Эпилог
Тропический шторм налетел, как всегда, внезапно и сокрушительно.
Адин со стоном выгнулась, пытаясь размять затёкшую спину и шею, затем снова мрачно уставилась на выведенные на экран данные. У старой, ещё дедушкиной модели барахлил блок связи с нейронным компонентом, поэтому, хотя она безбоязненно скачивала данные в собственную память прямо из электронных носителей, команды предпочитала вводить через клавиатуру. Лучше лишний раз пошевелить пальцами, чем мучиться, когда впавший в старческий маразм Ай-И снова не расслышит произнесённые мысленно директивы.
Девушка посмотрела на непроницаемую стену дождя за окном. Снова на экран. Вздохнула. Подготовка к вступительным экзаменам, безусловно, дело необходимое, но, предки, как же сейчас, в этот самый момент, ей хотелось бы заняться чем-нибудь другим!
Пальцы вновь ловко забегали по старенькой световой клавиатуре, открывая следующий каталог…
И тут в воздухе мягко и настойчиво прозвучала единственная ровная нота. Первой реакцией Адин было вновь повернуться к творящемуся за окном мракобесию. Даже сидя в дальнем углу комнаты, она ощущала налетавшую волнами влажную свежесть. Если бы распахнутый проём не был защищён силовым полем, дом просто затопило бы. Кто мог прийти в стоящий на отшибе особняк в такую погоду?
Ещё одна нота запела в воздухе, и Адин взлетела на ноги, понимая, что, кем бы ни были нежданные гости, не стоит держать их на улице дольше необходимого. Учитывая, как близко к крыльцу подступало бушующее море, злосчастных визитёров вполне могло просто смыть.
Она сбежала по лестнице, лёгкая и ловкая после усложнённых физических упражнений, которым пришлось подвергнуть себя в рамках подготовки. Стараясь думать как можно чётче, послала Ай-И команду, дезактивирующую оставленный включённым монитор. И ещё одну, открывающую сейф.
Ещё недавно ей и в голову бы не пришло доставать прадедушкин табельный плазматрон, хранившийся в доме скорее как музейный экспонат, нежели как оружие. Только не на их островке, где все друг друга знали и где коэффициент преступности рассматривался властями как «пренебрежительно низкий».
«Как оптимистично с их стороны», — со знакомой горечью подумала Адин, ощущая в руке вес тяжёлого, древнего, но содержавшегося в полной исправности механизма. Опознавательная система мгновенно среагировала на её генокод, посылая в ладонь сигнал: «доступ разрешён».
«Режим станнера», — откликнулась Адин. Да, возможно, флотский плазматрон — это несколько слишком. Но она была одна в огромном старом доме, стоящем на отшибе. И не так давно она навсегда разучилась доверять.
Третья нота, несущая абсурдный оттенок нетерпеливой раздражительности, зазвучала, когда девушка уже выскользнула в вестибюль. По позвоночнику скользнуло предчувствие… не угрозы, но чего-то странного, дивного, опасного. Встав так, чтобы оружие оказалось спрятано в складках юбки, Адин вслух отдала команду:
— Открыть.
Лёгкая дверь отворилась, впустив ветер и тьму, потоки воды и вспышки молнии. Шторм ворвался в тишину покинутого дома, растрепал волосы его обитательницы, разбросал циновки и занавески. И вместе со штормом скользнули внутрь они.
Поначалу Адин приняла их за единое создание, гротескное и пугающее. Но, уже отпрянув, поняла, что плохое освещение сыграло с её зрением шутку. Их было двое: мужчина на поднятых руках держал огромный чёрный плащ, безуспешно пытаясь защитить от бешенства стихий если не себя, то хотя бы высокую стройную женщину, ступившую на старинный деревянный пол с грацией пленной королевы.
Первое её впечатление: оба незнакомых гостя были мокры с головы до ног, основательно продрогли, но не позволили этим двум фактам ослабить их бдительность ни на секунду. Мужчина сначала окинул помещение цепким взглядом и лишь затем бросил плащ и сумку на пол, взял ладони женщины в свои, явно пытаясь их согреть.
Адин молча отдала команду закрыть дверь и поднять температуру в помещении. Автоматические уборщики вытрут растекающиеся по полу лужи, но позже.
Хозяйка дома покрепче сжала спрятанный в складках юбки плазматрон и выступила вперёд.
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
Мужчина повернулся с медленной стремительностью, присущей людям, с раннего детства занимающимся боевыми искусствами. Её прадедушка двигался почти так же. Ещё один импульс страха ударил в позвоночник: дед, даже в преклонном возрасте, был смертью о двух ногах.
— Сетевая вывеска гласит, что вы сдаёте комнаты, — мягко, с неразличимыми для нетренированного уха успокаивающими нотками в голосе произнёс мужчина. Поначалу она уловила только голос: бархатистый, звучный, потрясающе красивый. Потом, точно холодный душ, обрушился смысл слов.
