Глава 8
Тучи сгущаются

– Вызывал, воевода?

– Проходи, Добролюб, садись. – Градимир указал на лавку перед собой.

Что же, оно вроде и честь, но так уж повелось, что десятника Смолин чтил наравне с сотниками. Правда, не на людях, все же статус того был куда ниже. На совет его никто никогда не приглашал, все же сотенные начальники не худородны, а потому сидеть за одним столом со вчерашним татем им не с руки. Подумаешь, не пробавлялся лихим делом в их отечестве, это не главное. Руки по локоть в крови, и кровь та не вся воинская. Опять же грабежом жил и на награбленное справу своим татям прикупил отменную, такую, что и бояре позавидуют. Тать он и есть тать, и нечего людям их положения считать его ровней себе. Воевода – это дело иное, ему по роду деятельности положено, вот пусть и общается, а у них нет желания выслушивать мнение того, с кем и говорить-то зазорно.

Пробыв некоторое время безвылазно в крепости, Виктор в полной мере ощутил свое положение. Стало ему понятно, отчего воевода все время старался их услать за стены, как говорится – с глаз долой, чтобы не отсвечивали лишний раз. Только тогда непонятно, для чего его на службу тянули, да так, что не было возможности отказаться. Впрочем, может, все дело в том, что Смолин-младший решил отплатить добром за то многое, что этот человек сделал для него лично. Своеобразно так отплатил, взяв за глотку и определив на службу, но все же он действительно помог Добролюбу. Как оно сложилось бы, бог весть, а так хоть и подневольный, но цел, и люди его в безопасности. Отношение начальника к ним весьма ровное, даже можно сказать – они у него в фаворе.

Хорошо еще, что в горнице не было Бояна. Этот страшно не любил Виктора. Будь его воля, весь десяток к ногтю прижал бы да держал в черном теле. А после свадьбы и вовсе стал волком смотреть на Добролюба. Вот отвлекись малость – и порвет на части. Хоть убейте, а с чего такая милость, Виктор никак не мог понять. С заместителем воеводы он практически не общался. А то, что десяток находится в прямом подчинении у Градимира, так это к нему вопросы. Чего ядом на разведчиков-то брызгать?

– Опять погонишь леса шерстить? – проявил любопытство Виктор.

– Нет. Это теперь не наша забота. На днях прибудут полсотни пограничной стражи, они и займутся контрабандистами.

– Пограничная стража?

– Указом великого князя создан Пограничный приказ. Набрали первые четыре полусотни, служба их начнется с Турани, они и станут стеречь границу. На следующий год заставы по другому порубежью выставятся.

– Это что же, заставы у нас станут ставить?

– К чему лишние расходы? Есть пограничные крепости, вот у нас и поставят казармы, место, чай, найдется. Опять же на охрану заставы отвлекаться не надо, будут только границу блюсти.

– Выходит, кончились наши шастанья по лесам?

– Ишь, размечтался. По границе шастать более не будете, это так, да только за тракт мы по-прежнему в ответе, поэтому колесить по округе придется. Другое дело, что твоими стараниями в уезде пока ватаг лихих нет, поэтому достаточно простых патрулей, а с этим и посадские управятся.

– А ты, выходит, теперь думу думаешь, как быть с нами? Куда отослать, чтобы глаза не мозолили честным воинам?

– А ты не ершись. Никто тебе не виноват, что ты на большую дорогу подался.

– Так ведь не здесь, а у ворога застарелого.

– С коим у нас мир на вечные времена.

– В который раз?

– Еще малость – и договоришься.

– В пыточную отправишь?

– Хуже. Не отправлю в Звонград.

– А какая мне там радость? – искренне удивился Виктор. Он точно знал, что в граде, кроме проблем, его ожидать ничего не может. Если подьячий позабыл про обиду, то Волков готов съесть без соли собственные сапоги, причем ни разу не отмытыми.

– А ты и позабыл, о чем просил полкового воеводу после того, как с ватагой расправился?

Вообще-то нет, но тут такое дело: не хотелось бы покупать подворье Истомы по реальной цене, а с того времени только пара месяцев минула. Неужели воевода так быстро цену скинет? Впрочем, чего тянуть? Приличествующее время выдержал – и вперед, все равно известно, кому то подворье достанется.

– Так времени прошло всего ничего.

– Батюшка решил, что достаточно, так что послезавтра на торг выставит. Потом, там ведь не просто подворье, но и холопы в придачу, душ сорок вместе с детьми и стариками, всех накорми и содержи – накладно.

– А что же их отдельно не продали?

– Потому что они как одно проходят. Знаю, что холопы тебе ни к чему, но ничего – продашь.

Напоминать о том, что для казны содержать четыре десятка человек никак не может быть накладным, потому как Истома был весьма богатым купцом и вся его кубышка вместе с товаром перешла в эту самую казну, Виктор не стал. Да и смысла нет. Как ни крути, а теперь все это изъято и холопы содержатся за счет града. Ну раз уж так, то нужно собираться и валить.

– Людишек-то забирать?

– Забирай. Нечего им тут делать. Не то скоро уж в ножи со стрельцами друг дружку возьмете.

– Не было в том нашей вины, воевода. Ты же ведаешь, что они первые Тихоню тронули.

– Они говорят иное.

– Я Тихоне верю.

– А я – воинам.

– Тихоня никого пальцем не тронет первым, но и не попустит никому, а тот стрелец удумал калеку толкнуть, ну и огреб по зубам.

