Глава 10. ПО ПУТИ К ЗАГОНАМ ДЛЯ РАБОВ

Мы снова миновали две двери: одну, закрывающуюся за нашей спиной женщиной в белом одеянии, и вторую — часовым на посту.

В коридоре мы прошли мимо четырех обнаженных рабынь, которые, стоя на четвереньках, скребками и губками чистили керамические плиты пола. Рядом с ними расхаживал раб-мужчина с толстым, тяжелым ошейником на шее и длинной плетью в руках.

— Вот ещё одна интересная комната, — обратил мое внимание Хо-Ту, открывая широкую дверь. — Обычно она охраняется, но сейчас она пуста.

Я снова оказался перед прямоугольным защитным экраном, но на этот раз стеклянный проем был только один.

— Да, — ответил Хо-Ту на мой немой вопрос, — это тоже зеркальное.

С другой стороны экрана была металлическая решетка с частыми прутьями. Я догадался, что она установлена на случай, если кто-то, находящийся по ту сторону окна, захочет его разбить. В комнате, сейчас пустующей, виднелись небольшой шкаф для хранения одежды, необычных размеров диван и несколько брошенных на него покрывал. Полы устилали пушистые ковры, они окружали и утопленную в пол ванну. Помещение вполне могло бы служить комнатой какой-нибудь женщине из высших слоев общества, если бы не представляло собой зарешеченную тюрьму в работорговом доме Кернуса.

— Эта комната, — пояснил Хо-Ту, — предназначается для особых пленниц. Иногда Кернус развлекается тем, что держит здесь женщин, заставляя их поверить, что, если они будут ревностно ему служить, обращение с ними будет менее суровым. — Хо-Ту рассмеялся. — Когда же он добивается их послушания, их отправляют в железные клети.

— А если он этого не добивается?

— Тогда их душат цепями, которые они носят на шее.

Я снова заглянул в комнату.

— Кернус не любит проигрывать, — добавил Хо-Ту.

— Я об этом уже догадался.

— Занимаясь подобным воспитанием, — продолжал Хо-Ту, — Кернус надевает женщине цепь с символикой своего дома. Это способствует её послушанию и усиливает её стремление добиться его расположения.

— Могу себе представить, — сказал я.

— Вы, кажется, не слишком восхищены домом Кернуса?

— А вы, Хо-Ту?

В его взгляде появилось удивление.

— Мне хорошо платят, — ответил он и пожал плечами. — Ну что ж, большую часть дома вы уже посмотрели, за исключением, пожалуй, тренировочных залов, железных клетей, помещений для специальной обработки рабов и тому подобных вспомогательных служб дома.

— А где содержатся женщины, доставленные прошлой ночью на Валтай черным кораблем? — поинтересовался я.

— В загонах для рабов, — ответил Хо-Ту. — Пойдемте посмотрим.

Спускаясь по лестницам на нижние этажи здания, находившиеся под землей, мы миновали кабинет Капруса. В проходе я увидел Элизабет, несущую большую охапку пергаментных свитков.

Заметив меня, она сразу же опустилась на колени, низко склонив голову и умудрившись при этом не уронить свитки.

— Я вижу, твое обучение ещё не началось? — спросил я, стараясь придать голосу необходимую грубость.

Она продолжала молчать.

— Скоро начнется, — заверил меня Хо-Ту.

— А чего вы ждете?

— Это замысел Кернуса, — сказал Хо-Ту. — Он хочет поэкспериментировать с небольшой партией рабынь-дикарок. Она тоже будет включена в эту группу.

— Это те, что были доставлены прошлой ночью?

— Двое из них, — пояснил Хо-Ту. — Остальные восемь рабынь также будут разбиты на две группы и пройдут курс обучения отдельно.

— Варвары, насколько я слышал, не слишком восприимчивы к обучению, — заметил я.

— Опыт показывает, — ответил Хо-Ту, — что с ними тоже можно добиться некоторых результатов. Хотя придется, конечно, повозиться.

— Вероятно, впоследствии за них можно будет получить приличную сумму?

— Кто знает, как сложатся дела на рынке в ен'варе? — ответил Хо-Ту. — Или в ен'каре?

— Зато если эксперимент оправдает себя, дом Кернуса станет крупнейшим поставщиком такого товара, — сказал я.

— Конечно, — усмехнулся Хо-Ту.

— Так пойдемте же посмотрим новеньких.

— Да.

Элизабет подняла на нас встревоженный взгляд, словно совершенно не понимая, о чем идет речь, и снова опустила голову.

— Когда вы думаете начать обучение? — спросил я.

— Когда первым двум отобранным для этого девчонкам надоест жидкая овсяная каша и решетки металлических клетей.

— А что, проходящим обучение подают овсянку?

— Девушки, проходящие курс обучения, — сказал Хо-Ту, — уминают настоящую овсяную кашу, а не из жмыха, смешанного с чем попало. Им выдают толстые подстилки для сна, а впоследствии, по ходу обучения, и шкуры. Они редко бывают закованы, а иногда им даже разрешается в сопровождении охранника ненадолго оставить дом. Вид города хорошо стимулирует их усердие.

— Ты слышишь, маленькая Велла? — бросил я Элизабет.

— Да, хозяин, — робко ответила та, не поднимая головы.

