Глава 2. ПОСЛАНИЕ НА ДРЕВКЕ КОПЬЯ. МОЙ РАЗГОВОР С САМОСОМ
— Наглость кюров переходит все границы, — сказал Самос.
Он сидел, — скрестив ноги, перед низким столиком, на котором стояли кубки с дымящимся горячим черным вином, блюда с ломтями жареного боска, запеченные яйца вула, а также вазочки с соусами и приправами.
— Как сказать, — пробубнил я в ответ. Не люблю говорить с полным ртом.
— Для них война — развлечение, — вздохнул Самос. — Равно как и для некоторых людей, — добавил он мрачно.
— Я бы не стал утверждать, что все кюры относятся к войне одинаково, — заметил я. — Для воинов это, конечно, очередная потеха, но для большинства война остается серьезным и ответственным делом.
— Вот бы все люди так думали, — проворчал Самос.
Я улыбнулся и запил яйцо добрым глотком горячего черного вина, приготовленного из растущих на склонах Тентиса бобов. Это вино здесь весьма ценится. На Горе за попытку контрабанды бобов можно поплатиться жизнью.
— Было время, — произнес я, — когда кюры хотели уничтожить Гор, чтобы проложить дорожку к Земле, которая, безусловно, понравилась бы им гораздо меньше. Готовность пойти на такое дело не увязывается с образом гордых, независимых зверей. Здесь все не так просто. Скорее всего, кюры ведут сложную игру. Своим посланием они пытаются придать нашим мыслям нужное направление.
— Ты думаешь? — прищурился Самос и вытащил из кармана длинную шелковую ленту, какими обычно перехватывают волосы невольницы.
— Приведи девчонку! — приказал он стражнику.
Спустя минуту в зал втолкнули молодую светловолосую женщину в короткой тунике.
Мне частенько приходилось трапезничать в этом помещении. Пол комнаты представлял собой огромную мозаичную карту.
Странно, но девушка ничуть не походила на рабыню.
— Она говорит на варварском языке, — заметил Самос.
— Зачем меня так одели? — сердито спросила она по-английски.
— Я знаю этот язык, — сказал я.
— Вы умеете разговаривать по-человечески? — раздраженно поинтересовалась блондинка и вполголоса добавила: — Придурки.
— Если хочешь, я могу с ней побеседовать, — сказал я Самосу.
Он кивнул.
— Я говорю по-английски, — произнес я на этом странном прекрасном языке.
— Почему меня одели в это тряпье? — тут же завизжала она, одергивая тунику, словно пытаясь спрятать под ней свои стройные ножки. — Мне не дали никакой обуви! А как вы объясните вот это? — Женщина ткнула пальцем в железное кольцо не шее. Шея, к слову сказать, у нее была белая и соблазнительная.
Самос швырнул ей ленту.
— Надень, — сказал я.
— Когда меня отпустят? — спросила блондинка, но, увидев глаза Самоса, поспешно перехватила лентой волосы. При этом ей пришлось поднять руки, коротенькая туника задралась еще выше, а груди приятно заколыхались под тканью. Девушка покраснела.
— В таком виде ее привезли, — произнес Самос. — Разве что на ней были какие-то варварские наряды.
Он махнул стражнику, и тот вывалил из мешка синие джинсы и фланелевую футболку. Не зная, что это ее одежда, я бы посчитал, что эти вещи принадлежали мужчине.
Девушка кинулась к своему добру, но стражник упер ей в грудь древко копья.
Здесь же находились и простенькие коричневые туфли, тоже мужского фасона, однако слишком маленькие для мужчины.
Я взглянул на ее крошечные ступни, полные грудки и стройные ноги. В невольничьей тунике скрыть свой пол гораздо труднее.
Рядом с туфлями валялись короткие синие носки.
Кажется, девчонка сообразила, что церемониться с ней никто не собирается.
— Мое платье очень короткое! — возмущенно произнесла она. — Мне стыдно.
