ОБРЫВ

Я очнулся на кровати, мягкой и удобной. В той же самой комнате, где был последний раз, когда помнил себя. Только семьсот лет спустя. Несложно понять такое, когда у тебя над головой висит электрический светильник, правда?

Ну что же, все, что ни случается, — к лучшему. Боюсь только, господину Мугиду придется отменить пару сеансов, чтобы полностью удовлетворить мое любопытство. А я буду настаивать.

Никто покамест не являлся, чтобы справиться о моем драгоценном здоровье. Однако кто-то явно позаботился о нем: я был укрыт одеялом и… хм… избавлен от одежды. Кроме того, на затылке обнаружился компресс, под которым занудно ныла шишка И все равно я с наслаждением потянулся, ощущая себя наконец-то в собственном теле. «Иногда стоит пережить потерю, чтобы ощутить себя счастливым впоследствии, когда обретешь утраченное», — изрек Исуур. Воистину так!

Конечно, я не собирался валяться в постели остаток своей жизни. Поднявшись и отыскав-таки одежду, я привел себя в более-менее человеческий вид и задался вопросами. Вопрос первый, наверное, был банальнейшим из возможных: где все? Вместо того чтобы толпиться у дверей в комнату больного и переживать о его здоровье, господа внимающие, похоже, предаются разнообразным утехам. Хорошо еще, не участвуют в очередном сеансе!

Вопрос второй звучал нелепо и мелочно, если не знать некоторых подробностей. Он сводился к нервному восклицанию: где моя сумка?!

Я заглянул в тумбочку, но там лежала лишь книга, переданная мне Чрагэном, и ее перевод. Да, еще «Феномен». Странно, что «академик» не забрал ни того ни другого, ну да это сейчас не самое главное. Где сумка?!

Стук в дверь прервал мои размышления Я тихонько прикрыл дверцу тумбочки и громко произнес:

— Да-да, входите.

Дверь скрипнула, в образовавшуюся щель просунулась голова слуги:

— С вами все в порядке, господин? Я растерянно кивнул:

— К-кажется. Э-э, любезный, не подскажете ли мне…

Дверь захлопнулась.

Итъ! Куда это он? У меня что, голос изменился за эти… за прошедшее время?

Ну ладно, если гора не идет к Исууру, Исуур пойдет к горе.

Я отыскал обувь и вышел в коридор, намереваясь раз и навсегда разобраться со всеми этими недомолвками. Где это видано, чтобы слуги бегали от клиентов?!

Однако, как выяснилось, слуга бегал не от клиента — он бегал за хозяином. Сопровождаемый господином Мугидом, сей молодой человек возвращался, и вот — обнаружил меня в коридоре, на полпути к лестнице.

Взгляд, которым слуга одарил вначале меня, а потом — повествователя, был спокоен и невозмутим, как взгляд столетней черепахи.

— Вот он, господин

— Я вижу, — отозвался старик. — Ну-с, так что же с вами случилось, Пресветлый? Почему вы нарушили слово правителя и покинули комнату?

Последние два предложения он произнес на древнеашэдгунском. С растерянностью я понял, что и слуга со мной говорил на том же языке. Однако к Мугиду он обращался на современном.

— Послушайте, господин Мугид, — я не поддержал этой инициативы по общению на мертвых языках, — давайте-ка перестанем валять дурака и объяснимся. Вернее, вы станете объяснять, а я — слушать.

Старик гневно посмотрел на слугу, потом с интересом — на меня.

— Кто вы? — задал он самый дурацкий вопрос из всех возможных. Нет, пожалуй, более дурацким был следующий: — Вы знаете современный язык?

— Да! — Я сделал пару шагов и очутился рядом с повествователем. — Да! демоны вас съешь! Я говорю на современном языке всю свою жизнь! И совершенно не обязательно называть меня Пресветлым! Я не поддамся, понятно? Вы не сделаете из меня душевнобольного, уважаемый господин Мугид! А теперь извольте объяснить, что за балаган вы здесь устроили.

Старик только укоризненно покачал головой.

— Успокойтесь, господин Нулкэр, — попросил он. — Я все объясню. Но думаю, прежде вам придется кое о чем рассказать.

Неужели он нашел сумку? Но ведь никем не возбраняется…

— Как и зачем вы попали в коридор? — спросил он. — И почему, даже если решились на этот шаг, вы не поставили в известность ни одну живую душу в гостинице? Госпожа Карна вся изнервничалась, пока мы вас нашли, да и остальным тоже было небезразлично. Скажите, Нулкэр, у вас есть чувство ответственности перед теми людьми, с которыми вы изволите находиться? Вас ведь могло убить там, в коридоре, — случайный обвал, дыра в полу — что угодно. И тогда мне пришлось бы заплатить огромный штраф да к тому же, возможно, закрыть гостиницу. Это вас не обеспокоило?

Я кашлянул.

— Да, господин Нулкэр, вы повели себя не лучшим образом. Хорошо хоть, что мы разыскали ваше тело. А если бы не удалось? Что тогда?

— Успокойтесь, Мугид, — произнес господин Чрагэн, присоединяясь к нашей честной компании. — Успокойтесь, прошу вас. Думаю, в сложившейся ситуации лучшим выходом будет собраться и объясниться — каждому, и вам, и господину Нул-кэру. Чтобы раз и навсегда покончить с этой неловкой ситуацией.

За спиной у «академика» маячили остальные внимающие. Кивками и одобрительными возгласами они дали понять, что присоединяются к предложению Чрагэна.

