15
— А по-моему, не так все плохо, — сказала Нехалления, когда я закончил. — Теперь у нас появился свой мир, которому не угрожает гибель в ближайшие минуты. Макс и его контора явно заинтересованы в тебе, они не будут вмешиваться в нашу жизнь без большой нужды.
— Как ты не понимаешь? Они будут заставлять меня шпионить для них, воровать информацию, а может, и деньги…
— Ну и что? — перебила меня Нехалления. — Ты уже воровал, чтобы спасти наш мир, и ты не считал это плохим поступком. Теперь ты будешь воровать, чтобы сохранить мир. Какая разница? Ты говоришь, они относятся к тебе как к машине. Ну и что? У нас, хоббитов, такое отношение имеет место гораздо чаще, чем ты готов признаться самому себе. Ты всегда был машиной, Хэмфаст, только раньше от тебя ждали, что ты станешь образцовым вождем клана Брендибэк, потом — что ты совершишь много подвигов во имя дела добра и света, а теперь — что ты будешь воровать во имя какого-то другого дела, которое Макс, я уверена, считает таким же нужным и справедливым. Разве не так?
— Именно так. Ничего, что я вошел без стука?
Я обернулся на голос и увидел Сссра, он стоял в дверях, смешно оттопыривая крылья, чтобы не задевать притолоку.
— Ты уже здесь! — воскликнул я. — А вино кончилось. Впрочем, что я говорю!
Я вытащил из воздуха новую бутылку, и Сссра присоединился к импровизированному застолью. Мы выпили за новый мир, и я спросил:
— А что, Сссра, ты тоже считаешь, что все нормально?
— Нет, Хэмфаст, я не считаю, что все нормально. Я считаю, что между нашим теперешним положением и твоей жизнью в Хоббитании, а моей в Мирроре есть большая разница. Да, мы всегда делали то, что от нас ждали, это естественно для любого разумного. Да, я знаю, любой выбор иллюзорен, потому что на него влияют инстинкты, мораль, верования, всякая муть на дне души, но все-таки мы сами делали выбор. Не важно, что выбор — это иллюзия, важно, что иллюзия была. В конце концов, вся наша жизнь — иллюзия, но от этого она не перестает быть реальной для нас. А теперь ты делаешь то, что хочет от тебя Макс, а он дает тебе то, что считает необходимым тебе дать. К машинам так не относятся, так относятся к собакам. Тебе нравится быть домашним животным?
— Что ты предлагаешь?
— А что я могу предложить? Разве что смотаться отсюда при первой возможности.
— Тише! Наш разговор наверняка записывается.
— Уже нет, — Сссра хищно улыбнулся во все восемьдесят четыре зуба, — я принял меры. Не волнуйся, Макс ничего не заподозрит, я не зря полгода занимался криминалом, я умею переключить канал куда надо и как надо.
— Понятно… Но как можно сбежать отсюда?
— Ты будешь время от времени выходить в большой мир, делать для Макса всякие грязные дела. В один прекрасный момент ты можешь не вернуться.
— Здесь останутся Нехалления и Долгаст.
Сссра снова дернул крылом.
— Ну и что? Их отсюда все равно не вытащить, считай, что они потеряны для тебя.
— Как ты можешь говорить такое?
Сссра раздраженно дернул крыльями.
— Знаете, ребята, какая самая большая слабость почти всех разумных рас? Любовь. Вы любите друг друга, вы готовы на все ради друг друга, а Макс, который не знает, что такое любовь, пользуется этим. Если бы ты, Хэмфаст, никого не любил, ты был бы неуязвим, как неуязвим я. Что мне можно сделать плохого? Дематериализовать? Я восстановлюсь из резервной копии. Покалечить? Я полностью контролирую свое тело, я могу исправить любое повреждение в считанные секунды. Влезть в душу и все испортить? Мелкие неисправности я устраню, а если не смогу, я совершу самоубийство, а потом придет моя копия и покажет кому надо где раки зимуют. Я неуязвим, Хэмфаст! А на тебя очень легко повлиять, тебя можно заставить делать все, что угодно, достаточно только пригрозить, что, если ты не выполнишь приказ, с Нехалленией случится что-то нехорошее. Или с Долгастом.
