Глава 7
Сторожевой Ловчий Ифрит, Могущественный и Преданный
К шахской башне Семён и Мафусаил добрались без приключений.
Была тёмная безлунная ночь, жаркая и влажная. Улочки были пусты и тихи, лишь изредка где-то дурными голосами взлаивали собаки, но сразу же испуганно замолкали; тяжёлый ночной воздух пах горелым.
Редкие встречные группы ночного дозора были слышны издалека: стражники гулко топали сапогами по грунтовке и нарочито громко бренчали оружием, пугая возможных шайтанов. Потому обойти дозор стороной было не сложно — сложно было не запутаться в лабиринте глиняных стен, закоулков и тупичков. Но джинн легко ориентировался в тёмном неосвещённом городе — видимо, такие походы вслепую были для него привычны. Впрочем, Семёна это вовсе не удивляло: при таких-то запретных увлечениях да не научиться безошибочно определять направление?! Когда от этого порой зависит вся твоя жизнь. И не только твоя…
Серебряная башня возникла неожиданно: были сначала какие-то низкие незапертые дверцы в толстых каменных стенах, куда приходилось пролазить чуть ли не на четвереньках; после был сад с сырой землёй и сладким запахом спелых яблок; после кусты с жёсткими ветками и острыми колючками; и вдруг — башня.
Стояла такая темень, что несмотря на полированное серебро стен Семён так и не увидел башню сквозь листву и через пару шагов наверняка врезался бы в неё, если бы джинн вовремя его не предупредил:
— Мы пришли, о ловкий покоритель сокровищниц. — Мафусаил деликатно попридержал Семёна за талию и вывел его на открытое пространство, где было несколько посветлее. — Сейчас мы с той стороны башни, где стражники никогда не бывают: здесь самая толстая стена и самые густые заросли шиповника. Потому опасаться нам нечего. Но и медлить не стоит! Позволь я укажу тебе мой лаз, — джинн, судя по осторожным шлепкам, пытался в это время найти что-то на поверхности башенной стены.
— Если ты о том магическом проходе, на котором лежит твоя рука, то можешь не беспокоится, — со смешком ответил Семён. — Я его и так вижу. И более того…
— Что? — с испугом спросил джинн. — Что — более того?
— Их пять, входов этих. — Семён пристально вгляделся в темноту. — Нет, даже шесть… Семь!
Серебряная башня на фоне чёрного неба выделялась как еле видное белое облако; по низу облака шёл неровный ряд зелёных пятнен, круглых словно иллюминаторы на борту океанского лайнера, призрачных и таинственных.
— В который полезем? — деловито поинтересовался Семён, превращая свой халат в облегающее чёрное трико. — Нам бы в тот, который к сокровищнице поближе. Чего нам в спальню к шаху лезть! Обойдёмся и без спальни.
— Семь ходов, — потрясённо пробормотал Мафусаил, — целых семь! Кто же ещё кроме меня? Неужели Селим-визирь? Или Махмуд-казначей? Или кто ещё?! — взвыл джинн, хватаясь за голову.
— Э, да милая Гюзель, похоже, ещё та штучка, — неприязненно сказал Мар, но очень тихо, лишь для одного Семёна. — Сочувствую нашему джинну. Выражаю ему свои соболезнования. Семён, давай действуй, а то Мафусаил сейчас от ревности помрёт. Так и не дождавшись своей молодости.
— Точно, — спохватился Семён, — ты прав. Мафусаил! — Семён поймал руку джинна, — давай не отвлекаться. Сначала дело, а после сцены ревности. Да и вообще сперва разобраться надо, куда эти ходы ведут и когда они сделаны, может, они вовсе и не к твоей Гюзели протянуты. Башня древняя… Ты подумай — а если этим проходам лет двести? Или триста. Какая ещё там Гюзель, триста лет тому назад!
— Давайте разбираться, — немедленно согласился джинн и вроде бы стал успокаиваться. Во всяком случае за голову он перестал хвататься сразу.
— Твой ход куда ведёт? — спросил Семён, подходя к первому зелёному пятну.
— В одну из шахских опочивален, — угрюмо ответил джинн. — В ту, где Караман бывает реже всего.