— Ну что же… — задумчиво произнес Мугид. — Ну что же… извольте, господа. Но прежде, чем начать говорить, позвольте провести еще один сеанс. — Он вскинул руки, предупреждая возможные протесты. — Это позволит вам лучше понять, что к чему, а меня избавит от необходимости долго и занудно объяснять простые истины. Ну так что же?

Остальные выразили согласие, но я покачал головой:

— Невозможно. Прошлый раз я оказался слишком близко к той войне, если вы понимаете, о чем я говорю. Не хотелось бы повторять сей печальный опыт. Скажу откровенно: быть в шкуре Талигхилла мне не понравилось.

— Я обещаю вам, что ничего подобного более не произойдет, — веско произнес Мугид.

Не дожидаясь моего формального согласия (в душе я уже смирился с необходимостью еще одного повествования; к тому же последние слова старика непонятным образом вселили в меня уверенность в его правдивости), Мугид кивнул:

— Ну что же, вот и хорошо. Значит, через час начнем. Извольте не опаздывать.

Он ушел, а я не знал, что и делать: плакать, смеяться, сквернословить или же пойти и как следует поесть? Я выбрал последнее, тем более что в мои ближайшие планы входило изловить одного из внимающих и «раскрутить» его на рассказ о случившемся. Вернее, о том, что он видел и знал.

— Данкэн, вы не хотите пообедать? Журналист удивленно посмотрел на меня:

— Признаться, не очень. Примерно полчаса назад я позавтракал и…

— Вот и хорошо. Тогда я буду есть, а вы будете рассказывать. Пойдем.

— Где Карна? — спросил я, пока мы спускались на второй этаж.

Данкэн пожал плечами:

— Наверное, у себя. Знаете, она очень расстроилась из-за вашей пропажи и… и того, что вы делали, когда нашлись.

Я опустился в кресло и стал накладывать себе в тарелку все, до чего был способен дотянуться. Блюда, оставшиеся вне сферы моего влияния, приходилось пододвигать Данкэну, чем он и занимался, не прерывая рассказа.

— Ну что… в первый день, когда вы не пришли к завтраку, все решили, что это очередная блажь… хм, то есть я имею в виду, что при вашем весьма эмоциональном поведении неявка к завтраку — нечто воспринимаемое всеми как само собой разумеющееся. Проспал человек Или просто нет аппетита. В конце концов, личное дело каждого. Да и прецеденты были. Очкарик, например. Или Карна. Да и я, если помните… Что? Разумеется, продолжаю. Ну вот. утром никто беспокоиться не стал. А потом, в повествовательной комнатке господин Мугид заявил, что вы сегодня не будете участвовать в сеансе.

— Как?!

— А вот так. Не будете, и все тут: На сегодня отказались. Сеанс прошел как обычно, мы поужинали (естественно, лишенные вашего общества) и отправились в постели.

— А Карна?

— И Карна. Хотя я, конечно, не проверял…

— И она молчала?!

— Нет, почему — разговаривала. Но выглядела бледновато.

— Так, хорошо. А после?

Журналист покачал головой и недоверчиво посмотрел на меня:

— Неужели не помните?

— Что я, по-вашему, должен помнить?

— Утром всех нас разбудил громкий и весьма немузыкальный крик. Ваш, между прочим. Вы орали до тех пор, пока не явился Мугид и не спровадил вас к себе… то есть к вам.

— И что же я, как вы выражаетесь, орал?

— Не знаю, — пожал плечами Данкэн. — Что-то на древнеашэдгунском. Я не разобрал.

Теперь понятно, почему слуга и Мугид говорили со мной на мертвом языке. Но неясно, откуда повествователь знал о коридоре. И почему вел себя так спокойно. И… Короче, ничего не ясно!

— Ладно, — устало сказал я. — После повествования разберемся. Да, кстати, Данкэн, это не вы подбрасывали мне записку, в которой советовали быть поосторожнее?

Он внимательно посмотрел на меня:

— Не-ет. А это было до или после известных событий?

— Да, разумеется. — Я пожал плечами. — После-то я и не помню ничего. Только сегодня в себя пришел, между прочим.

— А-а, — протянул журналист. — Понятно… Нет, не подбрасывал. Зря вы, выходит, не прислушались к предупреждению.

— Выходит, что так, — согласился я. — Ну, тут уж ничего не поделаешь… Да, когда я пришел, у меня с собой не было сумки?

— Не было, — уверенно произнес Данкэн. — По крайней мере, я никакой сумки не видел. А я выскочил на крик, наверное, одним из первых.

— Печально.

— Что, потеряли какую-нибудь ценную вешь?

— Можно и так сказать В этой сумке были все мои вещи. Кроме тех, разумеется, что на мне. Журналист поднял бровь:

— Ого! Надо бы вернуться поискать, как думаете? Я неопределенно махнул рукой:

— Там разберемся. Пойдем лучше в комнату, а то начнут без нас.

— Не начнут, — уверенно заявил Данкэн.

И все-таки мы оставили стол и спустились вниз'.

Все уже собрались. При виде Карны мое сердце дрогнуло и забилось сильнее. Она, похоже, плохо спала последнее время, похудела и выглядела не лучшим образом. Переживала!

Я, как мог тепло, улыбнулся ей и опустился в кресло. Нужно бы поговорить, поговорить всерьез, но сейчас для этого не лучшее место и время. Позже…