Паренек вообще оказался камнем преткновения. Поначалу воевода, как увидел Тихоню, тут же закусил удила, мол, только калеки не хватало на службе. Виктор мотивировал его присутствие тем, что парень не на службе, а просто будет присматривать за хозяйством десятка и заниматься его бытом, казне это не будет стоить ни полушки. Воевода пытался надавить на то, что простолюдину в воинском стане делать нечего, однако Виктор заметил, что в таком случае отряд будет вынужден выходить в разъезды не в полном составе, потому как имущество оставлять без пригляда не дело. Тяжко было, но уговорил.

Все бы ничего, если бы не одно происшествие. Пару дней назад один стрелец, много о себе думающий, толкнул и уронил паренька в пыль, мол, не мешайся под ногами, калека. Тот калека, недолго думая, поднялся и врезал стрельцу в морду. Хорошо так врезал, того с ног враз сшибло. Правда, и сам зашелся криком и повалился рядом, поскольку растревожил не столь уж застарелое увечье. Произошло это рядом с подворьем, занимаемым десятком, вот парни и подорвались за своего заступаться, услышав его крик. Стрельцы, видя такое дело, тоже подтянулись. Хорошо хоть мимо проходил воевода, пресек все на корню, не дав огню разгореться.

Насилу удалось отстоять Тихоню, коего едва под суд не отдали. Виктору пришлось идти к стрельцам с беседой. Помогло то, что сирых и убогих у славен всегда жалели и всячески привечали, стрельцу тому после беседы свои же чуть не накостыляли, а потом десятники пошли к сотенному челом бить за паренька. Обошлось, одним словом. Правда, Тихоня только сегодня сумел с трудом подняться с постели, но то на будущее наукой станет: нечего кулаками махать, коли немощен.

Парень в десятке приживался тяжко. Никак не могли ватажники в толк взять, с чего это атаман притащил его сюда, да еще и содержит, мало того – накупил ему одежонки справной, обул в крепкие сапоги и пару пистолей выдал, приказав Звану обучить Тихоню ими пользоваться. Но постепенно стали замечать, что паренек не брезгует никакой работой и отрабатывает хлеб по мере своих возможностей. Одежда стала регулярно стираться, жилье больше не напоминало хлев, а в котле всегда вовремя готова снедь. К тому же новый член команды оказался довольно рукастым и, если у кого что нуждалось в починке, сам брал сапог, кобуру, ремень или рубаху и чинил. Одним словом, очень быстро он стал своим, а своих в ватаге в обиду давать не принято. Окончательно Виктор осознал это только теперь, после происшествия со стрельцами. Получается, парни за это время успели по-настоящему сдружиться, и это не могло не радовать.

– Ох навязались на мою голову.

Нормально! Выходит, они ему еще и навязались. А кто за горло взял и вздохнуть не дал? Но о том уж говорилось, так что вполне может быть – и навязались. Ну уж не по своей воле, это точно.

– Сколько времени дашь, воевода?

– Как управишься, сами вернетесь. Знаю, лишнего не погуляете. Да гляди там, как весть какая, так отдельного гонца не жди.

– О том мог бы и не сказывать. Воевода, а как насчет того, чтобы в Гульдию сходить? Ну понюхать там, что к чему.

– На старое потянуло?

– Стал бы я в самую распутицу на большую дорогу идти. Что же я, совсем без князя в голове? Но тут какое дело. За распутицей снег выпадет, а там, глядишь, и погодка установится, Турань встанет под крепким льдом…

– Ох и хочется тебе, чтобы гульды войной пошли! Аж руки иззуделись.

– Крови хочется, не скрою, только не о том дума. Коли внезапно обрушатся, то опять деревеньки заполыхают.

– Вот по снегу в Гульдию и пойдете, а до этого Фрязию пошерстите. Добрые соседи – это хорошо, но приглядеть не помешает.

Им собраться – только подпоясаться. Не прошло и часа, как десяток, оседлав коней, выметнулся с подворья и умчался за ворота. Подумаешь, дождик моросит, он сейчас, почитай, и не прекращается: то хмарит, то льет, то вот так моросит; солнышко стыдливо появится на часок-другой – и тут же уходит за очередную тучу. Бабье лето уж позади, теперь на смену этим холодным дождям в одночасье снег придет, зима уже чувствуется во всем, воздух особенным зимним духом пропитался, словно уже ударил легкий морозец.

С подворьем получилось все в точности, как и в свое время с постоялым двором. Покосились на бывшего скомороха, не без того: подворье у Истомы большое, крепкое, холопов целая прорва, к тому же в торговом деле все не новички, переучивать не нужно, один и вовсе лавкой ведал, пока хозяин иными делами занимался или в поездках отсутствовал. Но вслух никто ничего не сказал: как видно, хвосты нынче купцам подкрутили крепко. Виктор подозревал, что не обратись он к воеводе, тот сам предложил бы такое, уж больно хотелось ему еще разок надавить на самолюбие торгашеского племени.

– А что же тебя в кремле не было?

– А что мне там делать? – удивленно вскинул брови Лис. – Чай, ты там был, стало быть, все ладком вышло.

– А ну как меня не оказалось бы?

– Так и подворье не выставили бы, а тебе еще и накостыляли бы.

– А ничего не заподозрят? Ить подворьем ты займешься.

– Тут все знатно будет. Я его у тебя чин чином выкуплю.

– Не понял. Зачем тебе это? Я так понял, ты собирался его перепродать, чтобы прибыток поиметь, а так… Не понимаю.

– А чего понимать? Подворье у Истомы поболе моего будет, да с челядью уж, считай, я в наследство вступлю. Все одно меньше уплачу, чем другим способом, – свою-то долю мне выплачивать не нужно.

– А вот тут – мимо.

– Как так?