— Не лучший вариант. — Семён задумался. — А как в эти ходы вообще попадают? Открывают их как?
— Обычно каждый настраивает вызов своего прохода на личное ключевое движение, — помолчав, произнёс Мафусаил. — Вовсе не магическое. Моё было настроено на пожатие плеч с одновременным подниманием левой брови.
— И с тайным напряжением пупка, — серьёзным голосом подсказал Мар. Джинн невесело хмыкнул.
— Меня не интересует ключ, — сказал Семён, вглядываясь в тусклое зелёное пятно. — Меня интересует сам замок. Ну-ка, открой свой ход!
Поверхность мафусаилового лаза была сплошь испещрена крупными тёмными разводами: разводы напоминали неровные серые кляксы грязи, налипшей поверх зелёного лесного мха. Джинн пошевелился в темноте, зашуршал одеждой — серые кляксы внезапно провернулись по вертикали, оказавшись с изнанки такими же зелёными; через мгновение вся поверхность пятна засияла ровным фосфорным светом. И тут же пятно превратилось в тёмную дыру: из открывшегося хода потянуло прохладным и донеслись звуки далёкого могучего храпа.
— Это не Гюзель, — убеждённо сказал Мар. — Гюзели так не храпят.
Джинн торопливо зашуршал одеждой и ход закрылся, сначала опять позеленев, а после покрывшись серыми кляксами.
— Шах Караман, — дрожащим голосом поведал Мафусаил. — Нельзя нам в этот ход.
— Ясное дело, — согласился Семён. — Пошли к другому. Я, кажется, понял, что надо делать.
Остановившись возле следующего пятна, Семён не долго думая принялся легонько тыкать пальцем в серые пятна, насильно проворачивая их в нужное положение — через пять секунд ход открылся.
— Готово, — тихо сказал Семён. — Кто первый?
— Возможности твои просто удивительны, — прошептал джинн, кланяясь Семёну Владимировичу в пояс. — Но позволь мне, немощному, всё же идти следом за тобой, о взломщик пустоты. Ибо не должно старцу, не способному к ратным делам, поспешать впереди столь славного воина, который…
— А вдруг этот ход в спальню Гюзель? — задумчиво предположил медальон. — Прямиком к её кровати.
— Я первый! — Мафусаил резко оттолкнул Семёна и рыбкой нырнул в проход. Семён крякнул от неожиданности, усмехнулся и тоже скользнул в лаз.
Это была продуктовая кладовая: судя по холодному воздуху, она была устроена в подвале. Тусклое дежурное освещение высвечивало ряды высоких стеллажей вдоль длинных стен, с банками, кулями, пакетами и коробками на полках; с низкого потолка свисали подвешенные на верёвках копчёные окорока. Отдельно стояли деревянные лари для круп и муки. Далеко в глубине кладовой виднелись ряды высоких бочек с большими латунными кранами.
— А, значит, это Муса-повар тайную лазейку себе организовал, — облегчённо сказал Мафусаил, оглядываясь по сторонам. — Вот жулик. А говорил, что знаком лишь с поварской магией. Лгун и гнусный обманщик! — в праведном гневе воскликнул джинн. — Впрочем, мне на его делишки плевать. Главное, что Гюзель здесь ни при чём. Пошли следующие ходы проверять, — Мафусаил намерился было вернуться к проходу, но Семён остановил его.
— Сокровищница далеко отсюда? — спросил он джинна.
— Рядом, — нетерпеливо ответил Мафусаил, — коридором пройти. Успеется! Пошли, пошли остальные лазы проверим. Я должен знать! Гюзель!
— Мы пришли сюда не за этим, — осадил джинна Семён. — Вот сходим к ифриту, уладим с ним дела, а уж после… если время будет.
— А ну как он меня убьёт, — заныл Мафусаил. — И я погибну, так и не узнав, верна она мне или нет?
— Ничего, посмертно проверишь, — утешил джинна медальон. — А если окажется, что неверна, будешь донимать её ночными визитами. Бабы привидений страсть как боятся.
Джинн с отвращением передёрнул плечами и молча направился в сторону бочек.
— Не время пить! — окликнул его Семён.