— Сейчас на тебе женская одежда, — сказал я. — В отличие от этого. — Я ткнул пальцем в лежащие на полу тряпки. Поверх всей кучи красовались трусики и лифчик.
Блондинка густо покраснела.
— Верните мне мои вещи.
— Вот так она была одета, — повторил Самос, имея в виду ленту. — Давай сюда, — сказал он и протянул руку.
Девушка поняла без перевода и выдернула ленту из волос. Я видел, какими глазами смотрел на нее стражник, и улыбнулся. Парню не терпелось загнать ее в клетку для арестованных и там кое-чему поучить.
— Подай копье, — приказал Самос стражнику.
Он уже объяснил, как следует читать подобные послания. Тем не менее мне было интересно понаблюдать за процессом. Самос намотал ленту на древко копья.
Когда готовят послание, отрезок ткани наматывают диагонально на какой-нибудь цилиндрический предмет, вроде маршальского жезла или древка копья. При этом края ленты накладываются друг на друга. Затем пишется сам текст. После того, как ленту смотают, прочесть ничего невозможно, буквы распадаются на отдельные бессмысленные черточки. Получателю необходимо намотать ленту на равный по толщине цилиндрический предмет, и смысл послания восстанавливается. Мало кому придет в голову, что причудливый узор на ремешке или ленточке для волос может содержать важную информацию.
Похоже, землянка начала кое-что соображать.
— Так это письмо? — спросила она.
— Да, — ответил я.
— И что в нем говорится?
— Тебя это не касается.
— Но я хочу знать.
— А плетей отведать ты не хочешь?
— Не хочу.
— Тогда прикуси язык.
Девчонка замолчала, но кулачки стиснула.
Я прочел послание. «Приветствую тебя, Тэрл Кэбот. Жду на краю света. Зарендаргар. Народный генерал».
— Это Безухий, — нахмурился Самос. — Генерал кюров.
— Что значит Зарендаргар? — спросил я. — Попытка передать на горианском какое-то кюрское понятие?
— Да, — проворчал Самос. — Кюры не люди, а животные. Их звуки не передаются нашим алфавитом. Все равно что записывать звериный рык. У нас и букв-то подходящих нет.
— Верните меня на Землю! — требовательно произнесла девушка.
— Она еще девственница? — спросил я.
— Да, — кивнул Самос. — Ее пока даже не заклеймили.
— Какое будете ставить клеймо? — поинтересовался я.
— Обычное клеймо кейджеры, — пожал плечами Самос. — Какое еще ей ставить?
— Чего вы там бормочете? — раздраженно произнесла девушка. — Верните мне мои вещи.
Она попыталась сделать шаг вперед, но древко копья снова уперлось ей в грудь.
Похоже, на Земле она привыкла к тому, что ее капризы исполняются немедленно. На Горе таким тоном лучше с мужчинами не разговаривать.
— Верните меня на Землю! — повторила она.
— Бросить в клетку и продать при первой возможности, — распорядился Самос
— Что он сказал? — спросила девушка.
— Заклеймить? — уточнил стражник.
— Да, обычным клеймом.
— Что он сказал? — завизжала землянка.
Стражники подхватили ее под руки. Я вдруг подумал, что стандартное клеймо кейджеры будет очень хорошо смотреться на ее бедре.
— На левой ноге, — предложил я.
— Конечно, на левой, — подтвердил Самос
Правши предпочитают иметь рабынь с клеймом на левом бедре. Так его удобнее ласкать.
— Отдайте мне мою одежду! — потребовала девушка.
Самос посмотрел на лежащие на полу тряпки и брезгливо поморщился.
— Сжечь.
— Нет! — в ужасе закричала землянка, когда один из стражников швырнул барахло в пылающий камин. Второй стражник крепко схватил ее за руку.
— Что они собираются со мной сделать?
— Тебя отведут в клетку.
— Какую еще клетку?
— Там тебя разденут и заклеймят.
— Заклеймят? — переспросила она. По-моему, девушка еще не поняла, о чем идет речь. Ничего, скоро разберется.
