19
— Слушай, Хэмфаст, ну почему все местные люди такие идиоты?
— Это не люди, Мезония, это боты, такие же виртуальные существа, как мы. А люди здесь почти нормальные.
— Я бы не сказала.
— Ты никак не поймешь, что для них это не родной мир. Они выбираются сюда для развлечения, это просто огромный балаган. А в балаганах разумные редко ведут себя разумно.
— Все равно. Настоящий воин похож на воина даже в балагане, а эти…
— Не мерь их мир своими мерками. Это у нас воин — одно из самых почетных занятий, а у них военных кое-кто даже презирает.
— Глупость какая!
— Да, глупость. А они считают глупостью то, что у нас нет чистых отхожих мест с водяным сливом.
— Какая разница, куда срать?
— А они говорят, что не важно, окружены воины почетом или презрением.
— Но это же совершенно разные вещи!
— Да, совершенно разные. Для тебя важно одно, для них — другое. Пойми, они другие, совсем другие.
— Это я уже поняла. Они — просто стадо, лишенное всякого представления о чести. Ты видел, что написано на вывеске за углом?
— Видел. Там бордель и вывеска соответствующая.
— Хрен с ним, с борделем, но ты видел, что именно там предлагают посетителям?
— Видел. Гадость.
— Ты так спокойно говоришь об этом? Вы же, хоббиты, всегда были против разврата!
— Я уже не совсем хоббит, родной клан объявил меня вне закона.
— А кто ты теперь, человек? Или майар?
— Олорин говорил, что я стал больше похож на майара, чем на смертного. Интересно, кстати, куда Олорин подевался, надо бы его проведать при случае… Ладно, допустим, местные люди — глупое стадо. Что дальше?
— Как что? Им необходим тот, кто построит их и поведет на водопой или куда-нибудь еще.
— Это ты на себя намекаешь?
— А хотя бы и на себя! Чем я хуже этого, как его… Джона Груша! Даже наш Гней, когда разговаривал с мордорским таном, не догадался спросить, живут ли у них гоблины.
— Уже успела газеты почитать?
— Как видишь. Слушай, Хэмфаст, я не могу поверить, что они придумали меня. Ты уверен, что это их мир настоящий?
— Абсолютно. Каким бы невозможным это ни казалось, именно они придумали нас. Только учти, что мудрецы по балаганам не ходят.
— Странно… Странно и глупо. Целый мир смердов. Никакого понятия о чести, никакой дисциплины, в конце концов. Я выхожу на улицу, и каждый пятый встречный предлагает мне с ним переспать.
— А ты никогда не ходила по ярмарке в вызывающей одежде?
Мезония резко вскинула голову:
— Я воин, а не шлюха!
— Значит, не ходила, и потому это чувство тебе внове. Здесь тебя воспринимают… Нет, не как шлюху, скорее как девицу, которая не прочь поразвлечься.
— Почему?!
— Ты красива, хорошо одета, не шарахаешься от встречных мужчин, явно не спешишь ни по каким делам. Почему бы с тобой не познакомиться? Пойми, все вокруг — нереальный мир, это как карнавал, где каждый играет какую-то роль, ту роль, которая больше подходит к душе. Прыщавый юнец, которому в реальном мире не улыбнется ни одна гулящая девка, надевает тело красавца-мужчины и пристает ко всем встречным женского пола. Некрасивая девчонка одевается красавицей и соблазняет каждого встречного. Это игра, здесь играют в жизнь. И они не виноваты, что ты не вписываешься в правила игры.
— Ты говорил, что наш мир — игра, а то, что вокруг нас, — самое лучшее приближение к реальному миру, которое мы можем достичь. А мне кажется, что мое Средиземье — единственно реальный мир, потому что он единственно нормальный.
— Родной мир всегда кажется единственно нормальным.
— Но, Хэмфаст, Средиземье — это и твоя родина! Почему же ты утверждаешь, что все обстоит так, как ты говоришь?
— Потому что истина чаще всего похожа на бред сумасшедшего. То, что на первый взгляд кажется совершенно естественным, на второй взгляд оказывается клубком глубоких и неразрешимых противоречий. Если бы ты владела высшей магией, для тебя было бы очевидно, что первичен именно реальный мир.
— Как я могу овладеть высшей магией, если ты отказался меня учить?
— А как я могу учить тебя, если ты стремишься к злу?
— Я не стремлюсь к злу! Сила не есть зло!
— Согласен. Но твоя сила принесет именно зло. И так будет всегда, пока ты не научишься смотреть на простых смертных не как на быдло, обязанное уважать сильного и не годное ни на что другое, а как на равных себе, на тех, кто, так же как и ты, любит и ненавидит, радуется и страдает…
Мезония не дослушала меня.
— Как может быть слабый равен сильному?! — воскликнула она. — Зачем тогда сила?
— Не затем, чтобы утверждать себя за счет других.
— А зачем?
— Чтобы противостоять злу, которое несут другие. Чтобы спокойно жить, не дергаясь из-за каждой мелочи. В конце концов, быть сильным приятно.
— Но что приятного в том, чтобы иметь силу и не применять ее?
— Вот когда ты поймешь это, тогда мы и поговорим насчет того, чтобы обучить тебя высшей магии.
— А что мне делать до этого? Что мне делать в этом мире без высшей магии? Я же здесь совершенно обычный человек, смерд можно сказать. Куда мне расти?
— Разве обычному человеку нельзя вырасти? И разве нет других путей для роста, кроме пути силы?
— Ты же знаешь, Хэмфаст, что я давно выбрала свой путь.
— Так иди по нему.
— Но я не могу! Я думала, что становлюсь сильнее, мудрее и опытнее, а оказалось, что я всю жизнь развивала умение играть в игрушки. Ты показал мне, что мой путь ведет в никуда, но я не могу принять твой путь!
— Почему?
— Потому что… Да просто не могу его принять! Я не смогу жить смердом среди смердов, я всю жизнь училась быть воином, и я стала воином, и теперь это моя судьба.
Я перебил Мезонию и начал говорить, стараясь, чтобы мои слова звучали по возможности мягко:
— Есть один мир, он называется Миррор, там живет дракон по имени Сссра, такой же разумный, как мы с тобой. Он много говорил про судьбу, про предназначение, про то, что рыба, пытающаяся перепрыгнуть через водораздел, почти всегда погибает… Он много чего говорил. А потом он узнал, что его мир сотворен не загадочным Творцом, а обычными людьми, мелочь, казалось бы, ничего не изменилось, но Сссра больше не стал принимать судьбу. Так же как и тебе, ему показалось обидным, что судьба заставляет его играть в игрушки.
— И что с ним стало?
— Он ушел в Междусетье пару недель назад и до сих пор где-то бродит. Когда он вернется, я узнаю, что с ним стало.
— Думаешь, он вернется?
— Думаю, да.
— А я бы не вернулась. Глупо цепляться за судьбу, которая перестала быть твоей судьбой.
— Это твое право и твой выбор. Только не рассказывай новым друзьям о мире, из которого пришла, это может вызвать проблемы для всего Средиземья.
— Что я, дура, по-твоему? — возмутилась Мезония.
— Нет, не дура, потому я и отпускаю тебя. И последнее, когда тебе надоест бродить, ты знаешь, куда возвращаться.
— Спасибо, Хэмфаст. Будешь в Аннуине, передавай привет Леверлину, скажи, что я не предавала его, просто моя судьба изменилась. Он поймет.
И Мезония ушла.
