Глава 16. Я ОТЫСКИВАЮ ЗОЛОТУЮ СФЕРУ
Дорогу до Тарии нельзя было назвать приятной, но я безропотно следовал за своим проводником.
— Ты умеешь плавать? — поинтересовался Гарольд.
— Да, — ответил я и, не удержавшись, полюбопытствовал: — А ты, тачак, разве тоже умеешь?
Редко кто из тачаков чувствовал себя уверенно в воде, но некоторые из них, я знаю, купались в Картиусе.
— Я научился плавать в Тарии, — сказал Гарольд, — в общественных банях, где я некогда был рабом.
Общественные купальни Тарии по своей роскоши, количеству и необъятным размерам бассейнов, как утверждают, уступали только баням Ара.
— Каждую ночь, когда бани были свободны от посетителей и убраны, я был один из немногих, кто учился плавать в бассейнах, — рассказал он. — Мне было всего шесть лет, когда я попал в Тарию, и только через одиннадцать лет мне удалось убежать из этого проклятого города. — Он рассмеялся. — Я стоил своему господину всего одиннадцать медяков, и, думаю, у него нет повода особенно переживать по поводу этой утраты.
— А действительно девушки, которые обслуживают бани днем, настолько красивы, как о них рассказывают? — полюбопытствовал я.
Девушки при тарианских купальнях были знамениты так же, как арские.
— Возможно. Я никогда их не видел. В течение всего дня рабы-мужчины сидели в кандалах в темной комнате, где ели и спали, а работали только ночью. Он помолчал и добавил: — Иногда кого-нибудь из девушек в порядке наказания бросали к нам, но у нас никогда не было возможности узнать в темноте, красива ли она.
— Как же тебе удалось убежать? — спросил я.
— На ночь, когда нам предстояло убирать бани, с нас снимали кандалы, чтобы цепи не заржавели от влаги. На это время нас привязывали веревкой за шею друг к другу. Меня не привязывали до четырнадцати лет — до возраста, когда мой господин совершенно справедливо решил наконец ограничить мою свободу. До тех же пор я мог позволить себе поплавать в бассейне, пока из него не выпускали воду.
Иногда надсмотрщик отправлял меня с небольшими поручениями в город. Так я познакомился с расположением улиц Тарии. Однажды ночью, когда мне уже исполнилось семнадцать лет, меня привязали последним в группе убирающих бани рабов. Воспользовавшись удобным моментом, я перегрыз веревку и убежал. Благодаря моему щуплому телосложению мне удалось пролезть сквозь прутья решетки, заграждающей трубу, по которой бассейн заполнялся водой.
Уровень воды в каменной трубе был невысок, всего несколько футов, а течение — довольно слабым, что позволило мне добраться до резервуара, в котором накапливалась вода для подачи во всю систему купален. Резервуар, как оказалось, посредством короткого отрезка трубы соединяется с подземной системой водоснабжения города. Трубы здесь оказались достаточно широкими, чтобы я мог в них поместиться, а над водой оставалось свободное пространство, позволяющее мне дышать. Я отдался на волю неторопливо бегущего потока, и меня начало носить по бесконечным тоннелям этого подземного лабиринта. Продолжалось это мучительно долго.
— И где же ты из него выбрался? — спросил я.
— Здесь, — ответил Гарольд, указывая рукой на небольшой источник, бьющий в расщелине между двух невысоких скал.
К этому источнику частенько бегали Элизабет и Африз, чтобы зачерпнуть воды для запряженного в повозку боска.
Не говоря больше ни слова, Гарольд с кайвой в зубах и веревкой с крюком за поясом прыгнул в небольшое озерцо, глубоко вдохнул и через мгновение исчез. Не теряя времени, вооруженный кайвой и мечом, я последовал за ним.
Даже сейчас я не хочу вспоминать об этом путешествии. Я хороший пловец, но оказалось, что нам предстояло проделать путь в несколько пасангов! И нам это удалось. Наконец в одном, известном только ему месте тоннеля Гарольд нырнул, и я поспешил за ним. Отплевываясь и тяжело дыша, мы вынырнули в резервуаре-накопителе, питаемом водой из системы подземного водоснабжения, а погрузившись под воду у его противоположной стороны и проделав путь, показавшийся даже для моих тренированных легких чрезмерным, мы с Гарольдом вынырнули в крытом черепицей колодце. Он оказался достаточно широк, футов пятнадцать. Примерно в футе над поверхностью воды висел громадный тяжелый цилиндр, сейчас пустой. Наполненный, он мог бы вместить сотни галлонов воды. Сверху к нему спускались два каната: тонкий — для контроля за наполнением цилиндра водой и толстый, основу которого составляла металлическая цепь — для удерживания цилиндра.