— Мне показалось, ты сказал, что меня заклеймят, — с неуверенной улыбкой произнесла землянка.
— Именно так.
— Нет! — завизжала она. — Это невозможно!
— Еще как возможно, — усмехнулся я. — Вначале тебя изнасилуют и посадят в клетку. Когда научишься быть женщиной, тебя продадут.
— Нет! — забилась в истерике девушка. — Нет!
— Уведите, — поморщился Самос.
Стражники поволокли ее к выходу.
— Подождите! — закричала она, пытаясь вырваться из цепких рук охранников.
Самос поднял руку. Стражники остановились.
— Как называется это место? — спросила девушка, глядя на нас дикими глазами.
— Гор, — ответил я.
— Не может быть! — воскликнула она. — Такой планеты не существует. Гор — это страшная сказка.
Я улыбнулся. Девчонка в ужасе оглянулась на стоящих у дверей воинов. Потом застонала, ощутив на шее железное кольцо.
— Нет! — разрыдалась она. — Что угодно, только не быть женщиной на Горе!
Я пожал плечами.
— Вы же пошутили, правда? — с надеждой в голосе спросила она.
— Нет.
— На каком языке здесь говорят?
— А как ты думаешь?
— Неужели на горианском? — со страхом пролепетала она. — И мне придется его учить?
— Причем очень быстро, — сказал я. — Гориане не отличаются терпением.
— Горианский язык… — начала она.
— Это язык твоих хозяев. Ты еще не поняла, что стала рабыней?
— Нет! — закричала она. — Нет! Нет!
— Уведите, — раздраженно махнул рукой Самос и уставился на ленту, которой были перехвачены светлые волосы землянки.
Вопли блондинки неожиданно стихли. Очевидно, кто-то из стражников хорошенько ее двинул. Рабыням редко разрешается кричать. Как правило, это не возбраняется только во время клеймения.
Я постарался выбросить эту девчонку из головы. В конце концов, она всего лишь рабыня. Ее история свободной женщины закончилась. Началась история красивой невольницы.
Самос задумчиво смотрел на снятую с древка ленту. Теперь она ничем не походила на тайное послание. Обыкновенная лента для волос с причудливым и непонятным узором.
«Приветствую тебя, Тэрл Кэбот, — вспомнил я текст послания. — Жду на краю света. Зарендаргар. Народный генерал».
— Наглые твари, — проворчал Самос.
Я пожал плечами.
— Нам было не за что ухватиться. Теперь у нас есть это, — он кивнул на ленту. — Вот тебе и зацепка.
— Не говори, — сказал я.
Мы весьма примерно представляли, где следует искать конец света. Поговаривали, что он находится за Косом и Тиром, на противоположном берегу Тассы. Еще ни один человек не возвращался оттуда живым. Некоторые утверждали, что у Тассы вообще нет другого берега. Зеленые волны уходят в бесконечность, блестя под солнцем и заманивая моряков и героев все дальше и дальше. Постепенно люди погибают, и лишенные гребцов корабли плавно покачиваются под палящим солнцем. Проходят годы, может быть, столетия, прочное корабельное дерево рассыхается, в корпусе возникают течи, и суда, одно за другим, исчезают в бездонной пучине.
— Корабль готов, — произнес Самос, пристально глядя мне в глаза.
Согласно древним земным преданиям, которые конечно же на чем-то основывались, край света охраняют засевшие в зубчатых скалах чудовища. Торчащие из воды горы способны выдернуть из корабля все гвозди. По другим сведениям, край света — это действительно обрыв, с которого можно сорваться. Свирепые ветры разрывают корабль на части задолго до того, как он достигнет дна пропасти. В гигантских водоворотах к востоку и к западу от Тира нередко попадаются обломки кораблей, пытавшихся пробиться в эти гиблые места.
— Корабль готов, — повторил Самос, не сводя с меня взгляда.
