Глава 37

Я даже не стал еще раз оглядывать свой внешний вид, во-первых, уже насмотрелся, а во-вторых, перед кем выделываться-то, все свои. Да и погоны бригадирского мундира мне лишний раз видеть не хотелось, они соответствовали полковничьим, то есть были вообще без звездочек — с такими украшениями на плечах я казался себе каким-то недомайором. Так что я просто дождался, пока не то дворецкий, не то мажордом (или это одно и то же? попугай, короче) не провякал мое имя, и вошел. Гоша с Машей уже присутствовали.

— Ах, Георгий Андреевич, с вашей стороны это просто нечестно! — поднялась мне навстречу вдовствующая императрица.

Я в последний момент удержал на языке вопрос «чего?» и просто недоуменно поднял брови.

— Вы должны были предупредить, что от вашей книги невозможно оторваться! — продолжала Мария Федоровна. — Я читала всю ночь и теперь выгляжу совершенно ужасно. Но надеюсь, вы отнесетесь к этому снисходительно…

Я присмотрелся — ерунда, нормально она выглядит, с первого взгляда больше сорока и не дашь, да и со второго больше пяти не добавишь. Но, подумав, такие мысли тоже озвучивать не стал, а вместо этого с ходу сымпровизировал комплимент:

— Так это, пожалуй, и к лучшему, вы и сейчас выглядите, с моей точки зрения, совершенно ослепительно. И если бы не ваша ночь над книгой, я бы уже пропал, а так могу еще немножко потрепыхаться.

Маша показала мне большой палец, императрица благосклонно улыбнулась и пригласила к столу. За едой племянница улучила момент и шепнула мне на ухо:

— В койку сразу после обеда потащишь или отложишь до вечера? Не советую, дама с утра в предвкушении…

— Брысь, еще всякая мелочь меня учить будет, сам разберусь.

Маша фыркнула и уткнулась в какой-то салатик.

— Вы рассказали что-то смешное? — поинтересовалась императрица.

— Да так, анекдотик один, — сказал я, откладывая в сторону вилку.

— Да, мне говорили, что в вашем кругу слово «анекдот» означает очень короткую и очень смешную выдуманную историю. Очень интересно, а мне не расскажете?

Я судорожно перебрал в памяти имеющиеся там анекдоты. Репертуар получался тот еще…

— Э-э-э… Тут есть одна тонкость, — промямлил я. — Они несколько… э-э-э… специфичные.

«И чего мнусь, — подумал я, — самое время открыть даме неизвестный ей пока пласт народного творчества».

— В общем, так. Условно анекдоты можно разделить на совсем приличные, не совсем приличные, совсем неприличные и похабные. Вот вам для знакомства совсем приличный. — И я выдал самое пристойное из своего запаса: «… — Фу, поручик, вы хоть иногда носки меняете? — Иногда меняю. Но исключительно на водку!»

Мария Федоровна некоторое время непонимающе смотрела на меня, потом поперхнулась, видимо в деталях представив себе картину, и наконец расхохоталась.

— Да уж, — сказала она, отсмеявшись, — слушать истории из следующих трех групп лучше, пожалуй, будет не за обедом.

После трапезы мы с императрицей прошли в курительную комнату (интересно, она тут и раньше была или для меня организовали, чтоб не дымил где попало?). Дама начала беседу:

— Жаль, что вы не можете все свое время посвятить творчеству, у вас есть все задатки великолепного писателя, правда, по вашим речам иногда этого не скажешь. — «Не удержалась от шпильки», — подумал я. — Но, увы, я понимаю, век, в котором мы с вами живем, оставляет мало времени на изящные искусства… Я очень рада, что у вас установились нормальные отношения с Алексеем Александровичем, это достойнейший человек, большого ума, но, к сожалению, не государственного. А вот Сергей Юльевич… я знаю, вы с ним неплохо ладите. А насколько вы ему доверяете, можно поинтересоваться?

