Некоторые люди говорят, что дорога нашей жизни задумана и вымощена богами. Если это так, значит, боги слишком сильно любят крепкие напитки. А как еще объяснить сумасшествие нашего пути – его изгибы и повороты, овраги и ямы, высокие горы, которые приходится преодолевать? Я бы хотела встретиться с богом, который задумал мою жизнь. Не уверена, что не перережу ему горло. В Конии сначала я была обречена на смерть, заживо погребена в темнице, а потом стала героем дня, в мою честь возносили хвалу те самые люди, которые держали меня в тюрьме. Как ты считаешь, писец, если бы тот бог был трезв, смог бы он придумать такой поворот судьбы?

Дни после моего выступления в Совете были совершенно безумными. Нас всех выпустили из тюрьмы и разместили с большой роскошью. Даже у последнего матроса была собственная – очень богатая – комната. Нас хорошо кормили и одевали. На нас так и сыпались приглашения на различные увеселительные мероприятия, но пришлось на все ответить отказом, чтобы ненароком кого-либо не оскорбить. Проще было сказать, что мы очень заняты подготовкой к походу, тем более что это была правда. Конечно, когда надо, я находила свободное время. Ведь мне надо было встречаться с принцессой.

Она выхлопотала мне небольшую виллу с окнами на гавань и одолжила мне своих самых расторопных слуг. В тот день, когда она показывала мне виллу, дул теплый ветер, насыщенный запахом гиацинта. Дом имел толстые белые стены, крыша покрыта голубой черепицей. Вдоль дорожек росли цветы тыквы с таким сладким нектаром, что пчелы сходили с ума. Они без перерыва с гудением носились вокруг, делая огромные запасы. У крыльца, выходившего в сад, цвели розы. В глубине сада бил древний фонтан, в него склонила ветви ива, на каменном бортике густо рос мох.

Огромная спальня в доме была застлана пушистыми коврами и подушками всевозможных цветов и размеров. Кровать с балдахином по ширине не уступала небольшому полю для строевых упражнений. Дверь из спальни вела на веранду, откуда открывался прекрасный вид на море. Этот дом идеально подходил для любования закатом и наслаждения любовью. Мы завалились в постель сразу же, как только вошли в спальню. Мы не могли насытиться друг другом, как те пчелы в саду – нектаром. Стоны и крики долго раздавались в комнате. Мы часто меняли позиции.

Я смотрю, ты покраснел, писец, а ведь вечер прохладен. Тебя возбуждает мое описание нашей любви? Или ты шокирован? А, вижу, что скорее последнее. Но ты же слышал раньше много подобных историй от мужчин. Или женщинам нельзя произносить такие речи? Или тебе неприятна однополая любовь? Если это так, мне наплевать. Я поклялась говорить правду, а правда такова, что любовь всегда одинакова, в какие бы одежды она ни рядилась. Желание живет во всех созданиях, плавают ли они, ходят или летают. Нельзя отрицать его и утверждать, что полностью понимаешь жизнь, которую боги вдохнули в нас. В конце концов, идя этим путем, ты не сможешь разобраться в самом себе.

Мы с Ксиа занимались любовью до заката. Потом мы отдыхали в объятиях друг друга, из окна нас овевало прохладным ветерком.

Ксиа первая нарушила молчание.

– До тебя у меня были другие, – сказала она, застенчиво опустив глаза.

Я это и так знала. Для своих лет она была очень опытной. Но я сказала другое:

– Это не мое дело. Твоя жизнь принадлежит только тебе. Лучше ничего не говори.

– Но я хочу рассказать. Чтобы ты знала меня. Я поцеловала ее и приготовилась слушать.

– Я всегда чувствовала себя не такой, как все, – начала она. – Мне казалось, что я чужая в семье, подкидыш, что меня оставили у двери младенцем, а мать, как любая женщина, была настолько добра, что взяла меня в дом.

– Но на самом деле это было не так? – спросила я. Она покачала головой.

– Нет. Подкидыши никогда не становятся принцессами. Но я всегда чувствовала свою обособленность. Я никогда не любила мальчишек, в отличие от моих подружек, которые бегали за ними еще до того, как у них появилась грудь и начались месячные. Именно к своим подружкам я впервые почувствовала влечение. Сначала в этом не было ничего особенного. Хоть они и говорили о мальчиках, мы, в сущности, были еще детьми, часто шалили. Иногда боролись в постелях. Никто ничего плохого не думал. В нашем обществе девственность до брака очень ценится.

– В Ориссе тоже, – вставила я.

Ксиа помолчала и заговорила снова.

