22

По комнате, совершая в воздухе немыслимые пируэты, металась огромная навозная муха. Бестолковое существо почти долетало до раскрытого окна, но в последний момент сворачивало и вновь углублялось в полутьму помещения, облетая немногочисленную мебель по самым замысловатым траекториям, какие только мог вообразить ее примитивный мозг. Гул, издаваемый насекомым, начинал нервировать. Но пока Борис держался, наблюдая за полетом тупой твари и не зная, чем еще можно себя занять. Есть больше не хотелось. Вообще. Вполне возможно, его желудок смирился, наконец, с вынужденной голодовкой, не подавая больше никаких признаков жизни. Что же, одной проблемой меньше. Их и так хватало.

Дайлана молчала уже полчаса, может, и больше. От безделья время растянулось в бесконечную прямую линию кардиограммы, лишенную каких-либо скачков и провалов, сообщающих медикам, что пациент жив. Все это время, минувшее с момента ее внезапной истерики, она с совершенно безумным взглядом лежала на постели, уставившись в потолок. Ведьма не говорила, не двигалась, кажется, даже не моргала. Но из своего угла Борис не мог разглядеть деталей, а ближе она его просто не подпускала. Сразу, как только Дайлана перестала отчаянно биться на постели и разрешила себя убить, не желая объяснять причин столь странной реакции на слова Бориса, новоявленный Хранитель попытался приблизиться к ведьме и сменить повязки на ее груди, пропитанные свежей кровью, вытекшей из потревоженных ран. Но едва он сделал шаг в сторону девушки, невидимая сила подхватила его и жестко отбросила к противоположной стене. Не сразу осознав происходящее, молодой человек поднялся и попытался вновь приблизиться к Дайлане, однако, получив повторный тычок в грудь, сделал вывод, что ведьме помощь не нужна. Возможно, она не хотела видеть никого вообще и его в частности.

С тех самых пор Борис так и сидел в углу, куда его забросила ведьма, осторожно наблюдая за ней и ожидая, когда, наконец, Дайлана снизойдет до разговора. Имея возможность просто встать и уйти, он не двинулся с места, чувствуя себя ответственным за раненую. Ведьма еще была слаба и беспомощна, и ее маленький магический трюк ничего не значил. Он не был показателем ее силы. Просто бессмысленная растрата энергии, предназначенной для исцеления.

Муха сделала очередной круг по комнате, тупо ткнулась в плафон люстры, почти упала на пол, но в последний момент одумалась, рванулась вверх, скрывшись за занавеской. В тот самый момент, когда Борис решил, что еще минута, и он начнет гонять жужжащую бестию снятым с ноги ботинком, пока не сделает из нее миниатюрную отбивную, Дайлана вдруг произнесла:

— Ты читал Библию?

Вопрос был столь неожиданным, что Борис даже не сразу понял, к кому он обращен. Затем, сообразив, что в комнате, кроме него и мухи, больше никого нет, он переспросил:

— Что?

— Ты верующий? Какую религию исповедуешь? — проговорила Дайлана.

Взгляд ее по-прежнему был устремлен в потолок. Выглядело это крайне странно, но в жизни Бориса за последние дни произошло столько странного, что он просто перестал обращать внимание. Парень плыл по течению и старался не утонуть.

— Сложно сказать, — ответил он. — Вообще-то я не люблю думать, что за мной двадцать четыре часа в сутки кто-то наблюдает. Даже в ванной и в постели. А если серьезно, то я, наверно, все же христианин. Но это только на словах. В церковь я не хожу, Библию даже в руки не брал. Верю, что там, возможно, что-то есть, но никогда всерьез об этом не задумывался. И без того забот хватает.

— Это хорошо, — сказала Дайлана.

— Что хорошо? Что забот хватает? — уточнил Борис.

— Хорошо, что твой подход к религии был столь легкомысленным.

— Странно. Я ожидал, что меня за это могут осудить. Но похвалить… — искренне удивившись, усмехнулся Борис.

— Учить значительно легче, чем переучивать, — сообщила Дайлана. — То, что ты узнаешь, может, покажется тебе не слишком уж оригинальным, но истина идет вразрез со многими мировыми религиями, и набожный человек воспринимает ее иногда с огромным трудом.

— В образ седого старика на облаке я не верил никогда, — отозвался Борис.

