Глава четырнадцатая. ДРЕВНИЕ ЗАКЛЯТИЯ ТРУПОВ

Если верить древним легендам и многочисленным сказкам, карлики изготовили множество самых ценных вещей, ставших потом достоянием богов. Они сделали копье Одина, молот Тора и ожерелье богини Фрейи тоже из числа этих изделий. А теперь, совсем не похожая на богиню, воительница Тьмы Песнь Крови владела бесценным даром карликов — Тарнкаппе, дарившей ей возможность оставаться невидимой для всех окружающих.

Дожевывая последний кусок наскоро приготовленного завтрака, она тщательно изучала Тарнкаппе. Песнь Крови посмотрела в сторону пещеры и подумала, сколько же сейчас карликов, надев на головы вот такие же шапочки, наблюдают за ними, оставаясь невидимками.» Моя искренняя благодарность вам всем, — подумала она, — и за шапочку, и за еду, которую вы нам предоставили «. Она вспомнила свое искреннее удивление, когда они, решив отдохнуть и позавтракать в тени скал и под защитой магии карликов, полезли в седельные сумки. Там еще оставалось немного сухого хлеба и вяленого мяса, этого бы хватило заморить голод. Но вместо этого они обнаружили в сумках куски запеченного мяса, свежий сыр и тяжелую буханку прекрасного ржаного хлеба. К тому же их мехи были полны прекрасного крепкого медового напитка.

Благодаря навеянному на них волшебному сну, Песнь Крови чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, готовой к дальней дороге. Ее силы полностью восстановились. Трое ее спутников тоже только выиграли от такого крепкого сна в темноте подземелья.

Воительница осторожно приоткрыла свой мешочек с магическими вещицами, старательно закрывая его плащом от солнечных лучей, и положила Тарнкаппе внутрь вместе со всем остальным. Затем она поднялась и подошла к своей лошади. Все животные были накормлены, и, как видно, их тщательно вычистили, пока они находились на попечении трудолюбивых карликов.

Вельгерт уже тоже закончила завтракать и теперь внимательно осматривала свою лошадь. Она подтянула подпругу, поправила сбившееся седло и потрепала животное по шее, затем, бросив косой взгляд на подругу, нахмурилась.

К закату они проедут мимо той долины, в которой Песнь Крови жила после своего побега из рабства.» Мимо долины, мимо деревни, в которой она… умерла, — подумала Вельгерт невольно, неожиданно снова ощутив прилив тошнотворного отвращения. — Наверняка воспоминания разрывают ее душу на части. Я должна внимательно следить за ней и, если понадобится, обязательно помочь по мере сил. Сейчас я должна быть ей другом, настоящим другом, как никогда раньше «.

Почувствовав напряженный взгляд Вельгерт на себе, Песнь Крови невольно оглянулась. Их взгляды встретились. Наконец Вельгерт слегка кивнула и улыбнулась. Песнь Крови улыбнулась в ответ и тоже едва заметно покачала головой, словно возвращая дружеское приветствие. Торфинн прекрасно видел все эти обмены жестами между двумя давними подругами и лишь надеялся, что Вельгерт больше не станет отказываться от этой бесценной дружбы только из-за глупых предрассудков.

Воительница одним рывком взлетела в седло, остальные последовали ее примеру без лишних разговоров. Все вместе они поехали дальше по тропинке, ведущей прочь от скалы и темного зияющего проема пещеры. Они удалялись от владений народа Двалина, стремясь все дальше на юг, вдоль горного хребта, до самого Ностранда.

Песнь Крови чувствовала, как в сердце растет напряжение по мере того, как приближался закат. Почти весь день они скакали через предгорья в полной безопасности. Никто не напал на них за все это время, и воительница была благодарна судьбе за такую передышку, даже короткую. Однако чем дальше они продвигались, не испытывая угрозы, тем больше ее это настораживало и тревожило. Единственный вывод, который она могла сделать из всей этой короткой задержки, что Нидхегг, наконец-то осознав тщетность собственной магии, применяемой против нее, решил использовать обычные военные силы, имеющиеся у него в избытке. Иначе их бы уже наверняка атаковали какие-нибудь магические силы, стоило им только покинуть Нору Двалина и оказаться за пределами владений карликов.

Она подумала о Тарнкаппе. Вещица была замечательным оружием против солдат, если они появятся. А то, что это произойдет в скором времени, Песнь Крови даже не сомневалась, уж слишком хорошо она знала Нидхегга и его неистовую жажду власти. Но что же будет с ее друзьями? Тарнкаппе может сделать невидимым лишь одного человека.

Песнь Крови приостановила лошадь на вершине небольшого пригорка, где обрывалась узкая извилистая горная тропинка и начиналась торная дорога, ведущая сквозь заросли густого леса у подножия высоких холмов. Дорога бежала вниз по склону и исчезала среди густых деревьев. Никаких признаков опасности вокруг не ощущалось, ни малейшего намека на засаду. И все же, хотя Песнь Крови инстинктом воина чувствовала, что все спокойно, ее рассудок не мог смириться с этим. Напряжение становилось все сильней, а тревога не давала покоя.» Где они? — размышляла она. — Где отряды солдат, наверняка уже высланные навстречу нам и старающиеся перекрыть все северные дороги? Они могут прятаться за каждым кустом, за каждым деревом в этом густом лесу «.

