ГЛАВА 2
Олаф спал и видел сон.
Огромные глыбы льда, светясь на солнце ослепительным хрустальным светом, обступали его со всех сторон. Высокий лазурный небосвод почему-то напоминал купол изнутри и вызывал ощущение божественного восторга. Радостью наполнялась его душа, ведь боги даровали ему священное право уничтожить Йотунхейм. Он шел по бескрайней ледяной пустыне, а на могучем плече, удобно пристроившись, нежно вздрагивала любимая секира.
Олаф вышел из-за нагромождений торосов и лоб в лоб столкнулся с ???инистым???, тот на секунду зазевался, удар - и безобразная голова покатилась по льду, оживляя бледное однообразие окружающего пейзажа радостными кровавыми красками. Олаф зашагал дальше.
К великому удовольствию воина, йотуны просто толпами лезли под его секиру, а он с достоинством выполнял возложенную на него миссию.
Вдруг все исчезло, вместо прохладных ласковых льдов вокруг возникла знойная пустыня, а он сидел на песке и не мог пошевелиться, во рту пересохло, страшная жажда опускалась все глубже и глубже в желудок, тело горело огнем.
И тут прямо над Олафом разверзлись небеса, и из образовавшейся дыры выехал сам Один на своем восьминогом коне Слейпнире. Владыка упер указательный палец в лоб викингу.
- Ты, неблагодарный трелл,- выругался повелитель богов,- ты пожалел для меня сладкого вина и принес в жертву какую-то кислятину! Уж от кого, а от тебя я этого не ожидал. Так вот, посиди здесь и подумай хорошенько, неблагодарный, пусть жажда, словно яд Йормунганда, источит тебя и заберет твою силу. Я надеюсь, этот урок не пройдет зря.
Слейпнир на прощание оскалил свою ехидную морду, показав Олафу ряд белоснежных зубов, и владыка вернулся в небесное отверстие.
Олаф продолжал сидеть на месте, томимый жаждой. Казалось, его мучениям не будет конца.
"Как глупо поступил я, пожертвовав Одину низкопробный товар", - горячо раскаивался воин.
Неожиданно из пустоты возникли птицы и зависли прямо перед ним. Это были два необычно крупных ворона с блестящим, холеным оперением. Одна из птиц держала в лапах серебряный кувшин, из которого так и тянуло освежающим ароматом холодного эля. Олаф подался вперед, но невидимые путы крепко держали его на месте.
Тем временем вороны, нисколько не смущаясь присутствием Торкланда, закатили беседу.
- Слушай, Хугин,- говорил один ворон другому человеческим голосом,- дай наконец напиться этому воину, разве не за этим послал нас наш добрый повелитель?
- И не подумаю, Мунин,- ответила птица, держащая кувшин,- Один послал нас совсем не для этого, ты, видно, думал об очередной трапезе в Валгалле, когда он давал нам поручение.
Олаф сидел удивленный, открыв рот и напрочь позабыв о своей жажде.
- Так вот,- продолжал Хугин,- Один велел дать этому никчемному поглотителю эля всего лишь отведать аромат празднеств Валгаллы, который он никогда не вкусит, погибни он хоть с двумя мечами в руках и с третьим в брюхе, если владыка не захочет его там видеть. А Один явно не захочет его там видеть, если он не выполнит одно маленькое порученьице.
Слушая этот разговор, Олаф впервые в жизни жутко испугался. Шутка ли, не попасть в Валгаллу! Ему, великому Торкланду! Да его куры засмеют. Он на том свете своей Асьхен в глаза посмотреть не посмеет.
- Говори, вещая птица, какую службу надобно от меня Одину,- перебил собеседников викинг.
Птицы разом посмотрели на него, сделав удивленные глаза, как будто только заметили присутствие человека.
- Ты гляди, Мунин, он уже здесь. А Один сказал, что Олаф дрыхнет в пьяном угаре на хольмгардском кнарре. Вот как интересно! Выходит, он подслушал весь наш разговор.
- Ничего, Хугин, это даже лучше, что он все слышал, я так не люблю растолковывать этим глупым людям, чего от них хочет хозяин.
- Слушай, Мунин,- опять встрял в разговор Олаф,- ты рассказал все, кроме того, что на самом деле желает от меня Один.
- Вот видишь, Хугин, я же говорил тебе, что этим героям невозможно ничего объяснить. Ну разве ты не знаешь,- обратился он наконец-то к Торкланду,- что в конце времени случится великая битва Рагнарек? Разве ты также не знаешь, что Гунгнир - копье Одина - сломается и поэтому Великого сожрет Фенрир?
- Знаю,- озадаченно ответил Олаф, не понимая, куда это клонит пернатый.
- Ну вот, видишь, уже легче объяснять, хоть один образованный нашелся. А знаешь ли ты, что у словенского бога войны Волха есть меч, который способен прорубить железную шкуру Мирового волка? Ну что, смекнул, что от тебя требуется?
Олаф задумался.
- Все-таки, Хугин, он тугодум,- не дождавшись ответа, констатировал ворон,- это же так просто. Тебе надо будет взять этот меч и принести Одину, вот и все. Волей норн судьба приведет тебя к тому месту, где он лежит. Один это устроит. Устроит тебе там и хорошую драку, чтобы это не выглядело воровством, а было честной добычей.
- Как же мне тягаться с Волхом, я готов убить всех людей в Мидгарде, но как мне воевать с богами? Не проще ли Одину собрать дружину и забрать почетный трофей? - возразил Олаф.
- Нет, не проще,- раздраженно ответила птица,- деяния Великих не твоего ума дело. Тебе ясно сказано, что делать? И не задавай мне больше глупых вопросов. А как тебе справиться с Волхом, надо было думать раньше, когда жертвовал своему покровителю кислятину, а сам лакал хорошее вино.
Ворон подлетел к Торкланду и начал клевать его путы. Олафу показалось, что птица не совсем трезва, так как, стоя на лапах, ворон качался из стороны в сторону и все время промахивался, раня своим крепким клювом руки викинга. Олаф молчал, не желая гневить посланцев Одина, Мало ли что еще наврет про него эта злобная птица великому асу, тогда точно не видать ему Валгаллы.
Наконец путы лопнули и воин освободился. Он встал, разминая затекшие ноги. Жажда с новой силой напомнила о себе. Олаф открыл было рот, чтобы попросить у Хугина хотя бы один глоток из его кувшина. Но птица ехидно каркнула и исчезла. Мунин же, обернувшись к Олафу, примирительно проговорил:
- Не суди его, Торкланд, работа у нас такая. Смелее иди вперед.- И, взмахнув крыльями, тоже растворился.