Направляющийся на край света корабль строил безумный и почти совсем слепой Терсит, которого все на Горе презирали, а Самос почитал за гения. Я считал его сумасшедшим. Может, он был еще и гением, не знаю. Во всяком случае, корабль Терсита отличался от остальных горианских судов глубоким килем и квадратным корпусом. Таран размещался необычно высоко и поражал неприятельское судно не под водой, а на уровне ватерлинии. Весла были огромны, на одном весле сидело несколько гребцов, что тоже было весьма непривычно.
В Порт-Каре над этим кораблем потешались в открытую, но Терсит не обращал на злопыхателей ни малейшего внимания. Он трудился самозабвенно, вникал во все детали, ел мало и торопливо и спал прямо на верфи. Специалисты утверждали, что глубокий киль не позволит кораблю развить большую скорость, что две мачты — большая помеха в сражении, а огромные весла нарушают принцип рычага. И вообще, если несколько человек гребут одним веслом, каждый второй обязательно будет волынить. И что за смысл таранить противника над водой?
Я не специалист морского дела, я — капитан этого корабля. С моей точки зрения, корабль был неуправляем, неуклюж и неповоротлив. В лучшем случае его можно использовать как баржу в составе хорошо охраняемого конвоя. На боевой фрегат, которому предстояло схлестнуться со стремительными, подвижными и маневренными пиратскими судами — а ими кишат сверкающие воды Тассы, — он никак не тянул. До края света на такой посудине не добраться вовек.
Так или иначе, корабль Терсита был крепок и надежен. С берега он смотрелся настоящей громадиной. Выбирая место для строительства, Терсит учел все: нос корабля смотрел в сторону Коса и Тира, туда, где находился край света.
— Глаза еще не нарисованы, — заметил я, — Корабль не живой.
— Нарисуй, — пожал плечами Самос.
— Это должен сделать Терсит, — возразил я. — Он строил корабль.
Если у корабля нет глаз, значит, он слеп. Горианские моряки относятся к своим судам, как к живым существам. Некоторые считают это предрассудком. Между тем в море люди часто ощущают присутствие некой скрытой и необъяснимой реальности. Моряки не могут да и не считают нужным рассказывать о своих впечатлениях. Мне тоже приходилось испытывать нечто подобное. Как правило, это ощущение возникает ночью, когда на палубе никого нет, а в небе тускло сияют горианские луны. Кажется, что корабль, море и весь мир — живые существа. На Горе окружающий мир воспринимается живо и чувственно, в отличие от рациональной, всезнающей Земли. Природа говорит только с теми, кто готов ее слушать.
Как бы то ни было, на Горе корабли считаются живыми существами. Иначе моряки не любили бы их столь сильно.
— Корабль готов отправиться на край света, — настойчиво повторил Самос.
— Тебе не кажется странным, — сказал я, — что послание пришло именно сейчас, едва завершилось строительство?
— Кажется, — кивнул Самос. — Это действительно странно.
— Кюры хотят, чтобы мы отправились на край света.
— Наглое зверье! — Самос стукнул кулаком по низкому столику. — Они бросают нам вызов.
— Похоже, — произнес я.
— Мы долго и безуспешно искали с ними встречи. Мы не знали, где они могут быть. И вот, словно в издевку над нашей несостоятельностью, они сообщают свои координаты. Мы здесь! Давайте, недоумки, попробуйте до нас добраться!
— Верно, — кивнул я.
— Ты не веришь в их сообщение? — нахмурился Самос.
— Не знаю, — ответил я.
— Они нас провоцируют. Для них война — это развлечение.
— Возможно.
— Пора действовать, — решительно произнес Самос. — Ты должен немедленно отправиться на край света. Найти там Безухого и уничтожить его.
— До сих пор ни один человек не вернулся с края света, — заметил я.
— Боишься?
— Почему, — спросил я, — они адресовали свое послание именно мне?
— Кюры тебя знают. И уважают.
Я их тоже уважал. Я был воином. Мне нравилось играть в жестокие, безжалостные игры. Кюры хитры, свирепы и ужасны. Я всегда считал их достойными противниками.