— И это радует. — Дайлана неожиданно приподнялась и села, облокотившись о стену, к которой была придвинута кровать. — Иди сюда.

— Только если вы обещаете не швырять меня по комнате, — бросил Борис, но поднялся, усаживаясь на стул возле кровати ведьмы.

— Обещаю. И прости за эту выходку. Я была… не в себе.

— Я заметил. Так что там насчет религии? Насколько я понял, вы, наконец, решили поведать мне, что происходит и почему мир, в моем понимании, внезапно сошел с ума.

— Мир сошел с ума уже давно, — грустно ответила Дайлана. — Знаешь, с чего все началось? Раньше существовала только одна реальность, один мир, созданный Творцом и населенный существами, которых ты даже представить себе не можешь. И мир этот назывался Силиорд. Это была любимая игрушка Творца. Он лелеял его, обновлял, менял по своему усмотрению. Это был сумеречный мир, идеально сбалансированный, бесконечно многомерный и абсолютно нерушимый. Он, как и все сущее, был частью Творца, и Творец был частью Силиорда. Так продолжалось целую вечность, но однажды Творцу захотелось чего-то нового. Чего-то большего. Он не хотел оставаться прежним. Он хотел изменяться. Развиваться. Творить. На то Он и Творец, в конце концов. Это была его Изначальная Суть. Вот только творить было не из чего. Все, что имел, Он вложил в Силиорд. Остались лишь крупицы. И тогда из этих крупиц Он сотворил то, что должно было стать величайшим из его созданий. То, что помогло бы Ему следовать за своей сутью Творца и продолжить свое бесконечное созидание.

— Он создал Свет, — предположил Борис.

— Нет. Не совсем. Свет существовал и раньше. Как и Тьма. Сумеречный Силиорд соткан из них. Только до этого момента они были едины. Творец создал душу. И душа эта не была больше сумраком. Чтобы расти, ей нужен был Свет. И Творец дал его ей, отделив от сумрака.

— Баланс был нарушен, — догадался Борис.

— Именно. В тот самый миг, когда Сумрак прорезал первый проблеск Чистого Света, появилась Чистая Тьма. И когда Творец понял, какую ошибку совершил, Он уже не мог ничего изменить. Тьма стала раковой опухолью на Его теле. И самое неприятное, она начала расти, давая метастазы и пожирая плоть своего создателя. Ей нужно было то же, что и Творцу. Энергия. Но, не умея созидать, она отбирала энергию у Него. И Ему ничего не оставалось делать, как бесконечно преумножать Свет, дабы рассеивать Тьму и не быть сожранным ею окончательно. В итоге Его ошибка превратилась в безумную гонку, в которой Творец пытается создать больше, чем сможет поглотить Тьма. И страшнее всего то, что Творец уже не может окончательно уничтожить Тьму. Но зато Тьма способна пожрать Творца целиком.

— Но разве, когда Творец погибнет, если к нему вообще применимо подобное определение, Тьма не должна сгинуть? Ведь некому будет создавать Свет, и как только Свет окончательно погаснет… — попытался спорить Борис.

Но Дайлана хорошо знала тему, которой коснулась, — …воцарится Тьма, — закончила она за него и пояснила:

— Ты не понял — баланс нарушен. Времена Сумрака прошли. Даже если Творец однажды сам решит погасить Свет, это уже не уничтожит Тьму. Он лишь поможет ей победить, ибо она, ничем больше не сдерживаемая, заполнит собой все.

Некоторое время Борис молчал, переваривая услышанное. Действительно, все просто: Тьма будет всегда, даже в тени, отбрасываемой крылом ангела. Чтобы уничтожить ее, Творцу нужно уничтожить все сущее в мире. А значит, уничтожить самого себя, ибо Он и есть Суть всего. Но если Он уничтожит себя, некому будет создавать Свет и Тьма победит. Перефразируя старую поговорку: «Все дороги ведут во Тьму». Полный бред! Это казалось смешным и парадоксальным, но благодаря одной-единственной ошибке Создателя, Тьма теперь была в более выигрышном положении, чем Творец.

В принципе, подобных версий Борис знал немало. Истина не была особо оригинальна. Но она была истиной. И это порядком угнетало. Неистребимая Тьма, пожирающая Свет. Жутко и банально. Жутко банально и до банальности жутко. Словами даже и не описать.