Остальные спутники тоже остановились рядом с воительницей, ничего не понимая. Вельгерт бросила быстрый взгляд налево, туда, где располагалась долина. Именно там когда-то находилась старая деревня, в которой ее подруга прожила счастливейшие дни после побега и где была безжалостно убита солдатами.

— С шапочкой, данной мне карликами, — начала Песнь Крови, — у меня еще есть шанс добраться до Ностранда, даже если армия короля блокирует все дороги. Но вы трое остаетесь без всякой защиты и можете поплатиться жизнями. Мне кажется, настало время…

— Опять она пытается отделаться от нас, — недовольно вставила Хальд.

Вельгерт и Торфинн рассмеялись.

— Выбрось это из головы, — посоветовала ведьма.

— Я не хочу, чтобы вы все погибли от рук солдат.

— Мы уже несколько раз оказывались на грани смерти, — откликнулась Вельгерт. — Но пока все обходилось.

— Ты явно приносишь нам удачу, Песнь Крови, — сказал Торфинн, — или это просто воля богов, или и то и другое вместе. Ты же знаешь, воин всегда с охотой следует за тем, кому сопутствует удача и к кому благоволят боги.

— Если Нидхегг послал против нас слишком большое войско, конечно, нам придется разбиться, — предложила Вельгерт, — но не раньше, чем мы столкнемся с ними. Мы трое можем отвлечь внимание, увести их в дикие дебри лесов, а ты тем временем с помощью своей Тарнкаппе сумеешь проскочить сквозь посты и добраться до Ностранда. — Вельгерт заметила, как взгляд воительницы метнулся в сторону долины. — Нидхегг мог отправить солдат не только чтобы перекрыть дороги. Он мог приказать прочесать всю местность, Фрейядис.

— Например, вокруг места, где похоронены мой муж и сын? — поинтересовалась Песнь Крови, ее голос прозвучал спокойно, ничего не выражая, но взгляд все еще был прикован к долине.

— Фрейядис, я…

— Все в порядке, Вельгерт. В этой деревне я впервые познала счастье, и этого счастья было столько, что никакая боль, никакие страдания не могут вычеркнуть его из моей памяти. Когда мы будем проезжать мимо, я вспомню лишь те безоблачные дни, что я провела со своим мужем и сыном.

— Мимо? — встревоженно переспросила Вельгерт.

— Да. Было бы глупо ехать прямо по главной дороге, когда мы миновали горы и теперь можем выбрать себе любой путь. Если мы пройдем по этой долине, то перед нами откроется сразу несколько дорог через равнину, и все они ведут к крепости Нидхегга. Конечно, там тоже могут оказаться вражеские заставы, но не думаю, что отряды там такие же многочисленные, как те, что патрулируют главную дорогу.

— А как же те, что наверняка будут сидеть в засаде неподалеку от твоей бывшей деревни? Что делать с ними, Фрейядис?

— Я лишь надену Тарнкаппе и перережу их всех, — просто ответила Песнь Крови. — Но, не исключено, Нидхегг подумает, что я не решусь туда наведаться. Может быть, он даже не послал отряд в деревню.

— А возможно, Фрейя даст обет целомудрия, — скептически предположила Вельгерт в ответ.

Хальд саркастически рассмеялась.

— Послушай, Песнь Крови, я хочу кое-что предложить, — сказала она, вклиниваясь в разговор. — Из собственного опыта я отлично знаю, что любой маг, даже самый искушенный, легко может совершить ошибку, если его магические чувства придут в несоответствие с физическими. Это очень просто: если Нидхегг, согласно своим колдовским способностям, очень четко определяет твое местонахождение, то он будет настолько уверен в собственных силах, что не станет разыскивать тебя постоянно с помощью чар. И более того, если магия карликов каким-то образом нарушает его колдовские чары, то Тарнкаппе тоже может сделать тебя невидимой и для него.

— Итак, ты предполагаешь, что мне следовало надеть эту шапочку с того самого момента, как мы покинули Нору Двалина? — удивленно спросила Песнь Крови.

— Мне стоило подумать об этом гораздо раньше, — признала свою ошибку Хальд.

— Или мне, — подхватила воительница.

— Но теперь, раз уж нам обеим пришла в голову одна и та же мысль, я думаю, мы сможем обмануть Нидхегга. Нам надо поменяться плащами, ты наденешь свою Тарнкаппе и станешь невидимой для солдат короля, а я закутаюсь в твой черный плащ, натяну капюшон поглубже и спрячу лицо, и тогда…

— Нет, Хальд. — Песнь Крови отрицательно покачала головой. — Конечно, я надену Тарнкаппе, но я ни за что не отдам тебе свой плащ. Я не допущу, чтобы ты стала мишенью для солдат короля. Они убьют тебя.

