Мы шли извилистой тропинкой между пышными куртинами источающих мягкий свет цветущих растений, между клумбами перистых папоротников, чьи пушистые султанчики украшали похожие на звездочки голубые и белые цветы. На усиках гибких ползучих лиан, обвивавших ветви деревьев, стволы которых удивили меня странной непривычной формой, покачивались огненно-красные цветы, пышным великолепием и утонченной хрупкостью напоминающие орхидеи.

Дорожку, по которой ступали наши ноги, украшало мозаичное покрытие, составленное с тонким, изысканным вкусом: пастельные розовые и зеленые цвета на нежном сером фоне. Мозаика изображала крылатых змей, из пастей которых свешивались гирлянды охваченных ореолом пламени цветов, похожих на огненные розы Розенкрейцеров. Впереди показался небольшой павильончик - одноэтажный, с открытым фасадом.

Ступив на порог, Радор слегка помедлил, низко поклонился и провел нас внутрь. Комната, в которой мы оказались, была довольно большой, с двух сторон ее ограждали серого цвета ширмы, заднюю стену скрывали пестрые занавески. Около одной из боковых стен располагался низкий столик из голубого камня, покрытый тонкой белой скатертью; по бокам стояли диванчики, заваленные грудами подушек.

По левую сторону от стола находился высокий треножник, поддерживающий розовый шар, - точно такой же, как те, что мы видели в доме Йолары. Во главе стола стоял шар меньшего размера, напоминающий тот, с которым шепотом разговаривала жрица.

Радор нажал что-то на его подставке, и еще две ширмы скользнули на место, закрывая вход в комнату.

Карлик хлопнул в ладоши; занавески раздвинулись, и оттуда выбежали две девушка Они были высокие и гибкие, как ивовые ветви; отливающие синевой черные волосы спадали локонами на белые плечи; ясные глаза, голубые, как неаабудки; кожа необычайно нежная и чистая, короче, исключительно привлекательные особы. Наряд каждой состоял из пышной юбочки, едва прикрывающей хорошенькие коленки, и шелкового голубого корсажа, достаточно многое открывающего нашим взглядам.

– Еды и питья, - приказал Радор.

Они опять скрылись за портьерами.

– Они вам нравятся? - спросил нас карлик.

– Какие цыпочки! - причмокнув, мгновенно отозвался Ларри и перевел Радору с английского: - Они услаждают наши взоры!

То, что затем сказал зеленый карлик, заставило меня поперхнуться.

– Они - ваши! - объявил он.

Прежде чем я успел попросить его расшифровать свое потрясающее заявление, девушки вернулись, неся большой поднос с маленькими булочками, незнакомыми нам фруктами и тремя внушительного вида хрустальными графинами: два из них наполняла слабо искрящаяся жидкость, а третий - напиток пурпурного цвета. Я неожиданно остро ощутил, что у меня уже много часов не было ни крошки во рту.

Желтые графины поставили передо мной и Ларри, пурпурный - возле Радора.

Девушки по его знаку снова удалились. Я поднес к губам свой бокал и сделал глубокий глоток: вкус был незнакомый, но приятный.

Почти мгновенно с меня как рукой сняло всю усталость, разум прояснился, появилось необычайно приподнятое настроение и, показавшееся мне, как ни странно, удивительно приятным безответственное чувство освобождения от всех забот и тревог. Ларри немедленно опять принялся за свои старые шуточки.

Зеленый карлик, насмешливо прищурившись, поглядывал на нас, постепенно осушая свой графинчик из горного хрусталя.

– Мне не терпится побольше узнать о том мире, откуда вы пришли, сказал он, наконец. И ехидно добавил: - Пройдя сквозь скалу.

– И нам тоже не терпится побольше узнать о вашем мире, о Радор, ответил я.

Стоит ли мне расспрашивать его о Двеллере; выяснять, не знает ли он чего-нибудь о Трокмартине?

Снова отчетливое, как веско произнесенное слово, пришло приказание воздержаться и ждать. И снова я повиновался.