— Там выход, — не поворачиваясь уныло ответил Мафусаил. — За бочками.
Выйдя из кладовой, джинн поплёлся по узкому коридору, понуро свесив голову и не обращая внимания на то, идёт за ним Семён или нет. Видимо, заранее готовился к скорому переходу в привиденческое состояние.
Семён догнал джинна и дальше они пошли вместе, плечом к плечу.
Коридор казался бесконечным: плавно изгибаясь, он постепенно опускался всё ниже и ниже под землю. Плоские светильники на стенах, такие же как в кладовой, тревожно мерцали белым вечерним светом; становилось всё холоднее.
— Электричество? — кивнул на светильники Семён.
— Заклинания, — равнодушно ответил Мафусаил.
И тут коридор закончился. Впереди был широкий пустой зал, залитый тем же неверным светом: далеко-далеко, на другой стороне зала, была видна высокая двустворчатая золотая дверь. Даже не дверь — ворота. Вход в шахскую сокровищницу.
Зал от коридора отделяла еле видимая перегородка, словно отлитая из толстого стекла. Явно магического происхождения.
— Стоп! — Семён резко остановился и попридержал джинна за плечо. — Пришли. Не шевелись! Даже не дыши. Если сможешь.
Мафусаил покорно кивнул. И ещё раз кивнул. И ещё раз.
— Стенку перед нами видишь? — шепнул Семён, обращаясь к медальону.
— Нет, — сразу отозвался Мар. — Значит, опять защитное волшебство. Но от кого? Сокровищницы от нас, или нас от ифрита? Кстати, а что ифрит?
— Пока не вижу, — Семён осторожно подошёл к прозрачной стене поближе. — Пока что…
И тут он увидел ифрита.
Большое видится на расстоянии. Тем более очень большое и почти невидимое — ифрит, оказывается, всё это время стоял возле Семёна, прислонясь спиной к полупрозрачной стене. А теперь он отошёл от неё — Семён вначале заметил слабое перемещение в воздухе, а после внезапно обнаружил и самого ифрита.
Охранник сокровищ был широкоплеч, высок и могуч; матовые блики от колдовского освещения тягуче переливались по его стеклянной фигуре. Почти голый, в одной лишь набедренной повязке, но с тяжёлым кривым ятаганом на поясе, ифрит выглядел очень опасно. Очень.
Ифрит повернул свою прозрачную голову в сторону Семёна и еле заметно шевельнул прозрачными губами.
— Ещё один глупец пришёл сюда, чтобы найти здесь свою погибель. Что же ты медлишь, несчастный? В чём сомневаешься? Иди же ко мне. Переступи разделительную черту и познай радость смерти. Как и многие другие до тебя. Ха. Ха. Ха, — раздельно, как пишут в книжках, прохохотал ифрит. Голос у охранника был под стать ему самому — сильный, но одновременно абсолютно невыразительный. Словно механический.
Семён невольно глянул себе под ноги: на полу, прямо перед носками его кроссовок, была проведена тонкая ровная черта. Как будто бы выцарапанная гвоздём. Еле видная.
— Чего головой крутишь? — горячо зашептал Мар. — Есть там ифрит, или нет?
— А вы что, не слышали? — Семён глянул на медальон, посмотрел в сторону джинна. Мар не ничего не ответил, а Мафусаил отрицательно помотал головой: старика била нервная дрожь.
— Понятно, — Семён облизнул пересохшие губы. — Магия очень высшего порядка. Супервысшего. Попробую-ка я с ним поговорить. — И громко сказал:
— Привет тебе, о ифрит.
— Привет и тебе, о смертный, — насмешливо ответил страж. — Не поверишь, до чего забавно разговаривать с теми, кто тебя на самом деле не ощущает. Небось, будешь меня сейчас убеждать в том, что ты великий маг, который на самом деле может слышать мою речь? Который пришёл вернуть мне память и освободить меня из ненавистного заключения? Взамен на доступ к шахским сокровищам… Бывали у меня и такие гости, бывали. Да никто из них не ушёл. Поганые обманщики! Словоблуды.