– Все продолжалось хорошо, пока не пришло время мне выходить замуж – мне исполнилось шестнадцать. Мой отец очень хотел, чтобы я вышла замуж и принесла ему внука, чтобы наш род не угас.

– А ты не хотела.

– Не хотела. Я не хотела, чтобы мужчина командовал мной, спал со мной в одной постели.

Снова глядя на нее, я подумала, что она выглядит как настоящая королева. Я не хотела бы иметь ее среди своих врагов. Она говорила:

– Мне становилось все труднее сопротивляться отцу. Особенно из-за того, что случилось перед тем штормом, когда ты меня спасла. Меня послали в храм на остров Селен для очищения. Отец узнал, что я стала любовницей женщины, которая была старше меня. Ее имя Фиорна, она – жена одного из наших генералов. Он всегда был в отъезде, что устраивало ее, потому что дома он плохо обращался с ней и с детьми. И еще она любила… нас. Фиорна предпочитала женщин. Тогда скандал едва замяли. Фиорну отослали домой к матери, ее муж получил назначение на далекий остров. Отец решил, что я должна быть очищена, чтобы избавиться от дурных пристрастий. Мне пришлось отправиться на Селен на корабле.

Я засмеялась, играя ее грудью.

– Очищение, кажется, не очень помогло, – сказала я. Ксиа скривилась.

– Нет, кое-какая польза от этого была. Жрицы научили меня, как быть более осторожной. – Она проказливо посмотрела на меня. От ее прикосновения меня бросило в дрожь. – Они многому научили меня. – Она хихикнула.

– Клянусь богами, – засмеялась я, – я с удовольствием поучилась бы у тебя.

Позже, когда она одевалась, чтобы уйти, она сказала:

– Сделаешь для меня одну вещь?

– Все, что могу, – ответила я.

– Научишь меня сражаться?

Я с удивлением посмотрела на нее.

– Ты – принцесса. Тебе это не нужно.

Она грустно покачала головой.

– Я буду с тобой, когда начнется сражение. Я не хочу быть беззащитным цветком среди других женщин. Я должна, по крайней мере, уметь защитить себя. И не беспокойся, я буду вести себя разумно и не ввяжусь в какую-нибудь ненужную драку. Когда будут писать роман о тебе, я не хочу быть второстепенным героем.

Ее просьба показалась мне разумной. И я сказала:

– Но мы должны быть осторожны, любовь моя. А занятия с тобой будут служить мне чудесным предлогом, когда мне захочется с тобой увидеться.

– Хорошо. Начнем завтра.

И искусству войны она училась так же прилежно, как и искусству любви.

Тем временем конийцы готовились к войне. В Совете продолжались разговоры о том, как победить в схватке, но на Изольде от слов давно приступили к делу.

Каждый день на остров приплывали корабли. Однажды в порт пришел целый флот из двух десятков судов. Они заполнили гавань Изольды, многие корабли находились на рейде. Здесь были представители почти всех островов королевства. Они говорили на разных языках и имели разные обычаи. Общались они между собой на конийском – его знали все аристократы королевства, это было модным, либо на торговом диалекте, или через нас, ориссиан, так как на нас лежали чары заклинания языка.

Корабли были самые разные, некоторые предназначались только для войны, некоторые выглядели как самые обыкновенные торговые суда, наспех переделанные под боевые, были также галеры весьма хищного вида с пиратскими командами, которые решили сражаться под законным флагом, пока есть возможность пограбить.

Мне понравилось, как быстро конийцы смогли подготовиться к войне, и я спросила Ксиа, не имеет ли ее народ особого таланта к кровопролитиям.

– Не знаю, – зевнула она. – Но вообще-то, всегда кто-то воюет с кем-то. Если хочешь, мой слуга покажет тебе верфь.

Я хотела, и на следующий день меня отвели в особый район порта, который был окружен забором и охранялся. Там, внутри, я узнала тайну Конии. Верфь представляла собой ряд пристаней, рукотворных островов со складами. Пристани тянулись одна за другой бесконечной полосой. Всюду было полно суетящихся рабочих. За пристанями на приколе стояли корабли со снятыми мачтами и палубами – только корпуса. Когда Изольде требовались новые суда, начиналась сборка.

Каждый склад имел ворота. В одном хранились мачты, которые с помощью кранов можно было легко установить на корабль, в другом – части палуб, в третьем – канаты и паруса. Слуга принцессы сказал мне, что на Изольде старались строить корабли по одной мерке, чтобы запасные части были взаимозаменяемы.

Сначала корпус корабля буксировали по воде к первому складу, где на него устанавливали мачту, потом дальше – ко второму, где ставили части палубы, потом к третьему и так далее.