– Так давайте же учиться друг у друга, - смеялся карлик. - Прежде всего, скажите: вы все там наверху такие, с приветом? - Он выразительно покрутил рукой у виска. - И сколько вас там?

– Нас- - Я заколебался, не зная, как выразиться, и, наконец, как это делают полинезийцы, говоря об очень больших числах, воспользовался аллегорией: - Нас столько, сколько капель воды в этом озере, которое мы видели с утеса, когда вышли к вам.. - Потом добавил:. - И сколько листьев на деревьях, растущих в садах вокруг озера. И мы похожи друг на друга, с некоторыми различиями.

Насколько я мог заметить, карлик довольно скептически воспринял мое сообщение относительно численности нашего народа.

– В Мурии, - сказал он, помолчав, - все мужчины похожи или на меня, или на Лугура. Наши женщины, как ты уже понял, похожи или на Йолару, или на этих двух, что прислуживают вам. - Он заколебался, потом добавил. - Есть еще третья, но она только одна!

Ларри страстно наклонился вперед.

– Каштановые волосы с рыжевато-бронзовым отливом, золотые глаза, длинные узкие руки, и вся она восхитительна, как сладкий сон.

– Где ты видел ее? - оборвал его карлик, вскакивая на ноги.

– Видел ее? - Ларри опомнился. - Что ты, Радор, где я мог ее видеть, я просто размечтался, вообразив себе такую женщину.

– Смотри же, не проговорись о своей мечте Иоларе, - мрачно сказал карлик. - Ибо та, о которой я подумал и которую ты так подробно описал, это Лакла, служительница Молчащих Богов; ни Йолара, ни Лугур, ни сам Сияющий Бог не очень-то жалуют ее, чужестранец.

– А где она живет? - равнодушным голосом спросил Ларри.

Карлик заколебался, с беспокойством оглядывая его.

– Не надо, - ответил он, - больше ничего о ней спрашивать.

– Помалкивай-ка, пока, Ларри о Золотоглазой девушке, - сказал я по-английски. - Подожди до тех пор, пока не станет ясно, почему о ней нельзя говорить.

Карлик, немного помолчав, спросил:

– И чем же вы, которых столько, сколько листьев на дереве и капель воды в озере, чем вы занимаетесь там, в вашем мире? - сказал он с явным намерением переменить тему разговора.

– Любим и воюем, достигаем успеха, надрывая пупок, и умираем, терпим неудачу и тоже умираем, - ответил Ларри, быстрым кивком подтвердив, что он принял к сведению мое предупреждение.

– Ну, в таком случае ваш мир мало чем отличается от нашего, - сказал карлик.

– Как велик ваш мир, Радор? - спросил я.

Он не спешил отвечать, разглядывая меня.

– Насколько он велик, я точно не знаю, - откровенно ответил наконец карлик. - Та земля, где мы обитаем вместе с Сияющим Богом, простирается вдоль белых вод до.. - тут он употребил выражение, в котором я ровным счетом ничего не понял. - За этим городом Сияющего Бога на близлежащем побережье белых вод живут майя ладала - простолюдины. - Радор сделал глубокий глоток и подлил себе еще из графина. - Наше общество состоит, во-первых, из тех, у кого белокурые волосы - это потомки древних правителей. Во-вторых, продолжал он, - это мы, воины, и последние, майя ладала: те, кто сеет и пашет, выделывает ткани и вообще занят тяжелым трудом. Они дают господам и нам, воинам, своих дочерей, и еще, они танцуют с Сияющим Богом.

– А кто управляет вами? - спросил я.

– Нами правят белокурые под руководством Совета Девяти, подвластного Иол аре - жрице, и Лугуру - Прорицателю, - ответил он. - В свою очередь, те подчиняются Сияющему Богу.

Едкая горечь прозвучала в его голосе при упоминании последнего имени.

– А кто были те трое, которых судили? - задал вопрос Ларри.

– Они были из майя ладала, - ответил Радор, - вроде этих двух красоток, которых я отдаю вам. Эти трое стали слишком беспокойны. Им не нравится, видите ли, танцевать с Сияющим Богом, этим охальникам.