– А вот так. Когда я еще сумею выкупить, почитай, сорок душ, да по такой-то цене? А мне людишки сгодятся. Ты знаешь, какую я думку имею.

– И зачем тебе эти холопы? Они же дворовые, в лучшем случае знают, как за товаром ходить, как его хранить, перевозить да продавать, больше ничего и не умеют. Вообще дворовые – они ленивы, так что я на твоем месте не стал бы с ними связываться.

– Мне люди потребуются, а обучить их уж я сумею, не боги горшки обжигают.

– Так и возьми тех, кто к работе приучен. Эвон деревенька в десяти верстах, там, конечно, столько народу не наберется, едва тридцать душ, но зато крестьяне, к работе приученные и новое враз постигнут. А эти при том подворье уж сколько обретаются – знают, что там к чему. Опять же женка Истомы там же вместе с дочкой, а у нас счеты старые, отведу душу.

– А также нити к контрабандистам, с коими Истома знался, от них протянутся.

– Гхм.

– Да ладно тебе, я ить про то давно догадался. Но тридцать душ против сорока…

– Ну добери десяток. Только… – Не договорив, купец тяжко вздохнул.

– Только разлучать никого не хотелось бы, чтобы ты для них благодетелем стал.

– Ну…

– Лады. Но тут уж и у меня к тебе есть дельце.

– Кто бы сомневался. Тебе бы купцом заделаться – цены бы не было.

– Ты не льстись, незачем, потому как тебе это дело будет в прибыль.

– Хотелось бы.

– Будет, не думай. Ты хоть раз со мной без барыша оставался? Вот то-то.

– Так барыш барышу рознь.

– Понимаю, но ведь все одно в прибытке.

– Сказывай, – обреченно махнул рукой купец.

– Тут дело такое. Решил я наладить изготовление инструмента для мастеров, а тебе хочу предложить тот инструмент продавать.

– Инструмент, говоришь?

– Сомневаешься, станут ли покупать? Станут, не сомневайся. Им этот инструмент настолько облегчит работу, что они вдвое против прежнего станут производить. В первую очередь предложишь его оружейникам, им он особо надобен. А там уж само покатится. Приедешь на постоялый двор, тебя Богдан обучит с ним обращаться, чтобы ты показал мастерам, как все работает, а там уж с руками начнут отрывать, не сомневайся. Товар такой, что сам себя продавать будет.

– Если все так просто, то отчего же тогда самому не начать им торговать? Коли товар сам себя продает, то и ты с этим управишься. Сам делаешь, сам цену назначаешь, и прибытком ни с кем делиться не нужно.

– Тут дело такое. Лучше уж поделиться, но чтобы никто знать не знал, откуда берется тот инструмент. Скажем, что из-за границы. Может статься, как только узнают, что это моя мастерская приносит такую прибыль, то хозяин у нее поменяется, а все мои людишки в кабале окажутся.

– Это какая же такая прибыль должна получаться?

– Я так прикидываю, что буду на том зарабатывать эдак тысячу в месяц.

– Тысячу?!

– Чуешь, чем пахнет?

– А сколько я получу?

– Думаю продавать тот инструмент по сто шестьдесят рублей, с учетом того, что будут получать работники, стоимости материала и таможенных пошлин. Мне будет оставаться рублей сто пятьдесят чистой прибыли, а ты сможешь продавать тот товар рублей эдак по сто девяносто или двести, тут уж от твоих талантов зависит. В месяц мы сможем изготавливать семь или десять наборов, так что твоя доля составит…

– Я, чай, считать умею, – отмахнулся купец. – Получается, я должен буду тот товар как бы протащить через границу? Якобы его не местные мастера ладили?

– Именно.

– Тогда обойдемся просто тем, что я скажу, будто такого в Брячиславии никто не делает. Этого будет достаточно. Никто особо интересоваться не станет.

– Ой ли?

– Вот скажи, ты со своими парнями изловил несколько ватаг контрабандистов – погладили тебя за это по головке?

– Похвалили и даже премию уплатили. Но больше мы этим делом не пробавляемся, пограничную стражу для этого создали.

– А теперь ни одной ватаги не возьмут, если только кто дурью маяться станет. Контрабандный товар – он ведь дешевле идет. К тому же есть такой, который в иные государства продавать нельзя. Допустим, в Гульдии строго-настрого запрещено продавать за границу селитру и порох: согласно указу короля их скупает казна, причем по установленным ценам, даже сами гульды могут купить себе лишь в казенных арсеналах и в небольшом количестве. Но у нас гульдский порох продается, и все об этом знают. Эвон и твои пистоли, и оружие твоих ватажников тем же порохом стреляют, причем не просто гульдским, а лучшим, из Берзиньша. Это только пример, но есть и иное.

– Выходит, контрабандисты для казны выгодны?

– Те, кто дурью не маются и пользу приносят, выгодны. А вот кто только деньгу зашибает и о пользе княжества не печется, очень даже излавливаются.

– Ладно. Но сталь нужно будет закупать в Сальджукской империи. Я вызнал, что самую лучшую варят именно там. Она-то нам и нужна, и желательно – уже отлитая в форме прутов.

– Это просто. Не так быстро, но просто. Сделаю заказ, изготовят и ввезем.

– Тогда и это бы тишком.

– И это сделаем. Даром, что ли, я у тебя холопов Истомы отжимаю? Есть там человечек, может указать, к кому обратиться в Астрани.

– Это что же, контрабандисты с холопами дела делали?

– Нет, с ними только сами купцы дела ведут, на иное те не согласны, тут ведь свои законы. Но купец сам не ездит, обязательно с кем-то, а одного посвящать во все свои дела опасно – а ну как кто прознает и человечка прихватит? Как ты, к примеру.