— Неужели тебе не лестно сознавать, что от тебя зависит судьба миров? — спросил Самос
Я улыбнулся.
— Я тебя знаю, — проворчал Самос. — Ты воин, солдат, наемник и авантюрист. Ты дерешься ради азарта. В этом смысле ты такой же проходимец, как любой кюр.
— Может, и так, — пожал я плечами. — Не знаю. Мне приходилось сражаться с кюрами. Приходилось ставить на колени обнаженных женщин своих врагов. Они умоляли, чтобы я сделал их рабынями.
— Ты — наемник.
— Я предпочитаю драться с расчетом.
— Вообще все это странно, — сказал Самос
— Что странно?
— Мы защищаем цивилизацию от варварства кюров. Между тем в мире, который мы пытаемся спасти, нам не найдется места.
Я пристально посмотрел на него.
— В цивилизованном мире, капитан, — повторил он, — для таких, как ты, места не найдется.
— Согласен, — кивнул я.
— Разве не парадокс? — прищурился Самос. — Мы защищаем общество, в котором нас будут презирать.
Я промолчал.
— Люди всегда забывают тех, кто помог им одержать победу.
— Согласен.
— Цивилизованные люди, — сказал Самос, — низкорослые, бледные, праведные и образованные тихони и чистоплюи стоят на плечах забытых суровых гигантов.
Я пожал плечами.
— Ты один из суровых гигантов, — произнес он.
— Нет, — усмехнулся я. — Я всего лишь тарнсмен, странник в полном опасностей мире.
— Ты знаешь, — произнес Самос, — иногда мне хочется плакать.
Никогда не видел его в таком настроении.
— Неужели все наши усилия приведут лишь к тому, что восторжествует умеренная посредственность?
— Похоже на то, — кивнул я.
— Неужели наша кровь прольется для того, чтобы возрадовались жалкие трусливые овцы в середине стада?
— У них тоже есть заботы, которые кажутся им важными и нужными.
Самос сердито сплюнул.
— Они будут стимулировать свои дохлые эмоции при помощи целой индустрии развлечений, — добавил я. — Должны же они как-то разгонять скуку.
— Неужели не останется ничего настоящего? — с тоской произнес Самос
— Не знаю, — сказал я. — В любом случае никто не отнимет у нас нашей славы и воли. Пусть даже восторжествуют слабые и осторожные. Смысл истории не в будущем. История — горная гряда с множеством вершин. Когда перед тобой гора, не видно горизонта. Но каждая вершина сияет под солнцем.
— Мы должны встретиться с кюрами! — прорычал Самос. — А ты — молодец. Тебя радует битва. Ты живешь опасностью. Ты ввязываешься в любую драку и берешь себе любую женщину.
— Если она мне нравится.
— Ты поступаешь так, как тебе хочется.
— Естественно, — сказал я, — А как еще я могу поступить?
— Воин! — произнес Самос. — Глаза нарисуют. Корабль спустят на воду на рассвете.
— Давай не будем торопиться, — сказал я, поднимаясь на ноги,
Самос встревоженно посмотрел мне в глаза.
— Надо погрузить продовольствие, — пояснил я. — Набрать команду. Кроме того, неплохо сделать пробный рейс, проверить корабль и его ходовые качества.
— Нельзя терять ни минуты! — проворчал Самос. — Команду и продовольствие я беру на себя.
— Я должен знать людей, с которыми отправляюсь в плавание, — сказал я твердо. — И набирать их должен только я.
— Безухий ждет на краю света! — закричал Самос.
— Подождет.
Самос раздраженно покачал головой.
— Если он действительно ждет, — сказал я, — то можно особо не торопиться. В любом случае до края света мы доберемся не раньше, чем через несколько месяцев. Если туда вообще можно добраться.
— Это верно, — проворчал Самос.
— Кроме того, — добавил я, — начинается ярмарка в Эн-Каре.
— Ну и что?