— Не буду я тебя ни в чём убеждать, — пожал плечами Семён. — Я просто поболтать с тобой хочу. А память я возвращать не умею. Это пускай врачи занимаются, которые головы лечить умеют. А я не умею. Я простой вор… ну, не очень простой. И не очень-то и вор, но так уж получилось… Короче, тут такое дело — мне вовсе не нужны шахские сокровища. У самого золота хватает. А нужно…
— Погоди-ка, — торопливо перебил Семёна ифрит, быстро приблизясь к перегородке, — повтори всё ещё раз и помедленней. Твои слова не похожи на случайное совпадение…
— Поразительно знакомая ситуация, — пробормотал Семён. — Так вот, повторяю: я пришёл тебя не убеждать. Достаточно?
— А в какой руке я держу ятаган? — возбуждённо спросил ифрит, упираясь обеими руками в стену. — В какой?
— Да он у тебя вообще на поясе висит, — ответил Семён, отступая от стены на шаг, — без ножен и на левом боку. И ещё, чтобы сразу снять все вопросы: ты в одной лишь набедренной повязке. И босой. И с бритой головой. И ещё, — Семён вгляделся в близкое лицо тяжело дышащего ифрита, — у тебя посреди лба шишка. Точно рог проклюнулся.
— Верно, — медленно сказал ифрит. — Всё так. Значит, ты действительно меня и видишь, и слышишь. Что ж, пожалуй, я тебя пропущу к сокровищам. Пожалуй. Но за одну маленькую услугу — верни мне память и освободи меня! Всего-то.
— А как я это сделаю? — растерялся Семён.
— Как хочешь, — непререкаемо ответил ифрит. — Такое моё условие. Хоть ты и вор, как сам сказал, но ты и великий чародей. Смог скрытно пробраться в башню, смог увидеть преграду… смог услышать и описать меня. Сможешь и всё остальное.
— Ладно, — нехотя согласился Семён. — Попробую. Только ты расскажи мне о себе всё, что помнишь. Может, я и соображу, чем тебе помочь.
— Заходи, — коротко сказал ифрит, отходя в сторону. — Не стоит нам беседовать вот так, через проклятую преграду. Заходи. Не убью. Даю слово.
— Мафусаил, ты побудь пока здесь, — указал Семён джинну. — Нам с ифритом поговорить надо. На той стороне. Если что, дорогу обратно знаешь. — Джинн послушно кивнул.
— Отчаянный ты человек, Семён-ибн-Владимирович, — восхитился медальон. — Люблю отчаянных. Ты мне всё больше и больше нравишься. — И замолчал.
Семён вздохнул, мысленно перекрестился и решительно шагнул сквозь неощутимую стену. И вошёл в зал. Роковая черта осталась позади.
— Ты понимаешь, что теперь ты в моей власти? — негромко спросил ифрит, не делая, однако, никаких угрожающих жестов. — Что я волен сделать с тобой что хочу?
— Понимаю, — согласился Семён. — Но одно ты не можешь сделать — убить меня! Ты дал слово.
— Верно, — сказал ифрит, присаживаясь на корточки. — Но я могу тебя сильно покалечить. А после ты и сам умрёшь. Впрочем, не будем об этом. Время ещё не пришло. Ты просил меня рассказать о себе? Рассказ мой будет короток. Я очнулся здесь таким, каким ты меня видишь. Триста или двести пятьдесят лет тому назад, уж не помню точно. И все эти годы вынужденно служу охранником. На моей памяти уже сменилось десять шахов; были сотни неудачных ограблений; были десятки попыток вступить со мной в обманный сговор; много чего было! Но я убил всех, кого смог. Правителей — не смог. К сожалению. — Ифрит шумно вздохнул. — Эти подлецы имеют амулет, который передают друг дружке по наследству. Который защищает их от меня. Навроде той стены, — страж с ненавистью кивнул в сторону выхода в узкий коридор, где в ожидании маялся джинн. — Есть мне не надо. Пить тоже не требуется. Скука! Смертельная скука — вот что страшно… Пожалуй, если ты меня не освободишь, то я не стану тебя калечить, — неожиданно решил ифрит. — Просто останешься здесь и будешь меня развлекать. Будет хоть с кем поговорить! А удрать ты всё равно не сможешь, — усмехнулся страж. — Спать мне тоже не требуется. Так что станешь частью охраняемых мной сокровищ. И всё.