Он внезапно рассмеялся резким коротким смешком.

Из его слов у меня в голове мгновенно сложилась картина жизни этой расы: старинная, привыкшая купаться в роскоши вырождающаяся олигархия, объединенная вокруг некоего таинственного божества; класс воинов, на который они опираются, а в самом низу - задавленные и бессловесные толпы тружеников.

– И это все? - спросил Ларри.

– Нет, - ответил тот. - Есть еще Винноцветное Море...

Неожиданно гневно и требовательно затренькал шар, стоящий у нас на столе. С побледневшим лицом Радор повернулся к нему. Из шара, как злобно шипящие насекомые, медленно выползали едва слышные звуки.

– Слушаю, - гаркнул, вцепившись руками в стол, Радор. - Повинуюсь.

Он повернулся к нам лицом, моментально утратившим всю свою злобную веселость.

– Не задавайте мне больше никаких вопросов, чужестранцы, - сказал он. Пойдемте. Я покажу вам, где вы сможете помыться и лечь спать, когда пожелаете.

Он резко поднялся из-за стола. Мы последовали его примеру. Раздвинув занавески, мы пошли по коридору и попали в маленькую комнатку, у которой вместо стен стояли ширмы темно-серого цвета. Потолка не было. В комнате находились две кушетки с грудами подушек, а через обрамленный портьерами дверной проем виднелся открытый дворик, где посреди широкого бассейна били струи фонтана.

– Ваша ванная, - показал туда Радор, Он опустил портьеру и вернулся к нам, дотронувшись мимоходом до резного цветка на стене. Тихий шорох раздался у нас над головой, и в тот же миг верхнюю часть комнаты затянула черная вуаль, непроницаемая для света, но не для воздуха, ибо через нее просачивались струйки ветерка, напоенного ароматами сада. В спальню спустились прохладные сумерки; я почувствовал, как улетучивается моя усталость и в то же время меня неудержимо потянуло в сон. Зеленый карлик показал на кушетки.

– Спите! - сказал он. - Спите и ничего не бойтесь. Мои люди охраняют вас снаружи.

Он подошел поближе, и прежний веселый и издевательский огонек засверкал у него в глазах.

– Но кое-что я вам скажу, - быстро прошептал он. - Уж не знаю, то ли потому, что Афио Майя опасается их язычков, то ли... - и он хохотнул, метнув на Ларри многозначительный взляд, - но служанки больше не ваши.

Продолжая хихикать, он скрылся за занавеской в дворике с фонтаном, прежде чем я успел выяснить, почему мы получили столь необычный подарок, почему его отобрали назад и что означало его крайне загадочное последнее замечание.

– Давным-давно, в старые добрые времена, - прервал мои мысли мечтательный голос Ларри, - в Ирландии жил Кайрилл Маккайрилл по прозванию Кайрилл Быстрое Копье. И вот этот Кайрилл чем-то крепко насолил Кивену из Эмайн Абла, принадлежащего к роду Энгуса, славного и великого народа, когда тот спал, приняв вид бледного тростника. Тогда Кивен наложил на Кайрилла эпитимью: в течение года Кайрилл должен был носить тело Кивена и жить в Эмайн Абла, которая есть не что иное, как Волшебное Царство, а Кивен весь этот год будет носить тело Кайрилла. Так оно и было.

В этот год Кайриля встретил Имар-Птицу, одну из тех птиц, которые меняют свой цвет то на белый, то на красный, то на черный, и они полюбили друг друга, и от этой любви у них родился сын, Айлиль.

И вот, едва родившись, Айлиль взял тростниковую флейту и заиграл на ней. Сначала его игра навеяла на Кайрилла дремоту, потом он наиграл Кайриллу старость, так что он стал весь белый и высохший, а Айлиль все играл и играл, и Кайрилл превратился в тень... а потом в тень от тени, потом от него осталось одно только дыхание, и это дыхание унес ветер. - Ларри содрогнулся. - Как произошло с тем старым гномом, - прошептал он, - которого они называли Зонгар с Нижних Вод.

