30

Рассвело. Зевая и потягиваясь, Олег вышел на крыльцо. После всего произошедшего с ним он считал, что вообще не в состоянии заснуть. Однако стоило ему прилечь на диванчике, наблюдая за бессмысленными потугами Бориса, пытавшегося вернуть себе прежний облик, он неожиданно провалился в бездонный колодец сна. Никто не потревожил его до самого утра, пока первые лучи солнца не коснулись верхушек деревьев. В доме Олег обнаружил лишь Инквизитора, замершего на полу в позе лотоса, но с ним участковому общаться сейчас не хотелось, и он решил поискать других обитателей хутора на улице. Первый, кого Олег там увидел, был Борис, стоящий возле дома в той же наполеоновской позе, что и Инквизитор вчера. Неизвестно когда и каким образом, но молодой оборотень вернул-таки себе изначальный вид, превратившись из крутого мачо в обычного человека.

— Доброе утро, — бодро произнес участковый, разминая затекшую шею.

Спать на диванчике, свернувшись калачиком, оказалось не столь уж удобно. Хорошо, что хоть кто-то заботливо накрыл его пледом.

— Доброе ли? — ответил Борис, оборачиваясь к Олегу.

— Ну, не знаю… Ты мне скажи, — растерялся милиционер.

— Сегодня последний день. Уже очень скоро начнется Пришествие. Не представляю, как это может выглядеть, но мне не по себе, — проговорил Борис.

— Не стоит паниковать раньше времени, — вздохнул Олег.

— Не стоит. Дайлана говорила, что асуры, ну, в смысле, демоны, пытаются прорваться в наш мир с завидным постоянством. И каждый раз их останавливают. Но, с другой стороны, с ними всегда сражался подготовленный Инквизитор, а Лард в своих силах не уверен.

— Да уж. Только Конца Света нам в этом году и не хватало. Черт, а у меня были такие планы на осень!

Олег вроде бы шутил. Но Борис почувствовал исходящую от участкового волну страха, смешанного с растерянностью. Олег просто бравировал, стараясь, как говорится в таких случаях, держаться молодцом.

— У всех были планы, — ответил Хранитель. — Я, например, вообще не думал задерживаться здесь больше чем на сутки. А теперь, похоже, привязан к этому месту до конца жизни. Надеюсь, это достаточно долго.

— А сколько вообще живут такие, как ты?

— Не знаю. Дайлана говорит, что дархи стареют значительно медленнее людей. Но у всех этот процесс протекает по-разному. Кто-то превращается в дряхлого старика уже через восемьсот лет, а кто-то и в тысячу выглядит на тридцать пять. Дайлане, например, около шестисот. Вот и суди после этого о возрасте. Некоторые предполагают, что это как-то связано с тем, что дархи постоянно пьют жизненную силу других людей и она продлевает их собственную жизнь.

Другие считают, что пока тело дарха находится в Тесиле, оно практически не подвержено старению, и лишь переходя в Творение, дарх начинает дряхлеть. Дайлана рассказывала, что был один шизик, который решил поставить такой эксперимент и прожить всю жизнь, не выходя из Тесила.

— И как?

— Погиб во время одной из инквизиций спустя сто семьдесят лет после начала эксперимента. Больше его подвиг никто не повторял. Да и не интересно это никому. Что бы ни было причиной долговечности дарха, это надо принимать как дар и пользоваться им в свое удовольствие.

— Ты превратился в это… в дарха только вчера, а рассуждаешь так, словно пробыл в шкуре нечеловека пару столетий.

— А чего я такого сказал? — удивился Борис.

— Только что ты провел четкую грань между дархами и людьми. Они и мы. Это теперь два разных понятия для тебя, — пояснил Олег.

— Прости, если обидел, — извинился Борис — Но я теперь действительно другой и уже не смогу этого изменить. Приходится адаптироваться.

— Главное, не меняйся в худшую сторону, — высказал свое пожелание участковый. — А то я тут слышал, что дархи очень легко переходят на сторону Тьмы.

— Это из-за того, что дарх кормится чужими жизнями. Изначально его внутренняя Тьма, как и Свет, находятся в относительном равновесии, как у большинства обычных людей, однако дополнительная энергия подкармливает не только тело, но и душу. И в зависимости от того, как и чем живет дарх, в нем начинает активно развиваться Темная или Светлая Суть. И не надо мне тебе объяснять, что во Тьму опустить свою душу гораздо проще.

— Да, быть праведником в нашем мире всегда тяжелее, — усмехнулся Олег. — Могу лишь позавидовать стойкости твоего характера.

— Да не в характере дело. Когда я получил Силу Сатико, вместе с ней в меня было влито столько Тьмы, что хватило бы на десятерых. Просто я вовремя вернулся в Убежище. Поток, как и солнечный свет, очищает. Мое перерождение произошло в Свете, вот я и остался прежним. Окажись я в ту ночь в другом месте, и Тьма уже овладела бы мной.

— Ну а как ты сейчас? Чувствуешь себя суперменом?

— Многое изменилось. Но я пока даже превратиться толком не могу. Нужно время, нужна практика. А у меня нет ни того, ни другого. Я сейчас похож на ребенка с ядерным чемоданчиком в руках. Даже если я разберусь в итоге, на какую кнопку жать, не уверен, что из этого выйдет что-либо путное. Помнишь автомобиль? Ледяную стену я, конечно, расплавил, но и нас едва не сжег. Так что до супермена мне далеко. Выжить бы.

— Невесело. Но ты обладаешь хоть чем-то. А вот мне в вашей компании совсем тяжко. Без «Глаза Мира» я даже увидеть таких, как вы, не могу.

