Глава 13
Марчелло Конте, коммодор

Прибытие в эскадру нового военного корабля, даже такого устаревшего, как «Отважный», стало настоящим событием для всей дамогранской базы. Конте мог судить об этом хотя бы по тому, что к терминалу орбитальной станции, куда пристыковался эсминец, явился сам командующий, адмирал Сантини, в сопровождении целой толпы штабных чинов.

Поднявшись на борт, Сантини выслушал доклад командира корабля и, в соответствии с уставом, принял эсминец и весь экипаж в своё подчинение. Затем последовал традиционный обход судна, и к его концу Конте выделил в свите адмирала сорокалетнего офицера в командорском чине, который осматривался вокруг с этаким хозяйским видом, словно «Отважный» был его личной собственностью. Эти взгляды были хорошо знакомы Конте; он и сам так смотрел на каждое новое своё судно.

«Значит, эсминец у меня забирают, – подумал он, чувствуя огромное облегчение от того, что Василов больше не будет его старшим помощником. – Интересно, что я получу взамен? Дадут бригаду? Назначат капитаном флагмана? Но в том и другом случае придётся кого-то потеснить – а в результате я наживу смертельного врага...»

Ответ на этот вопрос Конте получил вскоре после прибытия на планету, в расположение штаба базы, где и состоялась его первая беседа с Сантини с глазу на глаз. Адмирал держался с ним очень дружелюбно, даже по-отечески, и в таком его отношении явственно проскальзывали нотки искреннего участия – ведь он и сам был в опале, поэтому мог понять чувства молодого, блестящего офицера, чьи честолюбивые надежды в одночасье рухнули и обратились в прах.

Вопреки ожиданиям, Сантини не походил на человека, сломленного судьбой, разочарованного в жизни и в карьере. В свои пятьдесят шесть лет он выглядел едва ли на пятьдесят и не очень сильно отличался от того адмирала Сантини, которого Конте помнил по лекциям в академии. Это по-прежнему был энергичный, целеустремлённый, уверенный в себе и в своих силах человек, который знал, чего хочет добиться, и не собирался сворачивать с намеченного пути.

– Признаться, – произнёс адмирал, – я сначала не поверил своим глазам, когда с «Отважного» пришёл телекс за вашей подписью. Вот уж не думал, что дело дойдёт до ссылки на Дамогран.

– Вы не знали о моём назначении? – вежливо поинтересовался Конте.

Он отрицательно покачал головой:

– Я узнал об этом лишь сегодня утром, когда вы вышли на связь с базой. У нас большие проблемы с оперативной информацией. Мы получаем новости из внешнего мира не курьерами, как другие базы, а обычно оказией – почтовыми, пассажирскими или грузовыми кораблями. В нашем случае верховное командование предпочитает не тратиться на курьеров – всё равно в настоящее время дамогранская база не имеет никакого стратегического значения. Лет через пятьдесят – да, в этом регионе станет горячо, но пока это тихое и мирное захолустье. Тмутаракань, как здесь говорят. Последние известия, которые мы получили с Терры-Сицилии, касаются событий, происходивших за две недели до вашего отлёта. Тогда вас ещё не назначили капитаном «Отважного».

– Так точно, адмирал, – подтвердил Конте. – Я получил это назначение за восемь дней до старта.

Он ожидал, что Сантини заведёт с ним разговор о событиях на Тукумане и выскажет своё мнение по поводу предъявленных ему обвинений, но адмирал обошёл эту тему молчанием, даже не поинтересовавшись итогами работы следственной комиссии. Впрочем, один итог – перевод на Дамогран – был очевиден и без всяких расспросов.

– Итак, к делу, – заговорил Сантини, включив терминал на столе и вставив в считывающее устройство свою идентификационную карточку. – Я уже подготовил приказ о вашем новом назначении. Оставлять вас капитаном устаревшего эсминца я считаю нецелесообразным – это неподходящая должность для офицера с вашим опытом и квалификацией. Вы согласны со мной?

Конте кивнул:

– Полагаю, адмирал, что мне по плечу и более ответственный пост.

– Я тоже так думаю, коммодор. Тем не менее, передать в ваше подчинение одну из пяти бригад я не могу – их возглавляют опытные, знающие своё дело люди, которые не заслуживают понижения в должности. Та же ситуация и с ведущими кораблями эскадры, к тому же только три из них выше классом, чем эсминец «Отважный». Что до штаба, то его возглавляет равный вам по званию, хоть и не такой талантливый офицер – коммодор Валенти. Он отлично справляется со своими обязанностями, и у меня нет к нему ни малейших претензий. А значит... – Сантини выдержал короткую паузу, проницательно глядя на него, – остаётся сама эскадра.