— На турнире каиссы сойдутся сильнейшие бойцы. Сентий из Коса будет защищать свой титул против Скорма из Ара.
— Как ты можешь думать о такой чепухе?
— Это не чепуха. О турнире говорит весь Гор.
— Из-за этого ты хочешь задержать отплытие? Вообще-то тебя следовало высечь плетьми и приковать к веслу, — сердито сказал Самос.
— Меня не раз секли и не раз приковывали к веслам, — усмехнулся я.
— Похоже, впрок тебе это не пошло.
— Я не поддаюсь воспитанию.
— Каисса, — проворчал Самос и сплюнул.
— Вся планета ждет результатов турнира, — сказал я.
— А я вот не жду.
Турнир неоднократно откладывался по причине военных действий между Аром и Косом. Наконец обоих бойцов под охраной доставили в Сардар. На время турнира заключили перемирие, которое подписали Убар Коса Лурий из Джада и правитель Ара Марленус, которого иногда называли Убаром всех Убаров.
Равнодушие Самоса к турниру меня неприятно задело. Не понимаю людей, не следящих за каиссой.
— Каждому свое, — заметил я.
— Это точно, — согласился Самос. — Только твоя каисса — это болезнь.
— Вот как?
Если каисса — болезнь, то ей поражено все мужское население Гора. Я собирался выложить золотой диск тарна за стоячее место в амфитеатре. За такие деньги можно купить тренированного боевого тарна или несколько женщин.
— Интересно, — проворчал Самос, — если бы от твоего поступка зависела судьба двух миров, а в это время шел турнир каиссы, что бы ты сделал?
— Трудно сказать, — улыбнулся я, — Смотря кто выступает.
— Пойдем взглянем на карту, — устало сказал Самос и поднялся.
За Косом и Тиром мозаичная карта обрывалась. Никто не знал, что находится к западу от этих мест.
— По-моему, тебе есть о чем подумать, капитан, кроме турнира каиссы. — Самос похлопал меня по плечу.
Некоторое время мы молча смотрели на карту.
— По-моему, — предположил я, — карте просто не хватает масштаба. Край света должен находиться на противоположной стене.
— Может быть, — рассмеялся Самос. — Это интересная мысль.
Он взглянул на дальний конец карты. Я заметил, как дрогнули его ресницы и напряглись плечи.
— Что? — спросил я.
— Так, пустяки, — отмахнулся Самос.
— Нет, — настойчиво повторил я, — скажи, о чем ты подумал?
— Видишь ли, — задумчиво произнес Самос, — в этот дом стекаются все данные разведки. Как правило, нам сообщают всякую чепуху, но мы стараемся держаться в курсе событий.
— Правильно, — кивнул я. — Никогда не знаешь, что может оказаться важным, а что нет.
— Два сообщения показались нам любопытными. На первый взгляд, они не имеют друг к другу никакого отношения.
— Что за сообщения? — спросил я.
Самос махнул стражнику, и тот поднес нам лампу. Свет факелов не доставал до дальнего угла зала.
— Смотри. — Самос присел на корточки. — Вот Кассау и Скерри.
— Вижу.
— Севернее Торвальдсленд и ледник Акса.
— Да.
— Слышал ли ты о стаде Танкреда?
— Нет.
— Это стадо северного табука, — сказал Самос. — Гигантское стадо, таких всего несколько. Оно зимует у границы северных лесов к югу и востоку от Торвальдсленда. Весной изголодавшиеся табуки выходят из лесов и мигрируют на север. Вот сюда, — он показал на карту. — Они пересекают Торвальдсленд на востоке, затем поворачивают на запад и выходят к берегу Тассы вот здесь, у самого ледника Акса. Отсюда продолжают двигаться на север, пока не сворачивают на восток, в тундру, где и пасутся все лето. К зиме, обросшие шерстью и разжиревшие, они возвращаются тем же путем обратно. Миграция повторяется каждый год.
— Ну и что? — спросил я.
— В этом году ее не было.