— Пожалуйста, — настаивала ведьма. — Нидхегг наверняка приказал своим солдатам разыскивать воительницу во всем черном. А единственный черный плащ — это твой, и поэтому, если мы…

— Фрейядис совершенно права, Хальд, — перебила ее Вельгерт. — Тебе не следует подставлять себя. Я должна это сделать, — произнесла она с нажимом.

— Нет, Вельгерт, — Песнь Крови снова отрицательно покачала головой.

— Ну, тогда, может, мне исполнить твою роль? — спросил Торфинн весело и расхохотался. — План ведьмы и в самом деле великолепен. Конечно, меньше всего мне бы хотелось, чтобы с Вельгерт что-нибудь случилось. Ты же понимаешь, она — твоя преданная подруга, и если уж придется драться, то она тебя не подведет. Ее воинское мастерство не уступает твоему.

Вельгерт расстегнула застежку на шее и стянула с себя плащ, протянув его подруге.

— Послушайте меня, вы все, — попыталась остудить их пыл Песнь Крови. — Нидхегг мог также назвать им мое настоящее имя. Если хоть кто-нибудь из них видел меня в бою на арене, то, подъехав ближе, он сможет наверняка увидеть лицо и определить, кто перед ним. Этот маскарад с плащом и капюшоном не поможет…

— Если они подъедут настолько близко, — перебила ее Вельгерт, — то окажутся в пределах досягаемости моего меча, и уж тут-то им точно не уйти от смерти. И уже неважно будет, увидят они мое лицо или нет.

— В любом случае, мы просто не должны допустить, чтобы они подошли так близко, — возразила Хальд. — Вместо этого мы можем заставить их гнаться за нами, как еще раньше предлагала Вельгерт. Ты же наденешь Тарнкаппе, и тогда твоя лошадь покажется им без наездника. Не станут же они гоняться за свободной лошадью. И пока мы отвлечем их за собой, ты проскользнешь мимо и направишься в Ностранд.

— — Твой плащ, Фрейядис, — потребовала Вельгерт, все еще протягивая свой воительнице. — И еще одно, отдай мне свой щит с изображением руны» Бьорк «. Солдат обязательно предупредят насчет щита, и они с большого расстояния могут его разглядеть.

Еще несколько мгновений Песнь Крови сомневалась, даже собралась было сказать что-то еще, но вдруг передумала.

— Кости Модгуд! — выругалась она, затем отстегнула щит и скинула с себя черный плащ, протянула все это Вельгерт в обмен на ее одежду.

Вельгерт улыбнулась, взяв плащ и щит, но улыбка ее быстро угасла, когда она застегнула его на шее пряжкой. Она вдруг вздрогнула всем телом, вспомнив собственный сон: труп в одеждах Песни Крови. И когда Вельгерт накинула на голову капюшон, в ее душе всколыхнулось такое отвращение, что она, сжав зубы, едва удерживала порыв сорвать с себя все это.

— А теперь Тарнкаппе, — подсказывала Хальд.

Песнь Крови осторожно сняла шлем с головы, достала мешочек и, вынув шапочку, надела ее на голову. И тут же исчезла, точно растворившись в пустоте. Уже невидимая постороннему глазу, она снова водрузила шлем поверх шапочки.

Вельгерт и Торфинн двинулись вперед, в то время как Хальд и так называемая свободная лошадь поплелись позади.

— Налево, Вельгерт, — услышали они слова Песни Крови, прозвучавшие из-за спины Хальд. — Уверена, что уж дорогу-то ты помнишь.

— Конечно, Фрейядис. Помню, — спокойно ответила подруга, хотя всю ее трясло под черным плащом. Она ехала впереди всех по извилистой узкой тропинке, прокладывая себе путь сквозь густой лес к долине, где когда-то располагалась деревня и где Песнь Крови несколько лет была счастлива в своем собственном доме.

Уже давно наступила ночь, утопив окрестности в темноте, когда четверо спутников наконец остановились на вершине холма, оглядывая руины давно сожженной деревни. Хальд поменялась местами с Торфинном и теперь сидела на коне впереди всех. Глаза ведьмы сияли золотисто-желтым огнем. Прибывающая луна как, раз миновала половину горизонта, ярко светя с чистого, безоблачного неба. И в глазах остальных трех спутников обгорелые развалины поблескивали тусклым серебром.

Рядом с разрушенной деревней не было видно ни костров, ни лагеря солдат. Однако все четверо прекрасно понимали, что если бы отряд устроил здесь засаду, спрятавшись в ближайших кустах, то глупо было бы разводить огонь, который мог обнаружить стоянку на большом расстоянии.

— Я не вижу никаких признаков солдат, — доложила Хальд, закончив тщательный осмотр деревни с помощью своего ночного зрения.

