Глава 29

— Добрый день, Танечка, заходите, — приветствовал я свою гостью. — Давайте, что у вас там, я сразу подпишу, чтоб потом не отвлекаться. Смета на расширение роддома… А это что, женское реальное училище? Замечательно. Вроде с этим все? Ну тогда перейдем к нашим делам. Сигаретку не желаете? И кофе тоже имеется, растворимый, как вы любите (хотя здесь его уже изобрели, я употреблял более привычное для меня «Нескафе голд» и Татьяну угощал им же).

В этом отношении наши с ней вкусы целиком совпадали — я тоже к кофе в зернах всегда относился весьма прохладно.

— Итак, — сказал я даме после паузы, — две ваши последние операции проведены блестяще. Выбирайте награды. Что я могу для вас сделать?

— Помните, в первой нашей беседе вы говорили…

— Прекрасно помню. Думаю, сеанс улучшения здоровья мы вам устроим на неделе. Но, вы уж извините, повторюсь. Ничему не удивляться, никаких вопросов и никому ни полслова. А еще какие-нибудь пожелания у вас есть?

Татьяна начала было улыбаться, но вдруг резко посерьезнела и достала из своей сумочки визитку.

— Вот, — сказала она, — отдайте мне этого человека.

Я повертел в руках картонку — попечитель Зарайской женской гимназии коллежский асессор такой-то…

— Краткие комментарии можно? — поинтересовался я. — Просто для экономии времени шестого отдела?

Комментарий дамы был действительно кратким:

— Сволочь!

— Ладно, поверю… Вам его в упакованном виде или доставкой сами озаботитесь?

— Вот просто для экономии времени шестого отдела, — мило улыбнулась Татьяна, — я лучше сама. А для экономии вашего — не надо мне сейчас говорить о том, что все должно быть сделано тихо и благопристойно, я в курсе. Значит, можно действовать?

— Вполне.

В общем, мы расстались, довольные друг другом. Ну понятное дело, шестой отдел пусть за этой историей слегка присмотрит, но какова графиня Монте-Кристо, однако! Впрочем, пай-девочкой она мне с самого начала не показалась.

А наградить ее действительно было за что — только что я прочитал подробный отчет об извилистых путях становления английской авиации.

Что интересно, сейчас Англия была единственной страной в мире, получившей хоть какой-то опыт боевого применения самолетов, и одной из двух, в которых авиация имела государственную поддержку.

Первый из купленных у нас «Святогоров» был отправлен в Южную Африку, как средство разведки мест базирования бурских партизанских отрядов. Поначалу он показал очень высокую эффективность благодаря полученным с его помощью данным — несколько бурских отрядов были практически уничтожены. Но потом буры соотнесли появление в небе тарахтящей рукотворной птицы с последующими действиями англичан и банально сбили этажерку — судя по всему, из простой маузеровской винтовки. К тому времени де Хэвиленд сумел повторить «Святогор», а Максим — тринклеровский мотор, и еще три ДХ-1 были отправлены воевать. Этих сбили сразу. Тогда было принято решение… нет, не об увеличении скорости или бронировании снизу. «Повысить высотность!» — получили приказ де Хэвиленд и Максим. В результате мощность нашего оппозита простым увеличением размеров и объема подняли до пятидесяти сил, что позволило ДХ-1 МК-2 забираться на два километра. Потери от огня буров прекратились, эффективность разведки несколько упала, но все равно польза от самолетов была признана несомненной. Я со своей стороны тоже был с этим согласен, так как только что начались мирные переговоры в Претории, а в нашей истории они были в мае 1902 года.

Фирма де Хэвиленда получила крупный заказ на свои «Святогоры», под именем «Скайскаут» принятые на вооружение армии ее величества, и дополнительные деньги на разработку следующей модели. Максиму тоже достался госзаказ на моторы и немалый грант на какой-то самолет его собственной конструкции.