Раздосадованный Олаф сделал шаг, твердая почва разверзлась у него под ногами, и он с криком провалился в пустоту. Кувыркаясь в полете, он вдруг врезался во что-то головой. Тяжесть оплела все тело, и он открыл зажмуренные во время падения глаза.
Вокруг Олафа была сплошная тьма.
- Неужели я попал в хель? - Воина одолел панический ужас.
Олаф попытался пошевелиться, но не смог, в горле действительно пересохло так, что не было никаких сил, слюна во рту стала вязкой и противной. Олаф что было мочи ударил головой в какую-то стену, на которую опиралась его спина и затылок. Раздался хруст, но дерево выдержало.
"Дерево! - мелькнуло в голове у викинга.- Значит, это не хель и даже не какие-нибудь казематы Асгарда".
Буквально тут же он почувствовал, что сидит задницей в луже. Холодная влага уже пропитала его кожаные видавшие виды штаны и теперь доставляла массу неприятных ощущений. В однообразном приглушенном гуле, который поначалу слух Олафа даже и не воспринял за звук, вдруг ясно услышался шум моря, и викинг ощутил на руках и ногах крепкие веревки, больно впившиеся в кожу. Олаф окончательно псоснулся.
- Где это я? - отчаянно завопил ярл.- Есть тут кто живой?
- Ну что разорался, я тут еще пока живой,- отозвался откуда-то из темноты голос Хэймлета.
- Так развяжи меня, чего расселся,- басил Олаф,- у меня уже вся задница задубела, а во рту аж горит, можно хоть Гунгнир сковать.
- Если ты, рыжебородый, думаешь, что это я тебя связал и посадил в трюм ладьи задницей прямо в воду, натекшую из щелей, то можешь быть спокоен - для остроты ощущений я себя тоже связал, и, главное, я уселся в ту же самую лужу, что и ты.
- Так кто тогда это сделал? -- возмутился Олаф.
-А я почем знаю, ты меня только что своим воем и разбудил.
- Эй вы, смердючие треллы, бегом развяжите мне руки, не то, клянусь рукой светлого Тюра, бережно хранящейся в желудке Фенрира, я развешу ваши жалкие потроха сушиться на солнышке, а ваши утлые мозги не брошу даже рыбам на корм, чтоб те, сожравши их, чего доброго, не поглупели,- проорал во всю глотку Олаф так, что Хэймлету пришлось втянуть голову в плечи, дабы не оглохнуть.
Послышался скрип отодвигаемого люка, и черный мрак прорезал луч света, неприятно слепящий привыкшие к темноте глаза.
- Эй ты, варяжская собака,- раздался сверху голос, говорили по-гардарикски, но любой викинг, бороздивший просторы Северного моря, хорошо понимал этот язык,- если ты не перестанешь поганить слух нашего князя своими гадкими речами и раскачивать корабль, нам придется кинуть тебя в море и тащить за собой на веревке.
- Но воды-то хоть дай, изверг,- слегка сменил тон Олаф.
- Вот-вот, там-то ты и напьешься вдоволь. Крышка люка закрылась, и товарищи снова очутились в кромешной тьме.
- О Великий Один,- затянул Олаф,- будь великодушен, прости меня за то, что я пожалел для тебя хорошего вина, отделавшись добрым элем. Не мучай меня больше и согласись, что эль, пожертвованный тебе, действительно был хороший, я сам бы с удовольствием выпил его и поделился с тобой, если бы этот подлый датчанин, порождение Локи, не нашел в трюме этого гадкого вина. И меч я найду обязательно, только дай мне глоточек чего-нибудь хмельного.
Олаф замолчал, подождал немножко, но ответа не последовало.
- Ууууйййааа,- взревел взбешенный викинг. Связанный по рукам и ногам, он извивался, как раненный Тором Йормунганд, грозя пробить лбом днище ладьи, расплескивая при этом, словно яд, потоки отборной брани.
- Эй ты, берсерк, еще немного - и эта посудина развалится на куски, причем первыми пострадавшими окажемся мы с тобой, остальные хотя бы в состоянии плавать,- попытался успокоить товарища Хэймлет.
Наконец, то ли из-за отсутствия внимания со стороны тюремщиков, то ли просто утомившись, Олаф угомонился. Хэймлет облегченно вздохнул, ладья осталась невредимой.
Друзья не знали, сколько прошло времени, в полудреме было легче переносить жажду и прочие неудобства.
Хэймлет вышел из этого состояния, случайно уловив крики, доносящиеся как бы издалека. Он прислушался - действительно, кричали не на их ладье.
Хэймлет наугад пнул связанными ногами в том направлении, где, судя по звукам, должен был находиться его товарищ и, по всей видимости, попал. В ответ послышались поношения в адрес всех существ, населяющих все семь миров.
- Слышишь, Олаф, кажется, приехали,-сказал Хэймлет, дождавшись, когда его товарищ угомонится.
- Сам слышу, и нечего ногами размахивать,- недовольно проворчал Торкланд.
Судя по тому, что качки не было вовсе, корабль уже вошел в устье реки или залива. А шум людских голосов красноречиво говорил о том, что они прибыли в какой-то город или, во всяком случае, достаточно большой поселок. Ладья скрипнула обшивкой, пришвартовываясь к пристани. Крышка люка снова открылась. Бородатый хольмгардский кметь появился в проеме и, согнувшись в низком помещении, подобрался к Хэймлету. Он взял его за шиворот и бесцеремонно поволок по ребристому днищу.
- Ну и скотина же ты,- процедил конунг, покрепче сжав зубы от боли в позвоночнике.
А кметь подтащил его к люку и, передав в руки своим товарищам, спустился обратно.
Хэймлет заморгал глазами, привыкая к дневному свету. Он лежал на палубе боевой хольмгардской ладьи, а вокруг него суетились гардарикские кмети. Связанный, лежа на спине, из-за высоких бортов он не мог разглядеть пристани и только слышал многочисленные голоса, среди которых явственно различались женские и детские.
- Я тут один не справлюсь.- Из люка показалась голова кметя, выволокшего Хэймлета.
- Поможем.- Под палубу полезли еще двое.
После непродолжительной возни из люка показалось тело славного Олафа Торкланда. С десяток рук подхватили его сверху и с трудом вытащили на палубу.
- Ну и мужик, такого только на медведя выпускать, да и то жалко животину тиранить.
Олаф лежал на палубе с закрытыми глазами и, казалось, даже не дышал, никак не реагируя на сыпавшиеся со всех сторон насмешки.
- Да что же вы с ним сделали? Вы же его засолили, пока довезли,- басил кто-то стоящий на пристани за пределами видимости Хэймлета.- Какой медведь? Он теперь и червя земляного не удавит.
