Мы тронулись в путь в первый день месяца урожая в год Оленя. Для жертвоприношения Гэмелен отобрал двух солдат, осужденных за изнасилование ликантианских женщин. Их пропустили между двух жерновов, как это предписывается правилами, но вместо обычного для этого обряда окропления земли кровью жертвы, Гэмелен смазал этой кровью носы кораблей и затем выбросил останки в море, в качестве подарка морским божествам. Все согласились с тем, что это было очень удачным началом плавания.

Возможно, так оно и было. Но прости меня, писец, если я своим богохульством запятнаю страницы твоей летописи, мне казалось, что старый хитрый воскреситель коварно использовал случайное совпадение, чтобы припугнуть адмирала Холлу Ий и его пиратов. Целая армия вышла провожать нас в путь, надев все доспехи, которые Гэмелену и некоторым другим офицерам удалось вырвать из жадных рук Джинны. Церемония так долго и тщательно готовилась, что мы не успели отплыть в утренний прилив. Гэмелен меня успокоил, что у него есть пара штучек, которыми он может вызвать прилив снова.

Наша флотилия состояла из пятнадцати галер Холлы Ий, которые были сработаны в виде устрашающих морских чудовищ, производящих впечатление даже на суше. Такой внушительный флот давал нам огромное преимущество перед убегавшим на торговых судах архонтом. Я разделила свой отряд, разместив стражниц на десяти кораблях, плюс еще один корабль занял наш штаб. Остальные четыре судна занимали только люди Холлы Ий. Я бы, конечно, предпочла иметь своих представителей на каждом корабле, так как мало доверяла Холле и еще меньше доверяла его команде, но, к сожалению, даже с новобранцами, привезенными Дикой, моя гвардия все еще была слишком малочисленной.

После большого количества речей и заклинаний – даже Джинна сподобился на вялую похвалу мне и моим девушкам – мы проследовали через ряды приветствовавших нас солдат. Они желали нам успеха и молились за наше счастливое возвращение. Некоторые из наших товарищей по осаде были настолько переполнены чувствами, что не стеснялись слез. Мы построились на площади перед кораблями, раздался грохот барабанов и пронзительные звуки рожков. Холла Ий приветствовал меня. Он был одет в свою самую лучшую – то есть в самую безвкусную – одежду. Медали покрывали буквально сплошным слоем его широкую грудь. Пока я отдавала ему честь, я искоса осматривала его знаки отличия. Многие из них принадлежали государствам, которым Холла Ий никогда не служил. Я даже сомневаюсь, что эти награды были куплены у торговца. Его мошенническая ухмылка мне совсем не понравилась. Но я решила не придавать ничему значения и спокойно ждать дальнейшего развития событий. Моя голова была очень тяжелой после длительного недосыпания, все звуки и события я воспринимала в каком-то беспорядке.

– Стража! – крикнула я. Полилло и Корайс эхом повторили мой крик. – Подняться на борт! – Зазвенело оружие, и мои подчиненные стали взбираться на сходни.

Я услышала, как выкрикивает приказы капитан корабля, на котором мне предстояло плыть. Это был еще один жулик по имени Страйкер. Как только мы поднялись на борт, раздались звуки труб. Матросы с нездоровым любопытством разглядывали стражниц. Офицеры и солдаты смешались с моряками. Соленый аромат портового воздуха наполнился запахом застарелого пота. Гребцы с огромными руками и широкими грудными клетками встали у своих скамей и положили весла на воду. Матросы образовали пестрые группы, очень сильно отличавшиеся от остальных. В отличие от офицеров почти все были босыми, а их одежда представляла собой причудливую смесь лохмотьев с роскошью награбленных одеяний. Женские кашне и разноцветные туники вперемешку с холщовыми бриджами или даже набедренными повязками. Их шеи, уши, носы, губы были увешаны сверкающими драгоценностями. У некоторых из них на обнаженном торсе я видела даже сверкающие кольца, продетые сквозь соски.