Конте был застигнут врасплох, но постарался скрыть свои чувства под маской вежливого удивления.

– Прошу прощения, адмирал, но ведь командир эскадры – вы.

– Совершенно верно. Как начальник дамогранской базы, я являюсь главнокомандующим всех дислоцированных в этом секторе вооружённых сил Корпуса. А поскольку эти силы, если не считать орбитальной станции и прикреплённого к ней дивизиона планетарных заградителей, состоят из одной эскадры, то одновременно я занимаю пост её командующего. Это обычная практика, позволяющая устранить лишнее звено в командной цепочке. Однако ничто не мешает мне поставить во главе эскадры кого-то другого – я располагаю соответствующими полномочиями. Ваше назначение, конечно, должны будут утвердить в Генеральном Штабе, но вряд ли там станут возражать. Для ваших злопыхателей все едино, командуете вы эсминцем или всей эскадрой; главное, что вы вдали от всех основных баз Корпуса.

– Это адмиральская должность, – осторожно заметил Конте.

– На Тукумане эти соображения вас не остановили, – тотчас парировал Сантини. – И в целом вы неплохо справились с взятыми на себя полномочиями. На нашей базе я единственный адмирал, так что проблем с нарушением старшинства не возникнет. Верховное командование поставило меня в весьма неловкое положение, прислав вас на Дамогран на этом древнем эсминце. Оно, несомненно, понимало, что я окажусь в затруднении, пытаясь найти подходящую для вас должность, не ущемив при этом других офицеров базы, и фактически само подтолкнуло меня к такому решению. Ещё замечания есть, коммодор?

– Нет, адмирал, – с бесстрастным выражением лица ответил Конте. – Я готов подчиниться вашему приказу.

– Значит, вопрос решён. – С этими словами Сантини активировал речевой интерфейс терминала, назвал дату и точное время, после чего подтвердил вступление приказа в силу. – Поздравляю, коммодор. Теперь вы командующий дамогранской эскадрой.

Конте хотел было подняться с кресла и по уставу отдать честь, но адмирал взмахом руки остановил его.

– Погодите до официального представления, сейчас мы с вами просто беседуем. Я уже отдал распоряжение собрать весь присутствующий на базе командный состав эскадры, через час вы будете введены в свою новую должность. А пока суд да дело я хотел бы услышать, что за неприятности случились у вас во время остановок на Нью-Джорджии и Эль-Парайсо. С вашими письменными рапортами, которые вы прислали по телексу, я уже успел ознакомиться. Теперь расскажите об этом подробнее.

Конте в деталях поведал адмиралу о двух происшествиях в пути – как о трупе незнакомца в машинном отделении, так и об исчезновении Келли Симпсон. Он сообщил всё, что знал, кроме одного крайне важного момента – а именно, признания Василова. После длительных размышлений Конте решил утаить эти сведения, поскольку Сантини был одним из подозреваемых в организации диверсии, а в таком случае жизнь Виктории Ковалевской, невесть откуда прознавшей о бомбе, оказывалась под угрозой. Вместе с ней мог пострадать и Василов – просто так, за компанию. Поэтому ближе к концу полёта Конте сказал своему старшему помощнику, что передаст его отчёт в Службу Безопасности (что, в общем, соответствовало действительности) и приказал держать язык за зубами. Василов с радостью согласился – он понимал, что если дело засекретили, то он, скорее всего, не заработает даже взыскания.

Правда, Джустини предлагала ничего не скрывать от Сантини и тем самым спровоцировать его на решительные действия. В принципе, Конте соглашался, что это было бы разумно, однако, будучи военным, а не сотрудником спецслужб, он испытывал стойкое отвращение к подобной «ловле на живца» и отказался от соблазнительной идеи устроить для адмирала западню. Джустини была недовольна, но перечить ему не посмела. Зато Бруно Костелло полностью поддержал своего командира – как и все мужчины на корабле, он быстро подпал под действие чар Виктории и не хотел подвергать её смертельному риску. Хотя она, если начистоту, не давала оснований для столь трогательной заботы о её безопасности. Кем бы она ни была и откуда бы ни узнала о готовящейся диверсии, выбранный ею способ, чтобы передать предупреждение, был ниже всякой критики. Она откровенно играла их жизнями – и вполне заслуживала такой же жёсткой ответной игры...