— Но зачем Творец вообще создал душу? Как она помогла ему в созидании и росте? Это ведь просто душа, — спросил он.

— Именно в этой части разговора многие начинают особенно сильно плеваться. В принципе, есть от чего, — честно предупредила ведьма. — К тому, что я скажу, привыкают по-разному. Некоторые смиряются сразу, некоторые никогда. Я видела немало людей, потерявших веру в тот самый миг, когда им открылась Истина.

— Не беспокойтесь. Во мне слишком мало веры, чтобы ее потерять, — улыбнувшись, заметил Борис.

— Здесь дело в другом. Когда услышишь, сам все поймешь, — пояснила Дайлана. — Так вот, если рассматривать душу с теософской точки зрения, то да — это просто душа. Но для Творца она в первую очередь — ценнейший строительный материал. Топливо и руда для его плавильных печей, хлеб и вино на его столе.

— Не понимаю вас… — покачал головой Борис, слова Дайланы сильно не нравились ему.

Творец дает человеку душу при рождении и забирает после смерти. Это было понятно и раньше. Но если создавать новые души не из чего, значит, их число конечно. Как же тогда можно использовать души как строительный материал для чего-то другого. Или как пищу, что, в принципе, вообще звучит совершенно чудовищно!

— Сейчас поймешь. Для этого тебе нужно обрисовать картину происходящего чуть подробнее. Творец создал душу не просто так. Он наделил ее поразительной особенностью расти. При рождении Творец вкладывает в тело человека лишь крупицу Света, едва заметное зернышко. Но человек живет. Он набирается опыта, учится, испытывает эмоции. Все это для его души как плодородная почва, вода и удобрения. Вокруг человека целый мир, сотворенный именно для этого.

— Для чего? — уточнил Борис.

Он уже понял, о чем говорит ведьма, но должен был услышать. Верить своим догадкам молодой человек не желал. Это было, по меньшей мере, неприятно.

— Чтобы душа росла и развивалась, ожидая момента, когда Творец заберет ее и использует Свет, накопленный ею, в своих целях.

— Вот теперь давайте снова помолчим, — предложил Борис.

Его трясло. Надо же, как все гениально и просто: берется семечка подсолнуха, закапывается в землю, и спустя какое-то время вырастает подсолнух. Все семечки сгрызаются, а одна снова зарывается в землю, чтобы вырастить новый подсолнух. Так и с человеком. Создателю нужна всего крупица Света, чтобы вложить ее в смертное тело и вырастить душу, от которой потом Творец снова отщипнет кусочек и поместит в новое тело, а остальное заберет себе. Мда-а-а, дела… Легко верить, что после смерти ничего нет, и существование обрывается в тот самый момент, когда останавливается сердце и умирает мозг. Славно думать, что после смерти тебя ждут врата рая или двери ада. Но знать, что ты всего лишь овощ на грядке, который сорвут, как только ты достаточно созреешь, тошно и гадко.

Некоторое время они сидели в полной тишине. Даже муха куда-то подевалась, опасаясь вспышки гнева Бориса. Дайлана ждала. Ведьме уже приходилось открывать Истину, она испытала это на себе и знала, как тяжело дается она людям. Наконец новоявленный Хранитель грустно произнес:

— Морковка. Я всего лишь морковка на Его грядке. И как только я достаточно подрасту, меня выдернут, помоют, почистят и порежут в суп. Где уже будут плавать другие овощи.

Дайлана улыбнулась. Похоже, ей понравилось сравнение Бориса. Очевидно, случались и похуже.

— Чему вы улыбаетесь? — спросил Борис.

— Мне понравилась твоя реакция, — честно призналась ведьма. — Не все принимают это так… оптимистично.

— А какова была ваша? — поинтересовался Борис.

— Ну… — Дайлана вдруг смутилась. — Когда я узнала Истину, я уже ненавидела Его. Сейчас мне трудно сказать, как бы я повела себя при других обстоятельствах.

— Вы ненавидите Его?! — спросил Борис,

В принципе, все правильно. Какие еще чувства можно питать к тому, кто рассматривает тебя только как пищу?

— Сейчас это давно уже не ненависть. Что-то другое, — ответила Дайлана. — Скорее я просто не люблю Его.