Собранный корабль буксировали к выходу, устанавливали на него весла и скамьи для гребцов, загружали запасы солонины, воды и вина. На каждом складе хранился только один вид припасов или запасных частей. Когда корабль достигал конца ряда пристаней, он был полностью собран, оснащен и готов принять команду на борт. Сам процесс был потрясающим, а вот корабли – не очень. Все они были одного типа – огромные одномачтовые галеры вроде той, с которой я спасла принцессу. Конийцы почему-то не жаловали быстрые суда, в отличие от Холлы Ий и жителей внешних островов.

Я посчитала своим долгом поинтересоваться, как конийцы ведут морскую войну, и обнаружила, что в этом они недалеко ушли. Их действия были еще более примитивными, чем тактика, которой обучали моих женщин, когда мы готовились к погоне за архонтом. На корабли конийцы сажали солдат – буквально набивали ими трюм, причем солдаты понимали в морских сражениях меньше, чем я до моего отплытия из Ликантии. У капитана была простая задача – держаться вместе с другими кораблями, пока не встретится враг. Тогда отдавался приказ об атаке рассыпным строем. Противника старались взять на абордаж. Все оружие – от катапульт до вороньих клювов, которые намертво втыкались в палубу вражеского корабля, – было приспособлено только для этой цели. Таран у них считался новшеством. Часто тонул не тот корабль, который таранили, а тот, который производил маневр. Иногда после тарана строй нарушался, что, по конийским понятиям, считалось недопустимым. Так сражались конийцы, а поскольку у Сарзаны корабли и тактика будут точно такими же, исход битвы решит число воинов, магия и справедливость. Последняя, кстати, редко появляется на поле брани.

Я помнила, что Страйкер и Дюбан говорили о конийской галере во время шторма, припомнила и свои собственные мысли насчет стаи волков и медведя. Решив, что ум хорошо, а два – лучше, вечером я устроила совещание, на которое пришли Корайс, Исмет, Дика и Полилло, которая шумно протестовала, заявляя, что она – боец, а не стратег.

На базаре я купила дешевую модель одной из этих чудовищных конийских галер, и мы впятером или вчетвером сидели вечерами вокруг нее, как дети вокруг ванны с корабликами, и думали. Некоторые мысли были дельными, но большинство – глупыми или неосуществимыми. Но я прилежно записывала их все, проклиная свое неумение как следует подбирать слова. Вкратце я расскажу, до чего мы додумались.

Несмотря на протесты Ксиа, большую часть времени теперь ее тренировала Исмет. Я поняла, что такие вещи лучше преподают чужие люди. Друг или слишком требователен, или слишком мягок. Кроме того, нет ничего лучше сурового сержанта, чтобы понять, кто чего стоит. Поэтому Ксиа вместе с остальными стражницами упражнялась во дворе. Она овладела луком, мечом и копьем, словно была рождена с ними. Ее лицо загоралось жестокой радостью, когда она побеждала на мечах партнершу по спаррингу, нанеся удар деревянным оружием. А когда я увидела, как уверенно она посылает стрелу за стрелой в мишень, я порадовалась, что не дала себя уговорить и не осталась ее тренером.

С физической подготовкой все было по-другому. Каждый вечер мы бегали по серпантину, окружавшему центральную холмистую часть Изольды. Дистанция была длиной в добрых пять миль и начиналась у гавани, а заканчивалась у маленькой таверны неподалеку от моей виллы. Около недели принцесса тренировалась, прежде чем оказалась способной пробежать круг один раз. В конце недели она была в ужасе, когда я сказала ей, что придется пробегать этот круг не меньше четырех раз.

– Впрочем, я сомневаюсь, что тебе это удастся, – добавила я. – Осталось слишком мало времени на тренировки, а твои ноги еще слишком слабы.

– Что не так с моими ногами? – возмутилась она. – В постели они тебе нравятся.

– Да, я люблю их, – согласилась я. – И в них достаточно силы, чтобы обвиться вокруг моей шеи. Но для боя выносливости нужно больше, чем для любви. Ноги в сражении бывают важнее оружия. Часто приходится бежать много миль, прежде чем встретишь врага, потом надо выдержать бой, а потом после драки иногда приходится маршировать много миль, прежде чем начальство разрешит отдохнуть.

– Мы будем на кораблях, – сказала она. – Ходить вообще не придется. Мне кажется, одного круга более чем достаточно.

– Ладно, если выполнишь мое желание, – сказала я.

– Какое? – спросила она, озорно прищуриваясь.

Я шепнула ей на ухо. Она хихикнула.

– Это мне нравится. Так, значит, больше бегать не надо?