Да, она решила сдавать комнаты. Другого пути достать деньги для обучения найти не удалось. Дом, рассчитанный на десятки людей, был пуст, тих и оглушающе одинок теперь, когда из всей семьи осталась одна Адин. Но при мысли, что в этих стенах, в этих комнатах появятся чужие, ей захотелось крикнуть: «Нет!»
Кроме того, это были не просто чужие. Адин не очень хорошо видела их в тенях, но и мужчина, и женщина были слишком высоки, чтобы принадлежать к айвир, древней расе островитян. При этой мысли она едва поборола неодолимое желание вскинуть руку и выстрелить. Люди с материка. Риши. В этом доме.
Нет.
— Но… сейчас же не туристический сезон, — услышала свой слабый протест.
— Мы не туристы, — снова прозвучал его потрясающий голос, и вновь в нём почудились нотки, заставляющие мышцы против воли расслабиться, а палец соскользнуть со спускового крючка. — Мы просто проплывали мимо и решили, что лучше будет провести ночь в тепле и под крышей.
— Проплывали? — недоумённо переспросила островитянка. «В это время года?»
— Я пришвартовал яхту у пирса, прямо перед домом. Надеюсь, что с этим не будет проблем?
Быстрый запрос к охранным системам подтвердил, что да, у пирса, на самом дальнем швартовочном месте, появился незнакомый плавучий объект, размер которого приблизительно соответствовал тоннажу шикарной прогулочной яхты. Как, во имя предков, им удалось не то что причалить, а хотя бы подойти к острову в такую погоду? Как вообще им пришло в голову выйти в Бешеное море в сезон штормов на прогулочной лоханке?
С другой стороны, судя по тому, как двигаются эти двое, вряд ли их лоханка всего лишь прогулочная. И как бы Адин ни хотелось выставить их вон, не могло быть даже и речи о том, чтобы выгнать незнакомцев обратно в шторм. Прислушавшись к себе, девушка не почуяла никакой непосредственной опасности. Внутреннее чутьё никогда не подводило её, и лишь оно было причиной того, что Адин была всё ещё жива. Значит, не стоит дальше тянуть время.
— Нет никаких проблем. Проходите, пожалуйста. В гостиной сейчас зажжётся огонь, обогрейтесь. Я приготовлю комнаты.
— Одну комнату. И благодарю вас.
Они шагнули вперёд, в полосу света. И только теперь Адин смогла рассмотреть своих гостей.
Мужчина был высок, строен и красив. Строгое, правильное лицо с чертами человека, будто сошедшего со старинного портрета. Прекрасное, оно не было просто романтично-смазливо, но несло в себе отпечаток интеллекта, юмора и железного самоконтроля. В длинных, собранных в хвост волосах проступала седина, но это был единственный признак возраста. Серые, отливающие сталью и опасностью глаза послали третий импульс страха её телу. И не только страха.
С мучительным смущением Адин вдруг сознала, что одета в свой обычный домашний наряд. Свободной, падающей до пола юбке не помешала бы хорошая стирка, а простая футболка была стянута под грудью в весьма неэлегантный узел. Что касается причёски, то та не заслуживала столь высокого названия. Закалывая волосы наверху, девушка исходила из одного-единственного соображения: только бы не лезли в глаза.
«Должно быть, я выгляжу, точно перепуганный до смерти, растрёпанный и неряшливый подросток».
Которым она и была.
Мужчина засмеялся. Можно было провести всю жизнь, просто слушая подобный смех.
— Не стоит так беспокоиться. Я привык к женщинам, которые относятся к своему внешнему виду… небрежно, — посмотрел на свою спутницу. — Некоторые, например, последнее время настаивают на том, чтобы носить белое. Утверждают, что теперь имеют на это полное право.
Адин тоже посмотрела на молчавшую до сих пор женщину. И дыхание у неё перехватило.
Таинственная незнакомка была одета в строгий белый плащ, спускавшийся до самых лодыжек. Капюшон был откинут, с густых чёрных волос на пол стекала вода. Несколько прядей облепили мокрое лицо, ещё больше подчёркивая его неуловимую чуждость. Адин не смогла бы точно сказать, что её так поразило. Женщина даже не была красива в сложившемся понимании этого слова. Удлинённые черты, прямая линия носа, ироничные губы. Было что-то недосказанное в разлетающихся бровях, в форме скул, в чистой линии лба. А глаза… На мгновение показалось, что они заполнили всё лицо, огромные, внимательные. Жемчужно-серые озёра, затягивающие, подобно дождевым облакам, отражающимся в предгрозовом море. И столь же искусно прячущие суть.