— Но ведь сражаетесь за Него. Вы на Его стороне! — изумился Борис.

— И всегда буду, — уверенно сказала ведьма и, встретив непонимание во взгляде Бориса, постаралась объяснить: — Ты пока видишь только то, что на поверхности. Но на самом деле все не так уж плохо и гадко, как тебе сейчас кажется. Творец дал тебе жизнь. Дал тебе свободу. Ты сам выбираешь свой путь в этом мире. Он позволил тебе радоваться и плакать, ненавидеть и любить. Ты любил когда-нибудь?

— Да, — ответил Борис.

— Расскажи, — попросила Дайлана.

— Думаю, не стоит…

— Расскажи, — ведьма была настойчива.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился Борис — Мы работали вместе. Она была немногим моложе меня. Очаровательное создание, нежное, робкое и трепетное. В первый день, когда она только появилась у нас, я не обратил на нее совершенно никакого внимания, а уже на четвертый осознал вдруг, что мне все труднее оторвать от нее свой взгляд. С тех пор моя жизнь превратилась в сладостное безумие. На работе мы встречались с ней каждый день, и каждый день у меня замирало сердце, стоило мне только посмотреть на нее. Все цветы мира цвели лишь для нее, а она была невероятно холодна и даже не знала, каких усилий стоят мне мое внешнее безразличие и спокойствие. Довольно красноречивый с другими, с ней я всегда превращался в идиота, бормочущего всякую чушь. Я даже не знал, как сказать ей то, что я чувствую на самом деле.

— Но в итоге сказал? — спросила Дайлана заинтересованно.

— Я попытался, но… Понимаете, я никогда раньше не влюблялся. Совсем не было опыта. Наверное, сделал что-то не так. Что-то не то сказал, или наоборот — где-то промолчал. Так боялся потерять ее, что в итоге наделал кучу ошибок. Одно дело — наговорить любимой массу красивых комплиментов, и совершенно другое — сказать, как она на самом деле дорога мне. В общем — она оказалась занята.

— Другой мужчина?

— Если честно, то для меня это так и осталось загадкой. Я пытался достучаться до ее сердца долгое время, но стену, которой она отгородилась от меня, оказалось невозможно пробить. Стоило мне выдернуть один кирпичик, как на его место она ставила два новых. В общем, была очень хорошим строителем. Не знаю, что она подумала и думает до сих пор. Возможно, решила, что для меня это просто игра, легкий флирт. Возможно, считает меня полным кретином, возможно, насмехается в душе. Кто теперь может сказать. Я хотел просто любить, а чего хотела она, было известно только Богу. Наверное, я слишком слаб в психологии. Она могла просто побояться ошибиться. А может, не захотела взрослеть, струсила, испугалась серьезных отношений, спрятавшись в своем маленьком мирке старых подруг и привычных образов. В мире, лишенном настоящей любви, но зато таком теплом, тихом и уютном. Я даже не представлял, что любить может быть так больно! Видеть, чувствовать, что совершенно не интересен той, кого ты считаешь самой чудесной девушкой на свете. Я неоднократно старался выбросить все это из головы, жить, не думая о ней, но говоря словами одной песни: «Поставил бы точку, но опять запятая». — Хранитель грустно усмехнулся, глядя в пол. Немного подумал и добавил: — И самое смешное, что до встречи с ней я вообще не верил в любовь. Говорил, что ее нет. Только посмеивался над другими. Вот, наверно, и получил в наказание любовь к девушке, которой я совершенно безразличен.

— А что случилось потом? — спросила ведьма.

— Ничего. Я постарался наладить свою жизнь, даже пытался встречаться с другими девушками. Но это был обычный самообман. Игра с чувствами, которые расцвели для одной-единственной. А потом дела в нашей фирме пошли неважно, мне предложили новую работу, более творческую и неплохо оплачиваемую. Я подумал, решил, что это шанс не только подняться выше, но и возможность как-то вырваться из этого безумия, и больше уже не видел ее. В реальности. Она еще долго не покидала мои сны, а ее очаровательную улыбку, сводящую меня с ума и способную плавить лед, я, наверно, не забуду уже никогда. — Борис помолчал. Ему было тяжело и больно копаться в прошлом. Затем он продолжил: — А вот теперь я приехал сюда. И уже не уверен, что вернусь обратно. Надеюсь, она вздохнула с облегчением, когда я, наконец, исчез из ее жизни. И еще очень надеюсь, что ее избранник будет любить ее так же, как любил я, видя в ней нечто большее, чем домработницу и тело на ночь. Я слишком много повидал таких мужей, посасывающих вечернее пивко с дружками и обсуждающих прелести чужих жен. Не хочу такой участи для нее. Хотя, конечно, решать уже не мне.

