ОБРЫВ

… накатило нечто совсем уж необычное, совсем не отсюда, не из этих мест, не из этой жизни вообще… Одним словом, не отсюда. Голос. Вопящий в ужасе голос. И что-то… Но край памяти, как падающая штора, отсек все потустороннее, оставшееся там, а здесь уже кричали' «Вставайте, Пресветлый, вставайте'»

И…

И я встал.

Задыхаясь, утер непослушной ладонью потное лицо. Посмотрел в озабоченное лицо Джергила. И вздрогнул.

Это уже слишком. Скажите на милость, как Мугиду удается повествовать из своей комнатушки прямо ко мне, лежащему в коридоре?! Ну, стоящему… То есть…

Люди напирали, толкаясь и истошно вопя. Десятники и полусотенные энергично наводили порядок, раздавая приказы и оплеухи. Последнее помогало в значительно большей степени, нежели первое. Но и от первого тоже был прок.

Обретя некое подобие порядка, люди замирали на своих местах, озабоченно, громко переговариваясь.

— Что происходит? — прошептал я самому себе. — Что же, демоны меня сожри, происходит?!

Джергил, однако, сей вопрос истолковал по-своему.

— Сейчас выяснится, Пресветлый, — попытался он меня успокоить. — Храррип уже послал кого-то вперед. — Потом он вздохнул и с облегчением добавил: — Я уж было подумал, в вас демон вселился. А вы, оказывается, просто потеряли сознание.

От людского месива отделился пожилой человек и направился ко мне. Разглядев у него нараг на поясе, я решил было, что это Мугид. Но ошибся. Мугиду, если помнишь, неоткуда взяться в этом кошмаре.

— Засада, — сообщил Тиелиг, приблизившись и внимательно разглядывая мое лицо — чем-то оно ему не понравилось. — Хумины непонятно каким образом успели обойти нас с фронта и оказались у выхода из коридоров. Они позволили выйти примерно четверти армии и ударили. Говорят (сам я не видел), получилась страшная бойня, но теперь все улажено. Часть людей отступила в коридор, хумины отброшены, двери удалось закрыть. Можно сказать, нам еще повезло. Если не считать того, что мы теперь заперты в башне, — добавил он, выдержав секундную паузу.

Я судорожно кивнул, поскольку последняя фраза требовала отклика. Но, по правде сказать, тяжеловато реагировать на высказывания человека, умершего семьсот лет назад. Да и древние проблемы меня сейчас заботили меньше, нежели свои собственные.

Это не повествование. Если в прошлый раз то, что случилось, еще можно было назвать так, то теперь — нет. Ведь я нахожусь среди этих людей, я могу говорить с ними, а раньше такого никогда не было.

А потом я позволил себе подумать о том, чего я боялся больше всего.

Но если я среди них, если я разговариваю с ними, то… может быть… меня и убить можно?!

Однако же мои тело и внешность принадлежали, кажется, кому-то другому, скорее всего — Талигхиллу. Иначе Джергил «принял бы меры».

Но ведь не принял!

… Вот только почему верховный жрец Ув-Дайгрэйса так странно смотрит?

— Что прикажете, Пресветлый?

Это он у меня спрашивает. А что приказывать? И так все ясно — нужно отступать. Ведь не торчать же в этом проклятом коридоре до скончания веков!

«… До скончания веков»! Мертвые Боги Ашэдгуна, а что, если и впрямь… Если я никогда не вернусь? Если я сошел с ума и буду, как рассказывал когда-то Данкэн, бродить под «Последней башней» этаким привидением… туманным силуэтом…

Нет!!! Я не хочу!

— Так что же вы прикажете, Пресветлый? Или людям оставаться в коридоре? — учтиво поинтересовался Тиелиг.

— Разумеется, нет. Нужно немедленно возвращаться в башню.

«… Могут убить». Но ведь я помню, прекрасно помню, что Талигхилл пережил эту войну. И даже выиграл. Там, правда, несколько туманно описаны некоторые подробности, да и я не проявлял должного интереса — а все-таки.

