6
Проехав еще с десяток километров, я увидел возле дороги небольшой трейлерный парк. И над одним из трейлеров вился дымок, а за воротами на снегу была вытоптана тропинка. Не просто вытоптана, а протоптана частыми хождениями. Но едва я остановился у ворот, из-за дальнего прицепа выбежал растрепанный мужик с дробовиком, что-то заорал истерично и неразборчиво, после чего направил ружье на меня. В переговоры я решил не вступать, поэтому просто махнул ему рукой и дал по газам, исчезнув из проема ворот.
Он все же выстрелил, дробь взбила облако снега на дороге. Я прибавил газу, постоянно глядя в зеркало, чтобы не упустить момента, когда тот выскочит из ворот, но мужик выскакивать не стал.
— Псих, — заключил я, обдумав происшествие.
В общем, немудрено было свихнуться. Я вон себе пулю в голову пустил, кто знает, что у этого мужика случилось? Но люди здесь все же есть — то следы увидел, теперь вот он. Потом опять заметил следы, и опять снегохода: сначала на самой дороге, а затем они свернули на боковую, поднимавшуюся к большому деревянному зданию, похожему на гостиничку. Проверять не поехал — и так все ясно. Тут по большому счету всего одна дорога, и если кто живой остался, он будет жить возле нее, как мне кажется.
Потом был пустынный городок Эмпайр, по которому, впрочем, тоже кто-то катался на снегоходе. Городок выглядел так, словно здесь время остановилось во времена «Золотой лихорадки». Впрочем, если я что-то еще помню из книг, в Колорадо она была вроде больше «серебряная». На главной улице поразила вывеска «Хард-рок кафе» — простенький местный бар никак не походил на одну из бесчисленных разбросанных по всему миру точек музыкального фастфуда. Разъяснение пришло из таблички на дверях, которую я не поленился прочитать, остановившись: в данном случае слова «hard rock» подразумевали скалу, а не музыкальный стиль, а первыми посетителями этого кафе, открытого аж в 1936 году, были шахтеры, эти самые скалы и долбившие.
Потом следы снегохода свернули в сторону, затерявшись в местных улочках, а я поехал дальше. В городке Дюмон, который был еще меньше, чем Эмпайр, моя дорога прижалась к приблизившемуся хайвэю, а затем у почтового офиса свернула резко направо, в лес, став уже и хуже. Я даже сперва усомнился насчет того, туда ли я свернул, но потом сверился с картой и убедился, что по-другому тут никак не выйдет. Может, это даже и грунтовка, под снегом не разглядишь. И если бы не лес с двух сторон, саму дорогу потерять было бы проще простого: никаких дополнительных примет. Проехав по ней не больше пары километров, я решил все же не извращаться и вернулся обратно, выехав на хайвэй. Проскочу по нему до Айдахо Спрингс, а вот уже потом сверну в сторону, потому что как раз за этим городком и будет первый туннель. А он мне не нужен.
Снег с шоссе местами сдуло, приходилось объезжать серые пятна асфальта, прижимаясь к ограждению. Если это, так сказать, тенденция, то скоро надо будет задуматься о поиске нового транспорта. А пока я озаботился поисками съезда с главной дороги на параллельную, снежную, которая шла метрах в пятидесяти справа. Но съездов не было.
В конце концов помог случай — когда-то давно, до всяких снегопадов, огромный груженый восемнадцатиколесник проломил ограждение дороги и скатился в кювет, перевернувшись вверх колесами, и теперь так и лежал, напоминая некое убитое чудовище. И через этот пролом мне удалось свернуть на пологий спуск, а потом оказаться на нижней дороге, по-прежнему засыпанной снегом, так что стало полегче.
Так я приблизился к Айдахо Спрингс. Хайвэй слева от меня вдруг резко заполнился машинами, почти что упиравшимися бамперами друг в друга.
— Туннель, — сказал я, глядя на вытянувшуюся пробку. — Или в нем что-то случилось, или его перекрыли. Или… ладно, Тьму пока оставим в покое.