Наконец был назначен день совещания командиров. Нам должны были представить нового адмирала флота. Я думала, что подготовилась к этому, но, как обычно, когда пытаешься предсказать поведение мужчин, ошиблась.

Несмотря на протесты моих стражниц, я знала, что главой экспедиции против Сарзаны, по крайней мере официально, меня не сделают. Что бы там ни говорил Совет, я знала, что в лучшем случае буду назначена советницей, а в худшем – корабельным украшением на носу. Корайс и Полилло ворчали, что снова женщин зажимают, но я сказала им, что, если бы дело происходило в Ориссе, Магистрат вообще не допустил бы женщин к командованию кораблями.

Мне казалось, что этот аргумент достаточно хорош, но они переглянулись, и Корайс, презрительно скривив губы, сказала:

– Рали, любовь моя, естественно, в разных странах мужчины делают одинаковые глупости, это никого не удивляет, но тут речь идет о том, как им действительно надо поступить, чтобы не оказаться в дураках, как всегда.

Я засмеялась, и это был единственный веселый момент, связанный с совещанием.

Мы с Холлой Ий сидели по обе стороны от нового адмирала на высоком помосте, украшенном высушенными челюстями огромных морских чудовищ. Имя этого нового адмирала было Трахерн, и он невольно внушал уважение. Он был высок – ростом чуть ниже Полилло, его голос гремел как колокол. У него была большая седая борода, аккуратно расчесанная на две части. Ему шел седьмой десяток, но его седая шевелюра, украшенная драгоценными камнями, была по-прежнему густа. На шелковой тунике адмирала бренчало множество медалей – какими только благодарный народ может украсить своего самого храброго воина.

К сожалению, адмирал Трахерн последний раз водил войска в битву двадцать лет назад против варварского населения внешних островов. Потом он ушел на пенсию, жил в своих огромных поместьях, писал мемуары и стал хорошим историком. Его карьера представляла собой яркий пример мужества, чести и благородства. Теперь его снова призвали, чтобы привести Конию к великой победе.

Когда объявили его имя, капитаны несколько раз прокричали «ура!». Я еще заметила, что большинство военачальников были уроженцами Изольды, не важно, с какого острова отряд они вели. Часто бывает, что уроженцы одной местности управляют целой страной. Сарзана, видимо, благоволил к своим землякам с Сеневеса, а аристократы тоже не избежали этого греха. Пока конийцы до хрипоты в голосе приветствовали адмирала Трахерна, я подумала: «Тысяча чертей! Это же второй генерал Джинна!»

Трахерн ответил на приветствия подобающей речью. Он сказал, что счастлив снова служить своей стране, что готов вести войска к победе, что мы не можем не победить, как он рад, что под флагом Конии будут сражаться могучие воины из далекой страны под названием… Тут он замолчал, забыв откуда мы родом, смущенно сказал нечто вроде «Ларисса» и принялся трепаться дальше.

После того как его пронесли на плечах по комнате восторженные офицеры, он встретился со мной и Холлой Ий. Он был полон оптимизма. Естественно, он понимает, что именно мы – настоящие командиры экспедиции, так как мы разбираемся в этой проклятой магии и вообще, особенно дама, хотя он, черт побери, не понимает, как кто-то, будучи убитым, может снова ожить, но разумеется, он не смеет сомневаться в словах великого мага. Он скромно объявил, что надеется по мере сил помогать нам, так как он хорошо знаком с конийскими водами и – что более важно – хорошо знает своих солдат, которые будут сражаться как герои древности, так что каждый кониец стоит десяти – нет, двадцати! – солдат другой национальности. Мы будем командовать совместно, сотрудничать, доверять друг другу, объединенные одной великой целью.

Для меня все его слова представлялись пустым набором бессмысленностей.

Однажды вечером, перед тем как принцессе было пора уходить, мы прогуливались по саду, и я спросила ее, доверяет ли нам ее отец.

– У него слишком много других дел, – ответила она, – чтобы подозревать вас в чем-то. И даже если у него были бы какие-нибудь сомнения, он бы ни за что не высказал их перед членами Совета очищения.

– Должна сказать, что вид этих людей мало соответствует названию, – заметила я.

– Это верно, – согласилась она. – Если бы они выполнили все, что обещали, всё проститутки умерли бы от голода. Зато повезло бы молоденьким служанкам, которым не дают покоя их пожилые хозяева.

– Как бы то ни было, – сказала я, – они придумали странное название для органа управления.

– Это вина одного из моих похотливых предков, – засмеялась Ксиа. – Он дошел до того, что построил храмы – дома разврата на самом деле, – посвященные самым неприличным богам. Он не пропускал ни одной хорошенькой девушки или мальчика. Аристократы восстали и заставили его прекратить безобразия. Тогда и учредили Совет очищения. Его первоначальной функцией было следить за состоянием морали в Конии. Потом, когда свергли Сарзану, по нашим древним законам только Совет мог править страной, поэтому самые знатные аристократы срочно заделались его членами.