Веревка и цепь были густо пропитаны водоотталкивающим клеем, сваренным из копыт и рогов боска.
Но даже при такой защите от ржавчины и цепь и веревка должны были заменяться не реже двух раз в год.
Верхний край колодца находился футах в восьмиста у нас над головой.
Где-то рядом в темноте раздался голос Гарольда, звучавший глухо и гулко в зловещей глубине колодца:
— Состояние этих стен, должно быть, регулярно проверяется, — говорил он, — и поэтому на веревке завязаны узлы.
Я облегченно вздохнул. Одно дело взбираться по длинной веревке с завязанными для упора узлами и совсем другое — карабкаться по совершенно гладкому, обработанному клеем канату.
Узлы располагались на расстоянии десяти футов один от другого. Однако даже периодически отдыхая, подъем на такую высоту оказался мучительным испытанием. Но больше всего меня беспокоила перспектива спуска по этому канату вместе с золотым шаром, который я собирался отыскать, и обратное путешествие с ним по заполненному водой подземному лабиринту, что превращало нашу затею в безнадежную авантюру. Кроме того, я совершенно не представлял себе, каким образом Гарольд (предположим даже, что ему каким-то чудом удастся похитить свою избранницу из Садов Наслаждений Сафрара) надеется провести свою вырывающуюся из рук добычу по тому пути, который с таким трудом удалось проделать нам одним, без женщины.
Когда Гарольд, лезший надо мной, остановился передохнуть, я не преминул поинтересоваться у Гарольда насчет его планов.
— Мы раздобудем себе двух тарнов. На них и удерем.
— Что ж, разумно.
— Конечно, — согласился он. — Ведь я же — тачак.
— А ты когда-нибудь уже летал на тарне? — полюбопытствовал я.
— Нет, — признался он, продолжая взбираться вверх.
— Как же ты надеешься им управлять? — допытывался я.
— Но ты ведь тарнсмен, разве не так?
— Так, — согласился я.
— Ну вот. Ты меня и научишь.
— Говорят, — пробормотал я, — что тарн чувствует, кто действительно является тарнсменом, а кто — нет, и дилетантов может сбросить в полете.
— Значит, мне придется его обмануть.
— Интересно, как ты рассчитываешь это сделать?
— Это будет несложно, — решительно заявил Гарольд. — Ведь я — тачак.
Я начал подумывать о том, не вернуться ли мне с полдороги назад к фургонам и бутылочке паги. В конце концов, с таким же успехом к выполнению моей миссии можно приступить и завтра. Однако меня вовсе не прельщала перспектива снова плавать по подземным лабиринтам в воде по самые уши. И вообще, купание после того случая я разлюбил надолго. Одно дело плескаться в общественном бассейне и совсем другое — барахтаться в каменном тоннеле, пытаясь глотнуть воздуха в крохотном промежутке между поверхностью воды и стенкой трубы.
— Это может быть достойно шрама храбрости, — донесся до меня голос Гарольда. — Ты как считаешь?
— Что именно? — уточнил я.
— Ну, увести девчонку из дома Сафрара и вернуться на украденном тарне, — пояснил Гарольд.
— Несомненно.
Интересно, подумалось мне, почему тачаки не введут у себя ещё один, очевидно не менее полезный, отличительный знак — шрам идиотизма? В этом случае парень, карабкающийся по веревке у меня над головой, был бы на него первым кандидатом.
Однако несмотря на свои столь благоразумные суждения, я вдруг поймал себя на мысли, что храбрость парня вызывает во мне искреннее восхищение: я подозревал, что для того, чтобы шагать по жизни так вот, бесшабашно, не задумываясь, от человека действительно требуется незаурядная смелость.
С другой стороны, напомнил я себе, мои собственные шансы на успешное завершение предприятия, из которого мне хорошо бы выбраться живым, были нисколько не лучше: ведь это именно я, мокрый и замерзший, карабкаюсь по этой проклятой скользкой веревке, пытаясь пробраться в совершенно незнакомый мне город, чтобы — неизвестно где! — отыскать и выкрасть золотой шар, яйцо Царствующих Жрецов, которое, без всяких сомнений, охраняется ничуть не хуже самого Домашнего Камня города. Да, пожалуй, в очереди на получение шрама идиотизма у Гарольда будет серьезный конкурент!