Максим, по предварительным данным, сочинял нечто запредельно гигантское, гораздо больших размеров, чем его предыдущий, развалившийся на старте урод-переросток. Кроме того, он догадался сделать спаренный движок, но не как мы, а горизонтально, цилиндрами друг за другом.

Пора было срочно организовывать утечку информации.

Я взял план-график работ по «Пересвету». Через пару недель его обещали выкатить на испытания. Надо будет сразу поставить рекорд грузоподъемности — зимой, когда воздух холоднее и плотнее, это чудо сможет, пожалуй, поднять и полтонны. И корреспондентов побольше, корреспондентов! Заранее предупредить, что фотографировать нельзя, тогда точно не забудут аппаратуру взять.

Пришел курьер и принес срочный пакет. Ну наконец-то — письмо от Витте! Чем нас порадует Сергей Юльевич? Ну на «спасибо» за прекрасно работающий лохотрон мне пожалуйста не жалко… О том, что послезавтра в Питер приезжает японский премьер-министр Хиробуми Ито, я и так знал. Дальше Витте выражал сомнения, что даже с использованием лохотрона ему удастся донести до государя мысль о крайней полезности заключения если не союза, то мирного договора с Японией, и в осторожных выражениях предлагал поддержать его благие начинания. Если бы он только этим и ограничился, все бы было замечательно — я уже ему почти поверил, — но его подвело чувство меры, он захотел улучшить свое и без того совершенное произведение и предложил нам с Гошей приехать, дабы со своей стороны убедить Николая, что война с Японией крайне опасна для России. То есть не мир выгоден, не война чревата тем-то, а именно — война опасна! Не мог он сейчас всерьез рассматривать возможность нашего поражения, ну никак не мог… И уж тем более всерьез думать, что в этом можно убедить Николая. Пожалуй, не нужно мне туда сразу ехать. Пусть Гоша поначалу один погостит у брата, а в случае чего ссылка на меня подействует лучше моего прямого вмешательства.

Собственно, мы с высочеством уже обсуждали эту проблему и решили, что мое присутствие в Питере будет лишним. Так что оставалось действовать по заранее составленному плану.

Я снял трубку телефона.

Через неделю мы с Гошей подводили безрадостные итоги. Высочеству удалось убедить брата, что забыть о полученном одиннадцать лет назад ударе самурайским мечом по кумполу будет образцом христианского всепрощения, каковое ну никак не сможет быть не замечено на небесах, в смысле появления долгожданного наследника. Величество прониклось и произнесло перед обласканным Ито небольшую речь о русско-японской дружбе. А этот Ито после двухдневных консультаций с Витте слинял прямиком в Англию! Понятно, что, по словам Сергея Юльевича, во всем был виноват исключительно коварный японец…

— Это, по твоему любимому выражению, толстый полярный зверь, — мрачно сказал мне Гоша. — Если до того Николай чувствовал просто легкую неприязнь к японцам, то сейчас она уже ой какая нелегкая! Теперь война неизбежна… Надо бы с кайзером заранее подружиться, что ли. И не нажать ли тебе кнопочку «Del» на пульте радиоуправления лохотроном, не помню, ты туда восемь или девять килограмм тротила заложил?

— Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась, — буркнул я, — пусть пока поживет, гад. Эх, жаль, я туда микрофонов и телекамер напихать не догадался… Ну ничего, скоро Витте привезет свой прибор на ТО, исправлю ошибку.

— Ладно, — вздохнул Гоша, — может, Сергей Юльевич действительно не такая уж скотина, а эти фортели — инициатива Ито… В самом деле, пригодятся твои микрофоны. Но у меня для тебя еще новость есть, ты только со стула не падай. Помнишь, я тебе говорил, что моя маман хочет познакомиться с горным старцем?

— Помню, ну и что? Старец как тогда ни с кем просто так знакомиться не собирался, так и сейчас у него точно такое же настроение. Или она заболела?