Песнь Крови посмотрела сверху вниз на руины деревни, пытаясь бороться со слезами, невольно наворачивающимися на глаза. Она побелевшими от напряжения пальцами с силой сжала поводья, точно физическая боль могла помочь ей справиться с болью душевной. Ее взгляд был невольно прикован к гигантскому дереву на дальнем конце деревни, на пригорке. Шесть лет назад ее голую, изнуренную пытками оставили на нем умирать медленной мучительной смертью. А до этого она стала свидетелем того, как медленно убивали ее мужа и сына, а потом маленький трупик ребенка привязали к ней веревками, чтобы она, день за днем ожидая смерти, чувствовала, как разлагается его тело, видела, как вороны терзают его гниющую плоть. Они оставили ее здесь, на пригорке, чтобы она могла видеть участь всей деревни, падальщиков и волков, шнырявших по улицам, не боясь ничего и никого, и обдиравших остатки мяса с трупов, валявшихся повсюду. И этими трупами были люди, когда-то приютившие ее и ставшие друзьями.

— Во имя души Гутрун и моей собственной и во имя душ всех, кого Нидхегг уничтожил своим злом и магией, наступит расплата, и расплата эта будет ужасной, — поклялась Песнь Крови спокойным, ровным голосом, словно слезы и не душили ее.

— Эрик и твой сын похоронены как раз у подножия того холма, на котором растет дерево, Фрейядис, — сообщила подруге Вельгерт.

— Я обязательно наведаюсь на их могилу одна, — объявила воительница. — Не вздумайте разубеждать меня. Если солдаты и спрятались где-то поблизости, то с Тарнкаппе они мне не страшны. К тому же я смогу определить, есть ли вообще засада. Рано или поздно, мне все равно придется разведать, что там впереди, так что это можно сделать и сейчас.

— Тебе незачем осматривать деревню, Фрейядис, — запротестовала Вельгерт. — Мы можем обойти ее стороной…

— И оставить целый отряд солдат у себя в тылу? А вдруг нам придется столкнуться с другим отрядом впереди?

— Послушай, Песнь Крови, — сказала Хальд, — а что, если вместо живых врагов ты нарвешься на очередное колдовство короля? Ведь он наверняка мог расставить тебе ловушки или выпустить демонов на тот случай, если ты вернешься.

— Мне и раньше доводилось сталкиваться с его чарами. У меня есть кольцо Хель, и, кроме того, сейчас я защищена магией карликов, у меня на голове Тарнкаппе.

— Мы не можем знать этого наверняка. Позволь мне хотя бы пойти с тобой, — настаивала Хальд.

— Если я почувствую опасность, то просто не стану приближаться к могиле, Хальд, вот и все. И какой толк будет от моей невидимости, если ты пойдешь рядом со мной? — Песнь Крови спешилась. — Я недолго, — пообещала и невидимая спустилась с холма, направляясь к руинам.

Остальные тоже спешились.

— Проклятье, она такая упрямая! — встревоженно выпалила Хальд.

Звук шагов воительницы по сухой земле потерялся вдали. Вельгерт и Торфинн обнялись, взявшись за талии, словно стремясь поддержать друг друга. Они вместе вспомнили тот день, когда пришли сюда после кровавого побоища, устроенного солдатами Нидхегга. Тогда они нашли лишь развалины вместо деревни, множество трупов и окровавленные веревки на дереве, раскачивавшиеся от малейшего порыва ветра.

— Это то самое дерево? — спросила Хальд, указывая на другую сторону деревни. — То самое место, где тебя посетило твое видение, Торфинн? И то самое место, где Песнь Крови…

— Да, — нетерпеливо оборвал ее Торфинн и сжал руку Вельгерт.

— Мы должны осмотреть местность в разных направлениях, — напомнила Вельгерт о бдительности. — Ни один солдат не сможет подобраться к нам вплотную при таком ярком лунном свете, если мы будем глядеть в оба.

— Я буду смотреть в сторону деревни, я ведь вижу в темноте, — напомнила Хальд.» И в особенности буду следить за тем, что произойдет поблизости от этого дерева «, — мысленно добавила она. — Нам все-таки следовало что-то предпринять и не пускать ее одну, это слишком опасно, — проворчала она, внимательно всматриваясь туда, куда сейчас направлялась Песнь Крови.

— Ее ничто не могло остановить, — заключила Вельгерт, испытывая неподдельную тревогу за подругу.

— Я боюсь того, что с ней может случиться там, — откликнулась Хальд.

— Мы тоже, — согласился Торфинн, — но ты была права, когда говорила, что необходимо обследовать деревню и убедиться, что поблизости нет засады. Ты не единственная, кого волнует судьба Фрейядис, ведьма.

Хальд одарила его сердитым взглядом, затем все же кивнула.

— Я знаю, — откликнулась она, а затем снова уставилась в темноту ночи, пытаясь разглядеть, что же происходит на другом конце разрушенной деревни.

