16
Уже совсем стемнело, когда я добрался до лагеря, который Филипп устроил прямо на поле боя. Воины все еще носили тела убитых к похоронным кострам, усеивавшим равнину. Другие собирали панцири и оружие.
Павсаний встретил меня укоризненным взглядом, стоя возле костра перед своим шатром.
– Где тебя носит, Орион? Царь велел тебе охранять молодого Александра, и ты не можешь бродить где захочешь.
– Я общался с богами, – сухо отвечал я.
– Забудь про них, – отрезал он. – Твое место возле Александра. Найди царевича и оставайся с ним.
– Да, господин.
Он несколько смягчился:
– Говорят, ты отлично проявил себя сегодня. Поешь чего-нибудь, прежде чем приступать к службе.
Я не был голоден, но поблагодарил его и сел возле огня. Появились женщины – из тех, что всегда сопровождают войска. Такая же готовила и для нас; немолодая, без нескольких зубов, однако кое-кто из телохранителей уже оказывал ей знаки внимания. Еще две-три чаши вина сделают из нее красотку.
Я объел козью ногу, выпил чашу вина, а потом отправился к реке – смыть с тела кровь и грязь. Примерно через час я привел себя в порядок и отправился разыскивать Александра.
Мне сказали, что все полководцы собрались в шатре Филиппа наслаждаться плодами победы. Александра считали уже военачальником. Ведь именно его конница нанесла победный удар.
В шатре Филиппа вино текло рекой. И разливали его женщины, молодые, стройные и улыбчивые. Александр забился в угол шатра, чаша с вином стояла нетронутой на земле возле его кресла. Парменион уже приударял за одной из юных девиц, Антипатр громко храпел в кресле, откинув голову назад и свесив руки почти до земли.
Филипп обменивался шутками с Антигоном и несколькими молодыми полководцами. Соратников Александра нигде не было видно.
Я подошел к царевичу.
– Готов приступить к обязанностям, господин.
Он отвечал мне с блуждающей улыбкой:
– Сегодня ночью мне не нужен телохранитель, Орион. Мне грозит только скука, и ничто более.
– Тогда я побуду снаружи шатра.
Он кивнул.
– А не хочешь ли ты возвратиться к себе? – спросил я.
– Царь велел мне оставаться здесь. Я теперь полководец, – сказал Александр, – и должен участвовать во всех сборищах, подобающих этому чину.
Я окинул взглядом шатер. Филипп уже тискал груди какой-то служанки и второй рукой подзывал к себе еще одну.
– Похоже, что о военных делах сегодня речи не будет, – сказал я.
Александр молчал. Филипп сделал несколько шагов в нашу сторону, опираясь на плечи обеих служанок.
– Мы победили! – бросил он пьяным голосом своему сыну. – Почему ты не празднуешь с нами?
– Я праздную, господин, – отвечал Александр. – Я рядом с тобой.
– Тебе, должно быть, хочется веселиться со своими Соратниками, так? – буркнул Филипп. – Ну, Птолемей уже уволок куда-то пару девиц!
– Это меня не удивляет, – проговорил Александр.
– Но Гефестион не таков. Он будет дожидаться тебя!
– Да, конечно.
Филипп прижал к себе обеих красоток и, глубоко вздохнув, спросил:
– А ты знаешь, сын, что мы выиграли сегодня?
– Великую битву.
– Нет, не просто битву. – Филипп покачал головой. – Мы выиграли мир, мой мальчик. Мир! Теперь в Греции нет силы, способной противиться нам. Теперь Македония в безопасности. Мы будем диктовать свои условия афинянам и запретим этим сутягам пользоваться нашими прибрежными городами. Северные племена и все балканские дикари притихнут, потому что поймут, что в любое время могут попасть под наш удар. Мы добились мира, Александр… впервые с тех пор, как я оказался на троне.
Брови Александра сошлись.
– А как насчет персов?
– Они примут наше главенство в Европе, мы же согласимся, что они первые в Азии. На этом и поладим.