Женщина посмотрела на своего спутника с чуть усталым превосходством, царственным и безмятежным. Королева в изгнании, с терпеливым презрением сносящая выходки разнузданных плебеев.
— Она со мной не разговаривает, — весело пояснил мужчина, вновь подхватывая сумку, а свободной рукой обнимая спутницу за талию. — Всё ещё дуется из-за разногласия по поводу… хм, цветовых предпочтений.
Разногласия или нет, но двигались эти двое, точно одно существо: в полном созвучии, соблюдая естественную синхронность шагов и, кажется, даже дыхания. Казалось, пара танцоров исполняет сложный медленный вальс, а не просто усталые промокшие путники идут обогреться к огню.
Засунув показавшийся вдруг совершенно нелепым плазматрон за пояс (и стараясь поворачиваться так, чтобы он был незаметен), Адин отодвинула бумажную стену-перегородку, открывая проход в гостиную.
Дом был построен в традиционном островном стиле. Его можно было принять за одну из тех древних резиденций, в которых тысячи лет назад, ещё до появления на планете высоких технологий царили благородные айвир. Жители материка нашли бы стены из тростниковой бумаги, пустые коридоры и почти лишённые обстановки комнаты скучными. В гостиной в очаге пылал яркий огонь, разожжённый Адин. И по её приказу неподалёку была приготовлена узорная решётка, чтобы сушить одежду. Вся мебель состояла из нескольких разбросанных по полу подушек.
Однако гостей это, судя по всему, совсем не смутило. Мужчина помог своей спутнице снять плащ, одежда под которым оказалась совершенно сухой. Затем сбросил свою собственную ветровку и отдал Адин, которая пристроила весь ворох у огня. Женщина гибким естественным движением растянулась на подушках, совершенно не смущённая перспективой обходиться без стульев. Разметала волосы по полу, чтобы быстрее их высушить. Застыла, положив руку на подушку и устроив лицо на сгибе локтя, с заворожённой неподвижностью вглядываясь в висящие на стенах старинные изображения. В расслабленной, естественной позе было что-то… нечеловечески гибкое.
Мужчина обсудил с Адин вопрос оплаты, в которую включил ещё и аренду пирса, так что итоговая цена оказалась, по меркам острова, просто астрономической. Пробормотав что-то про необходимость подготовить комнату, девушка ретировалась на лестницу, а затем и вовсе в глубину дома: желание прийти в себя и восстановить гармонию мыслей оказалось сильнее, чем нежелание оставлять эту странную пару без присмотра.
Раскатывая в одной из гостевых комнат спальную циновку и зажигая ароматические палочки, Адин не могла не думать, как воспримут это её гости. На чердаке было несколько матрасов, без которых люди материка наотрез отказывались ложиться спать, но юной айвир почему-то уже не казалось, что эти двое принадлежат к ришам.
Перед тем как спуститься, она, мгновение поколебавшись, убрала плазматрон обратно в сейф. И собственное чутьё, и полученные в детстве уроки подсказывали, что против таких гостей он в любом случае окажется бесполезен.
«Будь что будет».
Женщина была в гостиной одна.
Адин медленно спускалась по ступеням, не отрывая взгляда от застывшей точно статуя фигуры. Гостья оперлась локтём на подушку и сидела, царственная, точно кошка. Её профиль чётко вырисовывался на фоне горящего пламени. И вновь Адин почудилась какая-то… недосказанность в линиях лица.
Женщина медленно повернулась к ней, окинула задумчивым звёздно-серым взглядом.
— А ведь ты не так проста, девочка.
Это были первые слова, произнесённые незнакомкой.
— Прошу прощения?
— Из тысяч местных нам непременно нужно было наткнуться на псиона, — с затаённой самоиронией произнесла гостья. И улыбнулась Адин, спокойная, расслабленная, судя по всему, совершенно не собирающаяся кричать: «Ведьма! Ведьма!»
— А… — девушка запнулась, не зная, как выйти из неловкого положения, а потом решила загладить одну неловкость другой. — А где ваш супруг?
— Вышел узнать, что с погодой, — ответила сероглазая. Вновь её губы дрогнули от какой-то понятной лишь ей самой шутки. — И сколько нам придётся тут пробыть.
Адин автоматически послала запрос с Ай-И, который послал запрос на метеорологический спутник, и через секундную паузу уже отвечала:
— Шторм продлится ещё как минимум два дня.
Женщина грациозно склонила голову, но ничего не ответила. На ней был полуспортивный костюм потрясающего серого цвета, в тон глазам, мягко облегающий стройную фигуру. Адин, попытавшаяся было на глаз оценить стоимость одежды, неожиданно для себя пришла к выводу, что в таком, на первый взгляд, простом наряде можно преспокойно появиться даже на приёме у вице-короля. Кроме того, покрой навёл её на мысль:
— Вы ведь танцовщица, не так ли?