Король Нидхегг сидел в полном одиночестве, закрывшись в собственной спальне, погруженный в невеселые размышления. Он потерял ощущение времени и пространства, когда вдруг что-то прервало ход его мыслей. В какую-то долю секунды он даже нахмурился, недовольный тем, что его потревожили, но затем он собрал свою волю, пытаясь установить источник раздражения, и удовлетворенно улыбнулся сам себе.

Его ловушка, установленная рядом с деревом у деревни, где умирала Песнь Крови наконец сработала. Он не стал посылать туда отряд солдат, потому что существо, ожидавшее там свою жертву, было куда опасней любых солдат и вообще любого смертного. И теперь его терпеливый наблюдатель почуял чье-то присутствие в мертвой деревне.

« Может, это все-таки Песнь Крови?«— размышлял король, надеясь, что удача наконец улыбнется ему. Если она и в самом деле находится так близко от Ностранда, то его чутье колдуна должно было бы дать ему гораздо больше информации о ней, чем раньше, когда она была слишком далеко.

Он закрыл глаза, концентрируя свое внимание, его магические чары разыскивали Песнь Крови, и вот наконец в воображении предстала картина пепелища. Однако, как ни старался, он не мог уловить присутствие хотя бы одного живого существа ни рядом с руинами, ни рядом с деревом, на котором когда-то воительница осталась умирать.

Король расширил свой поиск и почувствовал присутствие троих всадников где-то за пределами деревни. Двое из них явно были ему знакомы. От третьего же исходило слабое, колдовское, чуть заметное излучение.

« Этих двоих я видел рядом с ней во время Охоты, — пришел он к выводу. — Но если так, то где же сама Песнь Крови?«

Он сосредоточил всю свою волю на поисках ее возле дерева, затем все дальше и дальше, через всю деревню, снова и снова мысленно осматривая каждый закоулок, каждые развалины, но так и не сумел обнаружить никакого присутствия.

« Может, она надела на себя особый плащ, отражающий мою магию, или что-нибудь в этом роде?«— размышлял он, ловя себя на том, что начинает раздражаться все больше. — Или же… вероятно, она находится под защитой карликов…»

Только в одном, пожалуй, он и был убежден. Кто бы ни был тот, кого почувствовал его наблюдатель, этому смертному осталось жить недолго. Если тот, кто так непрошено вторгся в деревню, и в самом деле Песнь Крови, то ему, Нидхеггу наконец удастся вернуть себе кольцо богини Хель без всякой опасности для себя, а вскоре заполучить и труп воительницы.

Нидхегг в ожидании продолжал поддерживать концентрацию мысли, внимательно осматривая внутренним взором деревню. Он был почти уверен и очень надеялся, что именно воительница Хель потревожила долгий сон его наблюдателя и что в скором времени ей предстоит погибнуть.

Песнь Крови осторожно вытянула меч из ножен, приближаясь к окраине разрушенной деревни. Бесшумно ступая и сдерживая дыхание, она проходила мимо обугленных развалин домов, хижин, сараев и других надворных построек, когда-то принадлежавших ее друзьям. Временами в поле зрения попадались белые кости, давно омытые дождями и иссушенные ветрами, какие-то из них были взрослыми, какие-то детскими.

Она продолжала медленно продвигаться через пепелище к холму, расположенному на противоположной окраине, тщательно осматривая местность и выискивая возможную ловушку. Песнь Крови пыталась определить по мельчайшим признакам, не прячется ли в соседних кустах отряд солдат. Но единственное, что попадалось, — это лишь разрушенные строения и побелевшие со временем кости.

Она приблизилась к особому, наиболее дорогому ей месту. Когда-то здесь стоял маленький домик, рядом с хижиной, где она жила с Эриком. Он принадлежал одной молодой женщине по имени Сифа. Эта крестьянка нашла ее раненую, едва живую, у подножия холма близ деревни сразу после побега. И Песнь Крови еще долго жила у нее, пока не вышла замуж за Эрика.

Неожиданно она застыла на месте, каждый мускул ее натренированного тела напрягся. Воительница уловила неясное движение внутри руин этого маленького домика. Она подождала, внимательно прислушиваясь, однако не уловила больше никакого движения ни внутри, ни снаружи. Песнь Крови подумала уже, что память и воображение сыграли с ней злую шутку. Слишком расплывчатый и неясный свет луны освещает сейчас эти развалины. Она двинулась дальше, осторожно ступая и стараясь не издавать никакого шума. Ее взгляд был по-прежнему прикован к этим руинам, пока они не остались далеко за спиной.

Когда она наконец добралась до противоположной окраины деревни и взглянула на дерево, которое и было ее целью, то неожиданно ощутила новый прилив воспоминаний. Боль и ярость захлестнули ее с невиданной силой, она сжала зубы, дурные предчувствия охватили ее.