Как ни странно, Сантини куда больше заинтересовался случаем с помощницей посланника, чем обнаруженным Костелло трупом. Под конец разговора у Конте создалось впечатление, что адмирал был лично знаком с Келли Симпсон или, по крайней мере, кое-что знал о ней и ожидал её прибытия. Он был очень обеспокоен её исчезновением, хотя пытался это скрыть, и, похоже, нисколько не сомневался, что с ней произошли крупные неприятности.

«Чёрт возьми, кто же она? – думал Конте. – Или кем она была. Явно не киллером Маццарино. И вряд ли агентом иностранной разведки... А впрочем, кто знает. Возможно, дела обстоят ещё хуже, чем подозревает Ваккаро, и Сантини не просто заговорщик, а предатель, вступивший в сговор с врагами Протектората. Правда, Земля к таковым не относится, но мисс Симпсон вполне могла быть внедрённым в земной дипкорпус агентом Империи Зулу, Поднебесной, Православного Союза или Четвёртого Рейха. И вероятнее всего первое – ведь она негритянка...»

– Ну, ладно, – произнёс адмирал, подводя черту под их длительным разговором. – Командный состав эскадры уже собрался, пора идти на представление. К исполнению своих новых обязанностей вы приступите завтра. Сегодня отдохните, займитесь обустройством своей новой квартиры. Если она вам не понравится, можете заказать себе отдельный дом – его соберут и установят максимум за неделю. А вечером я приглашаю вас на ужин; отметим в узком кругу ваше назначение.

*

Наземная инфраструктура местной базы Корпуса состояла всего из одного военного городка, расположенного в полусотне километров от столицы Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта, который использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях. Большинство штатных сотрудников базы проживали в специальном посёлке на берегу реки Оттавы, состоявшем из шести многоквартирных домов и нескольких десятков небольших особняков для семейных офицеров и специалистов.

Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в посёлке были заняты, ему предоставили свободную трёхкомнатную квартиру в одном из домов. Своим новым жильём он остался полностью доволен и решил его не менять – всё равно в качестве командира эскадры он большую часть времени будет проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.

Раскладывая в квартире свои небогатые пожитки, Конте размышлял о сегодняшних событиях и вскоре пришёл к выводу, что адмирал Сантини не был с ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он попросту солгал, утверждая, что лишь утром узнал о его переводе на Дамогран. Такое важное решение, как передача командования эскадрой, не принимается впопыхах между завтраком и обедом, адмирал должен был тщательно обдумать его, взвесить все «за» и «против» – а на это потребовалось бы как минимум несколько дней. Следовательно, прибытие Конте не явилось для него сюрпризом, но информацию об этом он получил не по официальным каналам, а по своим личным, существование которых держал в строжайшем секрете. Подобная таинственность могла иметь только одно разумное объяснение – эти каналы он использовал для контактов, неподобающих адмиралу сицилианского флота.

Да и сам факт его назначения командиром эскадры очень настораживал Конте. Сантини, конечно, объяснил причины своего решения, и звучали они вполне убедительно. Но также это мог быть и ловкий, тонко рассчитанный ход со стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об истинной причине его перевода на Дамогран и специально навязал ему эту ответственную должность, чтобы по горло завалить его работой и лишить возможности что-то вынюхивать.

«Хотя с другой стороны, – внезапно понял Конте, – адмирал Ваккаро ещё три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно – в том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой...»

Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ, побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель (здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.

За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса, Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться в эту роль – то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой – плохо, ибо порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры. Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал бы без малейших колебаний...

Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.

– Добрый вечер, коммодор, – как всегда сдержанно, с обычной для их отношений прохладцей, произнесла она. – Проходите, пожалуйста. Отчим сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.

– С господином Тьерри? – на всякий случай уточнил Конте.

– Да, с Мишелем, – ответила Ева, вешая его китель в шкаф. – Он тоже приглашён на ужин.

«Так-так-так, – подумал Конте. – Очень интересно. Значит, и посланник в этом замешан. Вот уж не ожидал...»

– На самом деле, – между тем продолжала Ева, – у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.

Девушка провела его в гостиную, где сидела на диване Виктория с электронной книгой в руках. Увидев их, она отложила книгу, встала и ослепительно улыбнулась:

– Здравствуйте, коммодор. Сегодня с утра вы были так заняты, что я не успела поблагодарить вас. С удовольствием делаю это сейчас.