– Как ты думаешь, в Конии будет когда-нибудь снова монархия? – спросила я.

Ксиа перестала улыбаться. Она села на край фонтана, опустив ноги в воду.

– Отец надеется на это, – сказала она после паузы. – Может быть, другие аристократы королевского происхождения тоже. Но если это случится, никто из них – даже мой отец – не осмелится объявить себя королем. Это вряд ли понравится народу. Ты ведь знаешь, короли Конии были низложены. Сарзана пришел позже. А мой отец и другие аристократы боятся черни не меньше, чем самого Сарзаны. Поэтому, мне кажется, их поколение не станет добиваться трона. Может быть, их дети попробуют.

– Например, ты…

– Никогда не думала об этом. По-моему, это глупо.

– А в Конии была когда-нибудь королева? – спросила я. Ксиа кивнула.

– Моя прапрабабушка – она давно умерла – была правительницей. А у ее мужа не было никакой власти. Он был всего лишь супругом королевы.

Я хотела еще раз спросить ее, действительно ли она никогда не думала о троне, но поглядев ей в глаза, решила этого не делать. Особы королевской крови не лгут. Они просто иногда меняют мнение.

Одним из последствий участия Ксиа в экспедиции было превращение всей войны в настоящий крестовый поход. Я всегда считала, что войну начинает знать на бумаге, а заканчивают ее кровью простые люди, причем те, кто начинает, войну, стараются держаться от поля битвы как можно дальше. А тут, по примеру Ксиа, молодые аристократы десятками вступали в армию. Но все они были мужчинами, Ксиа оказалась единственной женщиной. Я всегда ворчала, что в Ориссе женщин вечно ставят на вторые роли, но у нас, по крайней мере, была маранонская гвардия! В других землях, как выяснилось, положение было еще хуже.

Я не подозревала, как популярна Ксиа среди аристократии, пока не увидела длинные ряды богато одетых добровольцев, терпеливо ожидающих своей очереди перед рекрутскими конторами на рынке. Тем, кто умел обращаться с мечом или с парусом, найти место было легко, но большинство из них умели только охотиться и тренировать соколов. Но это нисколько не охлаждало их пыла. Они говорили, что готовы служить в любой должности – хоть черпальщиками на галерах. Мы брали их, и в большинстве своем они служили хорошо. Я была удивлена, так как никак не могла поверить, что молодые аристократы позволят гонять себя по вантам или будут терпеливо выслушивать попреки сержанта Исмет или кого-нибудь из затянутых в кожу конийских офицеров.

Интересно было наблюдать, как здоровенный боцман орет на красивого юношу, словно их разделяет несколько миль.

– Господин Гилмут, ваши неуклюжие извинения нужны мне как рыбе зонтик, в них смысла не больше, чем мозгов у клопа, и, если это еще раз повторится, вам долго не придется сидеть на вашей вонючей поротой заднице, мой господин. Прошу прощения.

С приходом аристократов у нас появилось все, что было нужно, а кроме того, следуя их примеру, потоком принялись записываться в армию крестьяне. Я никогда не могла понять, почему крестьяне, так ненавидя знать, во всем стараются им подражать.

Флот все больше становился настоящей боевой единицей, а не просто сборищем кораблей. Мы были почти готовы сразиться с Сарзаной и его более опасным тайным союзником – архонтом.

Во время подготовки я редко видела Гэмелена, хоть он и жил в той же вилле, что и я. Когда я спрашивала его совета в каком-нибудь неясном вопросе, он обычно отмалчивался или говорил, чтобы я поступала, как считаю нужным. Он даже отказался присутствовать на утреннем бросании костей, говоря, что болен или устал. Я же обычно пропускала вечерние обсуждения событий прошедшего дня.

За все это время я никогда не видела, чтобы он улыбался, он начал шаркать ногами, как старик, а ведь раньше он летал, словно юноша, несмотря на слепоту. Женщины, которые прислуживали ему, говорили, что он мало ест, как бы они ни старались соблазнить его деликатесами, и он совсем перестал пить вино – только воду. И все это человек, который всегда подбодрял нас, когда мы теряли надежду, и не унывал ни при каких обстоятельствах!

Он угасал прямо на глазах, и я решила, что тюрьма подорвала его дух. Я стала бояться, что он скоро умрет.

Однажды вечером я нашла старого волшебника и попросила его помочь мне составить какой-нибудь эликсир, который вернул бы ему прежнюю живость.