Пробка была не только на хайвэе. Люди, застрявшие там, снимали ограждения, пытались съезжать на другие дороги, пробка расползлась, похоже, на весь городок. Было много сгоревших машин и сгоревших домов. Мне пришлось пробираться на «поларисе» сначала по обочине, а потом местами по целине и вроде как пешеходной тропе.
А еще было много трупов. Трупов в машинах, трупов возле машин. Трупы лежали возле дороги, присыпанные снегом. Людям было некуда деваться — наверняка было множество тяжелых больных, уже умиравших. И здесь они умирали где попало.
Почти все трупы были изгрызены хищниками и исклеваны птицами. В одном месте увидел свору из пары десятков собак, пытающихся грызть замерзшую человечину на шоссе. Дорога вела меня неумолимо в ту сторону, так что пришлось стрелять, уложив трех собак до того, как вся свора бросилась наутек.
Потом случилось странное — из лесу выскочила огромная собака и крупной рысью понеслась по следам снегохода. Я словно почувствовал ее, а потом заметил в зеркале и сразу дал по тормозам — уйти здесь от нее, объезжая препятствия, было бы невозможно, я еле полз, а подпускать близко тоже не хотелось. Поэтому я просто соскочил со снегохода, обежал его, на ходу снимая винтовку, уложил ее на руль как на опору, поймал приближающуюся собаку в прицел.
Тварь приблизило, и я вспомнил о «гончих» Тьмы, тех самых, от которых пришлось и убегать, и отбиваться там, в Отстойнике. Но это не было сгустком той самой Тьмы, как там, это было… животное, наверное. Или монстр, что вероятней, потому что таких животных я не знаю. Но бежало оно точно так же, неестественно мощными длинными скачками, неотвратимо как судьба.
Я открыл огонь, когда до твари оставалось метров сто, наверное. Я не промахнулся ни разу, винтовка часто и точно выплевывала пули, и каждая из них попадала в цель, выбивая… нет, не красные, а все же черные облака. Только после пятого попадания тварь словно провалилась на переднюю ногу, покатилась по снегу и забилась в судорогах, а я, не сдержавшись, выстрелил еще дважды, норовя попасть в голову, и после этого она замерла окончательно.
С лязгом встал в приемник полный магазин, а я огляделся по сторонам в поисках другой опасности, но все было тихо.
— Посмотреть надо, — сказал я, стараясь скорее убедить самого себя, потому что внутренний голос активно предлагал плюнуть на все, дать по газам и смываться отсюда как можно быстрее.
Сначала хотел пойти пешком, но потом побоялся далеко отходить от снегохода. Развернулся кое-как и проехал те самые полсотни метров, которые отделяли меня от лежащей на снегу черной туши.
— Ну ты гля…
Если это представитель фауны штата Колорадо, то я — внебрачный сын принца Уэльского и еще какого-нибудь принца. Тварь была лишена шерсти и покрыта, как мне кажется, мелкой чешуей. Что изначально неправильно, потому что такое животное здесь бы замерзло к чертовой матери, а не гонялось за мной. Еще у твари были совершенно черные глаза, такие, какие я видел у одержимых все той же Тьмой, без зрачков, без радужки и белков, просто как полированные камни. Тварь довольно отдаленно напоминала собаку, но именно что отдаленно. Длинная, какая-то квадратная морда с жуткой пастью и невероятным набором зубов, странно длинные толстые пальцы на конечностях, глядя на которые я сразу вспомнил следы на снегу, что обнаружил сегодня с утра. Это вот такое меня ночью разглядывало? Ой-е…
Все же Тьма? Нет, как-то пока не похоже. Хотя бы потому, что здесь слышно радио, а в Отстойнике это было почти невозможно. И то, что передо мной, все же телесно, а убитые твари Тьмы сразу же начинали испаряться и вскоре просто исчезали. А здесь только кровь на снегу. Но вот кровь черная, как… как жидкий гудрон, наверное. И, кажется, даже не отблескивает на свету, а так вообще не бывает.
Ладно, я знаю уже достаточно для того, чтобы сочинять теории. То, что этот мир сдвинулся или начал расслаиваться, — понятно. Думаю, что расслаивается любой мир, в котором случилась такая большая Беда. И он соприкоснулся с каким-то другим слоем, например. Откуда сюда попадают такие твари. Годится? Как теория — вполне.