— А кроме того, — продолжал Хо-Ту, — если в течение первых нескольких недель обучения девушка проявляет определенные успехи в занятиях, ей позволяют питаться не только овсянкой.

Элизабет посмотрела на нас с любопытством.

— Можно даже сказать, — заметил Хо-Ту, — что их начинают кормить хорошо.

На лице Элизабет заиграла улыбка.

— Здесь делают все, чтобы получить за них хорошую цену, — сказал Хо-Ту, не сводя глаз с Элизабет.

Девушка потупила взгляд.

В этот момент послышался пятнадцатый удар гонга.

Элизабет вопросительно взглянула на меня.

— Можешь идти, — бросил я ей.

Она вскочила на ноги и поспешила в контору Капруса, стоявшего, как я заметил в приоткрытую дверь, возле заваленного бумагами стола. Элизабет положила перед ним принесенные свитки пергамента и, выслушав какие-то его распоряжения, тут же пробежала мимо нас по коридору и исчезла за дверью соседнего зала.

— С такой прытью, — усмехнулся Хо-Ту, — она доберется до миски с настоящей овсянкой не последней.

Я взглянул на Хо-Ту и тоже рассмеялся.

Он повернул свою гладко выбритую голову, и взгляд его внимательных черных глаз встретился с моим. Некоторое время он присматривался ко мне, и затем на его лице снова появилась кривая усмешка.

— Для убийцы вы ведете себя несколько необычно, — сказал он.

— Мы идем в загоны для рабов? — перевел я разговор с опасной темы.

— Прозвучал пятнадцатый сигнал гонга. Пойдемте-ка лучше за стол. После обеда я покажу вам загоны.

Мимо нас по коридору торопливо пробегали рабы, поспешно направляясь туда, где находились предназначенные для них комнаты для приема пищи. Я заметил также несколько слуг из свободных, расходящихся по обеденным залам, двери которых за их спиной тут же закрывались.

— Хорошо, — ответил я. — Пойдемте поедим.

Во время обеда на песочной арене зала состоялось несколько поединков — два на маркированных тупых ножах, один на кнутах и кулачный бой. Какая-то обслуживающая столы рабыня пролила вино и была тут же пристегнута к вделанному в стену кольцу для приковывания рабов и наказана плетьми. Затем появились музыканты и невольница, которую мне ещё не доводилось видеть в доме, но о которой мне сообщили, что она была танцовщицей на Косе. Девушка исполнила, причем довольно хорошо, невероятно сложный танец рабского ошейника. Кернус, как и всегда, был целиком погружен в игру с Капрусом, однако на этот раз партия затянулась и продолжалась даже после подачи паги и неразбавленного ка-ла-на.

— А почему, — обратился я к Хо-Ту, от которого мне хотелось узнать за этот день как можно больше, — в то время, как остальные едят мясо, хлеб, мед, пьют ка-ла-на, вы питаетесь одной только овсянкой?

Хо-Ту отодвинул от себя миску.

— Это не имеет никакого значения, — ответил он.

— Да, конечно, — сказал я.

Ложка из рога боска треснула у него в руках, и он раздраженно бросил её обломки в миску.

— Извините, — сказал я.

Он изумленно взглянул на меня, и его глаза блеснули.

— Это не имеет никакого значения, — повторил он.

Я согласно кивнул.

Он поднялся из-за стола и, оглянувшись на меня, сказал:

— Пойдемте, я покажу вам загоны.

В глубине зала я заметил дверь, через которую прошлым вечером увели закованного в кандалы раба и за которой исчез затем Кернус. Сегодня, к моему облегчению, ни один из проигравших схватку рабов не был закован в кандалы и выведен из зала через этот выход.

Раб, выигравший накануне поединок с кривым ножом, снова, как я обратил внимание, обедал за столом. Ошейника на нем уже не было. Теперь он, должно быть, отпущен на свободу. За ремень, с которого у него так же, как и у Хо-Ту, свисал кривой нож, был заткнут длинный хлыст.

— Тот, кого вы называете зверем, вероятно, находится за этой дверью? — невинно полюбопытствовал я.

Хо-Ту пристально посмотрел на меня.

— Да, — ответил он.

— Я бы хотел взглянуть на него.

Лицо Хо-Ту покрылось смертельной бледностью.

— Молите Царствующих Жрецов, — ответил он, чтобы вам никогда не довелось его увидеть.

— Вы ничего не знаете об этом животном?

— Кернус и некоторые другие, конечно, видят его, но только когда они одни. Не стоит так далеко заходить в своем любопытстве, Несущий Смерть. Обычно человек видит это животное в последние мгновения своей жизни.

— Надеюсь, его держат в надежной клетке?

Губы Хо-Ту растянулись в улыбке.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил он.

— А как часто его кормят?

— Он может есть по несколько раз в день, — сказал Хо-Ту, — но способен и довольно долгое время вообще обходиться без пищи. Обычно ему скармливают по одному рабу каждые десять дней.

— Ему отдают раба живым?

— Ему нравится самому убивать свою жертву.

— Ну что ж, если его содержат в надежной клетке, — заметил я, — большой опасности он собой не представляет.

— Зато одно присутствие этого зверя в доме Кернуса обеспечивает здесь должный порядок.

— Хорошее средство, — согласился я.

— Пойдемте я покажу вам клетки для рабов.