- Надо бы развязать этого борова, а то мы его не дотащим до княжьих покоев.
- Ну да, попробуй развяжи, он тебе устроит потеху, прикончить придется, оно-то не жалко, варягу - собачья смерть, да князь осерчать может, он ему живьем зачем-то понадобился.
- Ничего он тут не устроит, вы его почти до смерти уморили, а ну, Пролес, сбегай за кандалами, закуем, сам пойдет,- вмешался здоровый кметь, по-видимому старший.
Пролес, молодой воин, почти мальчик, легко перескочил через борт ладьи и, стуча каблуками по пристани, убежал выполнять поручение.
Хольмгардцы, приплывшие на ладье, переключились на обсуждение своих дел, волновавших их больше, чем пленники, и на время оставили викингов в покое.
Хэймлета не очень интересовали их заботы, больше всего на свете ему хотелось пить, да еще и кости изрядно болели. Шутка ли, несколько дней пролежать в скрюченном состоянии в холодной воде, не имея возможности толком пошевелиться.
Вскоре вновь раздался быстрый стук каблуков по доскам пристани, и об палубу тяжело звякнула связка увесистых железных кандалов.
"Мне, дай бог, себя сейчас куда-нибудь дотащить,- подумал Хэймлет,- а тут еще это".
Старший кметь наклонился над неподвижно лежащим Олафом и большим зазубренным ножом разрезал путы. Не успели веревки ослабиться, как викинг, который до этого, казалось, не подавал никаких признаков жизни, вдруг вскочил на ноги и замахнулся кулаком на хольмгардца, но тут лицо его перекосилось от нестерпимой боли, и он рухнул на палубу, корчась в судорогах, сводивших затекшие конечности.
Кмети вокруг дружно захохотали.
- Говорил же я тебе, Златорук, что за этим волком нужен глаз да глаз, ну, давай оковывай его, пока судорога не попустила, а то потом точно придется прирезать, да и только.
Кмети дружно застегнули замки на конечностях пленников. Оковы на руках и ногах были соединены между собой короткими цепями таким образом, чтобы пленник мог передвигаться мелкими шажками с опущенными вниз руками и поднимать руки до уровня лица только сидя.
Покончив с Олафом, они занялись Хэймлетом. Освобожденные от тугих пут конечности так скрутило от прихлынувшей крови, что датчанин еле сдержался, чтобы не скорчиться, и прокусил губу, стараясь отвлечься от боли.
"А Олаф еще умудрился вскочить на ноги, тут хоть бы просто отлежаться",вертелось в голове у Хэймлета".
Он не успел прийти в себя, как сам оказался закованным.
- Гони их в гридницу,- раздался голос Златорука,- там их княже дожидается.
Викингов подняли и поставили на ноги, стоять было трудно, ноги подкашивались. Олаф почувствовал легкий укол в спину:
- Иди, волчина.
Он уже не мог даже огрызаться, в горле так пересохло, что густеющая слизь заполнила все во рту и затрудняла дыхание. Торкланд лишь что-то прошипел себе под нос и пошел вперед мелкими болезненными шажками. Хэймлет двинулся следом. Каждый шаг давался с большим трудом, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Дорога от ладьи до гридницы показалась викингам тяжелей, нежели путь в чертоги Хель, усеянный ядовитыми зубами Мирового змея.
Большой деревянный дом на холме у самой пристани, окруженный посадом, и был княжьей гридницей, с той стороны пригорка виднелось крупное поселение гардариков.
Вышедших на берег северян тут же окружила толпа зевак. Бабы указывали детишкам на Олафа, приговаривая:
- Видишь вон того зверя, не будешь слушаться, приплывет такой вот страшный дядька на большой ладье, украшенной головой морского змия, и поймает тебя и других непослушных детей, увезет далеко на тот конец Варяжского моря и начнет мучить, а когда замучает, то вовсе съест.
- Неправда! Неправда! - кричал несмышленыш.- У меня папка сильнее, он же победил этого злого дядьку! Папка меня защитит.
"Ох, быть бы тебе сиротой, встреться мне твой папка в другое время,- думал Олаф,- да и если освобожусь вдруг, помоги мне Один, все одно, осирочу мальца, обязательно".
За воротами посада толпа любопытных поотстала, их завели на крыльцо, впихнули в большую комнату, очевидно предназначенную для пиршеств.
Во главе длинного стола на высоком стуле сидел кнез Ийлан.
- Ну что, Олаф Торкланд, вот мы и встретились. А где твой друг зазубренный топор, или ты поменял его на бочку вина? - усмехаясь, проговорил Ийлан.
- Я, кнез, ничего никогда не меняю, то, что мне надо, я беру,-еле выдавил из пересохшего горла, Торкланд.
- И я, Олаф, тоже захотел вот и тебя взял. Ну, что хрюкаешь себе под нос, в горле пересохло? Или ты уже в свинью обратился? Да, в общем, тебе-то и обращаться не надо.
Кмети, стоящие по углам, дружно захохотали,
- А это что за поросенок? - взгляд Ийлана обратился к Хэймлету.- Его-то вы зачем приволокли? Отослали бы сразу в темницу, а завтра на рассвете отдали бы кому-нибудь в холопы.
Из толпы кметей вышел старый иссохший воин:
- Вели, княже, слово молвить. Это я присоветовал его пред твои светлы очи явить.
- Ну говори, Ярогор, буду слушать тебя внимательно.
- А я, княже, ведя этого варяга к тебе, усмотрел большую выгоду, которую можно поиметь с него. Слышал же ты, светлый Ийлан, о том, что в земле данов недавно конунг был убит, и не кем-нибудь, а собственным сыном.
- Ну как не слыхать, слышал, об этом все поморье говорит, ты не тяни, Ярогор, знаю я, ты любитель байки травить, продолжай.
- Так тебе, стало быть, и то ведомо, что конунг Клэвин, брат покойного, теперь разыскивает племянничка, чтобы отомстить за брата. Так вот, светлый княже, это и есть Хэймлет - принц датский.
У Ийлана упала нижняя челюсть.
- Ну и дела, думал я, что поймал остервенелого волка, а оказалось, что и черного ворона тоже. Ну что скажешь, Хэймлет или как там тебя, продавать тебя твоему дядюшке или нет?
- Ложь это, кнез,- сказал выступивший вперед молодой конунг,- я во всеуслышанье пред грозным ликом светлого Одина, пред могучим молотом славного Тора, безжалостно поражающего клятвопреступников, пред благородством владыки Тюра, отдавшего свою руку за честь Асгарда, клянусь, что не убивал я отца своего и готов выйти на суд Божий против любого, кто обвинит меня в отцеубийстве, и даже против всех сразу. Дайте мне меч, и боги нас рассудят.