Вид этих дикарей усилил мои сомнения и недоверие ко всему предприятию. Но тут моя гвардия продемонстрировала уровень подготовки. Они построились на палубах, и Гэмелен пропел свои благословения и молитвы, обращенные к Маранонии. Перед тем как отдать сигнал к поднятию флага, он оторвал кусок от своего рукава и бросил его на палубу. В воздухе появился сладкий запах дыма, красные, зеленые и голубые струйки которого потянулись в разных направлениях. Как только знамя было поднято, дым начал взбираться к нему, поднимаясь все выше и выше. Вдруг Гэмелен крикнул что-то, и с берега налетел сильный порыв ветра, натянувший знамя до предела. Разноцветное облако дыма отступило в западном направлении, и перед нами предстала наша богиня во всем ее великолепии. Все в ней, от золотых сандалий до копья и факела в руках, говорило о том, что это женщина-воин. Легкая кольчуга облегала ее белоснежную тунику, из-под заостренного шлема на плечи струились черные как смоль кудри. Я никогда не испытывала большей гордости, чем тогда под развевающимся над кораблем знаменем нашей богини. Я услышала всхлипывания Полилло и увидела, как Корайс вытирает угол глаза. Я и сама почувствовала щекотание в горле, как будто мне что-то мешало дышать.

Галеры были спущены на воду. Страйкер зашептал странным вкрадчивым голосом, слышным за несколько ярдов:

– Можно мне отдать приказания к отплытию, капитан Антеро?

Я могла только кивнуть в знак согласия. Еще раз грянули трубы, снова послышались крики приветствий с берега, и команда корабля закружилась в сумасшедшем прощальном танце. Воздух наполнился неясными звуками приказов и равномерным грохотом весел.

Гэмелен сделал мне знак, и я поспешила к нему. Он протянул мне золотое копье, точно такое же держала наша богиня. Указав в сторону горизонта, он приказал мне бросить копье. Внезапно на меня навалилась усталость и мне стало страшно, – мне показалось, что я не смогу достойно выполнить свою задачу. Но Гэмелен крепко сжал мышцы моей правой руки, и я вдруг почувствовала себя очень сильной. Моя правая половина казалась мне натянутой тетивой, готовой к пуску. Я зафиксировала ноги и отклонилась назад для броска. Гэмелен запел:

Я вложила в бросок всю силу, и он доставил мне радость. Я размахнулась рукой так, что упала. Но при этом я приземлилась на палубу с ловкостью акробата или танцора. Я увидела, как золотое копье, стремительно прорезая воздух, удаляется в западном направлении. Траектория его полета была гораздо выше и длиннее, чем мог бы достичь бросок простого смертного. Полет копья напоминал орла на охоте. Вскоре оно исчезло из вида.

Тут я почувствовала сильный толчок, и наша галера тронулась вслед за копьем. Мы удивительно быстро набрали огромную скорость и в сопровождении остальных галер понеслись в море.

С побережья снова донеслось раскатистое «ура!», и я повернулась, чтобы еще раз взглянуть на оставшихся там товарищей и на землю, которая быстро исчезала из виду.

Тут Полилло тронула мой локоть. Я вспомнила, что смертельно устала. Мои веки были очень тяжелы, я уже не могла с этим бороться. Полилло отвела меня в каюту, где я повалилась на гамак и тут же уснула.

Я видела себя снова в объятиях Трис. Это было накануне моего отъезда в Ликантию, мы простили друг друга и занялись дикой, почти яростной любовью. Теперь время близилось к рассвету и моя голова покоилась на ее мягкой груди. Я знала, что это был сон и что этот сон обманывал меня – мы не встречались, было гораздо меньше объятий и вообще это было уже так давно… Но это была сладкая ложь, и я покорилась ей. Я целовала ее похожие на бутоны розовые соски, ласкала стройные бедра, пока они не раскрылись для моих рук и губ. Мне показалось, что я слышу очень нежную музыку Омери, словно все было наяву. Это было реальностью, наполненной любовью, музыкой и романтическими вздохами.

