хронического дебилизма, и то вряд ли. А Еву глупой назвать нельзя – хотя бы потому, что школу она закончила на три года раньше, чем обычные дети. Или даже на четыре... – Тьерри потянулся было к ноутбуку, но затем лениво махнул рукой. – В общем, она вундеркинд.
– Ева действительно умная, – подтвердила Келли. – И английским владеет в совершенстве. А половина команды, представь себе, совсем не знает английского. Возмутительно!
Тьерри поморщился, услышав хорошо знакомую и давно набившую ему оскомину песенку. Келли Симпсон была типичной американкой. И внешне – густые и чёрные как смоль вьющиеся волосы, кожа цвета кофе с молоком, гармоничное сочетание евразийских и негроидных черт лица. И по натуре – сноб до мозга костей. Подобно многим своим соотечественникам, Келли, впервые покидая Землю, искренне верила, что вся Галактика у её ног, но суровая действительность быстро развеяла эти иллюзии. Английский язык был родным примерно для трети населения Материнской Земли, а остальные две трети более или менее сносно изъяснялись на нём, поэтому у Келли не было особого стимула изучать другие языки, тем более что она не собиралась работать или жить во Внеземелье – ну, разве что когда-нибудь отправиться в шикарный круиз по Ойкумене. Однако волею судьбы Келли оказалась вдали от родины, сотрудником земного посольства на Терре-Кастилии, девяносто девять процентов населения которой знали по-английски лишь «hi», «goodbye», «O.K.», «thank you» и «fuck you». Вместо того, чтобы учить испанский (как, по мнению Тьерри, поступил бы всякий нормальный человек), Келли после долгих мытарств добилась перевода на Нью-Джорджию, один из немногих англоговорящих миров Внеземелья.
– Это не они не знают английского, Келли, – как можно мягче заметил Тьерри. – Это ты не знаешь итальянского.
Она фыркнула:
– А с какой это стати я должна знать их язык? Почему не они мой? Чем они лучше меня?
– Вопрос не в том, кто лучше, – произнёс Тьерри, растягиваясь на койке. Отступившая было депрессия, навалилась на него с новой силой. – Вопрос в том, кто кому нужнее. В данный момент ты больше нуждаешься в общении с экипажем, чем экипаж – в общении с тобой. Всё просто и логично: человек должен приспосабливаться к обстоятельствам, если не может приспособить их под себя. Понимания этой элементарной истины тебе и не хватало на Терре-Кастилии. Ты прожила там целый год, но так и не удосужилась выучить испанский. А почему? Неужели это было так трудно? Вовсе нет – ты человек способный, настойчивый, упорный, трудности тебя не пугают. Просто ты пошла на принцип. Как и многие другие американцы, ты считаешь, что самый естественный порядок вещей – это когда при любых обстоятельствах окружающие подстраиваются под тебя. Такое искажённое, эгоцентричное мировосприятие осталось у вас в наследство от тех давних времён, когда вам почти удалось американизировать всю Землю. Но с началом освоения Галактики ситуация коренным образом изменилась. Североамериканцы не смогли занять лидирующие позиции во Внеземелье, их обошли другие нации.
– Вернее сказать, облапошили, – запальчиво возразила Келли. – В Эпоху Освоения Америка единолично финансировала добрую половину всех проектов по колонизации новых миров. Мы организовывали перевозку поселенцев, обеспечивали их всем необходимым, помогали строить города, заводы, терраформирующие станции, посылали своих лучших учёных, инженеров и администраторов, вкладывали в каждую планету огромные средства...
– А неблагодарные латинос и азиаты одурачили доброго и доверчивого дядюшку Сэма, – вставил Тьерри с сарказмом. – Этот нелепый миф вы лелеете из поколения в поколение. В действительности же никто никому не помогал бескорыстно, это было самое грандиозное деловое предприятие всех времён и народов. И, добавлю, самое прибыльное за всю историю человечества. Америка – да и моя Франция, если на то пошло, – сторицей вернула себе все вложенные средства и стала ещё богаче, чем прежде. Так чего же ты ещё хочешь от жителей наших бывших колоний? Они с нами квиты. Мы предоставили им возможность построить для себя и своих детей лучшую жизнь на других планетах, а они своим трудом обеспечили нам роскошную жизнь на Земле. Нашим народам и дома было хорошо, а от добра добра не ищут. К звёздам устремились лишь энтузиасты-исследователи, искатели приключений и честолюбцы всех мастей; рядовой же обыватель предпочитал участвовать в освоении Галактики косвенным образом, вкладывая свои денежки в акции инвестиционных фондов. Поэтому прошу... – Тьерри застонал, перевернулся на бок и уткнулся лицом в подушку. – Больше не доставай меня жалобами на «варварство» Внеземелья. Думай себе, что хочешь, это твоё право, но думай молча. Или компостируй мозги кому-нибудь другому. А будешь и дальше ныть в моём присутствии, я из принципа стану говорить с тобой на китайском, хинди или испанском. Тогда уж волей-неволей тебе придётся изучить хоть один нормальный язык.
Краем глаза он заметил, как при последних его словах щёки Келли вспыхнули румянцем негодования. Она явно собиралась сказать в ответ что-то резкое, но в последний момент всё же сдержалась, встала с кресла и произнесла:
– Ну, ладно, Майкл. Хватит хандрить. Поднимайся и приводи себя в порядок. Скоро ужин – с нашей стороны будет невежливо заставлять капитана ждать.
Тьерри вздохнул и безропотно сполз с койки. Депрессия депрессией, но прежде всего он был дипломатом и прекрасно понимал, сколь важно произвести на человека хорошее впечатление при первой встрече.
– Проклятый овердрайв! – проворчал он, а про себя добавил: «Чёртова клаустрофобия!»
И, едва не споткнувшись о стоявшие на полу чемоданы, побрёл в душевую.