Не могу передать, с каким облегчением я наконец почувствовал под руками деревянную поверхность балки и подтянулся, забрасывая на неё свое тело. Гарольд уже перебрался по балке к краю колодца и внимательно осмотрелся. Стенка этого колодца возвышалась над землей фута на два.
Я подполз к Гарольду. Мы находились в небольшом дворе, обнесенном высокими каменными стенами с галереей, покрытой черепицей наверху и бойницами, отчего двор превращался в надежную крепость.
Подобная защита колодцев, которых в городе немало, думаю, являлась вполне обоснованной, поскольку в случае захвата города неприятелем защитники всегда могли укрыться в таких крепостях рядом с самым ценным, что имелось в их распоряжении, — водой. А также могли спастись, уйдя по трубопроводу. Единственным выходом из окруженного стенами двора служили огромные двустворчатые ворота, окованные металлом и закрытые на металлическую задвижку.
Нам нужно было открыть эти ворота, и мы оказались бы на улицах Тарии. Я даже не ожидал, что проникнуть в город будет так просто — относительно просто, точнее говоря.
— В последний раз я был здесь пять лет назад, — сообщил Гарольд.
— Далеко отсюда дом Сафрара? — поинтересовался я.
— Довольно далеко, — признался Гарольд, — да ещё сейчас темно. Как бы не заблудиться.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда не будем терять времени.
Я дрожал от холода в своей мокрой одежде. Но Гарольд, казалось, даже не замечал таких пустяков. Тачаки отличались огромной терпеливостью.
— Темнота немного скроет, что мы такие мокрые, — поделился я своими соображениями, — а к тому времени, когда мы доберемся до нужного места, одежда, может быть, совсем подсохнет.
— Конечно, — согласился Гарольд. — Это как раз и входило в мой план. С другой стороны, я бы предпочел оказаться поблизости от купален.
— А разве в это время они ещё не закрываются? — спросил я.
— Нет, — ответил Гарольд. — Их закрывают только после полуночи.
— А зачем тебе в бани?
— Я никогда там не был как посетитель, — признался Гарольд. — И частенько, как и ты, задавал себе вопрос: действительно ли девушки при тарианских банях так привлекательны, как о них говорят?
— Это и вправду очень любопытно, — возразил я, — но мне думается, нам следовало бы поскорее отправиться к дому Сафрара.
— Как хочешь, — согласился Гарольд. — В конце концов, я всегда смогу побывать в купальнях после того, как мы возьмем город.
— Возьмем город? — Я был удивлен.
— Конечно, — с уверенностью ответил Гарольд.
— Но ведь стада уже отправились в путь, — сказал я. — Осада снята. Камчак отказался от своих планов.
Гарольд рассмеялся.
— Но, если хочешь, — предложил я, — я оплачу твое пребывание в купальнях.
— Лучше какое-нибудь пари, — сказал Гарольд.
— Нет, — твердо возразил я. — Платить буду я.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами Гарольд.
Я решил, что действительно было бы лучше отправиться в дом Сафрара как можно позднее, после полуночи. Сейчас же казалось вполне разумным каким-то образом убить оставшееся время, и тарианские купальни были для этого местом ни скольким не хуже, чем любое другое.
Мы с Гарольдом подошли к воротам. Но не успели перемахнуть через них и оказаться на улице, как тут же услышали где-то наверху скрежет проволоки и, подняв головы, увидели, что прямо на нас падает широкая металлическая сеть. Сразу же вслед за этим до нас донесся гулкий топот десятков ног, и проволока у горловины нашей сети начала затягиваться. Ни я, ни Гарольд не могли даже пошевелиться, туго опутанные сетью, и продолжали стоять как два беспомощных болвана, пока один из подбежавших охранников не сбил нас с ног и мы не растянулись на мостовой.
— Поймались две рыбки из колодца, — раздался у меня над ухом чей-то злорадный голос.
— Это означает, что о колодце известно чужакам, — наставительно заметил другой.
— Нужно удвоить охрану, — решительно заявил третий.
— А с этими что будем делать? — поинтересовался четвертый.
— Отведем их в дом Сафрара, — посоветовал первый голос.
— Это тоже было частью твоего плана? — шепнул я Гарольду.
Он ухмыльнулся, пробуя кулаками прочность металлической сети.
— Нет.
Я тоже попробовал прочность сети. Она была сделана на совесть.
Мы с Гарольдом были прикованы к толстому металлическому штырю с ошейниками на каждом конце, к которым цепями прикреплялись наши наручники.