— Смотря в чем, — пожал плечами я. — В конкретных делах, например с заводом «Наваль», я ему доверял полностью — и вроде правильно делал. А вот в стратегических вопросах… тоже, конечно, доверяю, примерно вот настолько. — Я показал треть мизинца.

— Это вы слишком подозрительны, — рассмеялась императрица, — я считаю, что Сергей Юльевич достоин как минимум втрое большего доверия. Во всяком случае, в деле создания у Ники преувеличенного представления о безвыходности некоей будущей ситуации я бы на него положилась… Однако мне хотелось бы уточнить одну вещь. Наверняка вы понимаете, что сразу после смены монархов необходимо будет четко отмежеваться от ошибок предыдущего царствования… Нужны будут конкретные олицетворения этих ошибок. Так вот, я хотела бы предостеречь вас от мысли выбрать на эту роль Ники.

— Да что вы, Мария Федоровна, я даже и не думал, — вполне искренне сказал я. — Поливать грязью предшественника — не самое умное занятие, я это понимаю уж никак не хуже вас, был у меня один лысый знакомец с таким хобби, я насмотрелся. Но вот найти виноватых среди ближайшего окружения ушедшего — это, извините, святое дело, без этого никак.

— Вы уже подумали над конкретными кандидатурами?

— Пока только предварительно, особо не углубляясь, и что-то мне не очень нравятся двое из великих князей, Александр Михайлович и Сергей Александрович.

— И Сандро тоже? — удивилась императрица. — Хотя… пожалуй, вы правы, есть в нем что-то такое… Интересно. Но ведь это не весь список, как я понимаю?

— Не весь, таким коротким он быть ну никак не может. И знаете, у меня к вам просьба. Я ведь человек простой, в интригах не искушенный, по наивности могу кого-то и пропустить… Вы мне со своей стороны не поможете?

— Помогу, не волнуйтесь, — кивнула Мария Федоровна.

— Буду вам очень благодарен. И если можно, не только имена, но и в чем носители этих имен были неправы, а то вдруг я про них что-то не так подумаю?

— М-м… хорошо, я помогу вам и в этом вопросе. Думаю, где-то месяца через два мы сможем уточнить детали. Ну а теперь, мне кажется, можно слегка отвлечься и от политики, и от искусства. Вроде вы со мной хотели обсудить еще какую-то тему, кроме этих двух, или я ошибаюсь?

— Да как тут можно ошибиться, — удивился я. — Разумеется, хотел, сейчас тоже хочу, а уж как к вечеру хотеть буду, это у меня даже слов не хватает описать.

— Ну значит, — улыбнулась собеседница, — до вечера у вас есть время, придумайте недостающие слова, и, пожалуй, где-то часов в десять я не откажусь их выслушать.

— Вы меня буквально окрыляете, — сообщил я и машинально пощупал карман, на месте ли упаковка презервативов. — Так что нам, наверное, можно вернуться к молодежи?

До вечера мы как раз успели пообщаться с Макаровым. Он с интересом отнесся к моей бумажке с артиллерийской математикой, сказав, что отдельные моменты уже проработаны, но так, как предложено, в комплексе, задача еще не решалась. И полюбопытствовал, может ли она вообще быть решена в приемлемые сроки, потому что факторов, влияющих на параметры выстрела, гораздо больше, чем задействовано у меня. Тут и температура, и износ ствола, причем по мере стрельбы они меняются. На рассеяние влияет качка, причем по-разному для разных кораблей, и даже режим работы машин. Наконец снаряды и заряды даже из одной партии заметно отличаются друг от друга.

— Но ведь мешочки с порохом можно взвешивать с точностью до десятой процента, — удивился я, — а потом досыпать или отсыпать. Снаряд, хоть его можно взвесить и измерить, подпилить вряд ли получится, зато их не составит особого труда хотя бы рассортировать и нанести прямо на поверхность поправочные коэффициенты!