Вдруг раздался звук сильного удара хлыстом, загрохотали копыта, по дороге пронеслась огромная железная колесница. Одна из стен нашего убежища обрушилась, и я предстала совершенно обнаженной перед восседающим на черной колеснице архонтом. Колесница была отделана острыми стальными шипами и лезвиями, в нее были впряжены два огромных черных коня с гигантскими орлиными крыльями. Вдруг разрушенная комната превратилась в палубу нашего корабля. Архонт насмехался надо мной, стоя в своей колеснице. Холла Ий и его команда смеялись вместе с ним, показывая пальцами на мое голое тело и глумясь над моей женской любовью к другой женщине. Я увидела, что Трис в плену у архонта и ее руки связаны. Тут архонт натянул поводья, крепче прижал к себе Трис и крикнул лошадям. Я рванулась к ним, но было слишком поздно, лошади взвились ввысь, унося колесницу в небо. Я только услышала пронзительный крик Трис и хохот архонта. И больше ничего. Я проснулась Глаза закрыты. Мышцы дрожат после чудовищного кошмара. Вокруг слышны только шум моря и удары весел. Мой грубый гамак покачивался подо мной. Я почувствовала чье-то присутствие. Опасность? Я медленно открыла глаза.

Надо мной стояла Трис. На ней было легкое, как паутина, белоснежное платье. Она улыбалась мне. Вдруг ее глаза зажглись ненавистью, и я увидела, как в ее руке блеснул серебряный кинжал. Она бросилась на меня. Я попыталась увернуться, но гамак помешал мне. Клинок ужалил меня в руку.

Каким-то образом мне удалось высвободиться из гамака, и я упала на деревянный пол. Трис карабкалась ко мне. Я попыталась подняться, но не могла пошевелиться от усталости. Я так устала! Тут-Ничего. Глаза закрыты. Мышцы дрожат. Звуки моря и ветра. Гамак покачивается подо мной. Я чувствую чье-то присутствие. Опасность? Я снова открываю глаза. Корайс улыбается мне.

– Сладкие сны, капитан?

Тяжело вздохнув, я присела, свесив ноги через край гамака.

– Это было похоже на кошмар собаки после неудачной охоты, – сказала я.

Я почувствовала жжение в руке и увидела каплю крови, медленно собирающуюся под небольшой раной. Потрясенная, я смахнула ее.

– Какой-нибудь матрос потерял швейную иглу, – сказала Корайс и провела рукой по краю гамака, отыскивая ее.

– Да, – сказала я с заметным облегчением. – Так оно и есть.

Корайс с интересом посмотрела на меня.

– Разве это может быть чем-либо еще? – спросила она.

Действительно. Ничего другого и быть не могло. Или сон был вовсе не сном. А это невозможно – не так ли?

Я встала, чтобы приветствовать новый день, и через час настолько ушла в наблюдения за новой для меня необычной обстановкой, что совершенно забыла и о сне и о ране.

Первым делом следовало начать поиск следов архонта. Я собрала всех на борту корабля Холлы Ий. У меня было две причины для этого: во-первых, ему четко объяснили, что тут командовала я, и он был крайне этим недоволен, если не оскорблен. Этой встречей я пыталась подсластить его горькое разочарование. Во-вторых, у него была большая каюта. Если беседа станет слишком жаркой и дело дойдет до рукопашной, мне нужно пространство для нанесения ударов мечом. Конечно, я не думала, что это обязательно должно произойти, но если будет нужно напугать его жестом, например хватанием за рукоятку кинжала, он должен знать, что мне ничто не помешает пустить в ход оружие.