Ладно, насмотрелся, надо валить отсюда.
Проехать дальше не удалось. Я рассчитывал уйти на север, в сторону Сентрал-Сити и Блэк Хоук, но я даже приблизиться не смог к развилке, на которой это можно было сделать. Пришлось развернуться, вновь проехать мимо убитой черной твари и свернуть на Чикаго Крик Роуд, оказавшуюся вполне свободной. Похоже, что здесь стояли военные, никуда не выпускавшие людей от шоссе, а потом они место покинули, оставив только рогатки и неизменные мешки с землей. В общем-то только из-за них дорога свободна и осталась. И по ней я смогу, если все будет нормально, добраться до озера и городка Эвергрин, а уже оттуда такими же боковыми дорогами выехать на Денвер.
Эта дорога отсутствием снега не страдала, здесь его было много, а иногда так много, что я боялся соскользнуть с надутых сугробов вбок, просто слетев с дороги в пропасть. Но «поларис» держал путь твердо, следуя всем поворотам этого по-настоящему горного серпантина, зажатого поросшими лесом склонами. Исчезли все признаки человеческого жилья, один раз попалась машина с двумя трупами внутри, расстрелянная как минимум из пулемета, столько в ней было дыр. Затем мне показалось, что двигатель снегохода тянет все слабее и слабее. Сперва испугался было, но потом сообразил, что это все из-за высоты: воздух становится разреженным. А дорога все карабкалась и карабкалась вверх, пока не добралась до какого-то плато, после чего потянулась ровно, как по равнине. Там я нашел подтверждение своим мыслям: большой черный указатель, сообщавший, что я еду по самой высокогорной дороге в США и сейчас нахожусь на высоте 4346,5 метра, или 14260 футов, над уровнем моря. Теперь точно понятно, что с двигателем не так.
Затем я увидел указатель «Эхо Лэйк Парк», затем само «лэйк», то есть озеро, и, уже проехав его, увидел еще один указатель — «Эхо Лэйк Ланж», то есть гостиницу. А это как минимум крыша над головой, а я уже созрел для следующего привала. Да и над картой надо бы посидеть.
Гостиница оказалась довольно старым деревянным зданием, крашенным в «суриковый» цвет. Окна нижнего этажа были закрыты ставнями. Подозреваю, что работала она сезонно, и так ее «консервировали» на зиму. Или на время, например, пандемии. Озеро, лес, стоянка, но самое главное не это: прямо у подъезда стоял снегоход, накрытый сейчас брезентом. И вокруг крыльца были натоптаны тропки. А из трубы, прижавшейся к дальней стене гостиницы, понемногу валил дымок.
— Тук-тук, кто в теремочке живет? — спросил я, подъезжая к крыльцу и положив ладонь на рукоятку револьвера.
Дверь передо мной распахнулась, в проеме показалась женщина с дробовиком наперевес.
— Ты кто? — спросила она, не утруждая себя приветствиями.
— Еду из Айдахо Спрингс в Эвергрин, хотел снять комнату на ночь. Это же отель, я не ошибся?
— Отель открыт с апреля по октябрь, а сегодня Рождество, — усмехнулась она.
Лет тридцать, не красавица, крепкая, скуластое лицо, тонкие губы, маленькие глаза, волосы убраны в хвост. На скулах и лбу мелкие красноватые пятна, почти незаметные. Суперкорь? Но больной она не выглядит, совсем, держится уверенно.
— Я не знал, — широко улыбнулся я в ответ. — И насчет Рождества… это серьезно?
Задрав рукав куртки, я глянул на часы. Ну да, двадцать пятое декабря, тут день рождественского обеда должен быть.
— Не следил за календарем? — опять усмехнулась она. — Если обещаешь не напиваться и вести себя хорошо — заходи. Зато праздник получится, — и с этими словами она скрылась за дверью.
— Праздник так праздник, — пробормотал я по-русски и начал собирать вещи.
Не похоже, что отель переполнен, найдется место для ночлега, я думаю.