Ирландец встряхнул головой, словно отгоняя одолевавшие его мысли. Затем, весь подобравшись, продолжал уже совсем другим голосом:

– Но то случилось в Ирландии, много лет назад. А то, что мы видели здесь, - это совсем другое дело, док, - он засмеялся. - Я ничуточки не напугался, дружище! Эта хорошенькая ведьмочка промахнулась. Знаете ли, док, когда подле вас стоит ваш приятель и, полный жизни, веселья, силы и энергии, рассказывает вам, как он собирается перевернуть весь мир вверх тормашками, когда выберется из этой кровавой заварушки, а бодрость и жизнерадостность так и брызжут из него, док.. да, а в следующую минуту кусок проклятой гранаты сносит ему полголовы вместе с радостью, энергией и всем таким прочим... - лицо Ларри исказилось, - знаете ли, старина, по сравнению вот с этим сцена таинственного исчезновения, которую нам демонстрировала эта ведьма, ровным счетом ничего не значит. Для меня, во всяком случае. Но клянусь башмаками Бриана Бору... если бы у нас была такая хреновина на войне, о, тогда дела бы там пошли совсем иначе, да, дружище!

Он замолчал, очевидно, с огромным удовольствием размышляя над этой мыслью. А у меня в этот момент развеялись последние сомнения относительно личности Ларри О'Кифа: я видел, что он верит, причем искренне верит во всех своих баньши, лепрекоунов и во все эти старинные гэлльские выдумки - но только в пределах Ирландии!

Где-то у него в голове, в отдельном ящичке хранились все его суеверия и весь его мистицизм, и проявлялись только тогда, когда Ларри позволял себе расслабиться. Но, стоило ему оказаться перед лицом опасности или трудной проблемы, как ящичек в тот же миг задвигался на место, а Ларри вновь становился обладателем бесстрашного, недоверчивого и крайне изобретательного ума, очищенным метлой скепсиса от всей этой мистической паутины до самого дальнего уголка сознания.

– Потрясающая штука! - глубочайшее восхищение звучало у него в голосе. - Эх, если бы что-то вроде этого было у нас, когда шла война... воображаю, как человек пять-шесть наших чешет прямо через вражеские батареи, а пулеметчики падают как подкошенные, начиная трястись и разваливаться на кусочки. Ура - и победа за нами! - восторженно заорал он.

– Это все довольно просто объясняется, Ларри, - сказал я. - Эффект связан... я, конечно, не знаю, что собой представляет зеленый луч, но абсолютно ясно, как он действует: суть в том, что он усиливает колебания атомов до такой степени, что разрываются связи между частицами материи; в итоге тело разлетается на мелкие части, точно так же, как это происходит с маховым колесом в том случае, когда скорость его вращения превысит некий предел, и тогда его составные части не могут уже удерживаться вместе.

– И тогда оно разлетается на куски! - воскликнул Ларри.

– Совершенно верно, - кивнул я. - Все во Вселенной участвует в колебательном движении. Вся материя., будь то человек или животное, камень, металл или растение - все состоит из колеблющихся молекул, которые складываются из колеблющихся атомов, а те, в свою очередь, - из поистине бесконечно малых частиц электричества, которые называются электронами. Электроны, эта первооснова всей материи, сами, возможно, представляют собой колебания таинственного эфира. Если можно было бы взять увеличительное стекло достаточного размера и оптической силы и поместить под него кого-нибудь из нас, то вместо тела мы увидели бы нечто вроде сита с ячейками, нашу так называемую пространственную решетку. И для того, чтобы разрушить эту решетку и отправить нас в небытие, только что и надо, как подействовать на нее неким фактором, который заставит атомы нашего тела колебаться с такой силой, что они наконец сорвутся с невидимых веревочек, связывающих их вместе, и разлетятся куда попало. Зеленый луч Йолары и есть такой фактор. Именно он вызвал в теле карлика тот сумасшедший ритм колебаний, который мы наблюдали, что и заставило его рассыпаться даже не на атомы- а, скорее, на электроны.