— Да, мужчинам Бог дал право выбирать, а женщинам — право отказывать. Часто от этого страдают и те и другие, но с этим ничего не поделаешь, — согласилась Дайлана.

— Ага. Я хотел подарить ей весь мир, а она подумала и предложила взамен губозакаточную машинку, — вздохнул Борис.

— Жестокое предложение, — согласилась с Хранителем ведьма. — Но все же ответь мне, ты хотел бы забыть все, что испытал? Никогда не видеть ее, даже во сне, никогда не вспоминать?

— Нет, — решительно произнес Борис — Пускай мне не суждено быть с ней, но я благодарен Богу за то, что он послал мне ее, подарив те чудесные мгновения, когда я мог говорить с ней, ловить ее несмелые улыбки, нежно касаться взглядом ее лица. Я все еще помню то невероятное чувство, с которым просыпался по утрам и шел на работу, зная, что могу там снова увидеть ее. И я счастлив от мысли, что она просто есть, даже если она дарит свою любовь кому-то другому.

«Ведьма улыбнулась, качнула головой, оценивая сказанное Хранителем.

— Вот ты и выразил свое отношение к Творцу, — проговорила она. — Как бы Он ни относился к нам, Он однажды создал эту жизнь. И жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Не ради Него. Ради тех, кого ты действительно любишь.

— Жить, зная, что ты всего лишь овощ на грядке Господней? — хмыкнул Борис.

— Это обидно. Согласна с тобой. Но какая-никакая, это все же цель жизни. Разве хоть один священник сможет утвердительно ответить, зачем Творец однажды создал этот мир и населил его людьми. Просто потому, что увидел, как это хорошо? Наивная отмазка. А еще можно сказать: «Неисповедимы пути Господни». Тоже здорово. Очень умный ответ. Мол, только Творцу дано знать, зачем Он это действительно сделал, а вы, твари мелкие, со всякими глупостями не лезьте. Но тварям тоже интересно, чего хотел Создатель. Может, просто поиграть? Или еще чего? Дал Адаму его Еву, не сказал, что они голые, и наблюдал из-за кустов, что эти странные создания будут делать дальше. И только змей подкинул им пару светлых фруктовых идей, за что в итоге всем троим настучали по башке и с треском вышибли из рая. Нет, все это бред. Истина гораздо неприятнее, но она существует. И никто не сможет этого изменить. Именно поэтому людям не дано знать правды. Они могут догадываться и предполагать, но никто никогда не подтвердит им этого. Им так спокойнее.

— Значит, церковь, священники и прочее — просто бред? Сплошная ложь?

— Ни в коем случае. Я знаю дархов, которые воочию видели Христа и беседовали с пророком Мухаммедом. Это были великие люди. Вернее — камперы. Их видения были невероятны, а деяния — велики, и многие дархи считают, что их действительно вел Творец. Все мессии появлялись в нужное время и в нужных местах. Они даровали людям надежду, объяснили природу непостижимого. Пускай ни одна из конфессий не идеальна. Но они были нужны, и они появились. А священные храмы, в которые люди приносят свои радости и скорби, надежду и отчаяние, действительно наполнены Светом. Чистым Светом. И если тебе нужна защита от Тьмы, ты всегда сможешь найти ее там. Уж поверь мне, я давно на этой войне и знаю, что говорю.

— Вот мы и добрались до войны, — обрадовался Борис. О высших сферах они поговорили. Теперь о насущном. — Что происходит, в конце концов? Армагеддон или бой местного значения?

— Это, смотря с какой точки зрения посмотреть, — грустно улыбнулась Дайлана.

— С моей. С точки зрения нашего несчастного мира, — уточнил Борис.

— Армагеддон. Хотя определение неточное.

— Очень приятно. А поподробнее.