— Нет, со здоровьем у нее все в порядке. И ее очень расстраивала невозможность пообщаться со старцем. Но теперь она узнала, что у того есть внук, и хочет познакомиться с ним.

— Попозже, — мотнул головой я. — Мне тут «Пересвет» испытывать, а потом вообще Рождество наступит, а с меня и прошлого, проведенного в Питере, хватит.

— Да не волнуйся ты, никто тебя в Питер не тянет. Она сама к нам хочет приехать на Рождество.

— Если без помпы, то я только «за», мне тоже будет интересно познакомиться.

— Без помпы, неофициально, — подтвердил Гоша, — но зато с дочерью. То есть с моей сестрой, Ольгой.

Вечером я прочитал пару интересных документов, полученных от шестого отдела. Первым было заявление старшего следователя Гниды. Помните, я рассказывал о принятом в штат спортивной школы спившемся хирурге? Этого типа вообще-то предполагалось использовать как врача при проведении интенсивных допросов, но старая сволочь вдруг нашла себя в палачестве, быстро постигла как достижения прогресса типа электричества, так и старые китайские методики и за пару месяцев дослужилась до старшего следователя, то есть руководителя соответствующего подразделения. Несостоявшегося убийцу Алчевского он расколол за час, и дальнейшие его работы с профессиональной точки зрения нареканий не вызывали. Он даже пить стал меньше, на службу являлся почти трезвым и только дома, поздним вечером, позволял себе нажираться до свинского состояния. Как его звали на самом деле, никто, кажется, уже и не помнил, Гнида — это была прилипшая к нему кличка. По-моему, он ею даже гордился.

Так вот, старший следователь написал мне кляузу на Татьяну, что та, дескать, вмешалась в ход процесса и все ему испортила.

Вторая бумага была донесением агента, и там описывалась суть происшедшего. Изъятый Татьяной по моему разрешению попечитель гимназии (который в свое время вынудил Татьяну, да и не только ее, к сожительству) был сдан Гниде в качестве подопытного для отработки новых методик. Во время одного из сеансов пришла Татьяна, минут пятнадцать крепилась, потом ее вырвало, она достала браунинг и пристрелила то, что оставалось от коллежского асессора. По мнению наблюдателя, ей хотелось пристрелить и Гниду, но она сдержалась. Далее шла приписка начальника шестого отдела, в которой тот выражал сомнение в оправданности вхождения Гнидиной службы в состав шестого отдела. Мол, нельзя ли эту мерзость выделить в отдельное подразделение?

Пришлось написать два ответа. Первый — Гниде — содержал напоминание, что его служба работает не сама по себе, а исключительно по заказам. В данном случае заказ шел от Татьяны, и она могла делать со своим клиентом что угодно. Вот если бы он был не ее — тогда да, нехорошо. И если уважаемый Гнида до сих пор не понимает таких простых вещей, то я могу поспособствовать принудительному лечению от алкоголизма в стенах его же родного заведения.

Вторая бумага была начальнику шестого отдела. В ней содержался приказ о выделении столь не понравившейся ему службы в отдельное подразделение, именуемое седьмым отделом, и легкий выговор за то, что в изложении этой в общем-то правильной идеи содержалось много эмоций, но не было обоснованных деловыми соображениями аргументов. В случае если такой стиль работы будет прогрессировать, у шестого отдела может образоваться новый начальник, напомнил я.

Татьяне я, подумав, решил не писать и не говорить ничего.

Первый из «Пересветов» родился гражданским, то есть кабина была закрытой и кроме пилотского имела два пассажирских места, а вооружение отсутствовало. В начале декабря я облетал этот пассажирский лайнер. Ну что тут скажешь — черты «Святогора» в нем лезли отовсюду, начиная от взлета без каких-либо специальных действий летчика и кончая привычкой клевать носом при неосторожном движении штурвалом; но так как он был существенно тяжелее своего предка, клевки выходили менее резкими.