Ввалившись со всеми сумками и чехлами в холл, даже немного удивился — симпатично здесь было. Бревенчатые стены, высокий купол потолка, огромный камин, пустой бар с десятком столиков. Немаленький сувенирный магазин, торгующий всем — от брелоков до свитеров с эмблемами. Елка искусственная, наряжена по-праздничному, разве что лампочек нет. Поискал глазами женщину и увидел ее в дальнем углу бара, у камина. Понятно, что за труба дымилась.
Одно окно в баре, кстати, свет пропускало, ставни были открыты, иначе бы я ничего и не разглядел здесь, пришлось бы с фонариком гулять.
— Можешь бросить все там, где стоишь, в отеле все равно никого нет, — сказала она, обернувшись. — Или заноси сюда. Или поднимись на второй этажи забрось в любой номер, кроме первого: в первом живу я. Только ключи сначала возьми.
— Пока здесь брошу, — сказал я, затаскивая сумки в бар. — Вот здесь, у стенки полежат.
— Садись, — поднялась она от камина и показала на стулья, выстроившиеся вдоль стойки. — Чего тебе налить? — спросила она затем, зайдя с противоположной стороны.
— Отель закрыт, но бар работает? — уточнил я, стягивая куртку.
— Бар тоже закрыт, так что все за счет заведения, — усмехнулась она и повторила вопрос: — Что-то выпьешь?
— Мм… — задумался я, прикидывая, чего бы лучше с холоду принять, потом спросил: — Водка есть?
— Есть. Но за льдом тебе придется идти на улицу.
— Я русский, для нас водка со льдом — оскорбление, — засмеялся я.
— Мне лед все равно нужен, так что иди, — сказала она. — Там, на перилах, стоят лотки, прихвати один.
Я высунулся из гостиницы — и правда, прямо на перилах крыльца стояли пластиковые лотки со льдом, из тех, что обычно в морозилках лежат. Взяв один, вернулся с ним в бар.
— Спасибо, — кивнула женщина. — Так тебе водку безо льда?
— Давай лучше виски со льдом, — поменял я предпочтения.
Вообще-то виски не очень люблю, как и водку, но сейчас согреться хочется. А тут, как посмотрю, полный набор всего, что было в баре, имеется. Она не удивилась, опять кивнула, выбила лед из лотка на полотенце, потом, бросив несколько кубиков в стакан, налила туда «Дикой индейки». Потом взяла бутылку красного калифорнийского вина и налила себе бокал.
— Счастливого Рождества, — сказала она. — Я — Лора Джин. Предпочитаю, чтобы меня так и звали, а не Лорой и не Лори. И Джинни тоже не годится. Работала здесь раньше менеджером, теперь просто живу.
— Влад, — на англоязычный манер сократил я свое имя. — Жил возле Грэнби, теперь еду в сторону Денвера.
— Почему в Денвер?
— В ту сторону поехала моя жена, мы… разминулись.
— И она проехала? — В вопросе явно послышалось удивление. — Давно это было?
— Примерно после того, как все это, — я не стал уточнять, но она меня поняла, — в основном закончилось. И да, она полетела, на самолете.
— На самолете? — еще больше удивилась она. — Ну да, на самолете можно было прорваться, пожалуй. Ну а дальше что, где ты собираешься искать ее в Денвере?
— Там попробую сориентироваться. Думаю, что потом она полетела южнее.
Я не стал уточнять, куда именно южнее, но Лора Джин сама развила мысль:
— К этим, в Анклавы? Ну да, наверное, можно и туда. У нее иммунитет?
— Да, как и у меня, — не стал я, естественно, вдаваться в подробности.
— Ну ты, парень… — она аж задохнулась, — тебе, мать твою, здорово повезло, а? Давай, за иммунитет, — подняла она бокал, чокнувшись с моим стаканом. — У обоих иммунитет, ты, мать твою, гребаный избранный. Ладно, отдыхай, я накрываю стол.
— Стол? — поразился я.