- Ха-ха, рассмешил. Дать тебе меч? Да ты знаешь, что я дожил до глубоких седин только потому, что никогда не давал варягу меч. Эй, Златорук, три дня отдохнешь - и давай в краину данов, мы его конунгу Клэвину на вес серебра менять будем.
Кмети опять рассмеялись.
- Ну что, Олаф кровожадный, нашел ты дружка себе под стать?
- Нашел, кнез Ийлан, у тебя и таких друзей нету, обложился весь блюдолизами да кичишься храбростью перед бабами деревенскими. Что я, тебя в бою никогда не видел?
Ийлан покраснел от этих слов, жилы на висках надулись, но, тут же" справившись с неприятными воспоминаниями, он выдавил злую улыбку.
- Животное ты, Олаф, с такими же и водишься. Будешь теперь, Олаф грозный, жить ради потехи с моими свиньями, есть с ними с одного корыта, и этот данский выродок тоже, пока я его к любимому дядюшке не отправлю. А сейчас отпразднуем нашу встречу, принесите из свинарника корыто с угощением для дорогих гостей.
Корыто принесли быстро, воины забавлялись каждый, как мог, они наперебой давали викингам советы, как надо есть по-свинячьему, не снимая кандалов, предлагали даже для наглядности заковать свинью, чтобы она им показала, как надо управляться с пищей в такой ситуации. В гриднице стояли оживление и смех.
- Ладно вам, будет.- Ийлан встал из-за стола и с кубком в руке медленно направился к пленникам.- Ну что, Олаф, хочешь выпить? Вижу, что хочешь, жизнь бы небось отдал за глоток воды? Да ладно, я добрый, на, держи, не воду тебе предлагаю, золотое цареградское вино.
Ийлан вложил Олафу в руку кубок с драгоценной жидкостью. Жажда довела храброго викинга уже до исступления, он потянул кубок ко рту, но стальная цепь, соединяющая руки с ногами, не дала поднять его выше пояса. Ийлан рассмеялся:
- Да, Олаф, чтобы утолить жажду, придется в пояс поклониться своему князю.
Смерть от жажды, ну что же. Терпеть дальше Олаф не мог, тем более что Ийлан подошел вплотную к викингу и теперь самоуверенно скалил зубы. Олаф уже примерялся, как лучше воспользоваться моментом и нанести врагу побольше увечий, прежде чем его оттянут.
Держа кубок с вином в одной руке, ладонью второй он крепко зажал его горлышко, чтобы драгоценная влага, не расплескалась. Потом, на мгновенье прищурив правый глаз, как бы прицеливаясь, тут же нанес молниеносный удар своим нордическим лбом в лоб Иилана. Кости затрещали, князь начал медленно заваливаться на спину, но Торкланд не дал ему спокойно упасть: подпрыгнув в воздух, он с лета всадил двумя ногами прямо в пах противнику. Все, больше кнез его пока не заботил. Приземлившись на тренированный зад, Олаф оторвал ладонь от горлышка кубка и, поджав ноги как можно ближе к лицу, вылил содержимое себе в горло.
- Уууййаа! - только и успел прокричать викинг, как тупой удар в голову прервал его наслаждение миклагардским вином.
Все произошло так быстро, что сначала никто ничего не понял. И лишь когда Олаф уже полностью совершил задуманное, кто-то из кметей очнулся и, сорвав со стены щит, огрел им викинга. Воин, вырубивший славного Олафа, за компанию решил то же самое сделать и с Хэймлетом. Он поднял свое оружие и со всей силы размахнулся. В последний момент Хэймлет поджал ноги и брякнулся на пол как подкошенный, щит просвистел в пальце над его ухом и врезался прямо в красную морду одного из княжьих кметей, который, видно, тоже захотел кулаком внести свою лепту в избиение пленных и подошел с другой стороны, чтобы свернуть скулу датчанину. Один это не одобрил. Краснолицый кметь рухнул, сотрясая гридницу и заливая пол кровью.
"Я тоже доставил неприятности!" - мелькнула счастливая мысль в голове молодого конунга.
Встать ему уже не дали.
- Слышишь, Рыжий, ты здесь?.- услышал Олаф в темноте сарая.
Сознание вновь приходило к Торкланду. Выпитый в гриднице кубок слегка подлечил организм Олафа и возвращал прежний темперамент могучему телу.
- Поганые подручные черпальщиков дерьма с драккаров презренных цвергов, плавающих исключительно в отходах вонючих йотунов... Да, Хэймлет, я здесь,наконец ответил Олаф, когда поток брани, изливающийся на голову Иилана, его кметей, местных жителей и вообще окружающей природы наконец истощился.
Из всего вышесказанного Хэймлет сделал вывод, что Олаф в прекрасной форме, самому же ему было прескверно.
- Слышишь, Олаф, подкрепиться не хочешь? Там, возле входа, они бадью поставили и сухари плесневелые,- предложил Хэймлет.
- Сам подкрепляйся этим дерьмом,- ответил товарищ,- это они для тебя поставили. Ты им живой нужен. За тебя за живого дядюшка больше даст.
- Не даст, не я ему нужен, а мой труп,- ответил Хэймлет, звеня кандалами, ползая по полу на четвереньках в поисках той двери, возле которой должна была стоять бадья с водой.
В темноте забулькало.
- Слышь, датчанин, ты много не пей, проблюешься.
- Сам знаю, Рыжий. Олаф, а что, эта деревня и есть знаменитый Хольмгард?
- Да ты рехнулся. В Хольмгарде любой ремесленный двор богаче, чем весь этот городишко вместе с посадом. Видно, у этого трелла смердящего Иилана дела плохи, раз в глуши отсиживается. Но они, скот безмозглый, ошиблись в том, что меня жить оставили.
Олаф положил цепь на ножные оковы и, примерясь, врезал по ней углом кандалы, находящейся на запястье.
Раздался звон.
- Гунгнир в задницу этому несчастному кузнецу, тратящему высокое искусство, которым наделил людей Тор во имя создания мечей и секир, на изготовление оружия подлых трусов.
Он попробовал еще раз, но цепь не поддалась. Он ударил в третий раз результат оставался прежним. Олаф зверел. Грохот стоял на всю округу.
"Это как же надо было упиться,- думал Хэймлет,- чтобы не слышать, как Олаф разносит свою тюрьму?"
А Олаф, пришедший в ярость, свое нормальное состояние, теперь в порыве неистовства лупил кулаками в бревенчатые стены, которые сотрясались при каждом его ударе, но все-таки как-то выдерживали, и посылал проклятья своим тюремщикам от имени всех богов, которых знал.