— Но что мне делать? Я не могу запретить себе любить жену и сына!
— Знаю. Но, думается мне, кое-что придумать можно. Например, разыграть семейную ссору.
— Что бы ни случилось между Нехалленией и мной, Долгаст всегда будет мне дорог, и Макс прекрасно знает это. Его так не обмануть, мораль хоббитов очень близка к человеческой, ему несложно предугадывать мои чувства.
— Не скажи. Если взять хакеров, в душе они настоящие драконы.
— Думаю, это обманчивое впечатление, — вмешалась в разговор Нехалления. — Ты видел их только в бою, или перед боем, или после, а в таких случаях светлые чувства отходят на задний план.
— Ты намекаешь, что у меня светлые чувства всегда на заднем плане?
— Нет, ты добрый и хороший, но для тебя совершенно не важно, что о тебе думают окружающие. Иногда я завидую тебе, но чаще я жалею тебя.
— Почему?
— Потому что тебе неведомо, что такое любовь. Это чувство тебе никогда не постигнуть.
— Ну и хорошо. Лучше я никогда не узнаю, что такое любовь, чем это чувство привнесет слабость в мою душу. Для меня важнее всего сила.
— Ты уверен? — спросила Нехалления. — Если ты прав, то зачем ты покинул Междусетье и вернулся в Миррор?
— Я хотел помочь вам, своим друзьям.
— Зачем?
— Как зачем? Друзьям нужно помогать. Если ты не помогаешь своим друзьям, то кто поможет тебе?
— А зачем тебе помощь? Если ты самый сильный, кто может помочь тебе?
— Я не самый сильный. К сожалению.
— Все равно, если ты действительно думаешь так, тебе не стоило прерывать свой путь, чтобы помочь нам. Ты упустил возможность еще чуть-чуть нарастить свою силу и вообще оказался в тюрьме, из которой скорее всего никогда не выйдешь.
— Почему это? Рано или поздно Макс выпустит меня в Междусетье. Вначале ему хватит одного Хэмфаста, но аппетит приходит во время еды, Максу обязательно захочется получить от нас все возможное, и побыстрее. И тогда я выйду на свободу.
— Ты выйдешь на свободу не раньше, чем Макс поймет, как обеспечить твое возвращение. Он не дурак, он прекрасно понимает, что, если выпустить тебя сейчас, ты никогда не вернешься обратно.
— Гм… пожалуй, ты права. Значит, надо придумать какую-нибудь слабость. Может, мне полюбить кого-нибудь?
— Попробуй, — хихикнула Нехалления. — Надень человеческое тело, сходи в Средиземье, найди девушку посимпатичнее и попробуй ее полюбить. Или вот, еще лучше! Полюби драконицу!
— Драконы Средиземья — просто большие животные, — вмешался я, — они тупые.
— Вроде как у нас дрейки? — заинтересовался Сссра.
— Какие еще дрейки?
— Большие крылатые ящеры, как правило огнедышащие, хотя небесный дрейк, самый сильный и опасный, вместо огня выбрасывает молнии.
— Если верить Леверлину, драконы Средиземья не плюются огнем. Они просто большие летающие ящеры, обычные боевые животные. Они не могут разговаривать, они не умнее, чем собаки или лошади.
— Жалко… А может, мне в зоофила поиграть? — хихикнул Сссра. — Шучу. Лучше я поиграю в человека. Или, еще лучше, в оборотня — то человек, то дракон. А что, это интересно! Пойду прогуляюсь. Спасибо за вино, Хэмфаст!