«Я боюсь, — вдруг поняла она, — я боюсь подойти ближе». Она могла ожидать от себя любой реакции, но страха — меньше всего. После того как воительница покинула Нифльхейм по приказу богини, она намеревалась повидать свою бывшую деревню, лишь разделавшись с Нидхеггом. Затем вернуться за Гутрун, привезти ее сюда, чтобы и она могла отдать последние почести всем погибшим во имя ее матери. Она даже намеревалась восстановить деревню и назвать ее Долиной Эрика в память собственного мужа. Но когда ее лошадь Тьмы исчезла под лучами восходящего солнца, и когда она не сумела воспользоваться заклинанием, чтобы воскресить ее, и позже, когда эти трое присоединились к ней по дороге, все изменилось помимо ее воли. И вот теперь она стоит здесь, у подножия холма, где до сих пор растет дерево, на котором она умирала, и она снова страдает, и нескончаемая боль терзает ее сердце с такой же силой, как терзала ее шесть лет назад…

«Умерла, — вдруг подумала она, ее всю передернуло от этой мысли, а ноги неожиданно стали деревянными и непослушными, колени едва не подгибались от слабости. — Я мертва. Я всего лишь гниющий труп. И, скорее всего, я ближе мертвым, чем живым… Нет! — неожиданно оборвала она этот никчемный поток мыслей. — Гутрун жива. И я жива тоже. И очень скоро мы будем вместе. И я собираюсь навестить могилу мужа и сына. Пусть будут прокляты слабость и страх!»

Песнь Крови только сильней сжала побелевшими пальцами рукоять меча, несколько раз глубоко вдохнула и решительно зашагала к холму, стараясь заглушить собственный страх, все же засевший где-то глубоко в душе.

«Я обещала Хальд вернуться сразу же, как только почувствую опасность, — напомнила самой себе Песнь Крови мысленно, — но здесь нет никакой опасности. Я ее совсем не ощущаю, это всего лишь моя слабость, мои собственные страхи, и только».

Она не могла отчетливо видеть могилы, поскольку все пространство подножия холма было залито серебристым светом луны. Однако стоило ей подойти ближе, и ей наконец удалось разглядеть то, чего она меньше всего ожидала. Ее прошиб холодный пот, и мурашки побежали по телу от ужаса и отчаяния, а страх железными тисками сжал сердце. Она почувствовала, как слабость сковывает тело, подкашивает колени, а тошнотворный ком подступает к горлу. Уже не в силах бороться с собственными эмоциями, нахлынувшими на нее волной, она застонала.

— Нет, — прохрипела она внезапно севшим голосом, — только не это…

Одна из могил, та, что побольше, обрамленная в беспорядке наваленными небольшими камнями со всех сторон, сейчас зияла ужасающей чернотой провала. Она находилась в тени густых ветвей дерева, закрывавших ее от потоков лунного света, но и этого было достаточно, что понять — тела в могиле нет. Песнь Крови набралась мужества и заглянула внутрь. На дне, в черноте провала виднелась лишь багровая, светящаяся надпись. Руны тускло светились во тьме, наполняя ее душу отчаянием и болью.

— Заклятия Смерти. — Невольные рыдания сотрясали ее, отнимая последние силы. Она опустилась на колени перед этой зияющей пустотой, сквозь потоки слез всматриваясь в твердую, холодную землю. Ей было ясно, кто и почему поднял мертвое тело из могилы, разбудил его, принудив к новому, страшному существованию. Когда-то покоившееся здесь тело ее мужа не могло сопротивляться силе магии. Призываемый мощью заклинания, он теперь должен был служить своему хозяину и повиноваться ему беспрекословно.

Рыдая в голос от охватившего ее ужаса и отчаяния, Песнь Крови все же оставалась невидимой для окружающих. Но, поддавшись эмоциям, она совсем забыла о своих воинских инстинктах и не заметила, как опасность подобралась к ней сзади медленно, но верно.

— Почему ты плачешь, Фрейядис? — неожиданно раздался откуда-то из-за спины знакомый голос. Он прозвучал совсем рядом.

Песнь Крови рывком поднялась на ноги, развернулась, на ходу выхватывая из ножен меч, ее сердце колотилось, точно сумасшедшее, готовясь вырваться из груди. Ее охватило смятение. Разве еще секунду назад не была холодная весенняя ночь? Разве она не стояла на коленях над могилой, захлебываясь собственными рыданиями? Нет, ничего такого не было и в помине. Горячее летнее солнце заливало окрестности жаркими лучами, отбрасывая на холм золотые блики. Над ее головой шелестели на ветру зеленые листья. И под ногами росла трава покрывавшая все вокруг, высокая, полная силы трава, с разноцветными вкраплениями диких цветов, кланяющимися каждому порыву теплого ветра. А всего в нескольких шагах стояла ее дорогая подруга.

— Почему ты плачешь? — спросила Сифа, в ее синих глазах светились неподдельное участие и сострадание. — Или ты плакала? Может, мне показалось? Такой прекрасный день, просто прелесть. Да и у тебя нет ни малейшей причины грустить, разве не так?