Хэймлет был настороже, по звуку определяя направление движения товарища и готовясь вовремя увернуться, если эта гремящая машина разрушения и сквернословия вдруг направится в его сторону.
Наконец Олаф устал, он обессиленно опустился на пол и, оперевшись спиной о прочную стену тюрьмы, огласил округу своим храпом.
Непонятные звуки проникли сквозь толстые стены и заставили Хэймлета проснуться. Внутри помещения, где содержали узников, стоял полумрак. Узкие лучи света пробивались сквозь щели под крышей, создавая хоть какое-то освещение.
Звуки становились все отчетливей. Это был плеск весел. Видимо, их поместили в избу, которую викинг заметил еще накануне, одиноко стоящую на берегу, возле самой пристани.
Со стороны посада послышались тревожные крики, зазвенело железо. И вдруг совсем рядом воздух взорвался воинственным кличем на различных северных наречиях, вероятно корабль уже подошел вплотную к пристани. Раздался характерный скрип швартующегося судна, десятки ног застучали по пристани. Олаф сморкнулся во сне и перевернулся на другой бок, еще активнее заглушая храпом шум потасовки.
"Умаялся, бедняга",- Подумал Хэймлет.
Он многое бы отдал за возможность посмотреть, что происходит сейчас на улице, но брёвна в избе были подогнаны на совесть, и ему оставалось только слушать.
Тем временем там разгорался нешуточный бой. Крики раненых и лязг оружия все дальше удалялись в сторону гридницы.
Хэймлету представлялось, что захваченные врасплох кмети Ийлана не успели затворить ворота посада, по чьей-то халатности, а может, чрезмерной самоуверенности оставленные с вечера распахнутыми.
А звуки боя все удалялись и наконец почти затихли. Прошло довольно много времени, как вдруг чуткое ухо викинга уловило шаги за дверью и возню с засовами. Хэймлет на всякий случай откатился от входа. Дверь заскрипела и широко растворилась. Луч утреннего солнца больно ударил по глазам. Даже Олаф заворчал и проснулся.
В проеме двери стоял юноша с красивыми, еще детскими чертами лица. Солнечный диск, стоящий прямо за его головой, создавал впечатление нимба. Несмотря на молодость, у парня был твердый, может быть, даже излишне жестокий взгляд.
Он по-хозяйски окинул комнату и уперся взглядом в Олафа.
- Что скалишься, малец, викингов никогда не видел? - возмутился нежданно разбуженный Олаф. И вдруг замолчал.
- Видел,- невозмутимо ответил юноша на хорошем датском.- Я тебя, дядька, знаю, ты - Олаф Торкланд, у наших тебя еще называют Зазубренная Секира.
- Вот это уж в точку,- рассмеялся Хэймлет. Но юноша спокойно продолжал:
- Я изрядно наслышан о твоих подвигах, Олаф, и хочу быть тебе товарищем.
- Синюх! - повернувшись, крикнул парень за спину и отступил в сторону.
В проходе показался огромный детина с топором в руке и свирепым выражением лица. Олаф даже привстал, готовясь защищаться.
- Синюх, разруби ему цепи, и поживее,- приказал юноша.
Здоровяк повернулся боком и пригнул голову, пытаясь протиснуться внутрь помещения.
- О Локи, и носит же таких земля! - воскликнул Хэймлет, пораженный размерами мужика.
Цепи глухо звякнули, перерубленные пополам, и свободно повисли на руках и ногах.
- И ему,- кивнул Олаф на Хэймлета.
Мужик оглянулся на юношу и, увидав согласный кивок, проделал ту же работу с цепями датчанина.
- Синюх, отдай Олафу свой топор.
Синюх пожал плечами и, последний раз, прощаясь, посмотрев на свое ужасное оружие, протянул его викингу. Наверно, немой, решил Хэймлет, с интересом наблюдая все эти действия, проводимые Синюхом в полном молчании.
- Теперь иди, Олаф, и поживей, а то мой отец грозился с тебя шкуру живьем содрать, если поймает, а он сейчас здесь. Пришел oн за головой Ийлана, он нам торг в Хольмгардских землях портит, да Ийлан сбежал, бросив почти всех своих кметей. Отец зол, найдет тебя сейчас - не помилует. Иди, Олаф, это все, что я могу для тебя сделать, и помни доброту.
- Олаф Торкланд добро никогда не забывает,- взревел викинг уже на бегу к лесу, потрясая дареным топором.- Можешь, парень, три раза встать у меня на пути, и три раза я тебя пощажу. Но на четвертый пеняй на себя, клянусь клювом Хугина и хвостом Мунина!
Друзья скрылись за лапами вечнозеленых елей.
- Кто это был, ты его знаешь? - спросил Хэймлет.
- Да, видел его совсем мальцом. Это Ингвар, сын Рюрика.
Удача продолжала улыбаться беглецам: вокруг деревни стоял еловый лес, и прозрачность лиственных чащ поздней осенью его не коснулась. Звеня разрубленными цепями на руках и ногах, викинги углублялись все дальше. Вдруг Олаф встал как вкопанный.
- Стой, Хэймлет. Я забыл, что поклялся там, на пристани, когда нас гнали к этому помету Гуллингамби - Ийлану, что сделаю сиротой мальца, тыкавшего в меня пальцем А я должен выполнять собственные клятвы, не то Один разгневается.
- Слушай, Олаф, я никак не возьму в толк: то ли тебя нельзя бить по голове, то ли тебе нужно постоянно полоскать мозги элем, потому что, по моим наблюдениям, когда ты долго не пьешь, у тебя рождаются удивительно необычные мысли.
Олаф почесал затылок, размышляя:
- Твоя правда, Хэймлет, я сам замечаю, что только после эля моя голова работает светло и четко, а удары по голове мне совсем не вредят, если ты помнишь, даже упавшая мне на голову мачта твоего драккара ничуть не повредила моим способностям. Это, наверно, потому, что у меня натура утонченная, а остальное все кости.
- Олаф, у меня нет сейчас ни капли эля, чтобы дать тебе, но постарайся подумать, что в деревне сейчас Рюрик, а ты слышал от Ингвара, что сделает с тобой его папаша, если поймает, да и мне, думаю, не поздоровится как твоему товарищу. А того мужика, которого ты хочешь прикончить, наверняка отправили к праотцам хирдманы Рюрика, или он сбежал.
- Не знаю, Хэймлет, сбежал он или потягивает сейчас с Рюриком эль, но ты не понимаешь, со мной несколько дней обращались, словно с паршивым треллом, а я еще до сих пор никого не убил. В общем, как хочешь, а я пойду в деревню и кого-нибудь зарежу. Пусть это будет не тот мужик, чей пацан похвалялся, будто бы его папаша взял меня в плен, все равно, но везде, где я побывал, обо мне должна оставаться память как о великом воине, а не как о связанном баране, которого каждый может пнуть ногой или сказать нехорошее слово.