– Я просто старею, черт побери! – сказал он, его голос дрожал.

– Но, Гэмелен, друг мой, – сказала я. – Вы мне нужны. Вы нам всем нужны.

– Я устал быть нужным! – закричал он. – Оставьте меня в покое!

Я ушла. А что еще я могла сделать? Я заметила, что чем ближе к отплытию, тем все более усталым он выглядел. Если бы я не была так занята, может быть, я бы разгадала загадку. Нет, не так. Если бы я не проводила так много времени с Ксиа, я бы разгадала загадку.

Она перенесла меня в волшебную страну любви, надеюсь, то же я сделала для нее. Она стала для меня всем. Чем больше мы с ней встречались, тем больше я ждала следующей встречи. Она нашла запрещенные книги по искусству любви, и мы попробовали все, кроме разве вещей, которые вызывают боль. Мы смазывали друг друга вином или медом и часами облизывали друг друга. Мы смазывали друг друга благовонными маслами. Мы боролись, а потом победительница получала право на любое желание, которое проигравшая обязана была выполнить.

И у нас еще были томные дневные часы, когда мы просто разговаривали, делясь секретами, которые доверяют друг другу только любовницы. Она плакала вместе со мной, когда я рассказала ей об Отаре. Но когда я заговорила о Трис и нашей ссоре, она обиделась и отвернулась. Когда я попыталась помассировать ей спину, она вскинулась:

– Не трогай меня!

– Что я сделала? – удивилась я.

– Ты все еще любишь ее.

– Ерунда, – усмехнулась я. – Она бросила меня. Все кончено.

– Нет, не все, – возразила она. – Как ты произносишь ее имя! Она владеет тобой! Шлюха! Как только ты вернешься, стоит ей только мигнуть, и ты снова упадешь в ее объятия.

– Клянусь, Ксиа, я люблю только тебя.

Она расплакалась и в конце концов позволила мне себя утешить. Я ласково шептала ей на ухо, что только она нужна мне. Когда она успокоилась, мы занялись любовью. Ксиа была прекрасна на этот раз. Потом она ушла домой, ласково улыбнувшись мне на прощание. Больше этот вопрос мы не обсуждали, но, по правде говоря, я не раз думала над ее словами. Неужели я все еще люблю Трис? Удивительно, но я и сама этого не знала.

С каждым новым прибывающим в Конию кораблем до нас доходили вести о новых зверствах Сарзаны. Видимо, он пытался запугать нас и посеять панику в нашей армии. Но добился он прямо противоположного. Его банды сжигали города и порты независимо от того, сопротивлялись они, были нейтральными или вывешивали белые флаги. Неудивительно поэтому, что сопротивление росло с каждым днем. Почти всем было ясно, что никаких соглашений, перемирий или хотя бы пощады ждать не приходится. Даже колеблющиеся, которые считали, что правление Сарзаны было не таким уж жестоким, были вынуждены прикусить языки и проповедовать патриотизм.

Раз или два я слышала, как некоторые выражали удивление, что Сарзана, мол, «изменился, продался черным силам». Я понимала, что союз с архонтом сделал его более жестоким, но различие между тем, что он делал сейчас и во время своего прошлого правления, было невелико.

Однажды рано утром дежурный офицер вызвал меня на палубу. У меня, по сути дела, было два штаба – один во дворце Совета, для больших и официальных заседаний, а другой – в бывшей каюте Ксиа на галере Страйкера – для секретных совещаний. На галере мне было легче напоминать себе, что я не должна втягиваться в политические дела, проблемы и интриги конийцев. Мои обязанности просты: прежде всего долг перед Ориссой, потом перед гвардией и, наконец, перед наемниками Холлы Ий. Остальное не должно иметь для меня значения.

Дежурный офицер спросил, могу ли я встретиться с человеком, который ждет меня на палубе, и я заторопилась наверх. Ждал меня высокий худой мужчина, лет около пятидесяти. Он был одет в простую свободную тунику и панталоны. На поясе у него висел с одной стороны меч, а с другой – кинжал. Кожаные ножны потемнели от времени, а рукоятки блестели от частого пользования. Значит, он солдат. Одна вещь поразила меня – он не носил колец или других каких-либо украшений, за исключением золотой трубочки четырех-пяти дюймов длиной, заткнутой за ухо.

На пристани я увидела построенный отряд примерно из сотни подобным же образом одетых мужчин разного возраста – от двадцати до шестидесяти. Я приветствовала этого человека, надеясь, что он привел своих людей, чтобы присоединиться к нам. Он назвал свое имя – Нор – и сказал, что это так и есть. Еще он сказал, что на пристани только половина его отряда. Я была рада, так как своих собственных сил, на которые я могла твердо рассчитывать, у меня было маловато – всего лишь сто двадцать пять стражниц.