– Так Любим только с ватажниками дела имел?

– И ни с кем более. Дальше – только то, что всем ведомо. Вот тут он знал многое, как и то, какой товар тишком прибыл, а какой открыто, но через кого прибыл – не ведал.

– А у тебя со Струком кто общался?

– Это пустое.

– Хоть жив?

– Жив. К чему верного человека жизни лишать? Случись что, так ты ведь воеводе доносы строчить не станешь, сам мне шею свернешь. Кабы кто иной, так отпели бы уж давно, а тут вроде сгодится еще.

– Не Заяц?

– Я не Истома, из ума еще не выжил – привязывать к такому делу того, кто у меня за правую руку. Ведь я при необходимости не моргнув глазом избавлюсь от этого человечка, а Истома долго репу чесал бы, ведь такое сотворить – без ножа себя зарезать.

– Ну тогда уговорились. – Виктор решил прекратить неприятную для купца тему. – Только деревенька та пусть пока за тобой будет.

– Пусть, – согласился купец.

– Да гляди, чтобы нужды и голода там не приключилось, я все оплачу.

– Сделаю все. Не смотри ты на меня так, все по совести сделаю. Да, чуть не забыл. Под товар тот сколько телег нужно?

– Да одной за глаза. Набор вот в такой ящик уместится, – показал руками Виктор. – И веса небольшого, и места немного займет.

С купчей покончили быстро, и Виктор с восполненным и даже потяжелевшим кошелем стал свободен, как ветер. Не задерживаясь ни на одну лишнюю минуту, чтобы, не дай бог, чего не приключилось, он со своими людьми поспешил покинуть славный Звонград.

Дух он смог перевести, только когда они прошли городскую заставу. При этом не забывал клясть себя за длинный язык и неуемный нрав. Всего-то надо было промолчать и намекнуть на того мужика: и подьячему угодил бы, и от Лиса окончательно отвел бы подозрения. Слухи о соглядатаях подьячего по граду растекались один интереснее другого. Теперь один черт знает, как именно начальник острога направил посадников по следу ватаги. Виктор не сомневался, что те слухи сам его нечаянный враг и распространяет. Выходит, свою выгоду наверняка получил, к тому же и награда ему выпала. Так какого рожна тогда нужно было устраивать цирк?! Ну да все мы крепки задним умом, нет чтобы сразу!

Час для путешествия был выбран неурочный. Уже перевалило за полдень. Всюду грязь непролазная. Морось сменилась дождем. В такую погоду хорошо сидеть в теплой избе у окошка и попивать квас или что покрепче, но никак не путешествовать. Люди удивленно крутили головами и переглядывались между собой, мол, чего это атаман еще решил учудить. Мало того что скоро темнеть начнет, так еще и едут не в ту сторону.

– Атаман, а ты часом не заплутал? – не выдержав, подъехал к нему Зван. В отсутствие Горазда он исполнял обязанности помощника.

– С чего так решил?

– Так эта дорога ведет не в Приютное, а в Брячиславль.

– А чем тебе стольный град немил? Там в кабаках не то пиво наливают, а у девок все поперек?

– Эка ты загнул! Надо будет запомнить. Стало быть, гулять в Брячиславле станем?

– Выходит, так.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то пора бы вам серьезным оружием обзаводиться.

– Таким? – Зван аж дыхание задержал, переведя взгляд на карабин Виктора, заботливо укрытый от дождя в кожаном чехле.

– Если у тебя найдется монета, то можно и таким.

– А сколько такой стоит?

– Двести рубликов.

– Так нешто у нас в кубышке таких денег нет?

– Отчего же. Но только честно скажи, ты готов почти все свое серебро отдать за это оружие? Доли вам ваши известны: сколько в той кубышке именно твоего, тебе ведомо.

Ну да, львиная доля уходила атаману и его помощнику, так что рядовым не особо много доставалось. Но с тем, что было раньше, просто не сравнить. Деньги очень немалые. У каждого ватажника сейчас в заначке лежало около трехсот рублей. По-хорошему, это неплохой стартовый капитал и с ним уже можно начать какое-нибудь дело, ту же торговлю.

– Выходит, за свою деньгу?

– Выходит, что так. За мою – что-нибудь поскромнее, а то привыкли все за мой счет приобретать, эвон у бояр такой справы нет.

– А что тогда за серьезное оружие?

– Хочу закупить нарезные стволы и замки, а остальное звонградские мастера и сами сладят, руку уж набили.

– Слыхал я про те мушкеты, их винтовальными прозывают. В Обережной у одного стрельца такой мушкет, да только поглядел я, как он заряжается, и тут же он мне стал неинтересным. Даже если на него установить такое кресало, как у нас, то едва сравняешься по скорости с обычным, а прицельно бить сумеешь не дальше, чем из наших карабинов, хотя и ствол у него подлиньше.

– Все верно ты подметил, вот только одного не учел. Коли пуля иная будет, то и скорость будет такая же, как у наших карабинов. И прицельно бить такой мушкет будет дальше, на шестьсот шагов.

– Да ну!

– Вот те и «да ну». Тут, правда, все зависит от того, как ствол будет исполнен. Если не вкривь и не вкось, то все ладно. Поэтому и хочу закупить у стоящих мастеров.

– А воевода нас часом не потеряет?

– Не потеряет. Он так и сказал: бери столько времени, сколько потребно, но не наглей. А мы наглеть и не будем.

– А чего мы так заторопились? Грязь месить – и так сомнительное удовольствие, а ночью – и подавно?