Как только я вошла в каюту адмирала, у меня рассеялись последние сомнения – передо мной пират и наемник. Его жилище выглядело таким же кричащим и непристойным, как гостиная куртизанки – все предметы обстановки были во вкусе уличной девки. Настенные портьеры и ковры резали глаз немыслимыми сочетаниями цветов. Комната была просто набита предметами, инкрустированными драгоценностями, назначение которых было самым разнообразным. Клянусь, что непонятной формы предмет, украшенный перьями и с усеянной редкими камнями ручкой, представлял собой аппарат для занятий сексом. Повсюду лежали покрывала и кружева самого высокого качества. Во всем чувствовалась непристойность и низкий вкус. Драпированные полочки были уставлены статуэтками, многие из которых самым вульгарным образом изображали сексуальные сцены. По всей каюте были разбросаны огромные подушки, которые также были декорированы неприличными рисунками. Один из них был особенно хорош, он изображал двух женщин, занимающихся любовью. Одна из них была невероятно похожа на Трис. В центре каюты стоял широкий стол из темного полированного дуба. Вокруг стола были расставлены кожаные кресла, одно из которых отличалось огромной высотой. Понятно, что оно принадлежало адмиралу. Я прошла к нему и села. Не было смысла особенно радовать Холлу Ий. Он нахмурился, но я с видом полного безразличия и превосходства стала осматривать его владения. Я – дочь моего отца, и хотя я и выбрала солдатское ремесло, я владела и коммерческими уловками, чтобы получить то, что мне нравилось. Адмирал направился к месту по правую руку от меня. Оно было расположено как раз под украшенным витиеватой резьбой окном, и это было для него большим преимуществом, так как его лица во время беседы не было бы видно. Однако Гэмелен одним скачком скользнул в кресло первым. Он подмигнул мне, затем торжественно взглянул на Холлу Ий, с видом мертвенно-бледной статуи, встряхнул головой и обратил свое внимание на Фокаса, капитана корабля Холлы Ий, разворачивавшего большую карту. Чин, который, как и все остальное во флоте, был чем-то совершенно отличным от того, к чему я привыкла. Например, Холла Ий был адмиралом и командовал всеми кораблями. Но на корабле Фокаса он был фактически почетным гостем, а командовал кораблем Фокас. Точно так же и на нашем корабле – Страйкер был капитаном, Клисура был младше его по званию и выполнял обязанности штурмана, за гребцами следил Дюбан. В чем состояли обязанности Страйкера, помимо принятия благородных поз на юте и упорного усложнения моей жизни, я так и не поняла.

При виде карты Фокаса я тут же позабыла обо всем. Наше предприятие представилось совершенно невыполнимым. На запад от Ориссы и Ликантианского полуострова простиралась огромная территория, которую я даже не могла себе представить. Я видела подобные карты у моего отца и на уроках Амальрика. Правда, я никогда не могла представить свое положение по этой карте. Я могла найти знакомые названия портов и город, где жила моя семья. Но теперь по воле картографов эти порты и города превратились в маленькие значки, предупреждающие о возможных встречах с демонами зла или обозначающие гиблые места, испорченные чарами черной магии. Но основной причиной моего потрясения было само море. Оно было таким огромным, что, казалось, готово поглотить те маленькие кусочки суши, которые еще сумели устоять перед его величием. Море простиралось до самого края западного участка карты. Земля здесь не была изображена, просто дальше этого места никто не плавал. Расстояние было пугающим.

Фокас нацарапал знак на холсте – всего лишь на ширину пальца на запад от Ликантии. Объяснений не потребовалось – было и так понятно, что это наше положение на тот момент, практически у самой восточной точки карты.

– Они нас опережают на два дня, – мрачно сказал Холла Ий. – Море и ветер все это время были очень благоприятны для них. Тем не менее они не могли уйти дальше этого участка…

Он поместил два пальца напротив нашей позиции. Фокас отметил эту точку, а адмирал, отступив в сторону, обрисовал круг. Где-то внутри этого круга находится наш враг. Но мы не можем точно знать, плывем ли мы в правильном направлении или нет. Если нет, то архонт уносится от нас с каждой минутой все дальше и дальше.