— Если я живу здесь одна, то это не значит, что Рождество не будет отмечаться. Я подстрелила вчера большерогого, — она кивнула на стоявшую в углу винтовку с оптическим прицелом, — как раз порезала на стейки. Два хороших больших стейка осилишь?
— С гарантией. Спасибо.
— Без проблем, парень, — сказала она. — Можешь пока заселяться, ключи на стене за стойкой ресепшена.
— Спасибо, — повторил я. — Допью и сразу займусь.
Допил быстро — с морозу вискарь лился как под гору.
Вспомнил, правда, что в высокогорье напиваться не рекомендуется, похмелье замучает, но потом плюнул на все резоны. Собрал свое имущество, выбрал ключ с тройкой на брелоке и потащился наверх. Комната номер три оказалась прямо напротив первой. В комнате, естественно, оказалось не жарко, но все же температура неминусовая. Похоже, гостиница как-то отапливалась от каминов. А вот воды в кранах не было. Странно, здесь водопровода быть не может, откуда ему тут взяться, так что скважина, наверное? Или из озера? Да, наверное, насос из озера качает и где-то фильтрует.
Переоделся в свое, прихваченное из дому — брюки из плотной ткани со множеством карманов производства некоей компании «Блэкхоук!» — даже вот так, с восклицательным знаком: свитер, на диво удобные ботинки вроде кроссовок, похоже что для туризма, в мое время таких еще не было. Потом, подумав, надел кобуру, которая прям под пояс, в штаны, сунул в нее маленький «таурус». Посмотрелся в зеркало — так и не видно, что вооружен.
Когда спустился вниз, из кухни тянуло жарящимся мясом, а Лора Джин где-то там громыхала сковородками. Судя по всему, она услышала, что я вернулся, потому что крикнула:
— Десять минут!
Зайдя за стойку, я нашел бутылку, из которой она мне наливала, и плеснул еще немного виски в стакан, на так до конца и не растаявший лед — жарко здесь не было.
Десяти минут хозяйке не понадобилось, она появилась примерно через пять, сноровисто застелила один из столов, тот, что у не закрытого щитом окна, расставила приборы, потом опять исчезла в кухне и появилась с двумя огромными тарелками.
— Садись. Картошка последняя, наверное, все, что удается найти, уже или испорчено, или проросло, — пояснила она, подразумевая горки золотистых «френч фрайз». — Овощей нет вообще, так что лей больше кетчупа.
Сначала я не понял, что она имела в виду, но потом увидел, что она разместила свой стейк между половинками круглой булки, вбросила туда два ломтика сыру, полила все кетчупом и превратила прекрасное мясо в банальный чизбургер. К счастью, столовых приборов она не проигнорировала, так что мне никто не мешал резать мясо по кусочку и есть как человек.
Горная баранина, или как ее правильно назвать, оказалась слегка жестковатой, но вкусной, и прожарена была хорошо. Лора Джин немного удивленно посмотрела на то, как я ем, потом спросила:
— Ты в стране недавно?
— А что, так заметно? — усмехнулся я.
— Ну… да, наверное. Плюс акцент. Откуда ты?
— Украина, — сказал я, решив на всякий случай не произносить слова «Россия»: вдруг тут пандемия какие-нибудь неправильные рефлексы всколыхнула.
— Это в Европе? — уточнила она на всякий случай.
— Ну вроде как, — ответил я, ожидая продолжения расспросов, но она начисто потеряла интерес к географической теме. — Как ты здесь одна очутилась?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Сначала собиралась умереть, потом вдруг выжила, но заработала Дабл-Ар-Эс, — она зачем-то повернулась ко мне в профиль, но потом вновь взялась за еду. — Решила, что пока лучше жить здесь. Тихо жить — ты первый человек, который заглянул сюда с самого начала. Есть «след», — она ткнула пальцем в сторону укрытого брезентом снегохода на улице, — на нем езжу… по делам, не знаю как правильно сказать. Ищу еду и всякое.
— И как с едой?
— Мне здесь одной года на три, наверное, хватит. Пока поживу, дальше будет видно.
— А к людям идти не хочешь?
— С Дабл-Ар-Эс? — вроде как немного удивилась она.
— Они говорят, что это лечится, — вспомнил я передачу.