– Но…
– Знаю, знаю. В Ионии есть греческие города. Дарий не станет облагать их тяжелым налогом… увидишь. У него и без того достаточно хлопот в своем царстве, незачем понапрасну волновать ионийцев.
Царевич поднялся. Оказалось, что он одного роста с отцом. Почему-то хромой Филипп мне всегда казался выше сына.
– Мы должны покорить Персидское царство. Ты или я, – сказал Александр.
– Быть может, ты это и сделаешь, молодой отпрыск богов. – Филипп криво усмехнулся. – А моя судьба – править сильной и уверенной в себе Македонией. Вот станешь царем – если тебя возведут на престол после моей смерти, – и можешь отправляться куда угодно и покорять целый мир. Если армия пойдет за тобой.
Я заметил, как Александр сжал кулаки. Лицо юноши побагровело. Не доверяя своему самообладанию, не вымолвив слова, он метнулся мимо отца, опиравшегося на женщин, и выскочил из шатра. Я последовал за ним.
Филипп тоже вышел из шатра. Пошатнувшись, он закричал:
– Мы выиграли мир, молодой дурень! Я добивался его всю свою жизнь и не собираюсь теперь отказываться. И я не позволю этого никому другому!
Александр исчез в ночи, я же послушно последовал за ним.
Среди трофеев, которые воины собрали на поле боя, нашелся большой круглый синий щит с надписью по ободу: "С удачей". Узнав об этом, Александр на следующее утро велел принести щит в свой шатер и привести человека, который его обнаружил.
– Нашел ли ты на поле боя того человека, кому принадлежал этот щит? – спросил царевич у пращника, молодого сына дарданского пастуха.
– Нет, господин, – отвечал молодец; сжимая свою войлочную шапочку обеими руками, он согнулся в почтительной позе перед царевичем. Казалось, он был на год или на два старше Александра, однако выглядел куда менее уверенным в себе, чем царевич.
– И щит просто лежал на земле?
– Да, господин. Владелец, должно быть, бросил его, спасаясь от наших фаланг.
– Я возьму этот щит, – сказал Александр и, повернувшись к слуге, стоявшему слева, приказал: – Дайте этому удальцу монет столько, сколько стоит новый щит.
Молодой дарданец поклонился и оставил шатер. Юноша не видел столько денег за всю свою жизнь.
Александр заметил меня возле входа и показал на щит, оставшийся возле его стола.
– Щит Демосфена!
– Его, – согласился я.
Ледяная улыбка заморозила губы Александра.
– Я охотно возвращу щит владельцу.
– Если только он вчера остался в живых.
– О! Этот уцелел, нечего и сомневаться… Бросил щит и бежал, спасая свою шкуру. Наверное, уже приближается к Афинам.
Филипп, безжалостный в битве, был великодушен, одержав победу. Он призвал Александра в свой шатер, чтобы обсудить с полководцами условия мира.
– Мы поместим отборный гарнизон в Акрополе Фив, – сказал он ровным голосом. – Они удержат город под нашей властью.
– Поможет и то, – добавил Парменион, – что фиванского войска больше не существует.
– Да, их Священный отряд не сложил оружия, – проговорил Антигон с волнением.
Филипп фыркнул:
– Да! И пусть гибель его прославляют поэты грядущих времен. А нам досталась победа.
Все расхохотались… кроме Александра. Царевич еще сердился на отца после вчерашней стычки.
– А как ты предлагаешь обойтись с Афинами? – спросил Парменион.
– Я хочу послать в Афины тебя, Александр, – отвечал Филипп. – Ты объявишь им мои условия.
– А именно? – спросил Антигон.
– Афиняне подпишут обещание не воевать с нами. А еще – признают нашу власть над прибрежными городами вплоть до самого Бизантиона.
– И?..
– Это все.
– Как все? – вызывающе спросил Антигон. – Неужели ты не хочешь ввести своих людей в их правительство, неужели не хочешь их серебром возместить наши военные расходы?
