Памела открыла глаза. Комната, в которой она лежала, была погружена в сумерки. Сквозь задернутые шторы едва пробивались лучи солнца. Ее охватил какой-то необъяснимый страх. Он шел откуда-то изнутри и не имел никакой причины, задержавшейся в ее памяти. И потому был совершенно невыносим. Но в следующее мгновение она вспомнила, где находится, и от этого стало немного легче. Она лежала в библиотеке, на втором этаже ранчо мистера Сноурта. Памела откинула плед, которым была укрыта, и села на диване. Снизу не доносилось ни звука. Она нахмурилась, потерла виски, силясь припомнить, каким это ветром ее занесло на ранчо, и тут как будто прорвало плотину. Весь ужас событий последних часов… или дней вновь навалился на нее…

Они уже час бродили с Эльхой по второму этажу самого шикарного торгового центра в благословенном городе Ангелов. Он открылся всего около года назад, но уже успел стать одним из наиболее популярных заведений для среднего класса.

Эльха примчалась с утра, узнала, что Фил наконец-то отправился на ранчо, и вся загорелась:

— Великолепно! Одно к одному!

— То есть? — не поняла Памела.

— У Волка сегодня день рождения, и он, как обычно, об этом забыл. Так что есть шанс устроить сюрприз!

Они вихрем промчались по кондитерским, заскочили в пару ресторанов и пробежали художественные бутики в центре Лос-Анджелеса, но Эльха ничего не выбрала. Потом Памела вспомнила об этом торговом центре, и они прикатили сюда. Он был расположен на окраине и потому имел достаточно просторные парковки. Они оставили машину с самого краю, рассчитывая, что то, что они купят, окажется не слишком громоздким, зато будет меньше проблем при выезде, и весело двинулись внутрь.

— Посмотри, какая прелесть! — Эльха держала на ладони великолепную вазочку кипенно-белого фарфора с росписью золотом.

— У вас великолепный вкус, мисс, — обратился к ней продавец, — у нас очень редко бывает что-либо подобное. Это авторская копия. Оригинал был продан два месяца назад в Лондоне, на аукционе «Сотби», за восемь тысяч фунтов.

— Это его любимые цвета, — вздохнула Эльха. — Я беру, — бросила она продавцу и посмотрела на Памелу: — Знаешь, он русский, до кончиков ногтей, до мозга костей русский. А это цвета Древней Руси. Все древние храмы на Руси строили белокаменными, с золотыми куполами. И хотя он считает себя скорее язычником, чем христианином, он очень любит эти цвета.

Именно такой она навсегда осталась в памяти Памелы. Высокая, стройная, с шапкой кудрявых волос, с тенью задумчивости в глазах. И ласка на плече казалась какой-то причудливой деталью ее туалета.

Они уже подходили к выходу, как вдруг ласка вздыбила шерсть и, хищно изогнувшись, зашипела. Эльха замерла, жестом остановив Памелу.

— Что случилось?

— Впереди опасность. — Эльха, не отрывая взгляда от сверкающих хрусталем и бронзой входных дверей, отступила к колонне и как бы прислушалась к сидящему на плече зверьку, нервно поводящему оскаленной мордочкой.

— Очень плохо. Вот что, девочка, нам обеим не уйти. А если они начнут в супермаркете — это будет такая мясорубка…

— Кто они? — Памелу охватил страх.

— Молчи, сейчас не время объяснений. — Эльха вновь на секунду замерла, как будто пыталась что-то расслышать в этом гуле, потом сунула ей коробку с подарком: — Держи, сейчас побежишь к другому выходу. Но выйдешь не раньше чем через полминуты после того, как услышишь выстрелы. Прыгай в любую машину и сразу же езжай на ранчо.

— Но… почему?

— Иди! — Эльха ласково погладила ее по щеке и, развернув, подтолкнула в спину.

Памела в каком-то трансе прошла через весь супермаркет, а когда впереди уже замаячил другой выход, сзади раздались лающие звуки пистолетных выстрелов. Потом застучали пистолеты-пулеметы. Ошалевшая толпа вынесла Памелу из дверей и выплеснула на автостоянку, натолкнув на мужчину в белой ковбойской шляпе с помертвевшим лицом, пытающегося попасть ключом в замок на двери своего сверкающего хромом кенгурятника «Шевроле Блейзер-Ш». Памела вдруг почувствовала, как на нее накатила волна ненависти. Она вырвала у этого подобия мужчины ключ, втолкнула его на заднее сиденье и, прыгнув за руль, непрерывно сигналя и расталкивая суетящиеся машины мощным передним отбойником, вырулила со стоянки. Визжа шинами, она на сумасшедшей скорости влетела на площадку перед центральным входом. Мужчина на заднем сиденье застонал:

— О черт, да она сумасшедшая.