— Там поглядим, — уклончиво ответил Семён. Становиться частью сокровищ ему вовсе не хотелось. — Давай я тебя осмотрю. Может, что необычное обнаружу.
— Я сам — одно сплошное необычное, — гордо ответил ифрит. — Смотри. — И встал в полный рост.
Семён обошёл стражника по кругу, внимательно рассматривая его со всех сторон, но ничего подозрительного не обнаружил — ифрит как ифрит. Бывают и похуже. Наверное.
— А ну-ка, садись, — приказал Семён. — Очень уж ты высокий. Хочу твою шишку на лбу осмотреть. Не беспокоит? — профессиональным врачебным голосом спросил он у стражника. — Чешется — не чешется? К перемене погоды, случаем, не болит?
— Не болит, — ифрит сел на пол, сложив ноги по-турецки. — И не чешется. Далась тебе эта шишка! Ты особое ищи. Может, у меня на спине проклятье какое написано? — стражник отстегнул ятаган от пояса и с удовольствием поскрёб лезвием себе спину. — Вот там действительно порой зудит.
— Спина в порядке, — мимоходом сообщил Семён, близко разглядывая прозрачную шишку на прозрачном лбу. — Мыться надо почаще, тогда и спина чесаться не будет.
— Мыться! — возмутился ифрит. — Откуда здесь вода возьмётся. Я бы с удовольствием…
— Закрой глаза и не смотри на меня — потребовал Семён. — Отвлекаешь. Странная у тебя шишка, очень странная… Там, внутри, что-то есть. Огонёк какой-то. Сейчас я его…
— Сделаешь мне больно — ухо тебе оторву, — предупредил ифрит. — Я на расправу скорый!
— Лечение без боли всё равно что нога без мозоли, — авторитетно заявил Семён, — ничего, потерпишь.
Мар явственно фыркнул.
— Итак, — Семён потёр ладони, — приступаю.
— Угу, — сказал ифрит. — Приступай. — И закрыл глаза.
Семён легонько коснулся шишки — по телу стражника прошла крупная дрожь. Семён успокаивающе похлопал ифрита по твёрдому как дерево плечу и снова вернулся к наросту на лбу стражника.
Внутри мягкой на ощупь шишке действительно было что-то странное. Что-то светящееся, очень тонкое и длинное, уходящее вглубь прозрачной головы. Что-то наподобие изогнутой иглы — с маленьким шариком-шляпкой со стороны лба. Семён осторожно надавил большим пальцем на шишку сбоку и внезапно она поплыла под нажимом его пальца, быстро тая как воск горящей свечи. Семён глухо чертыхнулся — горячие капли потекли по лицу ифрита.
— Не сильно жжёт? — испуганно спросил Семён. Очень уж лишаться уха ему не хотелось.
— Нога без мозоли, — сквозь зубы ответил страж. — Действуй, лекарь. Действуй. Я потерплю.
Опухоль исчезла. Семён подцепил ногтями светящийся шарик и осторожно потянул иглу к себе: та легко пошла наружу.
— О, — вдруг сказал ифрит. — Вон оно что! Теперь я вспомнил, — и беззвучно захихикал. Словно ему пятки пощекотали.
Семён выдернул иглу полностью. И едва он это сделал, как игла мгновенно погасла и растворилась в воздухе, лишь золотой шарик выпал у Семёна из пальцев; и тут невидимый ифрит стал видимым. Стал человеком. Семён попятился от него — ифрит, бывший ифрит, был невообразимо грязен. И вонял ещё как! Как бомж со стажем. Но не это было главным, не это… Главным было то, что всё получилось. И путь к сокровищнице был открыт.
Человек легко встал на ноги. И покровительственно улыбнулся Семёну.
— Что ж, вор-лекарь, — дружелюбно сказал бывший ифрит, — ты и впрямь вылечил меня. А я выполню своё обещание. Ступай в сокровищницу и бери всё, что тебе надо. И быстро уходи отсюда! Потому что скоро здесь станет очень шумно и очень небезопасно. Потому что я вернулся. Я — первый шах этой страны и основатель города Баддура. Я — познавший магию летящего жеста не от второсортных учителей, а от прямых потомков богов волшебства тела. И я иду возвращать себе трон.