– На Восточном Фронте у нас была пушка - семидесятипятимиллиметровка, сказал О'Киф, - у каждого, кто стрелял из неа, лопались барабанные перепонки, как бы они ни старались защитить свои уши. Она выглядела как все другие семидесятипятимиллиметровки но что-то там происходило со звуком, что вызывало такой эффект. Пришлось отдать ее в переплавку.

– Да, это практически то же самое, - ответил.-Из-за какого-то дефекта собственные частоты этой пушки были другими, что отражалось на барабанных перепонках артиллеристов. Низкий голос тонущей "Лузитании", как известно, сотряс до основания все здание Зингеровского небоскреба, в то время как "Олимпик" оказал такое же действие не на Зингеровский небоскреб, а на Вульвортовский. В каждом из этих случаев были спровоцированы атомные колебания отдельного здания.

Я замолчал, внезапно ощутив сильную сонливость.

О'Киф, зевая во весь рот, наклонился, чтобы расстегнуть свои краги.

– Бог ты мой! - воскликнул он. - Я засыпаю. Не понимаю, в чем дело.. То, что вы говорите, так интересно... - Он снова зевнул, и резко выпрямился, с чего это вдруг красный воспылал такой любовью к русскому? - спросил он.

– Танароа, - ответил я, с трудом удерживая глаза открытыми.

– Что?

– Когда Лугур произнес это имя, я увидел, что Маракинов подал ему сигнал. Танароа, как я предполагаю, это первоначальная форма имени Тангароа - могущественнейшего божества полинезийцев. На островах распространен посвященный ему тайный культ. Маракинов, возможно, тоже принадлежит к нему, во всяком случае, осведомлен о нем. Лугур понял поданный русским знак и, несмотря на удивление, ответил тем же.

– Выходит, он ответил на пароль русского, так? - задумался Ларри. - Как могло случиться, что они оба знают его?

– Культ очень древний, Ларри. Несомненно, он возник еще задолго до того, как этот народ переселился сюда, в далекие, малоизвестные нашей истории времена, - ответил я. - Это звено... одно из немногих звеньев цепочки, соединяющей нынешние времена и затерянные в прошлом.

– Что за черт, - пробормотал Ларри, - проклятое зелье! Я чую запах. Эй, док, это естественная сонливость, как вы думаете? Интересно, где мой... проти... во... газ.. - добавил он почти бессвязно.

Но я сам отчаянно сопротивлялся одурманивающей мозги дремоте.

– Лакла! - послышался шепот О'Кифа. - Лакла, девушка с золотыми глазами... а не фея... Эйлид! - он сделал невероятное усилие, чтобы приподняться, и усмехнулся.

– Я решил, что нахожусь в раю, когда увидел ее, док, - вздохнул он. Теперь-то я знаю, что лучшее на земле место для медового месяца - здесь, в стране этих нелюдей! Они, они овладели нами, док, - Ларри упал на спину. Всего наилучшего, дружище, где бы вы ни оказались, не забывайте... меня!.. он вяло покачал рукой. - Рад,, был... познакомиться., надеюсь увидеть... вас... снова...

Голос Ларри растворился в тишине. Сопротивляясь изо всех сил каждым нервом, каждой клеточкой мозга надвигающемуся на меня сну, я чувствовал, что он неодолимо овладевает мною. Но прежде чем я погрузился целиком в забвение, мне почудилось, будто на стене из серой ширмы, рядом с ирландцем, начал разгораться розовый овал; наблюдая до тех пор, пока мои неумолимо слипающиеся веки не закрылись окончательно, я успел увидеть, как появилась колеблющаяся тень, охваченная язычками пламени: она сфокусировалась и четко обрисовалась на стене... и вот уже, глядя сверху вниз на лежащего Ларри похожими на золотые звезды глазами, в которых боролись сильнейшее любопытство и застенчивая нежность, слегка изогнув губы в сладостной улыбке, стояла девушка по имени Лакла (как ее называл зеленый карлик) - видение, которое призывал Ларри, прежде чем неумолимый сон заставил его замолчать.

Ближе... все ближе подходила она, устремив на нас глаза! И тут я окончательно провалился в небытие!