— Заткнись, — зло рявкнула Памела, остервенело выкручивая руль, и, отчаянно взвизгнув тормозами, остановилась у нужного выхода.

Она дотянулась до перчаточного ящика и выудила оттуда дурацкий длинноствольный револьвер, жирно блестевший щечками из полированной слоновой кости, ну какое еще оружие могло быть у подобного типа, и вывалилась из высокой, чем-то напоминающей воротную створку передней двери. Она больно ударилась ступней и упала на колени. Ей никогда не нравились внедорожники. Памела вскочила, с трудом преодолела дрожь в коленках и бросилась вперед. Но было уже поздно. Из-за угла, переливаясь огнями, вылетели полицейские машины. А внутри, посреди большого роскошного холла, в огромной луже крови лежала Эльха, исполосованная очередями. В нескольких шагах от нее валялось несколько мужских трупов: кто с проломленной переносицей, кто с разбитым кадыком, а у одного на шее, в районе сонной артерии, застыл, намертво сжав челюсти, маленький зверек с коричнево-бурым мехом.

Когда все это вновь возникло перед ее закрытыми глазами, Памела судорожно вздохнула и зябко передернула плечами. Потом встала и подошла к бару. Внутри оказалась початая бутылка виски, покрытая изрядным слоем пыли. Она налила себе на два пальца, залпом выпила. Горло обожгло, но легче не стало. Памела засунула бутылку обратно и повернулась к зеркалу. Боже! На что она похожа. Волосы торчат космами, тушь слезла с ресниц. Она вздохнула, какая тут, к черту, косметика. Это только у актрисок из боевиков, после того как они перебрались через Большой каньон и дважды подверглись изнасилованию, — безукоризненная прическа и свежая помада на губах. Она устало махнула рукой, распахнула дверь на лестницу и… чуть не завизжала от ужаса. Снизу, из густого сумрака холла, на нее смотрели две пары яростных волчьих глаз, горящих как угольки. В холле вспыхнул свет, и Памела увидела, что на нее смотрят Иван и волк, лежащий у него в ногах.

— О боже, — она опустилась на ступеньку, — когда же наконец закончится весь этот кошмар?

Когда она подняла глаза, Иван уже стоял рядом с ней.

— Скоро все кончится, малыш, очень скоро. Он был одет в маскировочный балахон армейского типа.

— Что все это значит, Волк? — Она впервые назвала его так, как звали только самые близкие друзья. Он ничего не ответил. На пороге выросли Конрад и Костик в таких же комбинезонах.

— Что вы задумали, ребята? Конрад и Костик, пожав плечами, опустились в кресла.

— Черт, я сойду с ума! Кто-нибудь объясните мне, что здесь происходит?!!

Волк положил ей руку на плечо:

— Сейчас сюда приедут полиция и твой отец. Отец увезет тебя домой, и для тебя все кошмары кончатся.

Памела посмотрела на него долгим взглядом:

— Мне наплевать, что будет со мной! Идет охота за вами, и я хочу знать, что вы решили.

Мужчины переглянулись. Конрад шумно вздохнул:

— Ты очень хорошо сказала — охота. Есть такой охотничий термин — риверси. Это когда загнанный кабан вдруг разворачивается, ломает хребты собакам и бросается на охотников. Редко кто из охотников возвращается с такой охоты.

Минуту стояла тишина.

— Господи! — Памела посмотрела на Ивана. — Вы же погибнете… Они… Это же мафия, они преступники, они не остановятся ни перед чем…

Костик растянул губы в неком подобии улыбки. Но от этой улыбки можно было скорее поседеть, чем рассмеяться.

— Они совершили хуже чем преступление, они совершили ошибку.

Памела вздрогнула и тихо прошептала:

— КАК ты это сказал.

— Не я, Талейран…

В холле вновь повисла гнетущая тишина. Потом Памела спросила:

— Мистер Сно… Фил идет с вами?

В ее вопросе прозвучала столь неподдельная тревога, что в глазах мужчин мелькнула легкая тень улыбки.

— Нет, малыш, — ответил Иван, — он еще не готов вернуться на «путь». Пока он еще «полчеловека». — И, заметив облегчение, на мгновенье мелькнувшее в ее глазах, ласково погладил ее по волосам. — Ему сейчас очень тяжело, позаботься о нем, малыш.

Памела прикрыла глаза. По щекам бежали тонкие дорожки слез.

— Я очень боюсь за вас, ребята.

— Все будет хорошо. Она кивнула:

— Идите.

— До встречи.

Она открыла глаза, но в комнате уже никого не было.