— Да всякое слышала я про этот Анклав, — сказала Лора Джин с заметным сомнением. — Налей мне вина, пожалуйста. И себе чего хочешь.
Ее бокал стоял пустой, и я мысленно укорил себя за отсутствие манер. Подумав, решил с виски завязать и прихватил винный бокал еще и для себя. Вино оказалось довольно молодым и вполне вкусным. Предварительно выпитый алкоголь уже подействовал, в баре вроде как было совсем не холодно. Да и от камина заметно тянуло теплом. Может, тут спать пристроиться?
— Хорошее вино, — похвалил я, покрутив его в бокале.
— Да, мне нравится. Вина много везде, хватит надолго. Здесь на весь округ и десятка человек не найдется, так что нет конкуренции среди лутеров.
— То есть люди вокруг еще есть? Я пару раз видел следы, да какой-то псих ни с того ни с сего стрелял в меня из дробовика, хорошо что не попал.
— Есть, — кивнула она, прожевав очередной кусок своего чизбургера. — Живут в основном как я, где-нибудь на отшибе. Такие же, — она постучала пальцем себе по лбу.
Я не совсем понял, что она имеет в виду, но уточнять не стал: не хотелось показаться совсем марсианином. Похоже, что говорила она о чем-то для всех очевидном. Для всех, кроме меня.
— Как тебе большерогий? — спросила она.
— Волшебно, — не покривил я душой. — Здесь охотилась?
— На другой стороне озера. Людей не осталось, с охотой все лучше и лучше. Можно прожить.
— Одной?
— Лучше одной, чем вцепиться друг другу в глотки в один день, — пожала она плечами. — Сейчас для меня это не самое важное. Я серьезно говорю, — добавила она, с чего-то решив, что я ей не поверил.
— Я верю. Но одному жить все же опасно, я вот о чем. Упасть и что-то сломать, свалиться с приступом аппендицита…
— Аппендикс мне уже удалили, так что боюсь только зубной боли, — перебила она.
— От зубной боли тоже можно рехнуться подчас.
— У меня и без нее достаточно поводов, — как-то не слишком понятно ответила она. — В любом случае можно доехать до Сентрал-Сити, там вроде бы есть доктор.
— В Сентрал-Сити живут? — удивился я.
— Ты не знал?
— Откуда? Я в эту сторону вообще не заезжал, — выдвинул я причину своего незнания реалий.
— А… понятно. Там почти человек сто, все с Дабл-Ар-Эс, вроде как банда. Своих они не трогают, если… ну сам понимаешь, — сделала она небольшую паузу, глядя мне в глаза, из-за чего я вынужден был скроить гримасу некоего понимания. — А вот тебе бы туда лучше не попадать. А таких, как я, даже зовут.
— Почему не едешь?
— Ну а самому подумать? — иронично посмотрела она на меня. — Представь сотню таких, как я, что у них за жизнь там?
Я попытался представить сотню «таких» и не смог, потому как до сих пор не понял, о чем идет речь. Появилась идея даже признаться начистоту, сказать, что я один из чужих, или как нас там по радио называли, но потом решил не гнать коней. Может быть, тут чужих только правительство Анклавов и любит? Может, мы тут за разносчиков заразы или что-то еще? А почему бы и нет, к слову? Кто-то провалился с обычной корью из своего слоя, а для этого слоя она обернулась Суперкорью. Как вариант.
Хотя нет, не складывается так: для того, чтобы начали проваливаться из других слоев, надо сперва, чтобы здесь какая-то катастрофа случилась… наверное.
Разговор клеился, появилось и вправду ощущение какого-то праздника, того самого Рождества. Я даже елку со всеми игрушками перетащил в бар. Допив бутылку вина, открыли еще одну. Я даже подумал, что есть риск завтра с утра не выехать, похмелье и долгий утренний сон становятся вполне вероятными, но смирился: как-то за болтовней с Лорой Джин, к тому же явно не претендовавшей на меня, вроде как душа понемногу расслаблялась. Все же первый живой контакт с человеком в этом мире. С живым человеком.