– Простите, синьорина? – не понял Конте. – За что?

– Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, – объяснила она, вновь устраиваясь на диване. – Это было очень мило с вашей стороны.

– Не стоит благодарности, – вежливо ответил он. – Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.

Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:

– Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.

– Ладно, – отозвалась Ева. – Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.

Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.

– Вы поселились у Евы? – спросил он, усевшись в соседнее кресло.

– Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.

В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нём желание – банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.

«Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, – размышлял Конте. – Нам следует брать пример с женщин – с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше... Хотя нет – тогда бы человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию...»

Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:

– Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.

– Чем?

– Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.

Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:

– Вы считаете, что это плохо?

– Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.

– Какой же?

– Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу – а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет моё самолюбие.

По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее – попала в самую точку.

– Я должен попросить у вас прощения, – сказал он. – Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.

Она кивнула:

– Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное – а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.

Конте внимательно поглядел на неё:

– Зачем вы об этом говорите?

– Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.

– А если так надо? – спросил он. – Если иначе нельзя? Между мной и Евой всё равно ничего быть не может – и вовсе не потому, что я старше её на пятнадцать лет. Есть причины и посерьёзнее.

– Да, знаю. Но, по-моему, всё это глупости. Ева только по крови принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; её взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к ним. Настоящая семья для неё – это вы, ваш Корпус.

Конте с трудом удержался от горького вздоха.

– К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для наших Ева всё равно остаётся внучатой племянницей дона Трапани. И будет оставаться ею всегда.

– А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?

– Вот именно, – сухо ответил он. – Можете считать меня чёрствым и бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота – нет.

– Нет, вы не чёрствый, – мягко произнесла Виктория. – И не бездушный. И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.

Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения Службы Безопасности. Когда Конте обменялся любезностями со всеми новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвёл его в сторону и спросил:

– Вы разговаривали недавно с адмиралом, коммодор?

– После представления в штабе, нет. А что случилось?

– Несколько часов назад, анализируя полученные от вас материалы, мы открыли кое-что любопытное, даже интригующее. Я сразу передал эту информацию адмиралу, а он приказал произвести повторную проверку, после чего доложить обо всём вам.

– Да, – сказал Конте, – я слушаю вас.

– Только не здесь, коммодор. Лучше пройдём в библиотеку, это рядом. Там нам никто не помешает.

Они так и сделали. Закрыв дверь и включив звукоизоляцию, капитан Романо подошёл к столу, где располагался компьютерный терминал, и вставил в считывающее устройство пластиковую карточку.

– Нам удалось идентифицировать фотоснимки и отпечатки пальцев трупа, найденного старшим лейтенантом Костелло, – сообщил он, однако в голосе его не слышалось удовлетворения проделанной работой; скорее он был озадачен.

Помимо тона, каким это было сказано, Конте также насторожила сама формулировка капитана – слишком сдержанная и обтекаемая. Обычно в таких случаях говорят «опознать труп» или «установить личность», а выражение «идентифицировать» оставляют для официальных документов.

– Ну и каков результат?

– Мы обнаружили полное совпадение с данными на некоего Карло Ломбардо, сотрудника торгового представительства Семьи Дольче на Дамогране. Примерно год назад местная полиция арестовала его за управление флайером в нетрезвом состоянии, и все сведения о нём, включая отпечатки, попали в полицейскую картотеку. Как только мы ввели информацию о трупе в нашу базу данных, компьютер автоматически произвёл поиск в планетарной инфосети и вскоре выдал нам досье на Ломбардо. Насчёт снимков вы и сами можете убедиться. Это не отпечатки пальцев, никакой экспертизы проводить не нужно.

С этими словами Романо вызвал на экран терминала две фотографии. На одной из них был изображён труп, обнаруженный более месяца назад в машинном отделении эсминца «Отважный»; а со второй на Конте с лёгкой улыбкой смотрел мужчина лет сорока. И хотя лицо трупа было искажено гримасой смерти, никаких сомнений не оставалось: на обоих снимках был один и тот же человек.

– Что же касается отпечатков, – подождав немного, добавил капитан, – то наши эксперты подтвердили их абсолютную идентичность.

Конте отвёл взгляд от экрана и вопросительно посмотрел на Романо:

– Тогда в чём же проблема? По-моему, совершенно очевидно, что труп в машинном отделении и был тем самым Карло Ломбардо. Или у вас есть что-то ещё?