— Можно, — согласился Макаров, — только кто будет этим заниматься и на какие деньги?

«А где твоя матерная докладная на эту тему? — подумал я. — Ведь когда мы недавно начали ставить на «Тузики» пулеметы, вдруг оказалось, что при форсаже мотора резко увеличивается рассеяние, так что более чем за сто метров попасть можно только в сарай, но не в самолет. Выяснилось это утром, а уже в полдень на столе у меня была шифрограмма от Михаила — так стрелять нельзя, самолеты почти небоеспособны, срочно примите меры! И потом еще четыре бумаги разной степени возмущения, пока мы не решили проблему». Вслух же я сказал:

— Великий князь Георгий может добиться выделения средств, но ему нужно знать конкретные цифры, для начала хотя бы по одному кораблю. И еще, возвращаясь к вычислениям, я могу сделать какое-то устройство, которое будет их производить. Например, на нескольких лимбах ставятся значения параметров, и оно само выдает результат. Но для этого мне опять-таки нужно знать соответствующие цифры, хотя бы эмпирические. Можете ли вы прикинуть, во сколько обойдется их получение и кому это реально поручить?

— Все вышесказанное очень интересно, — заметил Макаров, — но ведь корабль — это не только пушки.

— Конечно, — согласился я, — это и их расчеты. А все остальное — машины с кочегарами, сам корабль с матросами и капитаном — всего лишь средство своевременной доставки пушек и их персонала к месту работы.

— Да, — сказал Макаров, — вы неплохо сформулировали. Искусство вождения кораблей в бою есть искусство вовремя оказаться в той точке, где их артиллерия будет наиболее эффективна… Хорошо, я помогу вам.

Книжка про Блада понравилась и генерал-адмиралу. Правда, он ее не читал, ему читала Ольга, но так получилось даже лучше. Процесс происходил в интерактивном режиме, адмирал то и дело разражался комментариями, Ольга не отставала: «Ах, дорогой, я так и представляю тебя на этом мостике!» — ну и так далее. В общем, вовсю шла идеологическая подготовка адмирала к будущей крейсерской войне.

Обратно в Георгиевск мы летели с Машей, Гоша задержался в Питере для согласования с Макаровым своих дальнейших действий. Уже через час после взлета я глубоко пожалел о двух вещах. И что за дурацкая идея пришла мне в голову — оснащать ВИП-«Пересвет» глушителями? И почему я не остался с Гошей, ведь были же такие мысли? Маша трещала практически без пауз, причем пересадка ее за штурвал совершенно не дала эффекта: слишком мало внимания требовало управление самолетом.

— Какая любовь, — восхищалась эта зараза, — прямо с первого взгляда, как в романах! Он ждал ее всю свою долгую жизнь! А императрица-то за одну ночь помолодела лет на пятьдесят, не меньше… И что же теперь, Гоше тебя папой звать?

— Слушай, — наконец не выдержал я, — или дальше ты будешь восхищаться молча, или я ссажу тебя у ближайшей станции, и ты продолжаешь путь на поезде!

Маша примолкла — она была в курсе, что «Пересвет» с опытным пилотом действительно может сесть на любом пятачке.

По возвращении в Георгиевск меня практически сразу поймал Каледин.

— Георгий Андреевич, — сказал он, — я составил предварительные планы обороны полуострова и готов согласовать их с вами.

— Хорошо, давайте прямо сейчас пойдем и согласуем, — кивнул я.

В кабинете полковник выложил на стол карту.