— Меня папаша один растил, — рассказывала она. — Мать свалила с каким-то идиотом из Форт-Коллинза, мне тогда года три было. В общем, уже в четыре он таскал меня на охоту, сперва на сурков, потом уже и на антилоп. В семнадцать выскочила замуж за точную копию папаши. Тэд торговал запчастями для грузовиков, а все остальное время пропадал на охоте или рыбалке. Если мне надо было переспать с мужем, то лучше было делать это в палатке: дома он бывал реже. Ребенка мы заделали в этой самой палатке, даже помню, что в этот день муж наловил форели. В общем, когда я поняла, что осталась совсем одна, то осознала две вещи: я не смогу и часу больше провести в своем доме. Просто не могу, понимаешь?
— Понимаю.
— Нет, если ты не наврал про то, что у твоей жены иммунитет, то ты не понимаешь, — вздохнула она. — Дети были?
— Нет.
— Нет, ты точно не понимаешь. Не сможешь понять. — Она придвинула ко мне свой бокал, сказав: — Налей еще. Нет, не сможешь. И да… к чему это я…
— О двух вещах, которые ты осознала, — напомнил я.
— Да… не смогу ни часу быть в своем доме. И смогу прожить одна. Хочу жить одна. Надолго, не надолго — я не знаю, но я не хочу видеть людей вокруг. Сейчас не хочу.
— А я?
— Ты? Ты все равно уедешь. И сегодня действительно Рождество, нельзя быть сукой, выставляя незнакомого человека из места, которое мне все равно не принадлежит. Как-то так. Кстати, ты бы уехал?
— Не знаю, — немного озадачился я. — Уехал бы, скорее всего. У тебя ружье было, что мне, стрелять? Не вижу повода. А как еще попасть внутрь, если бы не пустила?
— Да, наверное, — кивнула она, отпив вина. — Черт, я напилась совсем, в первый раз с тех пор, как… — Лора Джин не закончила. — Но мне нравится. Ладно, десерт! Я сейчас.
— Тебе помочь?
— Не надо, ты в гостях. Пусть отель не мой, но уже мой, я здесь главная. Сиди, в общем.
Она поднялась и пошла на кухню, прихватив керосиновую лампу, стоящую на полу возле стола. А я почувствовал, что засиделся, и пока она готовит десерт, каким бы он ни был, решил немного размяться, походив по залу. Зажег еще одну лампу, поставив ее на полку ближе к выходу, потом пару раз прогнулся назад и наклонился, стараясь достать пальцами носки ботинок — даже спина немного затекла от долгого сидения. Сколько мы уже за столом? Я глянул на часы — а нормально, немало так, вот разговорились!
— Ты это окно постоянно держишь открытым? — крикнул я.
— Нет! — послышалось с кухни. — Сейчас вернусь с десертом и закрою. Мне страшно, когда я ничего не могу разглядеть с той стороны.
— А здесь причины для страха бывали?
— Нет, пока нет. Сюда даже собаки не забегут — трупов нет, — а трупоеды тем более. Ты же через Айдахо Спрингс ехал сюда?
— Да, — подтвердил я, подойдя к двери кухни и опершись на косяк. — Оттуда.
— Без приключений? — обернулась она.
Я разглядел, что у нее, похоже, там яблочный пирог на столе. Ну ты скажи. А сейчас она примеривалась открыть какую-то консервную банку.
— Что случилось?
— В собак пришлось пострелять, потом… — я немного растерялся, не зная, как поименовать напавшую на меня и убитую тварь, но Лора Джин подсказала:
— Трупоед? Какой, вроде собаки который?
— Он самый.
— Гребаное отродье, ненавижу, — выругалась она. — Убил?
— Убил.
— Это хорошо. Но сюда они не добирались, и думаю, что не доберутся. Им пробки на хайвэе надолго хватит.
Отставив в сторону открытую банку, Лора Джин протянула руку к бокалу. Только что произошло дальше, я не разглядел. Похоже, бокал ударился об угол стойки с ножами, треснул, посыпалось стекло, вино вылилось на стол.