Мы стояли на коленях перед небольшим возвышением, покрытым шкурами, коврами и подушками, на которых, развалясь, восседал Сафрар, тарианский торговец. На нем были расшитые золотом одеяния и сандалии со шнуровкой из позолоченной тесьмы. Ногти на ногах и на руках у него были выкрашены в ядовито-красный цвет. Разглядывая нас, он удовлетворенно потирал свои пухлые ладони, а когда он улыбался, во рту у него тускло мерцали золотые зубы.
По обеим сторонам от него, скрестив перед собой ноги, сидели охранники. Одеяние на воине, сидевшем справа, напоминало накидку для посещения купальни. Лицо его было наглухо закрыто широким капюшоном из тех, что носят члены клана палачей народов фургонов. Не поднимая головы, он поигрывал паравачской кайвой. Я сразу узнал его по весьма своеобразному телосложению и по манере держаться.
Это именно он бросил в меня из-за фургона кайву и непременно всадил бы нож мне в спину, если бы его не выдала тень, мелькнувшая на стенке фургона. Слева от Сафрара расположился воин в кожаном одеянии тарнсмена, которое нарушали лишь усеянный драгоценными камнями пояс и сияющая бриллиантами нитка бус, с которой свисал шейный медальон города Ар с вычеканенным на нем летящим тарном.
Под рукой воина на ковре лежали щит, шлем и копье.
— Я польщен тем, что вы изволили посетить нас, Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба, — с издевкой произнес Сафрар. — Мы рассчитывали, что вы не обидите нас своим вниманием, но не предполагали, что вам известно о существовании прохода через систему городского водоснабжения.
По слабому рывку металлического штыря я почувствовал реакцию Гарольда. Очевидно, убегая несколько лет назад из города, он, сам о том не подозревая, наткнулся на проход, позволяющий проникать за городские стены, известный далеко не многим жителям Тарии. Тут мне пришло в голову, что благодаря наличию в их городе многочисленных бань и купален тарианцы в большинстве своем были хорошими пловцами.
Теперь мне постепенно становилось понятным присутствие среди нас человека, напоминавшего палача, который продолжал с безразличным видом вертеть в руках нож.
— Наш друг, — кивнул в его сторону Сафрар, предвидел ваше появление сегодня ночью через колодезный проход. С тех пор как мы с ним работаем вместе, он не раз подавал нам разумные советы. Вот и теперь мы сочли нелишним установить охрану у окружающей колодец стены. И как видите — мы не ошиблись.
— Интересно, кто является предателем народов фургонов? — процедил сквозь зубы Гарольд.
Человек в капюшоне напряженно затих.
— Судя по кайве, — продолжал Гарольд, — этот предатель должен быть из племени паравачей.
Пальцы человека, сжимающие рукоять кайвы, побелели от напряжения, и я испугался, что он сейчас вскочит с места и вонзит нож в грудь моего несдержанного товарища.
— А я все ломал голову над тем, — говорил Гарольд, — откуда у паравачей такие богатства.
С яростным криком человек в капюшоне вскочил на ноги и поднял над головой кайву.
— Ну, что вы, — вальяжным жестом пухленькой ручки остановил его Сафрар. — Зачем сеять ссоры между друзьями.
Дрожа от ярости, человек в капюшоне занял свое место.
Второй воин — крепкий, подтянутый парень со шрамом, протянувшимся через всю левую щеку, и с черными проницательными глазами — продолжал хранить молчание, наблюдая за нами оценивающим взглядом, как обычно воин наблюдает за своим врагом.
— Прошу вас извинить мою бестактность, — усмехнувшись, продолжал Сафрар. — Я с удовольствием представил бы вам нашего друга, сидящего с закрытым капюшоном лицом, но, к сожалению, даже я не знаю не только его имени, но и ни разу не видел его лица. Мне известно лишь то, что он занимает среди паравачей высокое положение и в связи с этим весьма для меня полезен.
— Ну, кое-что мне о нем известно, — вступил я в разговор. — Он следил за мной в лагере тачаков и пытался меня убить.
— Хочу надеяться, что всех нас ждет более счастливая участь, — ушел от прямого ответа Сафрар.
Я промолчал.
— А ты действительно из клана палачей? — поинтересовался Гарольд у человека в капюшоне.
— Ты это скоро узнаешь, — пообещал его скрытный собеседник.
— Ты считаешь, что сможешь заставить меня просить о пощаде? — спросил Гарольд.
— Если это мне понадобится.
— Может, заключим пари? — предложил Гарольд.
Человек сжал кулаки.
— Тачакский слин, — процедил он сквозь зубы.