— Вопрос вот в чем, — начал он. — Удобнее всего оборону строить на перешейке, с первой линией в районе Цзинь-Чжоу, а последней — Саншилипу. При дальнейшем отступлении мы потеряем единственное на полуострове место, пригодное для крупного аэродрома. Но тем не менее возможно иметь в виду и резервную линию, примерно от горы Танзысан до горы Тейсанцзы, а ваша авиация, хоть и с большими трудностями, сможет как-то базироваться около Чалиндзы. Дальше отступать некуда, это будет означать потерю Порт-Артура. Перешеек вполне пригоден для достаточно долгой обороны, но только в случае отсутствия артогня с моря. И вопрос мой вот в чем: в какой мере я могу рассчитывать, что флот не допустит японские корабли в залив Цзинь-Чжоу?

— Боюсь, что ни в какой, — пожал плечами я. — Рассчитывать вы можете только на свои силы и на мою авиацию. То есть пока погода будет летной, днем японцам вообще ничего не светит, ночью в принципе могут и пострелять, но с большими проблемами. Но как только она станет нелетной…

— Два дня хорошего обстрела из крупных калибров — и оборонять перешеек будет некому, — мрачно сказал Каледин. — Против орудий калибром выше шести дюймов никакие укрепления не устоят. Можно, конечно, на время обстрела отходить, а потом снова занимать то, что останется от позиции, но я не думаю, что такое получится больше одного раза. Я помню, вы говорили, будто ограничений в средствах не будет, и прикинул количество орудий для организации береговой обороны. Нужно не менее тридцати стволов калибром не менее восьми дюймов. Насколько это реально?

— Опять боюсь, что тоже не очень, — вздохнул я, — сейчас у нас есть две восьмидюймовки, и, возможно, появятся еще две. Ну если впасть в неумеренный оптимизм, то четыре. Еще имеются старые пушки с «Мономаха» и полтора десятка шестидюймовок. Выход я вижу только один — сделать весь этот орудийный парк мобильным и сосредотачивать в нужном месте.

— Вы собираетесь поставить восьмидюймовки на колеса? — удивился Каледин.

— Почти. На железнодорожные платформы. Тут одна тонкость — стрелять можно будет только вдоль оси полотна, плюс-минус двадцать градусов. Значит, надо заранее проложить к предполагаемым позициям рельсы, и чтоб в конце они раздваивались. — Я быстро пририсовал к железной дороге несколько раздвоенных на концах отростков. — Вот примерно так, — пояснил я, — и чтобы можно было простреливать любое опасное место бухты. Разумеется, корабли в состоянии сменить позицию, но и поезду для этого потребуется ненамного больше времени.

— Та-ак, — склонился над картой Каледин, — я посчитаю примерное количество позиций и рельсов для прокладки путей к ним. Нужно еще будет заранее оборудовать наблюдательные пункты для оповещения о кораблях и для корректировки… кстати, где и когда можно посмотреть и заказать потребную для этого оптику?

— Давайте завтра устроим экскурсию, — сделал пометку в блокноте я. — Продолжайте, пожалуйста.

— И еще в случае необходимости эти подвижные пушки смогут, подъехав поближе к переднему краю, обстреливать районы сосредоточения японцев… Да, так оборона уже переходит в плоскость возможного.

— Кстати, — вспомнил я, — у вас будет еще одно оружие против пехоты — мины-лягушки. Показать пока не могу, так что вот вам рисунок… — Я быстро набросал эскиз. — Вот такая банка прикапывается в землю, чтобы этот штырек был почти на поверхности. Каждые две за эти рычажки соединяются тросиками. Если кто-то наступит на штырек или потянет за трос, мина выпрыгивает примерно на метр вверх и взрывается, давая при этом прорву осколков. Думаю, что в радиусе пяти метров в результате этого события выжить будет проблематично.

— Интересные лягушки, — усмехнулся Каледин, — вы их так назвали за способность прыгать?

— И за зеленый цвет. Думаю, тысяч от трех до пяти таких попрыгуний к началу военных действий у вас будет. И еще, вы нужное количество пулеметов уже прикинули?

— Да. Надо двести штук — по пулеметной роте в каждом батальоне. Полный список необходимого стрелкового оружия будет примерно через неделю, а потом перейдем к артиллерии.