— Конечно, — отозвалась Дайлана. — Понимаешь, Творца нельзя персонифицировать. Он — Суть всего. Трава, деревья, ты, я. Наш мир зовется Творением. Еще есть Силиорд. Но даже Тьма является частью Творца, ибо Он вездесущ. В примитивном понимании Он — вся Вселенная, многомерная и бесконечная. Именно поэтому, пожирая созданные Им Творения, Тьма пожирает и Его самого. Меняет, делая собой. Как раковая опухоль, что является частью человека, но при этом убивает его.

— Постойте. Вы сказали ТВОРЕНИЯ. — Дайлана говорила не совсем то, что хотел слышать Борис, но ее слова заинтересовали его. — Наш мир не одинок? Я правильно вас понимаю?

— Вполне, — подтвердила Дайлана. — Творец создает миры постоянно, новые, разнообразные, сходные лишь в одном — все они предназначены для людей.

— Значит, мы не одинокая грядка. Есть и другие?

— Я бы сравнила немного иначе. Представь себе огромное поле, засеянное пшеницей. Так вот, наше Творение — всего лишь зернышко в одном из колосьев. — Дайлана хитро прищурилась. — Кстати, как ты считаешь, если это зернышко склюет птичка, хозяин поля заметит потерю?

— Черт! — проскрежетал зубами Борис — Черт! Черт!

— Черт завтра будет здесь. Потерпи немного, — спокойно проговорила ведьма и добавила: — Именно поэтому такие, как мы, и не любят Его. Наш мир могут сожрать, а Он даже не обратит на это внимания. Не заметит. Иногда я молю Его о чем-то, но на самом деле никто не знает, слышит ли Он нас или нет. А если слышит, то прислушивается ли. Некоторые считают, что Ему давно наплевать на нас, некоторые, как я, пытаются говорить с Ним, вслушиваясь и ожидая ответа.

— Он когда-нибудь отвечал?

— Никогда. По крайней мере, мне. Или я просто не умею слушать. Ведь уши здесь совершенно ни при чем. А может, мы действительно давно не интересны Ему. Нас ведь так много со своими мелкими неразрешимыми проблемками, по сути своей, совершенно одинаковыми. Если мы вспоминаем о Нем, только когда нам плохо, то почему Он должен помнить о нас? Кажется, все справедливо.

— Спасибо, что позволили почувствовать себя полным ничтожеством, лишенным всякой надежды на будущее. Было очень приятно побеседовать. — Борис встал, разминая ноги.

— Ты куда? — удивилась Дайлана.

Очевидно, она решила, что Хранитель уходит. Борис решил подыграть.

— Пойду повешусь. Дам Ему немного энергии для новой стройки века, — ответил он, но не сумел сдержать улыбки и проговорил, глядя на обалдевшую от его заявления ведьму: — Шучу. Просто встал ноги размять. Все сказанное вами неприятно, но и не столь болезненно на самом деле. Многие люди вообще живут без веры, не сомневаясь, что за гробовой доской не будет уже ничего. А я всегда был оптимистом.

— Ты забавный, — с облегчением рассмеялась Дайлана. — Далеко не каждый воспринимает это так, как ты. Твой брат воспринял все гораздо тяжелее, хоть и стремился к Истине, а ты, по сути, узнал ее, став жертвой обстоятельств.

— Просто вы совершенно правы. Он уже дал мне величайший дар — саму жизнь. Я не вправе просить большего. Но давайте все же выясним, что происходит. Я хочу узнать, в чем суть Армагеддона. Что должно произойти завтра и почему.

— Когда появилась Тьма, Творец провел в сумеречном Силиорде Великую Границу. С тех пор Тьма не может беспрепятственно проникнуть в какое-либо Творение, да и в сам Силиорд. Но Тьма нашла выход. Когда я сказала, что Тьма не может созидать, я чуточку оговорилась. Она действительно не может создать ничего нового, но она может воплотить себя. Породить асура. Лорда Тьмы. Демона, как их принято называть в христианстве. Некоторые асуры ничтожны, другие невероятно сильны. Они — полководцы ее легионов. В Творение асуры могут проникнуть только двумя способами. Первый — если по каким-то причинам у лорда Тьмы окажется Ключ Творения. В этом случае остановить его почти невозможно. Он проходит сквозь все границы, не замечая их, и приносит в Творение Тьму. Заражает его, так сказать. И тогда мир, Ключ от которого оказался в руках асура, обречен. Но такое бывает редко. Привратники тщательно оберегают Ключи. Заполучить их практически невозможно. Но существует еще один способ проникнуть в Творение, не используя Ключ. Если асура заинтересовал какой-либо мир, он начинает искать бреши в Великой Границе Силиорда. Иногда на это уходят годы, иногда тысячелетия. Время для асуров ничто. Они невероятно терпеливы и редко останавливаются на половине пути. Все, что им нужно, — передать послание. Нечто вроде информационного письма, которое способны принять дархи Тьмы. Принять, прочитать и расшифровать, узнав имя асура, ищущего Путь.