— Не будем ссориться, — остановил их Сафрар. Давайте лучше я представлю вам Ха-Кила из Порт-Кара, командира наемных тарнсменов.
— А известно ли Сафрару, — обратился я к воину в кожаном одеянии, — что ты получал деньги от тачаков?
— Конечно, — ответил Ха-Кил.
— Ты, наверное, полагаешь, — хохотнул Сафрар, — что это может вызвать мое неудовольствие и тебе таким образом удастся посеять разногласие между нами, твоими врагами? Знай же, Тэрл Кэбот, что я — торговец и хорошо понимаю характер людей и власть денег. Я возражаю против сотрудничества Ха-Кила с тачаками не больше, чем возражал бы против того, что вода имеет свойство течь, а огонь — гореть. Как, впрочем, и против того, что никому больше не удастся оставить Желтый Бассейн живым.
Я не уловил никакой связи его слов с упоминанием о Желтом Бассейне, но, взглянув на Гарольда, заметил, как он внезапно побледнел.
— А как получается, — поинтересовался я, — что Ха-Кил из Порт-Кара носит на шее медальон Ара?
— Некогда мне пришлось побывать в Аре, — ответил тарнсмен. — Я даже помню тебя — хотя и под именем Тэрла Бристольского — ещё по осаде Ара.
— Много времени прошло с тех пор, — заметил я.
— Твой поединок с Па-Куром, предводителем убийц, был великолепен, — признал Ха-Кил.
Кивком головы я дал понять, что принимаю его комплимент.
— Ты, конечно, можешь спросить, — продолжал Ха-Кил, — как получилось, что я, тарнсмен из Ара, нахожусь на службе у торговцев Тарии?
— Нет, — покачал я головой; мне вдруг стало понятным, что меч, некогда поднятый в защиту Ара, теперь поднимается только ради звука золота.
— На груди у меня ты видишь золотой медальон Ара. Когда-то я не пожалел собственной шкуры, чтобы заполучить его и иметь возможность покупать шелка и благовония для одной женщины. Но она сбежала с другим. Я пошел по их следу и убил её избранника, получив этот шрам на щеке. А девчонку я продал в рабство. После этого я уже не мог вернуться в славный Ар. — Он потрогал висящий на груди медальон. — И иногда сознавать это очень тяжело.
— Ха-Килу хватило мудрости, — вставил Сафрар, — отправиться в Порт-Кар, чье гостеприимное отношение к таким, как он, общеизвестно. Именно там мы впервые и познакомились.
— Ха! — воскликнул тарнсмен. — Этот маленький урт попытался тогда срезать у меня кошелек!
— Значит, вы не всегда были торговцем? — обратился я к Сафрару.
— Здесь, среди друзей, мы можем говорить с полной доверительностью, — ответил тот. — Тем более что все сказанное, надеюсь, не попадет в чужие уши. Вот видишь, я знаю, что могу вам доверять.
— Почему, интересно? — спросил я.
— Потому что вас убьют, — ответил Сафрар.
— Тогда понятно, — согласился я.
— Некогда, — продолжал Сафрар, — я работал у одного парфюмера в Тиросе. Но однажды я вышел из его лавки, совершенно случайно забыв, что у меня под туникой в тряпице спрятано несколько фунтов ароматической смолы таленд. За эту маленькую провинность мне сделали позорный надрез на ухе и выгнали из города. Пришлось мне искать приюта в Порт-Каре, где в течение долгого времени мне пришлось вести довольно безрадостную жизнь, питаясь лишь отбросами, плывущими по каналам, да промышляя кое-какими мелочами, чтобы не протянуть ноги с голоду.
— И как же вам удалось стать богатым торговцем? — поинтересовался я.
— Мне встретился один человек, высокий, довольно-таки — прямо скажем — неприятной наружности, с серым, как камень, лицом и неестественно зелеными, как трава, глазами.
Мне тут же вспомнилось сделанное Элизабет описание человека, который — на Земле! — проверял, насколько она годится, чтобы носить ошейник со вложенной в него запиской.
— Мне никогда не встречался этот человек, — заметил Ха-Кил. — Но мне хотелось бы с ним познакомиться.
Сафрар невольно вздрогнул.
— Ты и без того богат, — пробормотал он.
— И когда вы встретились с этим человеком, ваша судьба изменилась? — спросил я.
— Круто изменилась, — подтвердил Сафрар. — Фактически именно он сделал мне состояние и много лет назад отправил сюда, в Тарию.
— И какой же город вы считаете своим? — спросил я.
Он усмехнулся.
— Наверное, Порт-Кар, — ответил он.