— Нет, — призналась Песнь Крови охотно, нежно прикоснувшись ладонью к выпуклости собственного живота. Сейчас в ее чреве день за днем рос ее первенец, о котором она так мечтала много лет. — Это сын, — сказала Песнь Крови, — и если все пойдет хорошо, я бы хотела назвать его Эриком.

Сифа радостно засмеялась и взяла Песнь Крови за руку. Светловолосая женщина медленно опустилась на колени прямо в густую высокую траву.

— Посиди со мной минуточку, — попросила Сифа и настойчиво потянула Песнь Крови за руку. — Ляг здесь, рядом со мной на траве. Это так приятно, да и место здесь такое спокойное, такое мирное. Очень мирное…

Песнь Крови кивнула и опустилась на колени рядом с подругой, но вдруг все ее существо запротестовало. Она почувствовала, как в ней поднимается нечто неясное, то ли тревога, то ли страх, и это не давало ей расслабиться до конца. Она нахмурилась, явно ощущая, что есть нечто очень важное, о чем она совершенно забыла. — Сифа же растянулась на траве, так и не отпустив ее руку.

— Почему ты колеблешься, Фрейядис? Ложись рядом со мной. Отдохни хоть немного. Ты так надрывалась последнее время, столько готовилась к появлению твоего первенца на свет. Тебе так необходим отдых в этом умиротворенном, полном тишины месте, на земле.

«Земля, — подумала Песнь Крови, неожиданно вздрогнув всем телом. — Темнота, под землей всегда царит тьма… в могиле…»

Она снова вздрогнула, высвободив свою руку из цепкой хватки Сифы, и начала подниматься.

Сифа схватила ее за руки и потянула с бешеной силой.

— Ложись же, Фрейядис! — хриплым, мертвым голосом приказала подруга.

— Нет, Сифа, отпусти. Я себя не слишком хорошо чувствую.

— Ляг, и ты почувствуешь себя гораздо лучше.

— Нет, я…

Неожиданно, с яростным утробным рычанием, похожим на рык дикого зверя, Сифа выбросила вверх руки и схватила запястья Песни Крови такой железной хваткой, от которой освободиться было физически невозможно. Она тянула вниз, стараясь уложить воительницу на землю, повалить ее на спину.

Песнь Крови принялась отбиваться изо всех сил, холод пробежал по ее телу, заползая все глубже и глубже, дотягиваясь до сердца. Небо потемнело и вскоре стало совсем черным, трава исчезла, да и Сифа изменилась до неузнаваемости. Из красивой молодой женщины она вдруг превратилась в полуразложившийся труп с ошметьями гнилой кожи на грязных костях. Она хищно оскалила остатки зубов, пытаясь повалить Песнь Крови и затащить ее в могилу Эрика. Воительница только теперь ощутила, как в воздухе быстро начинает распространяться тошнотворный запах мертвечины.

«Если эта тварь сумеет меня одолеть, — промелькнула в голове Песни Крови отчаянная мысль, — то заклинание мертвецов силой магии удержит мое тело здесь, в этой могиле. И постепенно, год за годом, моя плоть будет медленно разлагаться, поедаемая червями, а сознание станет мертвым. И тогда я превращусь в рабыню Смерти и стану служить своему хозяину помимо собственной воли…» Все это пронеслось в ее сознании лавиной, и в то же время, борясь против мертвой твари, когда-то бывшей ее преданной подругой, она лихорадочно искала в своей памяти заклинание, способное выручить ее из беды.

Воительница увидела свой меч, валявшийся на земле всего в нескольких шагах от нее. Сама того не заметив, она невольно выронила его из рук, когда видение солнечного летнего дня посетило ее. Она бросилась к нему, с такой силой дернув мертвую тварь, что та, потеряв равновесие, повалилась на землю, увлекая Песнь Крови за собой. Однако даже сейчас воительница все же выигрывала в положении, теперь твари не так-то было легко затащить ее в могилу. Мертвая тварь вцепилась в нее когтями, прорывая кольчугу и оставляя на коже кровавые следы. Все же ее хватка ослабла, и Песни Крови удалось отбросить ее от себя.

Воительница протянула руку и схватила рукоять меча, вскакивая на ноги и успевая нанести первый удар до того, как тварь поднялась. Сразу же она снесла мертвой голову, отлетевшую далеко в сторону. Воительница снова и снова наносила удары по этому черепу, пока крепкая сталь ее меча не превратила его в крошево. Валявшееся рядом тело дергалось и корчилось в агонии еще пару минут, а потом затихло. Все эти искромсанные останки через несколько секунд превратились лишь в кучку пепла, а потом и вовсе исчезли.

Песнь Крови, пошатываясь, подалась назад, чувствуя, как ноги от слабости подгибаются. Раны на руках, которые оставила ей мертвая тварь, кровоточили, нестерпимая боль прожигала огнем до самого сердца. Холодный пот ручьями катился по побледневшему лицу. Она старалась перевести дыхание, но воздуха не хватало. Она задыхалась, удерживая сознание и стараясь не упасть. Яд с когтей мертвеца попал в раны и теперь медленно, но верно растекался по всему телу.