– Я думаю, можно быть уверенными, что он все еще( плывет на запад, – сказал Гэмелен. – Колдовство, которым я пытался ускорить наше преследование или задержать их бегство, наталкивалось на противодействие заклинаний, которые могли исходить только от нашего старого друга. И это влияние исходит из той части горизонта, куда мы двигаемся.

– В этом случае выбор западного направления представляется единственно логичным, – сказала я.

Фокас засмеялся.

– По жребию выходит запад, – сказал он язвительно. И? указав на карту, добавил: – Больше всего вам нравитесь смотреть на запад.

– Соблюдай приличия, – отрезал Холла Ий.

Фокас побледнел. Адмирал был в бешенстве. После встречи с Джинной я знала, что с подачи Гэмелена и других симпатизирующих мне офицеров Джинна возложил всю вину за бегство архонта на Холлу Ий. Он был обязан заблокировать выход из порта. Более того, Джинна заявил ему, что премия за участие в военных действиях не будет выплачена до завершения экспедиции. Больше того, до нашего возвращения трофейная добыча из Ликантии не распределялась между наемниками. Я ожидала, что он взбесится, услышав последнее решение, но он только обменялся с Джинной странным взглядом и, казалось, вполне держал себя в руках. Возможно, что между ними была личная договоренность. Похоже, что Джинна обещал Холле Ий компенсировать все эти неприятности, в том числе за принятие на себя вины за бегство архонта. По правде говоря, Джинна как командующий заслужил самую низкую оценку в связи с этим провалом. Гэмелен смягчил напряженность.

– Предоставим нашему врагу разрешить эту дилемму, – сказал он.

Маг достал черную шкатулку с талисманом – сердцем архонта.

Холла Ий и Фокас забеспокоились при его появлении. Они слышали о талисмане, и вид предмета такой магической силы испугал их.

– Я бы попросил у вас компас, – сказал Гэмелен.

– Простите? – Холла Ий от изумления раскрыл рот, как будто только что вынырнул на поверхность.

– Будьте любезны, компас, – повторил Гэмелен.

Моментально компас был найден. Гэмелен поместил шкатулку на круг, нарисованный Фокасом, и сверху положил компас. Затем он попросил тишины – онемевшие от потрясения пираты и не нуждались в предупреждении. Гэмелен не пел и ничего не говорил, по крайней мере вслух, не призывал богов на помощь.

Гэмелен полностью сконцентрировал свой взгляд на шкатулке. Его желтые глаза пылали как солнце, и казалось, вся комната осветилась его внутренним светом. Его тяжелые вздохи, перешедшие в низкое гудение, привели к вибрации шкатулки. Тут шкатулка засветилась своим светом. Стрелка компаса затряслась и бешено закрутилась, один раз, два, на третьем круге в какой-то момент она застыла на полпути, как будто ее остановила чья-то рука.

Гэмелен отступил назад. Свет в его глазах начал блекнуть, пока они не стали своего обычного желтого цвета. Он вытер пот со лба и указал на стрелку компаса, которая трепетала и, казалось, была готова двигаться дальше.

– Следуйте за ней, – сказал Гэмелен, – и мы настигнем нашего врага.

Компас показывал точно на запад. Ий говорил со мной, и я отвечала на все вопросы. Но все происходящее, казалось мне, находилось в каком-то тумане. Я не могла отвести взгляд от стрелки компаса и огромного расстояния на карте.

Я видела все знакомые места. Трос, богатый город, с которым торговали несколько поколении моей семьи. Савиа, известная своими винами. Тырган – город, где умели вытачивать острейшие клинки. Луанджи со своими богатейшими стадами, покрывавшими побережье на протяжении многих миль. За ним лежит Джейпур, портовый город, куда ежедневно прибывают караваны с шелками, пряностями и волшебными сокровищами из мест, о которых можно было бы подумать, что они существуют только в легенде, если бы не эти товары. Следующий город – Лаозия, где семья Джейхана держит в своих руках рынок слоновой кости и прекрасного черного дерева такой прочности, что оно превосходит даже сталь.