Но… я знал кое-что еще. Я знал, что Пресветлый Талигхилл никогда не терял сознания и никогда не жаловался на одержимость демонами. В общем, не проявлял симптомов того, что в его теле оказался кто-то другой. Так почему же я должен быть уверен, что…

Нет, не думать! Думать о чем угодно, только не об этом. Проклятый старик закончит свое повествование, и я вернусь. Обязательно вернусь.

— Приказ уже отдан, — сообщил Джергил. — Мы возвращаемся в башню.

Кое-как я забрался в седло, с легким удивлением отмечая, что вообще способен на это. Ведь я ни разу в жизни не имел дела с лошадьми! Видимо, часть воспоминаний и навыков бывшего обладателя этого тела передалась мне — так сказать, по наследству.

Кстати, а где сейчас «бывший обладатель»? Что сталось с ним?

Или он уснул, и ему сейчас снится сон, что он — господин Нулкэр из далекого будущего? Прямо по Исууру:»Что это: бабочка спит и думает, что она — мудрец, или же, наоборот, мудрец спит и мнит себя мотыльком?»

— Пресветлый, могу ли я задать вам один вопрос? — Тиелиг ехал рядом, ловко управляясь с поводьями. Я мысленно позавидовал ему и кивнул:

— Задавайте и избавьте меня от ваших официальных формулировок, прошу вас!

Хорошо все-таки, что в течение недели я следил за жизнью Пресветлого. Иначе пришлось бы бекатъ да мекать да делать вид, что при падении отшибло память. А так — пожалте, вся память вот она, на блюдечке. Бери да пользуйся.

— Вопрос этот очень прост: не лучше ли было бы попробовать атаковать хуминов? Насколько мне известно, к моменту нашего выхода из коридора они только-только появились там, и поэтому атака могла бы принести вашим войскам победу. Теперь же, если враг закрепится, мы окажемся в ловушке. Практически мы в ней уже оказались.

А ведь верно! Но я был не в том состоянии, чтобы мыслить тактически.

— Скажите, Тиелиг, а откуда вам стали известны такие подробности? — Лучший способ защиты — нападение.

— Об этом говорили вокруг нас. Вы могли бы тоже узнать, если б пожелали.

Вот так вот. Утер мне нос, аки младенцу.

— Вы меня в чем-то обвиняете? — вкрадчиво спросил я.

— Как можно?! — Он покачал головой, словно удивляясь нелепости моих подозрений. — И в мыслях не имел.

Некоторое время мы ехали молча Жрец, видимо, удовлетворил свое любопытство, а мне лишний раз говорить не хотелось. Да и не о чем…

Коридор тянулся, долгий и нудный, как и мои размышления о своем нынешнем положении. Спереди, сзади и по бокам двигались люди, много людей; они приумолкли, удрученные провалом… ведь это был, по сути, провал. И — более того — надежд на победу теперь не оставалось. Правда, сейчас об этом знали лишь избранные офицеры — те, кого Талигхилл посвятил до конца в свой план. Но ведь таких немало. Что, если они взбунтуются? Впрочем, подобный бунт вряд ли к чему-нибудь приведет, хумины все равно загнали нас в западню и теперь уж перекрыли все выходы.

Только я, только я один знал, что мы выиграем в войне… они выиграют. Но во-первых, мне приходилось молчать, чтобы не выдать себя, а во-вторых, я не ведал, когда и как это случится… да и случится ли вообще. Потому что мое появление в теле Талигхилла историей — той историей — не предусмотрено. Возможно, я изменил что-то в прошлом и теперь ашэд-гунцы потерпят окончательное поражение… благодаря мне. А может быть, все это лишь бред, видения сумасшедшего, заблудившегося в самом себе сознания…

Как бы там ни было, сейчас я стал не властен над своей судьбой. Ни возвратиться, ни подать весточки — качайся в седле, полуприкрыв глаза и делая вид, что дремлешь, да думай, как же вести себя дальше. Потому что очень уж не хочется проверять ту идейку насчет смертности.