Ее сознание снова стало затуманиваться, она не ощущала ничего, кроме неистового биения собственного сердца, и с каждым новым толчком все ясней видела совсем другую картину. Словно бы она снова вернулась в жаркий летний день, обещавший ей лишь покой и радость. А потом сцена сменилась. И вновь она голой привязана к толстому стволу дерева. Веревки больно впивались в измученное тело, резали запястья, и до ушей ее доносились отчаянные вопли жителей деревни, умиравших под ударами мечей. И еще она слышала крики своих мужа и сына и видела, как они умирали медленной, мучительной смертью под пытками. Она видела Нидхегга, его лицо с горящими глазами, полными злорадства и триумфа, приблизилось к ней. И еще она видела мертвое тельце сына, привязанное к ее груди. Она слышала удовлетворенный смех короля, уезжавшего прочь вместе со своим отрядом, оставив ее умирать.

И снова одна картина сменила другую. Она уже была очень близка к смерти, она умирала, она уже даже умерла. Но потом вдруг почувствовала, как медленно разлагался и гнил труп сына на ее груди, увидела убитых жителей деревни и собственного мужа, восставших из мертвых, они приблизились к ней, бормоча какие-то неясные слова, развязывали ее и все просили, чтобы она присоединилась к ним и отдохнула, наконец… они все умоляли ее лечь в эту узкую яму в земле, называемую могилой, и обрести покой и мир…

«Да, — подумала она, — я принадлежу вам, мертвым».

Но неожиданно до ее слуха донесся едва уловимый звук детского плача. Этот звук был так далек и так неясен, что она уловила его скорее сознанием, нежели слухом. Она оглянулась, чтобы найти источник этого звука, и увидела маленькое человеческое создание, стоявшее на коленях, с личиком, спрятанным в ладонях. Она бросилась к этому ребенку, костлявые руки мертвецов тащили ее назад, вцепившись в одежду, и все же она добралась до девочки, с нежностью прикоснулась к ее темным волосам и увидела, как ребенок поднимает голову. Воительница взглянула в крохотное бледное личико, напоминавшее ее собственное в детстве…

«Гутрун!» — Одна эта мысль вопила в ее сознании с такой яростью, что хотела она того или нет, но ядовитые чары были разрушены одним ударом.

Призрачный образ ее дочери исчез без следа, так же, как и все видения мертвецов, окружавших ее. Песнь Крови стояла одна под сенью древнего дерева, прислонившись спиной к спасительному стволу. Она тяжело дышала, воздух со свистом вырывался из ее груди, но действие яда стало проходить, медленно, но силы все же возвращались к ней. Воительница бросила взгляд в могилу, на дне которой все еще светились руны, заклинавшие мертвецов. Где-то живой труп и душа ее мужа все еще не могли обрести мир и покой. Они подвергались пыткам, силой магии принужденные служить злу Нидхегта.

Ее лицо стало равнодушным и холодным, точно маска. Песнь Крови подняла меч над могилой, с силой сжав рукоять побелевшими от напряжения пальцами, ярость билась в ее сердце, ища выхода, горе выветрилось из ее души, сменившись холодной решимостью.

— Я уничтожу его, Эрик, — поклялась она, ее голос прозвучал в тишине ночи хрипло и надтреснуто, — и когда он наконец навсегда ляжет в землю, руны на твоей могиле потеряют силу. И тогда твоя душа станет свободной и соединится с богами.

«А если же ты до сих пор заключен в застенки Ностранда, то я найду тебя, найду твои кости, твои останки и захороню их, как того требует обычай», — подумала она.

Какое-то мгновение она даже удивилась, почему же Нидхегг не оставил здесь в качестве ловушки для нее самого Эрика, на тот случай, если она вдруг решится вернуться в деревню. Уж Эрик скорее сумел бы уговорить ее улечься в могилу, чем Сифа. Но тут она поняла замысел колдуна, и эта мысль придала ей лишь уверенность в ее цели. Король не собирался оставлять здесь Эрика лишь потому, что если бы она все же сумела справиться с чарами и уничтожить его, то тогда его душа обрела бы свободу и покой, как это теперь случилось с Сифой. А он не желал выпускать Эрика из своих цепких лап. Он собирался и дальше оставить его рабом Смерти и заставить в будущем преданно служить ему.

Она взглянула на могилу сына. По крайней мере, этот изверг хотя бы ребенка пощадил и оставил с миром. Она подумала об этом с некоторым удовлетворением и даже благодарностью. Теперь и Сифа может покоиться с миром, ее глаза невольно наполнились слезами. Затем она решительно вытерла слезы, развернулась и направилась обратно через всю деревню к своим спутникам, ждавшим ее на холме. Ее ненависть к Нидхеггу теперь достигла такой ярости и глубины, как никогда раньше. И как никогда раньше, она была уверена, что уничтожит его.