- Ладно, Олаф, я согласен, как же я могу тебя бросить? - сдался Хэймлет.Только давай сначала снимем с себя эти железяки, не то мы больше похожи на жадных цвергов, которые нацепили на себя все свои безделушки, желая сберечь их от алчных рук коварного Локи, а не на великих воителей, вождей у себя на родине.
- Ну, в этом я с тобой согласен, Хэймлет. Видишь тот камень? Пошли к нему, и я мигом разделаюсь с этими побрякушками. Недаром в раннем детстве, до того как мне понравилось убивать врагов, я увлекался кузнечным ремеслом, и, ты знаешь, мой старый наставник по имени Двалли был доволен, правда, он ничего не смыслил в кузнечном деле, но как воину ему нравилось, что я с двух-трех ударов молота разбивал наковальню. Так что разве я не смогу сломать эти железяки?
Хэймлету стало не по себе, он представил состояние своих ног и рук после ювелирной работы Олафа и готов был отдать многое, чтобы взять свое предложение обратно. Но слово не птица, назад не воротишь.
- Давай, обопри край железки вот так,- сказал Олаф, удобно пристраивая кандалу товарища на камне и примеряясь страшным топором, подарком немого Синюха, как бы поточнее нанести удар.
Рука Хэймлета задрожала, выпей Олаф перед операцией хоть пару кубков чего-нибудь крепкого, Хэймлет бы меньше переживал за точность его прицела. Но Олаф давно не пил, и это было опасно.
- Не дрейфь, конунг,- весело проговорил Олаф и высоко размахнулся топором.- Тюр вон самому Фенриру в пасть руку сунул и то не забоялся, а я если и оттяпаю, то не со зла ведь.- И тут же молниеносно опустил топор.
Удар оказался на редкость точным, и твердая сталь, получив очередную зазубрину, разрубила мягкое железо кандалов, даже не оцарапав кожи руки. Хэймлет аж присвистнул.
- Ты что, у самого Тора учился, что ли?
- Ну, у Тора не у Тора, а умею, ты давай вторую подставляй, не разговаривай, а то мне некогда, я убить кого-нибудь хочу.
Вскоре Хэймлет был полностью свободен. Олаф занялся собой. Это потребовало немножко больше времени, чем он рассчитывал, особенно долго викинг не мог совладать с оковой на правой руке, топор непрочно сидел в кулаке и ярл все не попадал как следует. Он уже сильно измял кандалы и иззубрил топор, из пораненной руки стекала кровь.
- На тебе, подлая мать Фенрира! - воскликнул Олаф, облегченно переводя дух, сбив наконец последнюю окову с правой руки.
Он, легко выдохнув, вытер пот со лба и размазал кровь, вытекающую из разбитой руки, по всему лицу, что придало его ужасному виду ещебольше свирепости.
- Пошли, Хэймлет, я хочу заставить этих пиявок усохнуть прямо на берегу.
Олаф легко перебросил топор из левой руки в правую и уверенной походкой направился в сторону поселка, раздвигая свободной рукой ельник.
День обещал быть не по-осеннему солнечным, зима явно не торопилась покидать свои снежные чертоги, что в общем-то никого не огорчало.
Наверно, Олаф так прямо и вышел бы к пристани, где хирдманы Рюрика грузили добро Ийлана на свой драккар, и, нисколько не смутившись, завязал бы драку сразу со всеми. Но Хэймлет величайшими усилиями уговорил ярла обойти посад и выйти к околице деревни. Друзья снова свернули в лес, огибая поселок с юга. Они прошли неглубокой балкой и выбрались на песчаную дюну с одиноко растущей сосной на гребне. Отсюда деревня была как на ладони.
- Будь проклят тот день, когда Локи надоумил меня покинуть борт моего "Йормунганда" и заставил, словно козла, прыгать по этим ямам,- ворчал Олаф, вытряхивая песок из сапог.
- Уж я бы помолчал на твоем месте. Кто захотел непременно напасть на деревню, а теперь, видите ли, натер ноги? - подначивал принц.
- Ладно, Хэймлет, я бы на твоем месте точно заткнулся, тоже мне умник выискался, нет, чтобы, как мужчина, напасть, порубиться, ты тащишь меня неизвестно зачем в такую даль. Асы на небесах уже умирают со смеху, глядя на нас, земляных червей, усердно перемалывающих песок своими ногами, вместо того чтобы полить его доброй кровушкой, как и подобает настоящему воину.
С высоты песчаного гребня друзья видели и пристань, и гридницу, и поселок. Деревня, похоже, была пуста. Люди собрались на посадском дворе, и седой старец, окруженный со всех сторон хирдманами, что-то вещал народу. Слов не было слышно, но, судя по покорно опущенным плечам и сгорбленным спинам, любой из них предпочел бы этого не слышать.
- Оброком обкладывает, так им и надо, тараканам навозным, а Рюрик тоже свихнулся на старости лет, предпочел за бондами дерьмо разгребать, нежели брать золото во франкских городах. Наверно, гардарикским кнезом захотел стать,продолжал недовольно ворчать Олаф.
Хэймлет согласно кивнул. Он внимательно изучал обстановку внизу, вполуха выслушивая ворчание товарища. Датчанин то и дело что-нибудь отвечал ему, боясь, как бы Олаф не подумал, что Хэймлет стал хуже слышать после плена, и не повысил бы голос. Его ругательства и так сотрясали округу и наверняка были слышны в ближайших избах. Благо, что все жители ушли в посад слушать княжьи речи, а то бы поднялась великая паника и момент внезапности, которого с таким трудом добивались герои, был бы упущен.
И как назло опасения Хэймлета оправдались. Из-за крайней избы вышел вооруженный мужчина и направился прямо в ту сторону, где прятались товарищи. Он был довольно приятен лицом и молод, хотя и носил бороду. Его одежде мог бы позавидовать любой конунг. Юноша явно не был простым воином.
- Это что, еще один сын Рюрика? - спросил Хэймлет, обернувшись к Олафу.
- Нет, у Рюрика только один сын. А кто этот ряженый петух, мы сейчас узнаем.
Друзья разбежались в разные стороны, готовясь напасть на незнакомца. Но тот вдруг, немного не доходя до того места, где притаились викинги, замедлил шаг и проговорил мелодичным голосом:
- Выходи, Торкланд, я не драться с тобой пришел. И ты, Хэймлет, выходи. А петуха ряженого я вам прощаю, я незлопамятный.