— А за что вас… В ифриты — за что? — не удержался от ненужного вопроса Семён.
— Этого тебе знать не положено, — надменно ответил основатель города, — целее будешь. Торопись, вор! — и спешно вышел из зала, пройдя сквозь безвредную теперь для него магическую преграду и толкнув по пути боком зазевавшегося Мафусаила. И даже не заметил этого.
— Джинн, давай сюда! — махнул рукой Семён. — Быстро-быстро! Надо успеть тебя восстановить, пока не началось.
— Что не началось? — подбегая трусцой и на ходу потирая ушибленное плечо, спросил джинн. — Видал грубияна? Толкнул и не извинился. Одно слово — ифрит.
— Дворцовый переворот, — ответил Семён, направляясь к золотым дверям. — А толкнул тебя ваш новый шах. Уж этот шахом точно будет! Можешь не сомневаться.
— Хороший человек, — немедленно отреагировал Мафусаил. — Он мне сразу понравился.
— Исключительный симпатяга, — поддакнул медальон. — Душка. Такой сам будет своих наложниц в постель к тебе подкладывать. Чтобы ты не скучал. А как же!
— Не трогай меня за святое, — вяло огрызнулся джинн. — Много ты понимаешь в любовных утехах, — и сосредоточенно умолк, обдумывая очевидный факт: смена шаха наверняка вела к смене гарема. А смена гарема плюс возвращённая молодость сулили приятные неожиданности… Джинн Мафусаил расправил плечи, ускорил шаг и засвистел что-то радостное и игривое; настроение у джинна заметно улучшилось.
— Ты что-нибудь слыхал о вашем первом шахе? — мимоходом спросил Семён. — О самом первом. Который Баддур основал.
— Конечно, — Мафусаил перестал свистеть. — Драматическая история, полная печали и очень нравоучительная. Брат шаха, злобный и завистливый человек, возжелал власти и одной из любимых жен шаха. И, вступив в мерзкий сговор с той нечестивой женщиной, ночью, когда шах спал, вогнал ему колдовскую иглу в голову, запечатав ту иглу неуничтожимой заговоренной печатью. Он был словесником, этот презренный брат! И шаха не стало… А сын шаха, от той жены-предательницы, увидел после в башне призрак своего отца и сошёл с ума. А придворные, обнаружив сумасшествие принца…
— Тсс, — Семён приложил палец к губам. — Дальнейшее — молчание.
Пройдя сквозь ещё одну прозрачную стену, возле дверей сокровищницы, они остановились перед самими золотыми воротами.
— Надеюсь, хоть тут сюрпризов не будет, — Семён взялся за гнутую витую ручку. — Хватит на сегодня, — и открыл ворота.
Внутри сокровищницы царил полный бардак. Не в том сладостном понимании, которое вкладывал в это слово джинн, а в самом обычном и бытовом. В утилитарном.
Горы золотых монет и украшений, разбросанных по грязному полу там и сям; пыльные сундуки, стоявшие как попало; кучи одежд, наваленных где придётся… Продуктовая кладовая по сравнению с шахской сокровищницей была образцом порядка и чистоты.
По стенам и потолку зала, светившихся ровным матовым светом, были начертаны до боли знакомые расплывчатые письмена. Семён даже принялся с испугом озираться по сторонам: нет ли где поблизости блуждающего стражника? Стражника, разумеется, не было.
— И где же в этом кавардаке запрятана твоя сила и молодость, о половозрелый джинн? — брюзгливо спросил Мар. — Да мы тут до смены шахской династии ковыряться будем! Может, ты их по запаху найдёшь, или там по каким другим приметам? Какие приметы у твоей силы и здоровья? Особые, броские.
— Не дразни деда, — оборвал Семён речь медальона. — Он и так в замешательстве. Видишь, как кручинится. — Джинн стоял в полной прострации, безумными глазами обводя кучи золота и барахла.
— Бутылочка, — выдавил из себя Мафусаил. — Должна быть фиолетовая бутылочка. Помню, её вместе с тем сосудом приносили. В который меня заточили.