Это сказало мне обо всем, что я хотел узнать. Выросший на Тиросе и преуспевший в Тарии, Сафрар считал своим городом Порт-Кар. А этот город, подумал я, способен убить в человеке душу.
— Это объясняет, — спросил я, — тот факт, что вы, находясь в Тарии, имеете свою галеру в Порт-Каре?
— Вот именно, — подтвердил Сафрар.
— А кроме того, — воскликнул я, осененный внезапно пришедшей мне в голову идеей, — объясняет появление бумаги, на которой было написано послание, спрятанное в ошейнике девушки с Земли! Бумага — из Порт-Кара!
— Совершенно верно, — согласился торговец.
— Послание было отправлено вами!
— Ошейник на горле девчонки был зашит в этом самом доме, — подтвердил Сафрар. — Хотя бедная дурочка в это время была без сознания и даже не подозревала о той чести, которой она удостаивается. — Сафрар рассмеялся. — Между прочим, это принесло мне некоторый ущерб: я бы не отказался иметь её в качестве рабыни в своих Садах Наслаждений. Но он и слышать об этом не хотел, сказал, что послание принести должна именно она.
— Кто «он»? — не понял я.
— Человек с серым лицом, тот, что привез сюда девчонку на тарне, накачанную наркотиками.
— Как его зовут?
— Он всегда отказывался сказать мне свое имя.
— И как вы его называли?
— Господин. Он и был господином, платил, не скупясь.
— Маленький жирный раб, — процедил сквозь зубы Гарольд.
Сафрар пропустил оскорбление мимо ушей. Он рассмеялся и снова с удовольствием потер свои пухлые ручки.
— Да, платил он очень хорошо, — повторил он.
— А почему он не позволил вам оставить девушку у себя рабыней? — спросил я.
— Она говорила на каком-то варварском языке. Как, кажется, и ты сам. План, если не ошибаюсь, состоял в том, что тачаки, прочтя записку, используют девчонку, чтобы отыскать тебя и затем убить. Но они этого не сделали.
— Не сделали, — согласился я.
— Ну, это не имеет никакого значения. Теперь не имеет, — уточнил Сафрар.
Интересно, пронеслось у меня в голове, какую смерть он мне приготовил?
— А как вы, ни разу не видев меня, уже знали о моем существовании? — спросил я.
— Серолицый мне подробно тебя описал. А кроме того, я был уверен, что среди тачаков не найдется второго с такими волосами, как у тебя.
Я почувствовал, как лицо у меня загорелось. Без какой-либо рациональной причины я иногда ощущал прилив ярости, когда кто-то из моих врагов или просто людей незнакомых упоминал о цвете моих волос.
Думаю, это осталось ещё с тех невообразимо далеких детских лет, когда моя огненно-рыжая шевелюра являлась неизменным объектом насмешек моих сверстников и предметом ценнейших умозаключений моих родственников.
— А как забавно мне было тогда на пиру упоминать о тебе и наблюдать за твоей реакцией, — признался Сафрар.
Он с довольным видом рассмеялся.
— Давай убьем его — и делу конец, — предложил паравачи.
— Не вмешивайся, — оборвал его Гарольд, — с тобой никто не разговаривает.
— Ну, отдай мне хотя бы этого, второго, — обращаясь к Сафрару, взмолился паравачи, указывая на Гарольда кайвой.
— Может, ты его и получишь, — ответил торговец.
Он поднялся на ноги и дважды хлопнул в ладоши.
Сзади, из прохода, скрытого портьерой, появились четверо. Они толкали небольшую тележку, покрытую алой материей. На тележке в углублении я увидел предмет, поиски которого заставили меня проделать такой путь, рисковать и теперь, вероятно, даже расстаться с жизнью, — я увидел золотой шар.
Никаких сомнений: это было то самое яйцо. В длину оно равнялось восемнадцати дюймам, а в самой широкой части — примерно одному футу.
— Слишком жестоко, с твоей стороны, показывать ему эту вещицу, — лицемерно заявил Ха-Кил.
— Ничего, именно ради неё он проделал такой путь и столько рисковал, — ответил торговец. — Пусть это будет ему наградой за труды.
— Ради неё был убит Катайтачак, — заметил я.
— Не только он, — сказал Сафрар, — и неизвестно еще, сколькие за неё погибнут.
— Ты знаешь, что это такое? — спросил я Сафрара.
— Нет, — ответил он, — но знаю, что для Царствующих Жрецов эта штука представляет большую ценность. — Он подошел к яйцу и провел по нему рукой. — Хотя и не понимаю, чем именно: она вовсе не золотая.