На противоположном побережье я увидела Редонду и рядом опоясывающие побережье практически непроходимые горы царства Валарои. За этими горами лежит огромная пустыня, где живут дикие племена наездников. Мы знаем о них только по их богатым коврам и сладко пахнущим маслам, которые мы жжем по случаю праздника. Далее на запад располагается Тигровая бухта, названная так не из-за зверей, а за окраску жемчужин, создаваемых моллюсками, обитающими в этих местах. Бусы из этих камней не имеют равных по красоте. Я знала эти места так же хорошо, как о них знает любой школьник. Но территории, расположенные за этой речкой – Жасминовые острова, Коралловое море, Имбирная река и Лимонное побережье, – все это мне было неизвестно.

Самый прекрасный момент, часто говорил мой брат, когда путешествие начинается. Потом следует скучный период дорожных размышлений, после этого остается только отмечать ежедневные происшествия. Моего брата стоит слушать в подобного рода вещах, так как он был первым человеком, дошедшим до Далеких Королевств. Хотя теперь у меня были хорошие шансы превзойти его.

В тот день в каюте Холлы Ий мои приключения начались на самом деле. В то мгновение я точно знала, что до окончания этого путешествия я увижу все эти места на карте своими глазами. Я перевела глаза на край карты, туда, где еще никто не бывал. И я подумала, что могу увидеть и эти места. Я не испугалась этой мысли, писец. И так как я обещала говорить только правду, должна признаться, что некоторое время я не помнила ни об архонте, ни об угрозе, которую он представлял. Я была полна каким-то приятным томлением. Я хотела узнать, я должна была узнать ответ на загадку, поставленную картой: что лежит вне ее пределов?

Впервые в жизни я поняла, какое счастье и какое проклятие быть путешественником, как Янош Серый Плащ и, увы, мой брат, хотя он себя таковым не считал.

Смущенная открытием в себе таких новых желаний, которые я и не предполагала в себе обнаружить, я взглянула на Гэмелена. Казалось, какая-то тень упала между нами. Эту тень я уже где-то видела, и с запахом, который вдруг ударил мне в нос, я когда-то уже встречалась. Мне показалось, что я слышу женский шепот. Я сильно тряхнула головой, тень исчезла, и ко мне вернулось нормальное зрение. Я увидела Холлу Ий и Фокаса, поглощенных планом. Но старый колдун не отрываясь смотрел на меня.

– У тебя было видение? – спросил Гэмелен. Я покачала головой, отвечая отрицательно. Но запах сандалового дерева, стоявший в комнате, указывал на то, что это была неправда.

Мы следовали за архонтом, постоянно сверяясь с показаниями волшебного компаса. Когда стрелка отклонялась, мы тут же меняли курс. Когда она возвращалась в прежнее положение, мы делали то же самое. Мы не знали, были ли эти изменения связаны с тем, что наш враг чувствовал, что мы догоняем его, или же это были просто беспричинные изменения курса. Но никто не сомневался, что погоня была настоящей. Архонт был впереди – это мы точно знали; в нескольких милях или в нескольких днях пути.

К сожалению, восторг от погони становился все меньше с каждым днем, и постепенно мы вошли в обычный ритм морской жизни.

Время шло, и я начала понимать, что эти корабли станут нашим полем битвы, а я о них знала так же мало, как о битвах на льду. Я решила стать специалистом в области мореходства. В любой момент, если будет угодно Тедейту, корабли архонта могли появиться перед нами. Самым скучающим человеком на судне был некий помощник капитана – ранг, как я вскоре поняла, аналогичный сухопутному квартирмейстеру. Отличием было только то, что квартирмейстер, кроме болтовни о веревках и чайниках, может заняться еще твоим размещением на постой, этот же молодец занимался только рассуждением обо всем – от канатов до абордажных сабель, – кроме соленого океана вокруг нас.

Для тех, кто хотел бы узнать побольше о мире, в котором мы теперь находились и в котором нам предстояло провести еще неопределенно долгое время, а некоторым из нас и остаток жизни, сообщаю некоторые детали.