Парменион подмигнул и сказал:
– Ну хоть бы уж устроил войску парадное шествие через весь город.
– Незачем, – отвечал Филипп вполне серьезным тоном. – Они побиты и знают это. Но если мы начнем тыкать их носом в собственное несчастье, афиняне возмутятся и при первой же возможности затеют новую войну.
– Без нее не обойтись, – пробормотал Парменион.
Филипп покачал головой:
– Едва ли. Демосфен и военная партия опозорены. Их любимая демократия обратилась теперь против них, они лишатся власти, быть может, их изгонят из города.
– Ох, посмотреть бы, как этого типа повесят за золотую глотку, – проговорил Антипатр.
– Я потребую у Афин лишь прибрежные города и мир.
– А как насчет персов? – спросил Александр голосом тонким и острым, словно лезвие ножа.
– Царь Царей сам уладит с нами свои дела. Если мы не будем грозить ему, и он не станет затевать свару.
– Долго ли?
Филипп осадил сына взглядом единственного глаза.
– Пока власть над всей Грецией будет принадлежать нам, во всяком случае, пока я нахожусь на троне Македонии.
Я удивился: Филипп выковал могучее оружие – свое войско. Но армии нужен враг и победы. Иначе она загниет. Или, хуже того, полководцы начнут злоумышлять против царя. Впрочем, я не мог представить себе, чтобы Парменион, Антипатр или одноглазый Антигон принялись строить козни, стремясь низвергнуть Филиппа.
Другое дело Александр… Не следовало забывать и про его мать.
На этот раз Александр ехал в Афины открыто. Никаких тайн, никакого обмана. Он ехал с обнаженной головой, в крытой золотом колеснице, влекомой упряжкой великолепных белых жеребцов, за ним следовали его Соратники, все на боевых конях, замыкал кавалькаду отряд всадников, сокрушивших фиванцев.
Весь город собрался, чтобы посмотреть на юношу, героя Херонеи. Если они и горевали о неудаче собственного войска, то молчали об этом. На узкие извилистые улицы Афин вышли целые толпы горожан, они кричали, приветствовали Александра, бросали цветы.
"А ведь многие из них побывали на поле боя, – подумал я. – Херонея сделала вдовой не одну женщину. Как могут они приветствовать своего завоевателя?"
Должно быть, они радовались тому, что живы, здоровы и не попали в рабство. Филипп не стал преследовать бежавших афинских гоплитов. Напротив, не желая их полного избиения, царь повернул фаланги против фиванцев, помогая своим всадникам. Очевидно, слухи о необременительных условиях мира, выдвинутых Филиппом, уже распространились по городу. Горожане решили, что царь, должно быть, преклоняется перед Афинами и столь же высоко почитает этот город, что смиренно не решается войти в него. На самом же деле внимание Филиппа было поглощено Фивами и прочими городами, выступившими против Македонии. Царь был занят трудами правителя и не думал ни о славе, ни о поклонении.
Александр же решил, что афиняне приветствуют лично его. Городские головы чествовали Александра перед толпой, собравшейся на Агоре, словно царевич выиграл битву, командуя афинским войском. Казалось, и они еще никак не могли поверить в собственную удачу.
– А Филипп не вышлет войска, чтобы занять наш город?
– Нет, – отвечал Александр.
– И он не потребует с нас дани или выкупа за пленников, которых захватил?
– Нет.
– И он хочет от нас лишь подтверждения его господства над морскими портами вдоль Геллеспонта и Боспора?
– А еще обещания не воевать против Македонии, – мрачно добавил царевич.
Афинские предводители едва могли подавить свой восторг.
– В конце концов, он и без того контролирует эти порты.
– Это Демосфен и его партия затеяли войну против Филиппа. Я никогда не верил в ее успех.
– И я!
– И я!
– А где Демосфен? – спросил Александр. – Я хочу кое-что возвратить ему.