— Похоже на яйцо, — заметил Ха-Кил.
— Да, — кивнул Сафрар. — Что бы это ни было, по форме оно напоминает яйцо.
— Может, это и в самом деле яйцо? — высказал предположение Ха-Кил.
— Возможно, — согласился Сафрар. — Но для чего оно Царствующим Жрецам?
— Кто знает? — пожал плечами Ха-Кил.
— Ну, что? — глядя мне в лицо, поинтересовался Сафрар. — Ведь это за ним ты пришел в Тарию, не так ли?
— Да, — признался я, — за ним.
— Смотри, как просто все оказалось! — рассмеялся Сафрар.
— Очень просто.
Ха-Кил вытащил меч.
— Дай мне поговорить с ним, как подобает двум воинам, — нетерпеливо кивнул он в мою сторону.
— Нет! — закричал паравачи. — Отдай мне и его! Отдай мне их обоих!
— Нет! — решительно возразил торговец. — Они оба — мои!
Ха-Кил в бешенстве вогнал меч в ножны. Вне всяких сомнений, он хотел дать мне умереть почетной смертью, быстро. Его натура не принимала игрищ, которые, очевидно, приготовили для меня Сафрар с паравачи. Ха-Кил, может, и был вором и головорезом, но он также был уроженцем Ара и тарнсменом.
— Вы сохранили эту вещь, — допытывался я, — чтобы отдать её своему нанимателю?
— Да, — ответил Сафрар.
— Он собирается вернуть её Царствующим Жрецам? — с невинным видом поинтересовался я.
— Я не знаю, что он будет с ней делать, — сказал торговец. — Я получаю свое золото, которое, может быть, даст мне возможность стать самым богатым человеком Гора, а все остальное мне совершенно безразлично.
— Если яйцо повреждено, — заметил я, — Царствующие Жрецы могут быть очень недовольны.
— Насколько мне известно, — сказал Сафрар, — серолицый — один из Царствующих Жрецов. Иначе как бы он осмелился воспользоваться их именем для подписания записки, спрятанной в ошейнике?
Я, конечно, знал, что этот человек не был Царствующим Жрецом. Но теперь, по крайней мере, мне стало понятно, что Сафрар не имел никакого представления о том, кем был этот серолицый человек или в чьих интересах он действует. Нет сомнений, что это тот самый мужчина, который доставил на эту планету Элизабет Кардуэл. Это он осматривал её с видом оценщика, проверял, подходит ли она на ту роль, которую он отводил ей в своей опасной игре.
Следовательно, в его распоряжении имелись весьма развитые технологии, по крайней мере позволяющие ему совершать межпланетные полеты. Я, конечно, не знал, в личном ли его распоряжении находятся эти развитые технологии, или они предоставлены ему теми, в чьих интересах он действует, — теми, «Другими», неизвестными, невидимыми, являющимися главным лицом в этих игрищах, ставкой в которых была жизнь двух, а может, и большего количества миров. Нет, в такой игре серолицый, должно быть, не больше чем простой агент, выполняющий задание Но кого? Или, может, чего? Существ, осмеливающихся бросить вызов самим Царствующим Жрецам. Однако эти существа должны быть кем-то или чем-то, что боятся Царствующих Жрецов. В противном случае они бы уже давно заполучили и этот мир, и Землю, и все планеты, на которые распространяются их посягательства.
— А откуда серолицему человеку стало известно, где находится золотой шар? — спросил я.
— Он как-то упомянул, — начал было Сафрар, — что ему сказали об этом…
— Кто сказал? — нетерпеливо перебил я.
— Это мне неизвестно, — пожал плечами Сафрар.
— Вы ничего больше не знаете?
— Нет.
Я задумался. Эти «Другие», противники Царствующих Жрецов, должны быть до некоторой степени в курсе дел ведущих скрытное существование жителей Сардара. Они, вероятно, в определенной мере осведомлены и о положении дел среди самих Царствующих Жрецов, в частности о событиях, последовавших за недавней войной, после окончания которой многие из людей оставили Рой Царствующих Жрецов и теперь бродили по городам, распространяя невероятные истории о том, чему якобы они сами были свидетелями, — истории столь фантастичные, что они вызывали лишь насмешки у тех, кому их доводилось услышать. Однако далеко не у всех: «Другие», я уверен, относились к подобным рассказам совершенно иначе и через своих доверенных лиц и шпионов по крупицам собирали информацию, которую им могли предоставить бродившие по дорогам беглецы из Сардара.