Я недоуменно посмотрел на Самоса.
— Краснокожие охотники доложили, что стадо не появилось.
— Непонятно, — пробормотал я.
— Дело обстоит гораздо серьезнее, — сказал он. — Жителям полярных районов грозит голод. Летом они питаются исключительно мясом табука.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил я.
— А что тут сделаешь? Какое-то время они продержатся на зимних запасах. Потом придется перебираться в другие места. Некоторые, конечно, попробуют рыбачить. Главное — дотянуть до осени, когда возвращаются черные морские слины.
Краснокожие охотники вели кочевой образ жизни и зависели от миграции различных животных. Иногда им удавалось поймать северную акулу, иногда клыкастого кита ханжера. Как и все примитивные малые народы, они жили изолированно от остального человечества и могли так же незаметно вымереть и исчезнуть.
— Направьте на север корабль с провиантом, — предложил я.
— Севернее ледника Акса морские пути очень суровы, — сказал Самос.
— Все равно направьте.
— Хорошо, — сказал он.
— Что еще? — спросил я.
— Так, пустяки.
— Скажи.
— Вот здесь. — Самос показал на глубоко вдающийся в берег залив Тассы. Я знал, что большую часть года залив находится подо льдом. Иногда жестокие ветры взламывают толстую корку, и ледяные горы громоздятся причудливыми замками.
— Здесь, — Самос поставил лампу на пол. — Где-то здесь.
— Что? — спросил я. Судя по карте, в этих местах ничего не было.
— Неподвижная ледяная гора.
— Горы почти все неподвижны, — улыбнулся я.
— Ледяные горы полярного океана дрейфуют на восток.
— Теперь понятно, — сказал я.
Самос, конечно, имел в виду айсберг. Среди них встречаются настоящие гиганты, несколько пасангов в ширину и несколько сотен футов в высоту. В горианском языке для них нет специального слова. Одно и то же слово означает гору и айсберг. Иногда для ясности добавляют прилагательное «ледяная».
— Так вот, — продолжал Самос, — здесь находится ледяная гора, которая не дрейфует вместе с остальными ледяными горами. Между тем в этих местах проходит очень сильное парситовое течение.
Течение получило свое название от парсита — маленькой, узкой рыбки, которая то появляется, то исчезает в холодных северных водах. Любопытно, что морские слины подстраивают свои миграции под миграции парсита — их главной добычи. В полярных морях обитают четыре основных типа морских слинов: черные, бурые, клыкастые и плосконосые. Все они питаются парситом. Зимой морские слины предпочитают сидеть подо льдом, всплывая каждую четверть ана к проруби, чтобы вдохнуть воздух. Проруби слины либо находят, либо специально прогрызают.
— Ты говоришь о ледяной горе, которая не движется вместе с течением, не движется вместе с другими ледяными горами?
— Да, — сказал Самос.
— Ты просто устал. Подобное невозможно.
— Знаю, — проворчал Самос.
— Кто рассказал про эту гору?
— Человек, который приехал в Сардар продавать шкуры.
— Он сам ее видел?
— Нет.
Я улыбнулся:
— Ну и что он про нее рассказывал?
— Ему дали монету, чтобы он поведал о чем-нибудь необычном.
— Он отработал свои деньги.
— Коварный слин, — рассмеялся Самос.
— На севере тоже попадаются смышленые ребята, — заметил я.
— Меня нечасто удается перехитрить, — покачал он головой.
Мы вернулись к низкому столику.
— Значит, ты готов отправиться на край света? — произнес Самос.
— Готов, — ответил я, собираясь уходить.
— Капитан, — остановил он меня. — Как ты думаешь, если нам удастся отворить ворота к звездам, запомнят ли люди имя Тэрла Кэбота?
— Нет, — ответил я.
— Я желаю тебе успеха.
— Я тоже желаю тебе успеха, Самос, первый капитан Порт-Кара.
— Кстати, кто, по-твоему, победит на турнире каиссы?