— А от тебя пока ничего и не требуется. Пересидишь вечер на хуторе. Если все закончится нормально, отправишься утром домой. Если нет… То сориентируешься по обстановке и попробуешь выжить. Как вести себя во время Конца Света, я, честно говоря, не знаю и советов тебе дать не могу. Уж прости.

— Как плохо все знать, — вздохнул Олег. — Хотел бы я сейчас оказаться в другом месте. Черт меня дернул приехать сюда вчера. А ты тоже хорош: «Садись, дорогу до церкви покажешь!» Вот и показал на свою голову.

— Думаю, все в этом мире происходит не просто так. Я в судьбу не верю, но полагаю, твое появление тоже было частью какого-то плана.

— Какого? — удивился Олег.

— Ну, не знаю. Какого-нибудь божественного плана, суть которого нам никогда не постичь. Я вообще-то плохо в этой ерунде разбираюсь. Поищи более подкованного в таких вопросах человека, — отмахнулся Борис.

— Тогда уж лучше сразу ангела, — усмехнулся Олег.

Внезапно на небо словно накинули тончайшую малиновую вуаль. Солнце исчезло, звуки стали глухи и обрывисты. Земля дрогнула, протяжное эхо удара лениво расползлось по поляне. Воздух прямо перед собеседниками задрожал, пошел крупной рябью, сильно искажая перспективу, а затем вывернулся наружу огромными лоскутами призрачной материи, образуя тоннель идеальной круглой формы, не менее трех метров в диаметре, стены которого были сотканы из туманной дымки, с пронизывающими ее вспышками голубых молний, словно далекая гроза. А в следующую секунду из этой темноты и хаоса в мир шагнул… ангел. Настоящий ангел! Гигант двух с половиной метров роста, в белых, расшитых серебром одеждах, изящный, утонченный, с огромными сияющими крыльями за спиной.

— Я вообще-то не этого ангела имел в виду, — растерянно пробормотал Олег, оглядывая гостя с ног до головы.

Если Лард просто утверждал, что он пришелец из высших сфер, то это существо могло полноправно претендовать на данное звание.

— А что тебя не устраивает. Небеса сжалились над тобой и послали ангела. Задавай свои вопросы, — проговорил Борис, пытаясь пошутить, хотя на самом деле был смущен не меньше участкового.

— Сам с ним разговаривай, — испуганно проговорил Олег, осторожно отступая за спину Хранителя.

Ангел тем временем осмотрелся, внимательно изучил взглядом дом, поляну, ставшее вдруг малиновым небо, задержал взгляд на Олеге, но лишь на несколько секунд, после чего пристально посмотрел прямо в глаза Борису и произнес:

— У меня для тебя послание, Хранитель.

— Слушаю, — едва ворочая языком, пролепетал Борис, чувствуя, как у него от волнения пересыхает во рту.

— Возьми «Сердце пути» и передай его Инквизитору… Ангел вытянул вперед руку. На раскрытой ладони лежал маленький, не больше теннисного, хрустальный шар. Сделав вперед несколько неуверенных шагов, Борис взял с гигантской ладони артефакт, отмечая мимолетом, что рука ангела, которой он случайно коснулся, холодна как лед. Его представления о пернатых обитателях небес были крайне скудными, но предположить, что прикосновение к ангелу будет столь неприятным, он не мог.

— И это все? — удивленно спросил Хранитель.

Борис ожидал чего-то большего от встречи с крылатым. В ответ ангел посмотрел на него такими глазами, словно хотел спросить: «А че ты хотел?» Но вместо этого произнес невозмутимо:

— Все.

Развернулся и спокойно шагнул в тоннель. Только вспыхнули во мраке окруженные алым ореолом крылья. Земля снова дрогнула, небо прояснилось. На. месте только что зиявшей дыры не осталось ни следа.

— Ё-моё, что это было? — прошептал стоящий за спиной Бориса Олег.

— Понятия не имею, — честно признался Борис, с опаской разглядывая хрустальный шар.

Не просто шар, а могущественное заклинание, воплощенное в материи. Борис чувствовал спящую внутри шара мощь, но его опыта не хватало, чтобы определить, на что она будет направлена после активации. «Сердце пути» вполне могло оказаться бомбой. И он, будучи дархом, вполне мог активировать ее.

Из дома вышел Инквизитор. Бегло взглянув на зажатый в руке Бориса шар, он моментально оценил обстановку и произнес:

— Слат приходил?

— Кто? — переспросил Борис.

— Слат. Посланник Мудреца, — пояснил Лард и добавил: — Такой высокий, крылатый, считающий, что в мире нет ничего важнее его миссии.

— Похож, — улыбнулся Борис, отметив про себя, что Лард, оказывается, не столь уж мрачный тип и способен на иронию.

— Слаты все одинаковы. Они Посланники. Они не могут сражаться, но зато способны проходить в любое Творение, не нарушая его основ. Говорят, именно для этого они и были созданы Творцом, — ответил Лард.

— Он просил передать тебе вот это, — проговорил Борис, протягивая Инквизитору «Сердце пути».

Дэв был закрыт для эмпатического восприятия Хранителя, но магия и не требовалась. Все эмоции Бориса были отражены на его лице.

— Значит, ты все-таки не веришь мне, повелитель, — проговорил Инквизитор, принимая из рук Бориса дар Мудреца.

— Что это? — спросил Олег, осмелев и подходя ближе.

Инквизитор взглянул на него, потом на Бориса. Но так ничего и не сказал. За него ответила Дайлана. Выйдя из сада, она не спеша подошла к Ларду, провела указательным пальцем по гладкой поверхности шара, словно стирала с него пыль, и проговорила сухо, не глядя ни на кого:

— Это смерть. Смерть для нашего мира.