На форсаже всех трех моторов этот бегемот разгонялся до сотни, а крейсерская скорость была восемьдесят. Взлетная и посадочная — примерно как у «Святогора», сорок пять — пятьдесят. Что меня удивило — пустой, без пассажиров «Пересвет» мог забираться довольно высоко, мне удалось набрать больше четырех километров. Так даже «Тузики» не летали! Это что же, теперь для борьбы со своими же творениями придется создавать высотные истребители?!

Ну и наконец этот самолет гораздо лучше «Тузика» подходил для организации тренировочных прыжков с парашютом — теперь, как и положено в авиации, инструктор мог отправить колеблющегося ученика в свободный полет отеческим пинком под зад, причем имелось достаточно места для размаха.

Кстати, это был первый в моей летной карьере самолет с числом моторов более одного. Никаких кардинальных отличий от одномоторных я не заметил, разве что встроенный сектор газа требовал некоторой привычки.

Полтонны груза это изделие поднять не смогло, но четыреста килограмм осилило.

Маша, слетав на нем после меня, сказала, что теперь можно спокойно катать любых пассажиров, только заранее следует озаботиться пакетами. Еще она предложила в свободном месте пассажирского отсека разместить журнальный столик, а окна снабдить занавесками. На пол что-нибудь вроде паркета настелить, стены обоями обклеить… В пассажирском самолете должен быть комфорт, как подытожила племянница.

После испытаний был показ нового самолета широкой публике, в основном корреспондентам. Несколько наиболее смелых рискнули прокатиться по воздуху и теперь свысока смотрели на своих так и не отважившихся бросить вызов земному тяготению собратьев.

До Рождества оставалась неделя, когда Гоша принес мне красиво оформленный, с завитушками и печатями, великокняжеский бланк.

— Вот, — сказал он, — ознакомься. Послезавтра приезжают маман с Ольгой, а твой опыт общения с дамами высшего света равен нулю, Аликс я не считаю, она тебе в рот смотрела, как загипнотизированная. Ну я тебе и написал небольшую памятку, во избежание.

Я взял бумагу. Заголовок гласил: «Пожелания о поведении инженера Найденова в присутствии Высочайших особ».

Дальше шел текст:

«В оном присутствии вышеупомянутому инженеру не рекомендуется:

— При разговоре ходить из угла в угол, особенно с сигаретой в зубах; если уж так приспичит покурить, спросить разрешения у дам.

— Плеваться, даже если что-нибудь очень не понравится.

— Употреблять непечатные слова, а также следующие печатные: черт, сука, сволочь, задница, козел, ублюдок, блин, песец.

— Жрать. То есть пищу надо принимать так, чтобы это действие могло быть описано глаголом «кушать».

— Зевать во всю пасть, пусть даже и тема беседы не кажется безумно интересной.

— Каждые пять минут смотреть на часы.

— По окончании приема с облегчением восклицать «ну наконец-то!».

— Издеваешься, значит… — покачал головой я. — Ладно, тогда решение за тобой, выбирай. Или я в полном соответствии с твоими указаниями веду себя а-ля граф Фредерикс, ну, может, почти а-ля. Или я сую в зубы сигарету и, расхаживая из угла в угол, говорю нечто вроде: «Оля, а вы уверены, что лысина украшает женщину?» — после чего сажусь жрать.

— Какая лысина? — изумился Гоша.

— Эх ты, любящий брат! У тебя сестра от нервного расстройства в связи с неудачным браком сейчас последние волосы теряет, а ты тут мне про песец, блин, циркуляры пишешь.

— Две недели назад же ничего не было!

— Парик был. Хороший, видимо, парик, раз ты ничего не заметил. Так что, пожалуй, вместо обсуждения этикетских вопросов давай-ка мы подумаем, как эту ситуевину разрулит горный старец.