– Да, коммодор. Одна мелочь, которая портит всю картину. Дело в том, что Карло Ломбардо сейчас находится на Дамогране и совсем не похож на покойника.

– Вы в этом уверены?

– Я это знаю. Никакой ошибки – мы всё перепроверили.

Конте снова всмотрелся в две фотографии на экране. Конечно, среди шестисот миллиардов населения Галактики вполне могло найтись два человека, настолько сильно похожих друг на друга. Но чтобы у них совпадали и отпечатки пальцев... Нет, такого не встречается даже у близнецов.

– А брат-близнец исключён? – на всякий случай спросил он.

– По нашим сведениям, у Карло Ломбардо нет ни братьев, ни сестёр, – ответил Романо. – Да и вся криминалистическая практика свидетельствует, что у двух разных людей, пусть это и близнецы, не бывает одинаковых отпечатков пальцев. Другое дело – клоны. Я уже дал задание своим подчинённым втайне раздобыть образцы тканей Ломбардо и произвести лабораторный анализ ДНК, благо вы сохранили замороженный труп незнакомца. Если всё сложится удачно, то результат будет уже завтра. Почему-то я не сомневаюсь, что он окажется положительным.

– То есть, что труп будет генетически идентичен живому Карло Ломбардо?

– Да, коммодор. Таков мой прогноз. Кстати, я забыл упомянуть ещё об одном немаловажном обстоятельстве. По данным дамогранской аэрокосмической компании четыре месяца назад человек по имени Карло Ломбардо, гражданин Терры-Сицилии, покинул планету на пассажирском корабле «Жоаким Чиссано», совершавшем рейс по маршруту Дамогран – Зинаве. Примечательный момент: между Зинаве и Нью-Джорджией существует прямое беспересадочное сообщение, так что Ломбардо номер два вполне успевал заблаговременно прибыть в точку вашего «рандеву».

Конте в недоумении покачал головой:

– Просто поразительно. Значит, вы считаете, что найденный нами труп принадлежит клону Карло Ломбардо? Или другой вариант: тот Ломбардо, который сейчас живёт и здравствует, на самом деле клон?

– Гм... Версия с клонами очевидна, но что-то она мне не нравится. Не потому, что у меня, как и у всякого нормального человека, клонирование вызывает стойкое отвращение; лично я считаю, что Семьи способны на любую гнусь, какую только можно вообразить. Однако интуиция подсказывает мне, что клоны здесь ни при чём.

– А что же тогда?

Романо с сомнением поглядел на Конте, словно колеблясь, можно ли ему доверять.

– Есть у меня одна идея, коммодор, но совершенно фантастическая.

– Путешествия во времени?

– Нет, ни в коем случае. На мой взгляд, это несерьёзно. Наука давно доказала, что существование темпоральных перемещений влечёт за собой абсолютную детерминированность вселенной, предопределённость всех макро– и микрособытий от момента Большого Взрыва до скончания веков. На свете есть много фаталистов, которые отрицают свободу воли и считают, что все наши поступки наперёд записаны в Книге Судеб, однако я к их числу не принадлежу. Когда я назвал свою идею фантастической, то имел в виду всё-таки научную фантастику – выходящую за рамки нынешних представлений о мироздании, но не противоречащую ей. Вот, скажем, как вы относитесь к гипотезе о множественности вселенных и параллельных потоках реальности?

– Если честно, то никак. Никогда особо не задумывался, а если порой и задумывался, то не относился всерьёз. Конечно, я понимаю, что в своё время межзвёздные полёты и освоение человеком Галактики тоже считались нереальной выдумкой, но тем не менее... – Так и не договорив, Конте сделал глубокую паузу. – Значит, вы полагаете, что один из этих Ломбардо, мёртвый либо живой, пришёл к нам из параллельной вселенной?

Романо заметно смутился.

– Это одна из рабочих версий, коммодор. Вы только не подумайте, что я занимаюсь бесплодным фантазированием и второпях придумываю дикие гипотезы, вместо того чтобы выполнять свою работу. Мысль о параллельных вселенных возникла у меня не сегодня. Дело в том, что привезённый вами труп – уже не первый случай двойников в моей практике.

– Вот как? Было что-то ещё?