Я спросила Нора, какое у него звание.

– У меня его нет, – ответил он. – А звание, которое я носил раньше, мне стыдно произносить вслух.

Я пристально посмотрела ему в глаза. Взгляд его был черен и пуст – такой взгляд я видела раньше у тех, кого мы освободили из пыточных камер архонтов, когда захватили замок Ликантии. У этого человека была трудная судьба. Я заметила, что у нас появились любопытные слушатели – некоторые стражницы и матросы, у которых срочно нашлось дело поблизости от нас. Я сказала Нору, что он может распустить свой отряд, чтобы они нашли укрытие, так как собирается дождь.

Он покачал головой.

– Они останутся там, где стоят. От воды они не растают.

Я пригласила его пройти на фордек, где никого не было и можно было укрыться под тентом. Я спросила его, хочет ли он вина. Нор отказался. Что ж, если он сразу предпочитает, перейти к делу, прекрасно!

– Значит, вы хотите воевать, – сказала я. – Но почему вы пришли ко мне, а не к адмиралу Трахерну или к кому-нибудь из его генералов? Если солдаты ваши сражаются так же хорошо, как и выглядят, они могут получить место на любом корабле.

– Я пришел к вам прежде всего потому, что много слышал о вас и ваших женщинах. Не думаю, что вы принимаете участие в интригах конийцев друг против друга внутри одной армии.

– Нет, конечно, – ответила я. – Я считаю, что война – суровый труд, который нужно заканчивать как можно скорее.

Он продолжал, словно не слыша меня:

– Кроме того, моим людям вряд ли обрадовались бы где-нибудь в другом месте.

Дьявол! – подумала я. Наверно, они преступники. Но я не выдала своего разочарования. Я просто ждала, что он скажет дальше.

– Эти люди – мои братья, – сказал Нор. – Когда-то нас была тысяча человек. Это было около пяти лет назад, и тогда нас называли «преданными Сарзане».

Я была потрясена.

– Да. – Нор прочитал мои мысли. – Мы были телохранителями этого негодяя. Мы охраняли его день и ночь, когда он был в его замке и когда выезжал из него. Наши жизни принадлежали ему, целью нашего существования была его безопасность.

– У большинства правителей есть охрана, – сказала я. – Но обычно они погибают при перевороте, защищая своего господина. Или их убивают позже. Но я никогда не слышала, чтобы телохранители проклинали своего правителя, который осыпал их благами, разве что он был уж совсем негодяем.

Он ничего не сказал и резко спустил панталоны. Я резко отвернулась, решив, что передо мной – сумасшедший. Но я все-таки успела увидеть то, что он хотел мне показать. Меня едва не вырвало. У него не было пениса – только короткий отросток толщиной в палец. Под ним была вполне нормальная мошонка. Я и раньше видела евнухов, но у них либо не было ничего, либо не было только яичек.

Я кивнула – я поняла. Нор надел панталоны, без малейшего смущения. Теперь я поняла, зачем он носил за ухом украшенную золотом трубочку. Я и раньше слышала о таких уродствах, слышала и о жестоких племенах, которые уродуют девочек, чтобы они не могли получать удовольствия от секса.

– Так Сарзана привязал нас к себе, – сказал Нор. – Он хотел иметь очень преданных воинов. Мужчина, который не может удовлетворить своих желаний, становится жестоким, в бою его ослепляет гнев. Сарзана первый попробовал осуществить это, и ему это удалось. Мы были ужасом для людей и убивали всех, на кого он нам указывал, – животных, мужчин, детей.

– Почему вы были верны ему после всего, что он с вами сделал? – спросила я. – Магия?

– Отчасти, – ответил Нор. – Когда его свергли, чары спали с нас. Но дело было не только в них. Он взял нас к себе, когда мы были еще детьми. Мы не знали, кто мы, кто наши родители и где наши дома. Сарзана похитил нас и… изуродовал. Для этого у него были специальные люди – вернее, не люди, а существа, которые работали в пыточных камерах и делали то, что даже мы не осмеливались делать. Никто из них не пережил дня свержения Сарзаны. Нас растили и тренировали отдельно от других, нам всегда говорили, что мы избраны богами для одной цели – служить и умереть за Сарзану. – Нор скривился. – Если ребенку тысячу раз в день с того момента, как он начинает ходить, говорить одну и ту же вещь, из него получается то, что стоит сейчас перед вами.

– Вы хотите отомстить?