– В том моя вина. Нам теперь в граде особо отсвечивать нельзя, поцапался я с подьячим острожным, серьезно так, еще когда ватажников взяли.

– Вот умеешь ты, атаман, друзей себе выбирать!

– А я спорю, что ли? Самых что ни на есть заклятых.

– Ну и что это значит?

– А значит это, Зван, что весной гульды опять припожалуют, – задумчиво вытирая нож о зимний кафтан трупа, ответил Виктор. – Вот ведь какое дело получается. Если раньше одного рекрута снаряжали и содержали в мирное время пять семей, то теперь король издал закон, согласно которому эта обязанность возлагается на три семьи.

– Ну это-то я понял. Но нам какая с того печаль? Решил Карла заставить своих людишек затянуть пояс потуже, так и пусть его.

– Это не просто какой-то очередной закон, по которому его подданные достанут лишнюю деньгу. Карл таким образом увеличит свою армию как минимум на треть, а ополченческие части – так почти вдвое.

– И при этом его казна ничего не потеряет, ведь людишки станут собирать солдат. Так?

– Так, да не так. Семьи снаряжают солдата и платят ему ежегодное жалованье, на учениях и в боевых походах. Все расходы и повышенная плата ложатся уже на короля. Отсюда вопрос: откуда в казне Гульдии такие большие деньги? Учения по всей стране идут, а это очень дорого, одного только пороха сколько изведут! Я уж не говорю про повышенное жалованье для солдат, про наем офицеров, которым тоже платить нужно.

Ситуация действительно складывалась крайне непонятная. Содержание такой большой армии стране влетало в копеечку. Карл должен был в буквальном смысле посадить страну на хлеб и воду, чтобы потянуть такие расходы. Сомнительно, что делалось это только для того, чтобы поднять свой статус в глазах соседних государств. Конечно, можно было бы напасть на Фрязию, справиться с ними у гульдов вышло бы куда проще, чем с упрямыми и ненавистными славенами. Но тут такое дело – Брячиславия имела мирные договоры, торговые соглашения, обменивалась послами с другими державами, вот только военных союзов ни с кем не заключала. Даже славенские княжества не шли на такие союзы. Впрочем, они и между собой не ладили. Будь иначе – и Брячиславии не поздоровилось бы. Поэтому великий князь в случае войны мог выставить против гульдов только половину своей армии, ведь братские народы, едва почуяв слабину у своих границ, с легкостью могли вонзить нож в спину.

С Фрязией все иначе. Едва гульды возжелали бы на нее напасть, как тут же в войну с ними вступили бы Балатония и Киренаика. Гульдия тоже входила в военный союз, вот только в войну они собирались вступить лишь в случае вторжения на территорию союзников. У них хватало проблем с Новым Светом. Там, в борьбе за колонии, они не стеснялись выступать на стороне своих соседей. Вообще у западников подчас наблюдались очень странные парадоксы. Вдали за океаном могли литься реки крови, а здесь, в Старом Свете, максимум приостанавливалась торговля да время от времени случались захваты торговых судов и происходили мелкие стычки военных кораблей. И никогда дело не доходило до настоящих схваток.

Иначе говоря, для чего готовится столь сильная армия – вопрос риторический. Если Карл посчитает, что вполне способен противопоставить себя союзу трех королевств, Брячиславия ни в коей мере не останется в стороне и без просьб ввяжется в эту свару. Хотя бы для того, чтобы наконец утихомирить назойливых соседей. Нет, король Гульдии был кем угодно, только не дураком. А вот если он с обученным войском выступит через Турань, то славенам не поздоровится. Сомнительно, что ему удастся захватить все княжество. Такому усилению в первую очередь воспротивятся сами западники. Но кусок он оттяпает изрядный. Великий князь будет вынужден пойти на любые условия при заключении мира. Если Миролюб решит вести войну на истощение, то непременно победит, Гульдия не сможет долгое время продолжать боевые действия с напряжением всех сил. Но если такое случится, то другие славенские княжества навалятся на Брячиславию, им наплевать, что при этом будут растерзаны соплеменники.

– Так что, возвращаемся? – поинтересовался Зван, когда Виктор расписал все перспективы.

– Рано еще. То, что поведал нам этот ополченец, ни о чем не говорит. Может, он сплетни передает. Придется все перепроверять, и не единожды. Только нужно будет подальше отсюда отъехать.

– А это к чему?

– Ну во-первых, узнаем, какие разговоры идут в иных местах. Во-вторых, плохо, если будут пропадать люди на одной и той же дороге. Сейчас гульды уж перестали за нами охотиться, не нужно начинать все сызнова.

– Кровушка, выходит, перегорела, атаман?

– Не перегорела, но и не так саднит. И потом – весть нужно донести, не то горе придет во многие дома. Чего смотришь? Мы теперь люди служивые. Да и не это главное, мы ведь славены, хоть нас многие и татями кличут. Ладно, хватит разговоры разговаривать. Труп спрячьте. Если его и найдут, то не раньше весны.

Вскоре отряд вновь был на дороге и средь бела дня, запросто, не скрываясь, двинулся по ней. Да и что такого? Одеты на гульдский манер, язык им известен, говорят, правда, не чисто, но несколько фраз вполне способны выговорить без акцента. У Виктора и вовсе столичный выговор, а шапка, натянутая на глаза, и теплый шарф, обмотанный вокруг шеи и поднятый по самые ноздри, неплохо скрывают его лицо. Этим тут никого не удивишь: морозы стоят трескучие и многие путешественники прячут лица, чтобы не обморозить нос и щеки. Конечно, это вызвало бы вопросы, окажись они на постоялом дворе. Но кто сказал, что они собираются туда заезжать? С них вполне достаточно и лесных оврагов. Удобства, конечно, ниже среднего, зато безопасно.