– Да, притом здесь же, на Дамогране. Этим летом в Нью-Ванкувере был убит детский психолог по имени Юрий Довгань. Все улики свидетельствовали против одной его пациентки, шестнадцатилетней школьницы Алёны Габровой. Дело было бы достаточно простым и очевидным, если бы не маленькая проблема – у девушки имелось неоспоримое алиби. Следствие было уверено, что оно сфабриковано, однако доказать сам факт подделки не могло, поэтому прокурор, стремясь во что бы то ни стало выиграть процесс, решился на подтасовку улик. В конце концов, стараниями адвоката правда открылась и синьорину Габрову оправдали. Поскольку в эту неприятную историю с подлогом был косвенно замешан наш сотрудник из местных, мы провели собственное расследование, и наши эксперты пришли к однозначному выводу, что алиби – подлинное. Вместе с тем и улики, указывающие на виновность девушки, не вызывают никаких сомнений; по всему получается, что в одно и то же время она находилась в двух разных местах. Таким образом, если отбросить возможность темпоральных перемещений – вот это уже настоящая фантастика, притом ненаучная, – то остаётся лишь предположить наличие у Алёны Габровой двойника.

– Но самого двойника вы так и не нашли?

– Нет, коммодор, не нашли. И это было самым слабым местом в моей гипотезе. Зато в случае с Карло Ломбардо есть материальное доказательство в виде замороженного тела. Я уверен, что генетическая экспертиза полностью подтвердит мою догадку.

Конте глубоко задумался.

– Н-да, невероятная история, – наконец заключил он. – Могу я ознакомиться со всеми материалами?

Капитан Романо выключил терминал, достал из считывающего устройства карточку и передал её Конте.

– Здесь записано всё, что касается этого дела. Даже двух дел – и Карло Ломбардо, и Алёны Габровой. Адмирал хочет, чтобы вы ознакомились с ними и высказали своё мнение. Сам он весьма скептически относится к моим выводам, однако допускает, что я могу быть прав.

Конте спрятал карточку в карман и собирался было предложить капитану вернуться в гостиную, как вдруг дверь рывком распахнулась, и в комнату вбежала Виктория. Её лицо было бледным, как полотно, а в глазах застыл ужас.

– Коммодор, там... – голос её сорвался. – Там Мишель... адмирал... Они... Боже, они... – Она не выдержала и разрыдалась.

Капитан Романо тотчас метнулся в гостиную. После секундных колебаний Конте последовал за ним, рассудив, что Виктория сильная девушка и сама справится со своей истерикой.

В гостиной никого не было, зато со стороны лестницы доносились взволнованные голоса. Конте с капитаном Романо быстро поднялись на второй этаж и увидели, что все гости столпились у одной из дверей; вид у них был растерянный и потрясённый. Там же находилась и Ева вместе с женщиной лет сорока пяти – Конте узнал по фотографии её мать. Госпожа Сантини тихо, но безутешно плакала и, казалось, вот-вот упадёт в обморок; дочь придерживала её и пыталась успокоить.

Заметив новоприбывших, офицеры расступились, и Конте увидел в дверях массивную фигуру коммодора Валенти.

– Где вы пропадали, капитан? – раздражённо обратился он к шефу отделения СБ. – Тут такое творится, а вас как ветром сдуло.

– Что случилось, коммодор? – спросил Романо, направляясь к нему. – И где адмирал?

– Сами посмотрите, – Валенти отступил в сторону и распахнул дверь. – Это по вашей части. Кроме меня и госпожи Сантини, сюда никто не входил.

Дверь, как оказалось, вела в домашний кабинет адмирала. Сам адмирал сидел за широким столом, грузно откинувшись на спинку кресла; в его груди зияла дыра добрых двух дюймов в диаметре. Белый адмиральский мундир по краям раны был сильно обуглен – явное свидетельство того, что стреляли из разбалансированного лучевого оружия. В подтверждение последней догадки на полу перед столом валялся боевой бластер устаревшей конструкции – такие были на вооружении войск Корпуса в конце прошлого века. Рядом с бластером лежал навзничь посланник Тьерри с аналогичной дырой в груди. С первого взгляда было ясно, что оба – и посланник, и адмирал – мертвы. Подобные раны, выражаясь медицинским языком, были несовместимы с жизнью.

«Они всё-таки достали его, – с быстротой молнии мелькнуло в голове у Конте. – Но как?.. Бог ты мой! Неужели это сделал Тьерри?..»