— Это уже ближе к делу, — одобрил Мар. — Это даёт шансы. Все на поиски бутылочки! Нашедшему — премия. В размере молодости и возвращения на Перекрёсток.
Джинн словно с цепи сорвался: он бросился к золотым кучам с диким воплем, словно людоед к толстому миссионеру; Семён еле успел догнать и ухватить Мафусаила за шиворот.
— К стенам не подходи, — предупредил Семён джинна зловещим шёпотом. — Умрёшь на месте. И не ори так! Уши закладывает. Спокойней надо, спокойней. Никуда твоя бутылка от нас не убежит, — и отпустил Мафусаила.
Поиски были недолгими — фиолетовая бутылочка стояла неподалёку от входа, сиротливо прячась между сундуками. Джинн схватил её дрожащими руками, в нетерпении содрал с пузырька сургучную пробку и жадно приник к горлышку.
— Пока наш друг восстанавливает свои силы, — поставленным голосом шоумена сказал Мар, — я бы рекомендовал тебе, Семён, набрать местного золотишка впрок. Пользуясь случаем, так сказать. Во избежание дальнейших недоразумений с нашим, хранилищным. Не зря ведь рисковали! Надо и нам хоть что-то поиметь с этого приключения.
— Согласен, — Семён поискал, во что бы сложить монеты, нашёл в куче тряпья пыльную кожаную сумку с длинным наплечным ремнём и насыпал в неё золота. Не очень много, так, на мелкие расходы. И чтобы сумка зря не тяготила: таскать постоянно на себе солидный запас металлических денег — удовольствие не большое.
Вместе с последней пригоршней золота Семён выудил из драгоценной кучи нечто необычное, здесь вовсе неуместное — хорошо сделанную рукоять то ли сабли, то ли ятагана. Рифлёная, удобная, с прикрывающей пальцы толстой стальной дугой-пластиной, она хорошо ложилась в ладонь. И при случае могла послужить неплохим кастетом.
— Возьму, — решил Семён. — Вставлю приличный клинок, закажу ножны. Буду при оружии! А то ни ножа, ни пистолета… Хожу как пацифист дранный, это при моей-то работе, — и кинул рукоять в сумку.
— Свершилось! — зычно сказал кто-то у Семёна за спиной. — Вот он я. Такой же, каким был раньше. Смотри!
Семён обернулся.
Старик-джинн исчез. Перед Семёном, радостно улыбаясь, стоял здоровенный детина: черноволосый, брови вразлёт, с аккуратной напомаженной бородкой, с румянцем на высоких скулах, с ослепительной белозубой улыбкой и голубыми наглыми глазами. Одежда, большая для старика, трещала на детине по швам.
— Эк его разнесло, — только и сказал Мар.
— Поздравляю, — сухо сказал Семён. Он не любил красавчиков.
— Джинн, возвращай нас! Как обещал, — потребовал медальон. — А то помчишься сейчас кобелевать, только мы тебя и видели.
— Сначала надо выйти из башни, — помолодевший Мафусаил с тревогой огляделся по сторонам. — Неподходящее здесь место для творения путевого волшебства. Вдруг что не так сработает…
Внезапно пол под ногами Семёна вздрогнул. Тяжёлый гул прокатился по стенам сокровищницы; золотые кучи со звоном стали осыпаться, раскатываясь монетами во все стороны.
— Землетрясение? — округлил глаза джинн, — именно сейчас?
— Смена власти, — крикнул Семён, торопливо вешая кожаную сумку на плечо. — Бежим! — И они припустили со всех ног обратно, к лазу в продуктовой кладовой.
Башню трясло. Что происходило на её верхних этажах, Семён даже и представить себе не мог. Да и были ли нынче у башни верхние этажи? Неизвестно. Возможно, что и не было.
Пол спирального коридора то и дело уходил из-под ног Семёна; парня швыряло от стенки к стенке как пьяного. Более массивный и потому более устойчивый Мафусаил подхватил Семёна под руку и поволок его по коридору чуть ли не на себе.
— Штормит, однако, — посетовал Мар. — Случилось мне как-то попасть с одним из моих хозяев в сильную бурю. Мы тогда контрабандой промышляли… — Семён не услышал продолжения: начался такой грохот, что медальон предпочёл замолчать.