После этого дархи принимаются за работу. Они должны приготовить именной портал, способный открыть Путь для асура, воззвавшего к ним. Этот портал называется «Чаша Воплощения». Изготовить ее может только опытный и искусный теург. «Чаша» — это одновременно портал и форма для асура. Не обладая ключом, он не может предстать в нашем мире в своем истинном облике. Творение попросту отторгнет его, как отторгает чужеродное тело иммунная система. Поэтому, придя в наш мир, он воплощается в теле, заранее приготовленном для демона. Это и есть «Чаша Воплощения». Обычно — молодой дарх, еще не принявший сторону Света и не погруженный во Тьму. И обязательно прирожденный нефалим. Сошар здесь не годятся.

— Про нефалимов и сошар поговорим позже. Продолжайте, — мрачно проговорил Борис.

Дайлана снова улыбнулась и продолжила:

— Как только асур входит в Творение, он разрывает Поток, связывающий миры, и высвобождает Тьму. С этого момента Творение перестает быть частью Творца и становится частью Тьмы. Некоторое время, пока Тьма еще не окутала мир полностью, процесс можно повернуть вспять, но обычно это уже некому сделать. И Творение погружается во мрак антисоздания, опустошаемое ненасытной Тьмой. Именно это и должно произойти завтра. Таких, как мы, служителей Света, просто уничтожат. А люди станут пищей для асура и дархов Тьмы, способствующих его приходу.

— Вы серьезно или просто сгущаете краски? — чувствуя, как в горле застревает громадный комок, спросил Борис.

Одно дело слушать бред об апокалипсисе от безумных пророков, и совсем другое, говорить с тем, кто знает Истину.

— Спроси у меня это послезавтра. Когда не увидишь утром привычного рассвета. Если, конечно, мы еще будем живы к тому моменту, — спокойно отозвалась Дайлана.

— И что, ничего нельзя сделать? Как-то помешать этому?

— Можно. Светлых, таких как я, очень мало. Дархи вообще не склонны выбирать служение Творцу. Во Тьме больше свободы и власти, а служение Свету накладывает ряд самоограничений. Поэтому мы не можем остановить приход асура. Да и нет у дарха, даже самого светлого, силы, способной остановить лорда Тьмы. Он слишком могущественен. Но Силиорд уже целую вечность ведет эту войну и тоже кое на что способен. Когда Мудрец, правитель Силиорда, узнает о грядущем Пришествии, он посылает в Творение Инквизитора. Сумеречного воина, истинного дэва, наделенного невероятной силой и властью, сравнимой с мощью асура и способного уничтожить его. А заодно Инквизитор получает право урезонить не в меру обнаглевших отступников.

— Значит, вы зовете их отступниками. Интересно, а как же тогда они зовут вас? Заступниками? Или может преступниками? Не могу сообразить.

Дайлана снова рассмеялась, и Борис внезапно поймал себя на мысли, что он хочет слышать этот смех снова и снова. И любоваться при этом чертами ее прекрасного лица. Совсем как тогда, когда он впервые полюбил несколько лет назад. Неужели сейчас с ним снова происходит подобное? Ничего себе выбрал момент! Завтра мир полетит в тартарары, а он умудрился влюбиться. Да в кого — в ведьму, которой, наверное, больше лет, чем его родителям вместе взятым! И самое странное, что подобная мысль совсем не тревожила его.

— Нет. Они нас зовут святошами, — ответила Дайлана.

— Это звучит приятнее, — согласился Борис — И даже необидно. Так что там с Инквизитором? Где он?

— Его не будет. Ты ведь сам признался, что не сумел впустить его в наш мир.