Романо немедленно взял ситуацию под свой контроль, вызвал из штаба следственную группу и сообщил о случившемся местным властям. Поскольку преступление было совершено на территории военного городка, оно находилось в компетенции Службы Безопасности Корпуса, однако по договору с дамогранским правительством в расследовании всех уголовных дел должны были принимать участие и наблюдатели от гражданской полиции.

Между тем Ева с коммодором Валенти увели плачущую госпожу Сантини вниз, а капитан Романо, внимательно осмотрев место происшествия, приступил к расспросам офицеров. Впрочем, ничего существенного они рассказать не могли: оба тела обнаружила жена (теперь уже вдова) адмирала, а все гости в тот момент были в гостиной и прибежали на её пронзительный крик. Из всех находящихся в доме лишь Конте и Романо ничего не слышали, так как в библиотеке была включена звукоизоляция. Насколько можно было понять со сбивчивых слов госпожи Сантини, она застала мужа и посланника уже мёртвыми и ни к кому из них прикоснуться не успела. Коммодор Валенти, мигом сориентировавшись в обстановке, тут же вывел её из кабинета и до появления Романо с Конте никого туда не впускал.

Что же касается бластера, с чьей помощью, предположительно, были совершены оба убийства, то его опознали сразу. Это была в некотором роде боевая реликвия адмирала Сантини, личное оружие, с которым он, тогда ещё двадцатилетний лейтенант, в составе десантной бригады участвовал в захвате ханьского планетарного разрушителя «Хо Син» – огромной межзвёздной станции, оснащённой гравидеструкторами такой суммарной мощности, которой вполне хватило бы, чтобы стереть с лица Галактики планету Кашимбу, осмелившуюся заявить о своём выходе из состава Поднебесной Империи. Мобильные силы СЭК предотвратили уничтожение планеты, медлительный и неповоротливый разрушитель был захвачен десантом, а молодой лейтенант Сантини именно из этого бластера застрелил командующего станцией, Верховного генерала Хунь-Вэя, что и положило конец организованному сопротивлению персонала станции.

Адмирал любил показывать бластер своим гостям – была у него такая слабость, и о ней знали все подчинённые. Как и всякий настоящий солдат, он содержал оружие в рабочем состоянии, правда, всегда ставил его на предохранитель, чтобы кто-нибудь из гостей по неосторожности не выстрелил. Однако при наличии злого умысла посетителю ничего не стоило в течение двух секунд привести бластер в боевую готовность и убить Сантини из его же собственной реликвии. Судя по всему, так оно и случилось...

– Похоже, картина преступления ясна, – сказал капитан Романо. – Посланник взял бластер, якобы с тем, чтобы осмотреть его получше, быстро снял с предохранителя и дважды выстрелил – сначала в адмирала, а потом в себя. Но остаётся без ответа главный вопрос: зачем? С какой стати высокопоставленный дипломат превратился в смертника-камикадзе?.. Если, конечно, он был дипломатом.

– Я думаю, что был, – произнёс Конте. – Или же настолько убедительно играл свою роль, что ему следовало остаться на Земле и работать в Голливуде. А вы уверены, что дело было именно так, а не иначе? Может, убийцей был кто-то другой, а господин Тьерри оказался лишь случайной жертвой – или посмертным козлом отпущения?

– Я не отбрасываю и такой версии. Сейчас прибудет следственная группа, тщательно обследует место преступления, и тогда у нас появится больше фактов, из которых мы уже будем делать обоснованные выводы. Но профессиональное чутьё говорит мне, что никого третьего в кабинете не было. Принцип бритвы Оккама – самое простое объяснение обычно и есть верное. Кстати, коммодор, вы разрешаете допросить экипаж «Отважного» и ознакомиться со всеми бортовыми записями? Может, мне удастся раскопать что-то, проливающее свет на поступок посланника.

Конте не сразу понял, почему Романо обращается к нему с такой просьбой. Лишь с некоторым опозданием до него дошло, что теперь он, как старший по должности офицер базы, становится её главнокомандующим – и будет таковым, пока на Генштаб не пришлёт ему замену. А на это понадобится никак не меньше четырёх месяцев.

– Вы ведёте расследование убийства, капитан, – ответил он. – Это даёт вам полномочия на любые действия, которые вы считаете нужными.