Было захвачено еще шестеро человек в трех разных провинциях. Слухи в чем-то разнились, но сводились к одному – Гульдия основательно готовится к большой войне. Подтверждались и первоначальные выводы Виктора: армия увеличивалась больше чем на треть. К тому же были заново созданы как минимум четыре пехотных полка и один драгунский. Скорее всего, это еще не все. Имелись, наверное, еще и другие части, о которых им ничего не известно. Доподлинно это выяснить не удалось, но ходил слух, что король получил из Нового Света большое количество золота. Во всяком случае, слух не беспочвенный: налоговое бремя жителей королевства увеличилось, но не особенно-то серьезно.

Стало известно и о том, что резко возросли военные заказы, как для казенных мануфактур, так и для частных. Дошло до того, что местные производители пороха не могли выполнить все заказы короля, порох закупался в Сальджукской империи, другие же государства торговлю этим стратегическим товаром не вели. Сейчас море было сковано льдами, но по весне, как только начнется навигация, ожидалось судно, загруженное огненным припасом и сопровождаемое отрядом военных кораблей. Насколько это точно, оставалось лишь гадать, но слухи такие ходили.

Как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Не мог Виктор удержаться, чтобы не устроить маленький тарарам. Оно и ненавистному племени лишняя головная боль, и себе прибыток. Если случится война, а она непременно случится, то грех не подготовиться и самому.

К Райне, небольшому городку, расположенному в сотне верст от границы с Брячиславией, они подошли, когда начинало смеркаться. Городок этот, с населением едва в тридцать тысяч человек, ничем примечательным не выделялся. Разве что большим количеством мастерских с ремесленниками и несколькими мануфактурами, расположенными за стенами города. Здесь ткали сукно, шили изделия из кожи, в основном армейскую амуницию, производили оружие – в общем, всего по чуть-чуть. Но Виктора привело сюда не то, что было за стенами города, гарнизон которого был весьма внушителен.

Вне стен находились еще две мануфактуры, причем на солидном удалении друг от друга. Рядом с ними располагались рабочие поселки. На одной из мануфактур выделывали кожу. Товар, несомненно, полезный, из кожи делалось великое множество предметов, вот только процесс обработки его был настолько вонюч, что, пожалуй, запах этот мог перешибить знаменитые селитряники. Кто же станет терпеть подобное в черте города? И рабочие здесь настолько пропитались этим ароматом, что неподготовленному человеку находиться рядом с ними было непросто. Вторая мануфактура занималась производством пороха. А это уже никакие власти не захотят иметь в непосредственной близости от себя, слишком велики тут запасы пороха и его основного ингредиента – селитры. Если случится пожар, то страшно себе представить, что может произойти. Арсенал имел свои пороховые погреба, ясное дело. Вот только они были надежно укрыты под толщей земли и камня, и порядка там было куда больше, нежели на частной мануфактуре.

Разумеется, можно было бы ограничиться нападением на караван, отбить груз и уйти. Но не все так просто. Во-первых, вести бой придется вокруг опасного груза, настолько опасного, что если он полыхнет, то мало не покажется даже нападающим. Понятно, что зажигательных пуль у них нет, но ведь тут много и не нужно, достаточно малой искры – и привет. Во-вторых, скрыть нападение на караван не так просто. А значит, велика вероятность погони. Сейчас не лето, уходить придется по снегу. Замести следы, если только не поднимется метель или не начнется обильный снегопад, не получится. А порох необходим. Если вести войну так, как это намеревался делать Виктор, то огневое снаряжение будет расходоваться с катастрофической быстротой.

К окрестностям рабочего поселка подошли, когда стемнело. По здравом размышлении Виктор решил особо не мудрить. В таких поселениях обязательно имеется хотя бы одно питейное заведение, ведь нужно же место, где можно временно забыть о беспросветном существовании. Рабочему люду жилось худо: работали за гроши, жили впроголодь, ходили в рванье. Работников пороховых мануфактур сразу можно определить по их черной, пропитанной угольной пылью коже. Если учесть, что они не привыкли к купанию, картина получится полной. Понятно, что они как-то там умываются, но помывкой это нельзя назвать даже с натяжкой.

Зван и Кот сработали чисто и тихо. Приволокли какого-то забулдыгу. Только выбор их трудно было назвать удачным. Ясное дело, работники знали кое-что о своей мануфактуре – пожалуй, владелец даже удивился бы, насколько много они знают. Но мужичок накачался до такого состояния, что не прихвати они его, то до дому, пожалуй, и не дошел бы, замерз где-нибудь под забором. И как с таким беседовать?

– Вы кого приволокли?

– Дак работягу.

– И как с ним говорить? Он ведь лыка не вяжет.

– Атаман, а ты дай мне с ним побалакать, все вызнаю, – предложил Зван. Он понимал, что это его промашка, ему и выправлять положение.

– Издеваешься?

– Я что, себе враг? Говорю тебе, все будет в лучшем виде. Ты только вина под это дело выдели.

– Ну-ну.

Напрасно сомневался. Да, мужичок был в таком состоянии, что не приведи Отец Небесный! Но пара глотков горячительного на морозе его слегка взбодрила, во всяком случае, он начал разговаривать, а самое главное – охотно отвечал на вопросы без обычных в таких случаях мер воздействия. Через полчаса содержательной беседы им было известно расположение склада с готовой продукцией, а также то, что охрана мануфактуры состоит из десятка солдат, которых специально направляют сюда из городского гарнизона сроком на неделю. Имеются два поста. Один часовой охраняет склад с порохом, второй стоит у ворот, рядом с которым расположена и караулка. Друг друга они не видят, а еще имеют дурную привычку прятаться по углам, закутавшись в тулупы. Ну это понятно. Кому охота торчать на открытом месте в такой мороз, когда и легкий ветерок пронизывает до костей, несмотря на теплую одежду.