— Проклятье! — дернулась Лора Джин, поднеся ко рту окровавленный палец — видать, напоролась на торчавший вверх клыком кусок стекла. Затем она как-то странно посмотрела на меня, затем сказала напряженным голосом: — Слушай, иди пока отсюда, хорошо?
— Может, тебе помочь? — предложил я. — Перевязать? Я вообще-то умею.
— Просто иди, хорошо? Иди к черту, я сказала!
В голосе почувствовалась настоящая злость. Керосиновая лампа освещала кухню довольно скудно, но мне показалось, что пятна у Лоры Джин на лице стали ярче, словно краснотой налились.
— О'кей, все нормально, я ухожу! — поднял я руки в примирительном жесте. — Считай, что уже ушел.
Она так не посчитала. В какой-то момент я просто увидел, как ее глаза налились кровью, губы разъехались в злобной гримасе, обнажая зубы, испачканные кровью из пораненного пальца, а затем она дико закричала, схватила из стойки здоровенный кухонный нож и бросилась на меня.
— С ума сошла? — крикнул я, отскакивая в сторону от двери и хватая со стойки металлический поднос.
Женщина проскочила мимо, махнула ножом перед собой, рывком развернулась, глядя на меня. Я вспомнил про револьвер на поясе, но… мы же только что сидели вместе, говорили, и я точно знаю, что говорил я с человеком, даже с хорошим человеком. Какой тут револьвер?
— Лора Джин, просто успокойся! — сказал я, выставив поднос перед собой как щит. — Не делай глупостей, я тебя очень прошу!
Диалог не состоялся. Она как-то по-звериному присела, глядя на меня совершенно обезумевшими глазами, затем рванулась вперед, нелепо, но опасно размахивая ножом. Я принял удар ножа на поднос, который оказался пробит на всю длину лезвия, затем одновременно дернул, поворачивая поднос в сторону, силясь обезоружить сумасшедшую, а заодно оттолкнул ее ногой, отчего она отлетела назад и свалилась на пол.
— Угомонись! — заорал я на нее, но в ту же секунду понял, что она не угомонится. Она завалилась набок, сунула руку в карман, и я, предчувствуя нехорошее, рванулся назад вдоль стойки.
Грохнул один выстрел, где-то у меня над головой брызнула осколками бутылка, затем хлопнул второй, выбив щепки из стены. Затем послышался отчаянный визг, Лора Джин вскочила, держа в руках маленький двуствольный пистолет «дерринджер», огляделась по сторонам явно в поисках другого оружия, и мой взгляд упал на винтовку, стоявшую почти что рядом со мной.
Не хватало еще, чтобы она до нее добралась! Схватив оружие, я перевалился через торцевой поворот стойки, свалился на пол, затем рванул в сторону входной двери, к холлу. У дверей резко свернул направо, прижался к стене, схватив винтовку как дубину.
Точно, где-то там был еще и дробовик, тот самый, с пистолетной рукояткой, с которым она встретила меня на крыльце. И эта моя догадка сразу же подтвердилась: в баре грохнул выстрел, дробовая осыпь ударила по сувенирам на полках в холле. Затем вновь крик, звук передернутого затвора, потом шаги, размеренные, тяжелые, какие-то не женские. И тяжелое, злобное дыхание.
Схватив винтовку за ствол и цевье, я поднял ее как дубину, стараясь при этом даже не дышать, чтобы не выдать своей позиции. Шаги приблизились, послышалось какое-то скуление, затем сменившееся бормотанием. Я не смог разобрать ни единого слова, а затем опять грохнул выстрел. Сверкнула вспышка, осветившая темный холл, резко запахло сгоревшим порохом. Я вообще обратился в статую, в манекен, зачем-то при этом еще и считая про себя.
Вновь шаркающие шаги, ствол дробовика показался в двери — и я изо всех сил опустил на него приклад винтовки. Загремел металл о каменный пол, послышался крик то ли разочарования, то ли ярости, а я, отбросив винтовку, выскочил из-за угла и с ходу пробил качественную боксерскую двойку в голову стоящей передо мной женщине. Ее закрутило на подгибающихся ногах, после чего она завалилась в сторону, перевернув стул и сдвинув стол.