Наши галеры были известны под названием «длинные гонцы» и предназначались, как гордо сообщил мне помощник капитана, для самых различных целей – от подъема вверх по рекам до захвата и разграбления торговых судов, набегов на морские порты или совершения долгих морских рейдов в далекие страны. Даже при проходе по мелководью, рассказывал он нам, хотя мы и сами это заметили, эти корабли качает, при любом ветре и любом море. На самом деле их качает даже когда они стоят в доке, поэтому у хорошего галерщика должен быть очень крепкий желудок. Со стороны приступы морской болезни выглядят чрезвычайно смешно, пока это не случится с тобой самим. Корайс поинтересовалась, остаются ли ощущения столь же сильными, если их испытывать через каждые двадцать восемь дней. Но я не ответила на шутку своего легата.

Каждая галера была около ста футов в длину и двадцати футов в ширину. Осадка судна была не более трех футов, что помощник капитана называл плавучестью. На каждом корабле было по три офицера: капитан, штурман и надсмотрщик за гребцами. Ниже их стояли помощники, которые являлись чем-то вроде наших сержантов. «Помощниками» называли также корабельных мастеровых – плотников, столяров и других. Команда гребцов составляла пятьдесят человек, которые в некоторых случаях брали по два весла, и тогда эффект их работы удваивался. Было еще пятнадцать хорошо обученных матросов, которые считали себя элитой и не притронулись бы к веслу, даже если бы корабль несло на скалы. Кроме того, корабль мог принять почти любое количество солдат для перевоза во время войны, но в мирное время, под которым Холла Ий подразумевал пиратство, только около двадцати пяти моряков – солдат с некоторыми мореходными навыками – принимали участие в плавании в качестве ударной силы.

Каждая галера имела главную палубу, которая была открытой, и нижнюю – для сна и укрытия в плохую погоду. Погода должна была быть очень бурной, чтобы захотелось туда спуститься, так как эта палуба была очень тесной и темной. При росте больше пяти футов там можно было двигаться только в полусогнутом состоянии, иначе был очень хороший шанс удариться обо что-нибудь головой. Мы спали в гамаках, которые приносили вниз каждый день и складывали там. Ночью мы вешали их в самых разных местах, где было больше места. Верхнюю палубу можно было затемнить в жаркую погоду парусиновым тентом, и самым приятным было лениво развалиться под этой яркой полосатой материей на легком ветерке, и требовались большие усилия, чтобы встать на ноги и снова приняться за выполнение упражнений с мечом или копьем.

Сверху и впереди, над лезвиеподобным носом корабля, на некотором возвышении была расположена еще одна палуба, откуда было удобно начинать атаку в случае битвы. В кладовой, расположенной под ней, хранились оружие, запасной парус, канаты, бочки с водой, пища и другие припасы.

На корме возвышалась еще одна палуба, называемая ютом. Отсюда производилось командование галерой и управление рулем с помощью длинного каната. Под этой палубой располагались роскошные отдельные каюты офицеров.

Длинная узкая палуба около трех футов шириной простиралась непосредственно над главной и соединяла две высокие палубы. Она называлась штормовым мостиком и служила не только проходом над ударяющимися о главную палубу волнами, но и для большей прочности корпуса корабля.

Каждая галера несла две мачты с треугольными парусами, под которыми обычно шел корабль. Если же ветер дул в лоб или было необходимо набрать скорость, паруса опускались и в ход пускались весла.

Камбузом служила постройка на нижней палубе. Пища готовилась одним человеком в огромных котлах, а затем передавалась в кубрики для дальнейшего распределения. В каждом кубрике жило по десять моряков, посуда которых хранилась в большом сундуке вместе с приправами – их каждый был волен выбирать и оплачивать из собственного кармана. Моряк был свободен в выборе кубрика, так же как соседи имели право принять или отказать ему.

Отхожее место представляло собой легкое сооружение, выдвигавшееся над кормой по необходимости. Купание – с ним дело обстояло следующим образом: как сказал помощник капитана, острый нос дает скорость, но благодаря волнам вам покажется, что вы половину времени купаетесь.