Виктор и его люди уже успели изрядно измучиться за те десять дней, что находились в этом треклятом рейде. Шалаши, крытые парусиной, и меховые спальные мешки не больно-то спасали от пронизывающего холода. Если прибавить сюда еще и нахождение целый день в седлах… Брр. Хорошо хоть за все это время не приключилось ни одной метели да пару раз удалось нарваться на заброшенные строения, где можно было устроиться с некоторым комфортом и хорошенько отогреться. Так что поведение часовых им очень даже понятно.

Пьянчужку развезло окончательно, и его отволокли обратно в село. Ни к чему возбуждать лишние подозрения, а так – замерз и бог с ним. Для верности Зван приложил ему по голове мешочком с мелкой картечью, даже следов нет. – Что может быть надежнее?

Пришлось немного помучиться с часовым. Кто знает, когда у них смена. Лучше все же дождаться ее, да и сам часовой больно хорошо укрылся. Наверняка не спит. Так что очень легко может обнаружить визитеров, поднять тревогу. Почему такая уверенность, что не спит? Вообще-то спать на таком морозе без костра под боком – несколько опасно, можно и не заметить, когда придет костлявая. А потом, нужно не проспать смену, никакому начальнику не понравится, что какой-то раздолбай плохо несет службу рядом с таким серьезным объектом. Ведь если рванет, то ничего не останется, караулки в том числе.

Успокаивало только одно: Виктор почему-то чувствовал, что если сразу не повезло, то в итоге все должно быть тип-топ. Им пришлось пролежать на крыше не меньше часа. Виктор уже ощутимо замерз и совсем не отказался бы от горячительного, а еще лучше – посидеть у огня. Конечно, это не первая ночь на морозе, вот только с наступлением темноты они никогда не обходились без костров, причем нескольких. А тут мало того что лежишь в снегу, так еще и шевелиться лишний раз нельзя, чтобы не обнаружили.

Наконец их терпение было вознаграждено. Послышались скрипучие шаги смены, отчетливо различимые в ночной тишине. Как и ожидалось, трое. Выходит, не только у них в части заведено начинать смену с дальних постов, потому что парни двигались, зябко передергивая плечами, как люди, только что вышедшие на мороз из теплого помещения. Ага, а вот и часовой. Точно не спал, раз уж сумел расслышать шаги. А вышел он из темного закутка между двумя постройками. Поди еще рассмотри его там! Здесь хватало и других мест.

Смена произошла просто и буднично. Часовой передал сменщику тулуп, помог взгромоздить его на плечи, подержал мушкет, пока тот прилаживал теплую одежонку поудобнее. Затем смена зашагала в обратном направлении. Порядок. Теперь есть по крайней мере час. Вот только не шумнуть бы.

Этого можно валить наглухо, потому что от трупа, считай, ничего не останется. Попробуй разбери, разорвало его взрывом или прирезали, если вообще найдутся останки. Но тулуп путал все карты. Одежка это просторная, толстая, можно сказать – мягкая броня. Так что никакой гарантии, что стальное жало достанет до тела и убьет.

Едва стихли шаги ушедшей смены, Виктор переглянулся со Званом. Тот только хищно улыбнулся, видать, тоже измучился лежать на морозе. Часовой, как видно, решил все же отдать дань службе и помаячить какое-то время у ворот склада. А может, просто молодой, халявить на службе еще не научился. Как бы то ни было, упускать такую возможность нельзя. Они скользнули по покатому скату крыши вниз, намереваясь свалиться на часового сверху, как снег на голову. А почему, собственно, «как»? Снег на голову часовому и свалился первым, потому что скользящие вперед тела погнали перед собой маленький такой сугробчик. Когда Виктор осознал, какую глупость они совершили, менять что-либо было поздно, остановиться они уже не могли.

– Проклятая зима, – ругнулся сквозь зубы часовой.

На счастье доморощенных диверсантов, он решил, что на него сам собой рухнул ком снега. В следующее мгновение он уже понял, что все это неспроста. Да и как иначе, если на тебя валится что-то тяжелое, хватает за воротник тулупа и натягивает его тебе на голову? Осознав, что случилось непоправимое, солдат закричал. Правда, к этому времени он уже лежал лицом в снегу, а голова была прикрыта тулупом. Его мычание едва сумели расслышать сами нападающие, чего уж говорить о ком-то ином. Нож уже в руке Звана, тулуп плотно облегает спину часового, напарник Виктора с ходу вонзает в него клинок. Раз, другой, третий, пока тело не дернулось в последний раз и не прекратило издавать хрипы и стоны. Порядок. Теперь надо подать сигнал за забор.

Вскоре у ворот склада собралась почти вся ватага, с лошадьми остался лишь один. Кот тут же отбежал к углу постройки, из-за которой подходили караульные. Теперь нужно по-тихому разобраться с замком. Если не получится, то зря они мерзли целый час, потому что нужно будет разбираться со всем караулом.

Замок оказался таких же героических пропорций, как замок замка Берзиньша. И столь же простой конструкции, хотя провозиться с ним пришлось подольше. Холод изрядно помешал: чуть ли не половину затраченного времени Виктор тер руки, возвращая пальцам чувствительность и гибкость. К тому же приходилось касаться мерзлого железа, да и смазка пристыла, затруднив работу. Будто мало того, что навыки так себе, ниже среднего. Но все же управился, не пришлось сбивать замок и поднимать шум, а потом решать проблему с солдатами (или, если быть более точным, то наоборот). Не за тем они здесь. Охране и без того достанется, так что нечего лишний раз суетиться.