Крайне удивленные товарищи осторожно вышли из своего укрытия. Олаф держал наготове свой дареный топор, а Хэймлет весь изогнулся, как кошка, готовый в любую минуту прыгнуть или на врага, или назад.
Незнакомец громко рассмеялся, глядя на незадачливых вояк. Его открытая улыбка позволила викингам чуть-чуть расслабиться. Чужак, поманив к себе Олафа, проговорил:
- Торкланд, мне ведено тебе кое-что передать, что глупые птицы не договорили. Давай отойдем на пару слов.
Олаф аж побледнел, что было несвойственно его железной натуре, и согласно закивал головой.
- Не взыщи, Хэймлет,- обернулся юноша к конунгу.- Но лучше для тебя и не знать того, что скажу я Торкланду.
Они зашли за ближайшее большое дерево. Хэймлет с недоумением наблюдал за происходящими событиями. Не в чести у викингов было во время похода держать друг от друга секреты. А то, что Олаф придерживался правил, в этом Хэймлет не сомневался. Да и то, как поменялся в лице его товарищ, когда пришелец сказал ему о каких-то птицах, насторожило его. Он внимательно наблюдал за спиной Олафа, торчащей из-за ствола сосны. Ожидание уже начало утомлять молодого конунга, когда Торкланд наконец-то вышел из-за дерева и тяжелым шагом направился к нему. Дойдя до Хэймлета, он тяжело плюхнулся на песок. Датчанин потер глаза, ему показалось, что незнакомец остался за сосной. Во всяком случае, кроме Олафа, оттуда никто не выходил. Но зачем ему прятаться?
- Олаф, а где этот парень? - косясь то на товарища, то на дерево, спросил Хэймлет.
- А! - махнул рукой Торкланд.- Испарился.
- Что за шутки между товарищами! Что за тайны! - возмутился принц.
- И никакие это не шутки и не секреты! - обиделся Олаф.- Я правду говорю взял и испарился! Вот так превратился в пар и поднялся к небесам! Локи это был, понимаешь?! Локи из Асгарда! Эх, Хэймлет, дружище, знал бы ты, в какую историю я вляпался, не скалил бы сейчас зубы. Ну да ладно,- закончил примирительно викинг.
Хэймлет прокрутил в памяти всю встречу с незнакомцем и подумал, что в парне действительно было слишком много странного. Поэтому он решил больше ни о чем не расспрашивать Олафа, чтобы ненароком не влезть в дела богов. Живому человеку встреча с асами никогда не сулила ничего хорошего.
- Ладно, пошли.- Хэймлет соскочил с холма и быстро побежал к ближайшему дому. Олаф двинулся за ним.
Дом был довольно крепкий, по всему видать, хозяин здесь был состоятельный и нерасточительный, добро свое берег и приумножал как подобает. Усадьба была полна различной живности. Из хлева раздавалось довольное свиное похрюкивание, а глупые жирные куры сновали по двору, то и дело Попадая под ноги, загораживая дорогу. Олаф властной походкой шел через двор, пиная нахалок сапогом. Птицы были закормленные и неповоротливые, и викингу не составляло труда поддеть их под ребра ногой. Те, пронзительно кудахча, отскакивали в сторону. Олаф, с довольным видом потрясая зазубренным топором, поднялся на резное крыльцо и пяткой высадил дверь. Внутри никого не было.
Олаф внимательно окинул взглядом обстановку.
- Эй, Хэймлет, ты не видел здесь погреба?
- Поищи в клети, а я обшарю усадьбу,- раздалось из-за спины.
Несмотря на явный достаток, обитатели дома не отличались аккуратностью. Переступив порог, Олаф очутился во тьме сеней и тут же налетел на какой-то предмет. Вещь, неосмотрительно очутившаяся на пути великого воина, была массивной, но ей все же не удалось сдержать наступательный порыв ярла, и она, столкнувшись с викингом, сотрясая грохотом избу, рухнула на пол и покатилась по гулким доскам, попутно нарушая покой представителей остальной хозяйственной утвари, размещенной по соседству.
- Ну, треллы гардарикские, цвергские свиньи, бросили свое корыто прямо под ноги, уроды! - кричал Олаф в порыве праведного гнева, разминая рукой ушибленную ногу.
Он в ярости выхватил дареный топор и рубанул тьму перед собой. По-видимому, этим действием Олафу удалось совершить очередное разрушение, и гром его ругани был перекрыт шумом обвала сыплющейся и разбивающейся глиняной посуды, наверно, он срубил полку с утварью.
- Олаф, ты цел?!
Прибежавший на шум и крик Хэймлет распахнул дверь в сени и застал своего товарища с топором в руке, направляющим свой удар куда-то во тьму помещения.
- Дерьмо,- сплюнул Олаф в пустоту и ударом вынес дверь, ведущую в жилое помещение.
Хэймлет, не удовлетворившись ответом напарника, подпер дверь какой-то мотыгой, найденной за углом у входа, чтоб не оказаться в полной темноте, прошел в глубь сеней и на всякий случай попинал ногой груду черепков, оставшуюся от богатого набора всевозможной кухонной и хозяйственной посуды после того, как здесь побывал Олаф Торкланд.
Не обнаружив ничего достойного внимания, датчанин пожал плечами и вышел.
Хэймлет вновь вернулся к своему занятию, так неожиданно прерванному конфузом товарища.
Обходя усадьбу, он монотонно, с неутомимой дотошностью опытного мародера проверял сарай за сараем, заглядывал под каждый навес, ворошил солому. К величайшему огорчению, на каждом шагу ему встречалась или провонявшая навозом хозяйская скотина, или скученные горы дерьма, усердно выработанного неугомонными животными.
Хэймлету уже изрядно поднадоело это занятие, он давно раскаялся в том, что предоставил Олафу рыться в хозяйских сундуках, а сам занялся неблагодарным делом - осмотром двора.
"Какой я все-таки выдержанный человек,- подбадривал себя Хэймлет,- этот верзила уже давно бы пришел в ярость и начал разносить двор и уж точно перерезал бы всю живность, а то и просто устроил изготовление жаркого на углях. Поджег бы хлев со свинарником".
Так, похваливая себя насколько хватало воображения и с силой стиснув ноздри двумя пальцами, Хэймлет мужественно обходил очередную навозную кучу. Он, может быть, и бросил бы это занятие, но соблазн найти винный погребок был слишком велик. Уж очень хотелось выпить.
Хэймлет завернул за последний не обшаренный сарай этой бесконечно большой усадьбы, уже и не надеясь на удачу, как вдруг прямо перед ним вырос до боли знакомый долгожданный бугорок правильной округлой формы.