Брови незнакомки приподнялись, в глазах впервые появился интерес.
— И как ты это определила?
— Вы двигаетесь, как мастер единоборств или же профессиональная танцовщица.
— Ах. И что заставило тебя предположить, что я не великий сенсей?
— Осанка, — пояснила уже сожалеющая о своей несдержанности Адин. — У тех, кто занимается классическим танцем, вырабатывается не только культура движений, но ещё и особенная осанка. При распущенных волосах это не очень заметно, но то, как вы склоняете голову, линия шеи и плеч, привычка держать спину говорят очень о многом.
Незнакомка вновь кивнула. Улыбнулась.
— Полагаю, — и вновь эта ирония, — у тебя не возникло трудностей с тем, чтобы определить, к какой из двух категорий относится мой супруг?
Адин отвела глаза.
— Нет.
Женщина тихонько засмеялась. Взмахнула рукой, и Адин послушно села, поджав колени.
— И как же тебя зовут, о наблюдательное дитя?
Адин неуверенно сглотнула, пытаясь понять, есть ли в вопросе одобрение или угроза.
— Ренн Адин, госпожа.
— Ну, а я — Анна, — склонила голову та. — И я действительно немного танцую, — она чуть приподнялась. — Если честно, именно это нас и привело к вам. Мы слышали о некоем острове… Кажется, Шейвана или Ревана…
— Шейерванна?! Вы хотите попасть на Шейерванну? — От удивления её голос зазвенел, гулко разносясь по пустым коридорам.
— Говорят, там танцуют интересные танцы, — мягко ответила Анна.
Адин уставилась на неё, слишком потрясённая, чтобы помнить о манерах. О таинственном и древнем острове Шейерванна были известны в основном слухи, но и их хватало, чтобы волосы встали дыбом. Девушка глубоко вздохнула.
— Это… опасное место. И никто не знает, где оно. И существует ли на самом деле. — Последнее, правда, было не совсем верно. Адин уже была свидетелем слишком многих необъяснимых событий, чтобы верить, что сказка не может быть былью лишь потому, что она слишком страшна.
— Мне интересно, — так же мягко повторила Анна.
И, вглядевшись в серые глаза, туманные и неуловимые, лишённые возраста, Адин вдруг поймала себя на мысли, что она не удивится, если эта черноволосая, высокая и гибкая, как хлыст, женщина и в самом деле сможет станцевать в Шейерванне.
От этой мысли её бросило в дрожь.
— Если позволите… — островитянка чуть неловко поднялась на ноги, — я посмотрю, что можно сделать на ужин…
— Идея ужина, — Анна улыбнулась, и девушке показалось, что верхние клыки у неё слишком длинные, чтобы называться человеческими зубами, — вызывает у меня глубокий и искренний энтузиазм.
Благодарная за предлог ретироваться, Адин взлетела по лестнице. На последней ступеньке она всё-таки оглянулась на откинувшуюся на подушки черноволосую танцовщицу… и потому оказалась совершенно не готова увидеть её мужа.
Незнакомец, так и не назвавший своего имени, стоял на галерее айвирского дома, облокотившись на деревянные перила, и глаза его были только для застывшей перед пламенем очага женщины. Адин замерла, не смея вздохнуть. Никогда, ни до, ни после этого вечера, ей не доводилось видеть такое выражение лица, какое было у наполовину седого мужчины на галерее, смотревшего на свою дивную сероглазую жену.
…И пальцы его нервно выбивали ритм по дереву перил. По дереву перил, помнивших столь многое. И глаза его пили красоту и печаль. Красоту и печаль, и глубокую, затаённую растерянность. И губы его шептали, точно во сне. Точно во сне…
Я придумал тебя, придумал тебя,
От нечего делать, во время дождя.
Петь до утра в ожиданье рассвета — какая тоска!
Я зажмурил глаза и придумал тебя.
Ты стоишь у порога в белом плаще,
С чёрных волос на паркет стекает вода.
Слишком поздно пытаться тебя придумать назад:
Твои тонкие пальцы лежат на кнопке звонка.
Что мне делать с тобой, что нам делать теперь?
Ты войдёшь в этот дом и останешься в нём.
У тебя больше нет никого,
Кроме того, кто придумал тебя.
Моя жизнь как вокзал: этот хлам на полу —
Память о тех, кто ждал свои поезда.
А тебе больше некуда ехать — на, выпей вина…
Как жестоко с моей стороны придумать тебя!
Я же знал, что любовь — это игры с огнём!
…Я придумал тебя, придумал тебя.
Но как жить без огня, если дождь за окном?
…Я зажмурил глаза и придумал тебя…
Ты войдёшь в этот дом и останешься в нём,
…Что мне делать с тобой?
Ты уйдёшь вместе с тем, кто придумал тебя.
Санкт-Петербург, 27 июля 2003 г.