Вот и все. Каждая галера была приспособлена только для двух целей – скорость и война. Все остальное ее создателей не интересовало. Я проводила время в прогулках и зарисовках корабля до тех пор, пока не узнала всех деталей его конструкции. После этого меня заинтересовал другой аспект – как этот корабль управляется и используется в битвах. И это исследование продолжалось до окончания нашего похода.

Я собрала всех своих офицеров, и мы приступили к обсуждению ведения битвы с этих галер. Холла Ий и один из его подчиненных выступили, но из их речей мало что удалось почерпнуть. Морская битва ведется так, как если бы каждый корабль представлял собой фургон, набитый пехотой, атакующей другие фургоны, или, что более похоже, группы маленьких вражеских фортов, окруженных рвами. Поначалу мы должны нанести как можно больше повреждений при сближении с противником с помощью наших катапульт и даже волшебства – это дело нашего мага. Затем подходим максимально близко к неприятелю, и по сигналу наши стражницы прыгают на его корабль и бьются с его солдатами. Кто-то из нас одерживает победу, победителю достается корабль, если он еще способен держаться на плаву, а побежденный становится обедом акул, которые уже сейчас шли в кильватере за нами.

Существует несколько приемов: от тарана «вороньим клювом» до забрасывания абордажных сетей, обо всем этом я расскажу в свое время. Но в общем разница между штурмом корабля и штурмом крепости не очень большая. Пехота остается пехотой что на суше, что на море.

Мы с Корайс потом тихо обсуждали то, что нам удалось узнать. Нам казалось, что чего-то недостает. Вся тактика морской битвы напоминала драку двух слепых пьяниц. Мы пытались придумать что-нибудь новое, но не могли.

Как показало время, мы оказались правы, и читатель об этом узнает немного позже.

Если бы не разбойничий вид команды и постоянные упражнения в фехтовании, наше путешествие было бы даже приятным. Спокойное море посверкивало на солнце, легкий бриз надувал наши паруса, дни тянулись спокойно и лениво, а ночи были чрезвычайно романтичны. Попутный ветер делал греблю легкой. Мы не отставали от врага, но и не догоняли его. Вскоре стало понятно, что проиграет тот, кто допустит первую ошибку. Гэмелен и архонт объявили между собой негласное перемирие, экономя силы для решающей схватки. Гэмелен постоянно ожидал внезапного нападения и уверял меня, что архонт поступает так же. Мы считали, что преимущество на нашей стороне – у нас было больше людей и припасов, рано или поздно должен был настать день, когда им придется пристать к берегу, чтобы набрать воды.

Мои женщины вели себя лучше, чем я рассчитывала. Те, кто тосковал по дому и семье, находили утешение в изучении мореходной науки. Дружба между стражницами укрепилась, многие нашли себе новых любовниц, некоторые оставались верны своим покинутым возлюбленным. Среди приближенных ко мне Исмет продолжала довольствоваться своей собственной компанией, Корайс позволяла себе только легкий, несерьезный флирт, а Полилло безумно, с тяжелыми вздохами ухаживала за маленькой блондинкой Невстрией, которая недавно тоже стала легатом. Сначала Невстрия была скромна и застенчива, потом в течение двух дней они пожинали плоды любви в любом мало-мальски уединенном уголке, а потом рассорились и поклялись никогда не разговаривать друг с другом. Последний раз я видела Полилло довольной, когда ей удалось перерезать глотки двоим ликантианцам с интервалом в пять минут. Что касается меня, я не могла позволить себе влюбляться в людей, которыми командовала, да и Трис всегда стояла между мной и любой другой женщиной.

В течение многих дней море оставалось спокойным. Каждое утро мы видели перед собой пустынный горизонт, манивший нас вдаль, и каждый день заканчивался ярким алым закатом. Старые моряки говорили, что такое огромное красное солнце вечером обещает прекрасный день назавтра.