Так они могли бы узнать о разрушении большей части оборудования Царствующих Жрецов, предназначенного для наблюдения за планетой, и значительном сокращении, по крайней мере на какое-то время, их технологических возможностей. Но самое главное, они могли знать о ситуации в самом гнезде, о порядке наследования верховной власти среди Царствующих Жрецов и о появлении в скорейшем времени у них представителя нового поколения, что неизбежно должно было привести к перегруппировке сил среди Царствующих Жрецов. Если же в их окружении, как это часто бывает, были недовольные, они, естественно, с нетерпением ожидали появления на свет этого нового представителя. Но знали «Другие» и о том, что Мать, единственная из Царствующих Жрецов, способных дать жизнь потомству, погибла незадолго до начала войны. Таким образом, «Другие» должны были догадываться о наличии одного или нескольких тщательно хранимых яиц, причем хранимых не во дворце Царствующих Жрецов и, возможно, даже не в Сардаре. С такой же легкостью они могли узнать и о моем участии в войне Царствующих Жрецов в качестве лейтенанта и непосредственного помощника Миска — командира повстанцев, и о том, что в настоящее время я держу путь в южные степи, в земли народов фургонов. Сопоставив все эти факты, не нужно обладать исключительной проницательностью, чтобы догадаться, что я ищу яйцо или яйца Царствующих Жрецов.
Если их размышления шли именно в этом направлении, значит, им следовало побеспокоиться о том, чтобы я, во-первых, не нашел яйца, а во-вторых, чтобы сохранить его для себя.
Выполнение первой задачи они, конечно, могли обеспечить просто: убив меня. Их план со спрятанным в ошейнике посланием был задуман отлично, но они не приняли во внимание природную проницательность тачаков, привыкших судить о вещах не поверхностно, а вглядываясь в их суть, — и их план провалился. Тогда они решили убрать меня со сцены ударом ножа в спину, но пытавшийся осуществить это паравачи также потерпел неудачу. Однако теперь, мрачно напомнил я себе, я полностью нахожусь во власти Сафрара, тарианского торговца. Да и вторая задача, заключавшаяся в приобретении «Другими» яйца для самих себя, тоже, по-видимому, близка к решению. Катайтачак убит, яйцо из его фургона украдено, так что осталось лишь передать его серолицему человеку, который в свою очередь переправит его «Другим» — кем бы они ни были. Сафрар уже несколько лет жил в Тарии; это позволяло предположить, что «Другие» могли иметь возможность следить за всеми передвижениями двух людей, доставивших яйцо из Сардара кочевникам народов фургонов. Вероятно, теперь они решили действовать быстро и нанести открытый удар при помощи тарнсменов, опасаясь, что я сумею первым отыскать яйцо и вернуть его в Сардар. Вот причины и неудавшегося покушения на мою жизнь, и последовавшего на следующий же день нападения на фургон Катайтачака. Кстати, Сафрару тоже было известно, что золотой шар находится в фургоне Катайтачака. Меня, признаться, несколько удивил этот факт, что он располагал этой информацией.
Среди тачаков — даже при их жестокости и вспыльчивом характере — едва ли удалось бы завербовать предателя: для этого тачаки были слишком горды.
Посторонних же в фургоне тачакского убара было не так много. Мне подумалось, что, вероятно, тачаки не делали большого секрета из того, что золотой шар хранится в фургоне Катайтачака. Это меня озадачивало. С другой стороны, они могли попросту не осознавать его истинной ценности. Ведь и сам Камчак говорил мне, что золотой шар не имеет никакой ценности. Бедный тачак! И не менее несчастный Кэбот, напомнил я себе. Каким же образом «Другим» удалось так глубоко проникнуть во внутренние дела Гора и занять позицию не менее важную, чем у Царствующих Жрецов? «Другие» не только знали о существовании яйца — они захотели заполучить его и — пожалуйста! Оно уже практически у них в руках! Пройдет время, и оставшиеся в живых, но не имеющие потомства Царствующие Жрецы погибнут.
Ненужное их оборудование в Сардаре рассыплется в прах, и тогда в один далеко не прекрасный день на Гор из межпланетных просторов хлынут беспощадные захватчики — «Другие», как пираты из Порт-Кара, алчные и безжалостные, набрасываются исподтишка на неспособные оказать им сопротивление торговые галеры!
— Не желаешь ли побороться за свою жизнь? — поинтересовался Сафрар.
— Конечно, — не задумываясь ответил я.
— Отлично, — согласился торговец. — Ты сможешь сделать это в Желтом Бассейне.