— Скорм из Ара, — сказал я. — Ему сегодня нет равных. Сентий из Коса великолепный боец, но его слава уже склоняется к закату. Он не устоит перед Скормом.
Я видел Скорма несколько лет назад в доме Серна из Ара. Это был неправдоподобно красивый юноша, молодой, умный, надменный до наглости и хромой. Жил он один. Поговаривали, что Скорм до сих пор не прикоснулся ни к одной женщине. Играл он смело, молниеносно, решительно и беспощадно. Каисса была его оружием. С ее помощью он уничтожал своих врагов.
Сентий из Коса, напротив, был человеком влетах. Никто не знал его точного возраста. Это был худощавый седой мужчина, весьма непохожий характером на Скорма. Сентий был скромен, выдержан и говорил тихо. Он обожал Каиссу и часами мог просиживать за доской в поиске самой лучшей комбинации. «Ускользает», — было его любимым словом. Однажды на турнире Тарны, проиграв некоему Сабо из Турий, Сентий кинулся обнимать соперника и благодарить его за прекрасную партию.
— Поражение и победа не играют никакой роли, — сказал он тогда. — Важна только игра и ее очарование. Пусть меня лучше запомнят как проигравшего в одной прекрасной и бессмертной партии, чем как победителя тысячи незапоминающихся турниров.
Вся его жизнь проходила в поиске совершенной стратегии. До сих пор он ее не нашел. Художник видит прекрасное там, где простой смертный ничего не заметит. Ремесленник находит его в узелке кожаного ремня, музыкант слышит его в переливах мелодии. Игроки в каиссу ищут красоту в комбинациях маленьких деревянных фишек на раскрашенной в красные и желтые квадратики доске. Сентий из Коса всю свою жизнь посвятил поиску совершенной игры. И не нашел ее.
— Когда вернешься? — спросил Самос.
— После турнира, — ответил я. — Там, кстати, будет на что посмотреть. Филимон из Телетуса будет играть против Стенгария из Ти, а Хобарт из Тарны сразится с Борисом из Турий.
— Я за этим не слежу, — устало произнес Самос.
Я пожал плечами. Он безнадежен.
Самос проводил меня до первых ворот своего дома, где я накинул на плечи адмиральский плащ.
Спустя несколько минут я уже стоял на носу длинной лодки, плывущей в сторону моего дома. В нескольких футах от лодки я заметил шелковистую морду урта. Это был крупный урт, не меньше сорока фунтов веса. Эти твари питаются помоями, которые сливают в каналы, а также не угодившими своим хозяевам рабынями.
Я оглянулся и посмотрел на дом Самоса. Стройную белокурую девушку уже, наверное, заклеймили. Мы не слышали ее криков, ибо после клеймения женщин держат в глубоких подвалах, где они могут выть, сколько им заблагорассудится.
Я вспомнил текст послания:
«Приветствую тебя, Тэрл Кэбот
Жду на краю света.
Зарендаргар.
Народный генерал».
Я улыбнулся.
Нос корабля Терсита смотрел строго на край света.
Ни один человек не вернулся оттуда живым.
У излучины канала я еще раз оглянулся на дом Самоса. Высокая, мрачная крепость нависала над блестящими волнами. Глубоко в подвале томилась стройная белокурая землянка. Ее узилище, скорее всего, зарешечено. Я представил, как она прижимается лицом к железным прутьям, вглядывается в темноту и пытается осмыслить, что же с ней произошло. Не следует лезть в дела двух миров, если не хочешь оказаться рабыней.
А может, она лежит голая на каменном полу и жалобно воет, обхватив голову руками. На внешней стороне левого бедра свежее клеймо. На внутренней — запекшаяся кровь. Не следует лезть в дела двух миров. Для нее это закончилось плохо. Скоро ее продадут.
Интересно, быстро она научится угождать своему господину?
Еще один урт вынырнул из воды совсем рядом с лодкой.
Полагаю, что быстро.
Ставить, конечно, надо на Скорма из Ара.