В кладовой всё было по-прежнему, лишь окорока раскачивались на своих верёвках, да попадали с полок пакеты и коробки. Джинн подтащил Семёна к тому месту, где они вошли в башню и бодро толкнул его в дыру прохода, но чуток промахнулся — Семён крепко шмякнулся о камни и упал на пол.
— Все рёбра поотшибал, мазила, — сказал он Мафусаилу, кривясь от боли в боку. — Инвалидом сделал!
— Ну, извини, — развёл руками джинн. — Увлёкся. Поспешил.
— Чего уж там, — Семён вдохнул полной грудью, выдохнул: рёбра вроде были целы. — Вперёд, на волю! — и на четвереньках влез в проход. Джинн последовал за ним.
На воле было раннее утро. Прозрачное тёмно-синее небо очистилось от ночных облаков, воздух пах морем и розами. Кое-как закрыв за собой проход и продравшись сквозь заросли шиповника куда подальше от шахской башни, Семён оглянулся.
Верхушка серебряного здания ослепительно сияла под лучами рассветного солнца. Как ни странно, башня была целой и даже не подрагивала. Ничто не указывало на то, что внутри неё идёт смертельная борьба за власть. С применением тяжёлой магической артиллерии.
Джинн перехватил Сенин взгляд и понятливо подмигнул:
— Шахская башня и не такое видала! Не бойся, не обвалится. А нам, я думаю, всё же будет полезнее убраться отсюда куда подальше, пока правители власть делят. Весьма надеюсь, что Карамана прихлопнут, — лучезарно улыбнулся Мафусаил. — Пока всё идёт так, как я и предсказал… Слушай, а зачем тебе так торопиться с возвращением? Пошли, отсидимся у меня в пристройке. А после пойдём к новому шаху на поклон. Толковые астрологи да виртуозы отмычек любому правителю пригодятся! Мы ему напомним, кто его спас, и он нас обласкает.
— Вот же темнота неграмотная, — расхохотался Мар. — Насчёт женщин ты знаток, не спорю. Но в дворцовых интригах, увы, ты дуб дубом. Обласкает… Ага, и орден заодно даст. Посмертно. Не вздумай ему хоть словом, хоть взглядом намекнуть на то, что ты знаешь кем он был раньше. А вот о своём предсказании смены власти и о своём заточении в бутыль можешь новому шаху смело рассказывать. Будешь политическим страдальцем за правду! Таких страдальцев новые властители жалуют. Особенно тех, кто предсказал их приход к власти. Только опусти подробности о нашей встрече. Ты нас вообще не видел! Усёк?
— В твоих словах есть смысл, — опечалился джинн. — Да, интриги — это не по моей части. Хорошо, так и сделаю. Ни словом, ни взглядом…
— А теперь, — сказал Семён, — если все вопросы у нас решены… Мар, у тебя вопросов больше нет?… тогда попрошу, Мафусаил-ибн-Саадик, выполнить обещанное. Отправить нас назад, на Перекрёсток. В то же место, откуда мы перенеслись в ваш мир.
— Прощайте, — сказал джинн. — Вряд ли мы когда-нибудь уже свидимся. — Он протянул Семёну руку. — Будь удачлив в своих делах, о сметливый вор. — Семён крепко пожал протянутую ему руку, встал на цыпочки и похлопал Мафусаила по плечу:
— И тебе удачи, о покоритель гаремов!
Джинн подмигнул Семёну, отступил от него на шаг.
— Начинаю, — предупредил Мафусаил и быстро замахал руками, делая ими сложные непредсказуемые движения. Словно каратист во время боя.
Воздух вокруг Семёна приобрёл странный тёмно-синий оттенок и начал уплотняться в кокон; от рук джинна летели длинные негаснущие искры, сами собой сплетаясь в толстый подвижный жгут — через миг жгут удлинился и коснулся воздушного кокона.
— Гюзели привет! — крикнул Семён, но джинн его не услышал: мир вокруг Семёна Владимировича вспыхнул радужными огнями, жаркая волна прокатилась по всему телу и…
И Семён перенёсся.