Через несколько минут прибыли помощники Романо с представителем местной полиции и сразу приступили к работе. К тому времени госпоже Сантини сделали инъекцию транквилизатора, Ева осталась сидеть с ней, а Конте бесцельно бродил по дому в ожидании первых результатов расследования и мучительно размышляя о том, стоит ли сообщить капитану всё, что он знал об этом деле. Верховное командование подозревало Романо в причастности к заговору Сантини, и не без веских на то оснований: такой опытный профессионал не мог не почувствовать, что в руководстве базы происходит что-то неладное, а между тем ни в одном из его донесений не проскальзывало даже намёка на это. Такого же мнения придерживался и предыдущий агент, засланный на базу. В своём отчёте он особо выделил группу офицеров, которые тесно общались с адмиралом не только на службе, но и во внеслужебное время; к их числу принадлежали и капитан Романо с коммодором Валенти.

«Проклятье! – со злостью думал Конте. – Как же мы все прокололись! Ну я-то ладно, ведь я не контрразведчик. А Джустини, Костелло... Они тоже вычеркнули Тьерри из списка подозреваемых. Ещё бы, земной посланник слишком крупная фигура, чтобы быть наёмным убийцей. А в результате... Нет, это просто невероятно. На такое мог решиться разве что какой-нибудь фанатик из Семей – но чтобы дипломат... Кто бы мог подумать!»

Продолжая блуждать по дому, Конте вошёл в библиотеку и застал там Викторию, которая неподвижно сидела в кресле, уставившись отрешённым взглядом в противоположную стену. При его появлении девушка даже не шелохнулась. Приблизившись к ней, Конте увидел, что по её щекам катятся слёзы. Она всё ещё плакала – но молча, совершенно беззвучно.

Он придвинул к ней стул, присел и взял её за руку.

– Может, вам дать успокоительного?

– Спасибо, не надо. Я уже съела... три таблетки. Но не помогает... – Она громко всхлипнула и быстро, с истерическими нотками заговорила: – Я должна была раньше догадаться! Он... Мишель с самого начала вёл себя странно, я чувствовала, что с ним не всё в порядке... но не могла понять, в чём дело. Если бы я была более внимательной, настойчивой... если бы я встретилась с ним ещё в первый день... в первый вечер... Но тогда я слишком сильно устала, расстроилась... Мы с Евой сразу пошли спать – а утром мне уже не удалось пробиться сквозь его защиту. Я видела, что он что-то скрывает, но разве могла я подумать такое... такое ужасное!..

– О чём вы? – произнёс озадаченный Конте. – Вы что-то знаете об убийстве?

– Да, догадываюсь... Нет – я уверена. Это случилось на Эль-Парайсо. Теперь я всё поняла. Я даже знаю, где и когда. – Виктория немного взяла себя в руки, перестала раз за разом сбиваться и заговорила короткими, отрывистыми фразами. – В одном из парков Лос-Анхелеса. Мишель несколько раз вспоминал об этом. Он думал, что заснул на солнце. У него сильно болела голова. А я, дура, не придавала этому значения! Я тоже считала, что он просто заснул. Но он не просто заснул. Его наверняка усыпили. И сделали... сделали так, чтобы он убил адмирала... А потом убил себя...

– Минуточку! – мигом насторожился Конте. – Вы говорите о психокоде?

– Да... наверное... точно!..

– Но ведь это произошло почти месяц назад. Психокод не держится так долго. Да и вообще, он слишком ненадёжен. Девяносто девять шансов из ста, что посланник сорвался бы задолго до встречи с адмиралом.

– Наука не стоит на месте, коммодор. Она, к сожалению, развивается. И, развиваясь, выдаёт вот такие сюрпризы... – Виктория в отчаянии закрыла лицо ладонями. – Господи, какая же я тупоголовая! Ведь я ещё и думала о психокоде... но думала не по адресу. Я должна была сразу сообразить, что Мишель – идеальный вариант для преступников. Он – вне подозрений, он – дипломат. От таких людей даже подсознательно не ждут, что они схватят оружие и начнут стрелять. Будь на его месте кто-то другой, адмирал, может, успел бы среагировать, а так... – Тут она осеклась и, убрав от лица руки, затравленно посмотрела на Конте.

Он ответил ей острым, пристальным взглядом и с нажимом произнёс:

– Вы много знаете, синьорина. Слишком много для простой туристки. Кто вы такая?

Виктория вздохнула:

– Меня послали с той же целью, что и вас. Это всё, что я могу вам сказать. – Он снова всхлипнула, горько, тоскливо. – Впрочем, и говорить-то больше нечего. Мы оба провалили наше задание. С громким треском...