"Ну конечно же это все асы развлекались со мной, мог бы и сразу догадаться, стоило перевернуть все местное дерьмо, чтобы найти погреб самым последним. Ну, выродок Локи, точно, его работа. Начни я поиски с другой стороны двора, мне не пришлось бы и одним глазом увидеть этого вонючего царства треллов. И Олаф тоже хорош! Устроил драку с хозяйской утварью, заставил меня отвлечься. Если бы не он, я точно начал бы поиски с другой стороны",- досадовал Хэймлет на напрасно проделанную работу. Однако предвкушение доброй попойки быстро повернуло его мысли в другое русло.
Хэймлет ясно представил себе бочонок ароматного эля или на крайний случай кислятины, которую неумело готовят хольмгардцы. Дыхание викинга участилось, пульс заметно прибавил оборотов, он птицей перепорхнул на другую сторону, от волнения чуть не свалившись в очередную навозную кучу, и молодецки соскочил по земляным ступенькам прямо к заветной дверце.
Конечно, Хэймлет здорово уступал своему товарищу в силе и свирепости, но, окрыленный успехом, он даже не вспомнил об этом, когда его скромный кулак врезался в потемневшие доски тяжелой дубовой двери. Раздался гулкий удар, гвозди не выдержали и вывалились из дерева вместе с засовом, дверь распахнулась.
Хэймлет пришел в себя, рука слегка заныла.
"Интересно, с каких это пор я начал впадать в берсеркство? Можно было просто отодвинуть засов,- размышлял датчанин, разглядывая разрушенный запор и потирая ушибленную руку.- Ладно, поныли - и хватит".- Хэймлет решительно пресек свои размышления. Инстинкт, впитанный с молоком матери, потребовал прервать столь губительные для воина философствования.
Он как можно ниже пригнул голову, шагнул в полумрак помещения и конечно же ударился головой о балку, поддерживающую потолок.
- Свиньи, все свиньи, скоты поганые, ну скажи, Один, за что? - досадно прохрипел конунг, одновременно с этим одной рукой схватившись за голову, а другой нанеся увесистую затрещину обидевшей древесине так, что аж захрустела рука.- Ну и так всю жизнь! - негодовал Хэймлет, не зная уже, за какое больное место хвататься. Его зад нащупал в темноте устойчивую опору и совершил посадку.- Сожгу, все сожгу,- повторял он уже более умиротворенным голосом, озираясь по сторонам привыкающими к темноте глазами.
Уже первый беглый осмотр внушал большие надежды. Вдоль стен погребок был сплошь заставлен кадушками разных размеров и форм. Хэймлет не сомневался, что при всем возможном трезвом образе жизни хозяев дома при столь внушительном количестве емкостей хоть одна, но должна быть наполнена ароматным хмельным питьем.
С закуской тоже все было в порядке: дразня вездесущих крыс, с потолка гроздьями свисали колбасы, увесистые шматы сала, сушеное мясо, все, что пожелает душа викинга и его желудок после нескольких дней сурового воздержания от пищи.
Конунг больше не медлил. Низко пригнув голову, он расторопно двинулся вдоль стены, вскрывая бочонки и на ощупь исследуя их содержимое. Хэймлет чуть не подавился, с отвращением выплюнув в темноту льняное масло, которое оказалось в первой кадке. К следующей он уже подошел не столь уверенно, и, как оказалось, напрасно. Во второй бочке находился отменный душистый хмельной мед, единственный полезный напиток, который умели готовить хольмгардцы.
- Ну и хвала Одину,- решил довольный Хэймлет,- лучше пить сладкий хороший мед, чем эль местного изготовления, жуткую кислятину.
Он вставил крышку на место и, поднатужившись, вынес бочонок на белый свет, затем, вернувшись в погреб, Хэймлет перебросил через плечо несколько качалок колбасы.
Надо было поспешить в дом. Что-то там было подозрительно тихо. Шум от наносимых Торкландом разрушений стих уже некоторое время назад, и это было не похоже на Олафа. Если бы он уже все уничтожил внутри, не найдя при этом выпивки, он бы начал раскатывать избу по бревнышку снаружи.
Кряхтя под тяжестью ноши, Хэймлет пересек двор и взобрался на крыльцо. Ногой пнул дверь, одну, вторую, пока не очутился в просторной избе. Конечно, он ожидал увидеть полное уничтожение всего бесполезного с точки зрения ярла Олафа имущества, а с его точки зрения бесполезным было все, кроме оружия, выпивки и пищи. Но то, что он разнесет даже печку, этого пораженный Хэймлет уж никак не предвидел. Он чуть не выронил свою драгоценную ношу, восхищенный руинами, оставшимися от огромной хольмгардской печи, на которую они обычно забирались всем выводком, греясь в холодные, морозные зимы.
Олаф сидел на полу посреди хаоса, сотворенного им, спиной к двери. Когда Хэймлет с шумом распахнул дверь, тот даже не шелохнулся.
- Эй, бродяга, здоров ли ты? - окликнул урмана датчанин, гулко приземлив бочонок на чудом уцелевшую лавку. Сбросив с плеча колбасы, он направился к Олафу, не на шутку обеспокоенный самочувствием товарища.
Уже подойдя вплотную, он заглянул через плечо ярла и увидел на коленях у Торкланда меч невиданной красоты. Хэймлет обошел с другой стороны и опустился на пол. Олаф весь ушел в созерцание этого оружия, его немигающие глаза просто пожирали клинок, лицо, как у покойника, застыло в недвижимой маске. Ни один мускул, ни одна морщинка не позволяли себе дрогнуть или пошевелиться.
Меч и вправду был прекрасен, от него так и веяло скрытой мощью, кроме того, он был удивительно гладко отшлифован, так что в него можно было рассмотреть свое отражение. Хэймлет прожил короткую, но насыщенную событиями жизнь. Он не раз бывал в Бритленде, во Франкленде, в Урманленде, даже один раз его верный корабль "фенрир" бросил якорь у чудесных теплых берегов, где много черных людей, которые совсем не любят пьянство, говоря, что их боги запрещают им это. Глупые, ведь в этих землях растет диковинная ягода виноград, из которого люди делают божественные напитки. Пожалуй, виноград - это единственное, чего не хватает нам на старом, добром Севере. Этот город назывался Гранадгард. Но нигде, и даже в столь диковинном городе, Хэймлет не видел, чтобы люди умели ковать столь дивное оружие.
"Оно упало с самой луны!" - решил датчанин. Он сам не заметил, как забылся, увлеченный красотой клинка. Забыл и о бочонке хмельного меда, и о колбасе, и даже об опасности, которая им все еще грозила, заявись сейчас сюда хирдманы старого Рюрика.