Мертвые Боги древнего Ашэдгуна, как же все это странно! Ведь не должен же был Myгид дотянуться своим повествованием аж до коридора? Не должен. Между прочим, это ведь не первый раз, когда кто-то из внимающих отсутствовал на сеансе. И что? Ведь тогда та же Карна ничего не почувствовала. И юноша очкарик, скорее всего, тоже. Ну, положим, очкарика усыпляли, но ведь Карна… И слуги — они ж не внимают каждый раз, иначе вся гостиница просто вылетела бы в трубу, осталась без присмотра. Так почему я такой особенный?

Можно было бы предположить, что я потихоньку сошел-таки с ума. Неприятная версия, но все-таки допустимая. Можно было бы… да не получается. Потому что первое повествование, до этого обрыва, проходило именно как повествование. Безо всяких лишних эффектов типа полного погружения в прошлое. Следовательно, таки дотянулся, демоны его съешь! Но как?! И почему именно я?

Или дело в том туманном силуэте, который меня напугал? Откуда он взялся? И что это такое?

Но погодите, господа хорошие, я, кажется, совсем забыл о самом главном вопросе. Какого демона господин Мугид, повествователь растаковский, проводил сеанс вместо того, чтобы искать меня, заблудшего Он ведь понимал…

Вот. Вот то-то и оно, что понимал. И коридорчик с дверью на смазанных петельках. Оч-чень, видать, хорошо понимал. Уж всяко получше моего… с-скотина! Потому и провел сеанс… наверное. Я ведь и до сих пор ни в чем не уверен.

Впереди кто-то застучал в гулкие двери: «Открывайте, вернулись!»

Недоуменные возгласы, лязг замков.

Мы въехали в огромный зал, и я лишь сейчас признал его: первый этаж «Башни», только сильно видоизмененный. Ну, то есть это мне он предстал впервые сильно видоизмененным.

Нас встречали растерянными взглядами. Эти стражники, разумеется, знали о том, что часть войска ушла, чтобы «совершить тактический маневр».

Вот, совершили. Теперь вернулись.

Спустился по лестнице господин Лумвэй: сна ни в одном глазу, хотя вместо обычной одежды накинут ночной халатик; он удивленно посмотрел на втягивающуюся в зал армию и повернулся ко мне. То бишь к Пресветлому Талигхиллу.

— Что?.. — Потом Хранитель догадался, что вокруг слишком много посторонних ушей.

— Расскажу чуть позже, — пообещал я. — Впрочем, за подробностями вы вполне можете обратиться к господину Тиелигу; похоже, он знает больше моего.

Солдаты входили и въезжали в зал, десятники (согласно отданным мною распоряжениям) рассылали их по казармам. Через несколько часов план, так терзавший Талигхилла, станет не более чем фантомом. Несовершенное убийство не есть убийство. По крайней мере для тех, кто и не подозревал о нем.

Все это великолепно. Вот только будет ли у Пресветлого возможность облегченно вздохнуть? Вернется ли он в свое тело? И куда в таком случае, скажите на милость, денусь я?

Однако размышление над подобными вопросами отнимает много сил. И не приводит к сколько-нибудь значимым результатам. К тому же мне жутко хотелось спать. Я ведь унаследовал не только память правителя, но и его «физическую оболочку», которая не отдыхала уже очень долго. А сейчас на дворе (то есть в ущелье) глубокая ночь, скоро рассвет.

— Я отправляюсь спать, — к удивлению господина Лумвэя, сообщил я. — Если вы не возражаете, поговорим завтра утром.

Разумеется, будь на моем месте (вернее, в своем теле) Та-лигхилл, он бы прежде всего обсудил переменившуюся ситуацию с кем положено. Но я ведь не он. И для того, чтобы обсуждать что-либо, нужно хоть туманно, а представлять, как это делается. Да и нынешние обстоятельства вполне потерпят. Сейчас время уже не играет ни за нас, ни против нас.

В сопровождении телохранителей я поднялся в спальню Пресветлого, велел никого не впускать (разве что по очень срочному делу) и рухнул в кровать. Собирался поломать голову над своим теперешним положением, однако сам не заметил, как уснул.