– Да, – ответил Нор. – Это наша единственная цель. Большинство из нас сумело пережить день захвата дворца, и мы смогли потом отыскать друг друга. Теперь, пять лет спустя, у нас только одна мечта – отправить Сарзану в худший из адов, созданных богами. Мы называем себя «сломанные люди». Признаюсь вам, мы хотели устроить заговор, чтобы выяснить, на каком острове содержат Сарзану. Мы уже купили пять кораблей у конийских корсаров. Эти корабли постройкой напоминают ваши, хотя, может быть, не так легки и на веслах и под парусом. Мы долго тренировались и теперь можем управлять ими в шторм и штиль.

Нам всем плевать на проклятия, грозящие убийце короля Конии. Никакое проклятие не может быть хуже нашего положения – каждое утро мочиться через эту трубку, – он дотронулся до уха, – знать, что ни одна женщина не посмотрит на тебя, ни один ребенок не будет носить твое имя и никто не поможет твоей душе обрести мир после смерти.

Поэтому, когда Сарзана с помощью магии обманул вас, ориссиан, и обрел свободу, в отличие от остальных конийцев, мы были рады – он отправился навстречу своей смерти.

– Вы считаете себя непобедимыми? – спросила я, не заботясь о вежливости.

– Конечно нет. Я солдат, а не идиот. Может быть, ему удастся захватить трон. Но к тому дню никого из нас не останется в живых. Капитан Антеро, я уверен в одном – если во что-то верить и стремиться к этому, не боясь смерти, очень может быть, что ты достигнешь цели.

– Верно, – согласилась я. – Значит, вы хотите служить под моей командой?

– Да. И только при этом условии мы присоединимся к флоту. Если нет – мы будем сражаться отдельно. Мы можем купить еще несколько кораблей или захватить их. Даже такой маг, как Сарзана, не сможет устоять против кинжала, направленного ночью в спину, если не останется другого способа.

Я не сразу ему ответила, думая о сложностях, которые могут возникнуть Раз Нор был так откровенен со мной, я отвечу ему тем же.

– Я принимаю вас к себе, вы должны подчиняться мне, моим офицерам и сержантам беспрекословно и при любых обстоятельствах.

– Естественно. Мы не грудные младенцы.

– Вы не понимаете. Я хочу сказать, что, если вам прикажут не сражаться, вы должны подчиниться. Если вам прикажут оставаться на месте и не вступать в бой при малейшей надежде подстрелить Сарзану из лука, вы должны подчиниться. Старые солдаты говорят, что плохо иметь в напарниках того, кто храбрее тебя. Храбрее или безрассуднее. Это мое единственное и окончательное условие. Вы все должны будете мне в этом поклясться вашими богами.

Теперь Нор замолчал в раздумье. Нахмурившись, он опустил голову, потом сказал:

– Подчиняюсь. Я не согласен с тем, что вы сказали, – боги благоволят тому, кто не бережет себя в битве. Но… я подчиняюсь. – Он выпрямился и положил правую руку на сердце.

Я отдала ему честь, продолжая сомневаться, искренне ли он согласился выполнить мое условие. «Сломанные люди» вряд ли поколеблются нарушить клятву, если представится возможность для мести, но тут ничего не поделаешь – я решила пока об этом не думать. Теперь у меня вдвое больше воинов, чем час назад, и ради этого стоило пойти на компромисс.

Никогда нельзя полностью подготовиться к битве. Какими бы напряженными ни были тренировки, всегда остается что-то еще, чему можно научиться. Взамен любого оружия всегда можно найти еще лучшее. И корабли можно готовить к плаванию до тех пор, пока море не пересохнет. Но приходит время, когда каждый солдат понимает, что настал час отправиться на врага, потому что с этого момента враг будет становиться все сильнее и опаснее.

Такой день настал и для нас. Ветер был попутный, погода – хорошая, и предсказатели благословили наш путь.

Вся Изольда собралась посмотреть на отплытие. Были речи, и вино, и воскурение ладана. Солдаты обнимались с девушками на пристани, и даже самые стыдливые из них улыбались и говорили на прощание ласковые слова. Трубы ревели, барабаны гремели, по небу летали яркие воздушные змеи, образуя причудливые узоры. Матери кричали что-то своим сыновьям, садившимся на корабли, отцы с завистью смотрели им вслед, плакали покинутые сестры. Потом швартовы были отданы, паруса подняты, и скоро море исчезло под белокрылыми кораблями, бегущими к своей судьбе.

Я… я смотрела, как уменьшаются фигурки провожающих, и вспоминала, как мы выступали из Ориссы.

Казалось, прошла целая вечность, писец, с того дня, как прощальные речи и добрые пожелания произносились на моем родном языке.