Ого! Мама дорогая, это сколько же отсюда не вывозили порох?! Глядя на заставленный бочонками склад, Виктор усомнился, что Гульдия еще и закупала припасы за границей. Не стоит забывать о том, что такая мануфактура не одна в стране. Впрочем, все может быть. Все-таки расходуется это зелье с поразительной быстротой. В условиях настоящей войны, когда основной упор делается на огнестрельное оружие, лучше иметь припасов в достатке, чем ощущать их недостачу. Возникал еще один вопрос: помещение забито под завязку – отчего же продукцию никто не вывез? Или все дело в том, что тут устроили мобилизационный склад? Но тогда отчего такая малая охрана? Да и вообще, в таком случае его можно было вывезти в те же погреба в городе, там и без того изрядные запасы, так что если рванет, то все одно – городу, считай, конец.

Ладно, разбираться некогда. Вот эти, среднего размера, вполне подойдут. Только сначала нужно убедиться, что это порох, а не что-нибудь другое, к примеру селитра. Она тоже товар дорогой, вот только торговать Виктор не собирался. Ему нужен порох, и как можно больше. Сковырнули пробку на одном из бочонков, наклонили. На руку посыпался сухой черный порошок. Гранулы так себе, не то что берзиньшский, у которого словно все один к одному. Но сработает так, как надо, это несомненно. Порядок. Во всяком случае, в этом штабеле именно то, что им нужно.

Покряхтывая, парни начали взваливать на загривок бочонки и рысцой выбегать наружу. Виктор посмотрел, встряхнулся. А он что, лысый, что ли? А ну-ка, р-раз – и побежал. Тяжесть почти не ощущается, по затекшему телу кровь потекла быстрее, возвращая ему подвижность и легкость. Примерно через полчаса стахановского труда на каждую из заводных лошадей было погружено по два бочонка, а в складе запален фитиль, гореть которому минут пятнадцать. Теперь все, ходу. Лишь бы смена не появилась слишком рано, да и фитиль бы не подвел. Здесь бикфордова шнура нет, а пропитанная селитрой веревочка Виктору особого доверия не внушала.

Напрасно. Очень даже напрасно. Отдалившись немного от мануфактуры, отряд выбрался на дорогу еще до назначенного времени. Успели отойти настолько, что пострадать никак не могли, разве что растревоженные лошади выбросят из седла. Впрочем, они все давно уже стали вполне приличными наездниками.

Виктору показалось вдруг, что взрыва не произойдет. Потом далеко за спиной рвануло так, что лошади вздрогнули и тонко заржали. А чего, собственно, от них еще ждать? Полыхнуло изрядно. Не только осветило все вокруг зарницей, так еще землю тряхнуло. Толчок можно было ощутить, даже сидя в седле. Лошадей успокоили. Теперь вперед и только вперед, строго по дороге. Так и быстрее, и ненужный след на целине не оставишь.

– Рад тебя видеть, Богдан.

– А уж я-то как рад! – Орехин, не скрывая чувств, вцепился в протянутую руку и от души затряс ее.

– Давно вернулся?

– Только второй день. Назавтра думал съездить к тебе в Обережную, посоветоваться. Да вижу, что мог и не застать.

– Ага, мы уж, почитай, две недели в разъездах. К гульдам ходили. Не гляди так, на этот раз никого и не тронули. Так только, одну мануфактуру подпалили, но и то чтобы следы замести.

– Что-то привезли?

– Порох раздобыли. Поэтому сначала сюда, а не в Обережную. Он не такой добрый, как для наших мушкетов. Но все одно – его пускать на иное. Отливку гранат и мин наладил?

– Передумал я заказывать корпуса в Рудном. Сам же сказывал, что лучше бы не светиться раньше времени.

– Я-то сказывал, да тут такое дело. Только ты никому ни слова, даже Беляне. Война по весне будет. Больно уж гульды шебуршатся, армию сильно увеличили, опять косо на Брячиславию посматривают.

– Значит, будем работать день и ночь. Не переживай, будет чем встретить гульдов.

– Дак это ведь время! Я-то думал, вы еще успеете и деньгу заработать, пока не уйдете в какое-нибудь надежное место.

– Стало быть, уходить нужно?

– Здесь и разговору быть не может. Сила должна припожаловать огромная. Боюсь, что и Кукша, и Звонград не устоят.

– А если великого князя упредить?..

– Гульды в драке злы, а главное, обучены куда лучше. Королевство хоть и не так богато, как наше княжество, но на подготовку войск там серебра не жалеют. Отчего-то мне не верится, что даже если Миролюба упредить, он совладает с ними. Хорошо, если ошибаюсь, а если нет? Лучше не рисковать.

– Ну значит, привлеку селян. Пора им должок начинать отрабатывать. А с литьем и они справятся, там особой премудрости нет.

– Это не дело. У тебя с ними уговор был до следующего урожая. А так что же получается? Сам же слово свое и нарушишь.

– Они только рады будут начать отрабатывать долг.

– А мне этого не надо. Не собираюсь я им помогать сейчас. Сам знаешь, для чего все затеялось, а так – все впустую.

– Выходит, подвел я тебя, – сокрушенно вздохнул Богдан.

– Ерунда. Привлечем Гораздовых ребят, там их уж десяток.

Горазд и впрямь сам превратился в десятника. Парней к нему набирали по давнему принципу: возьми Боже, что нам не гоже, – самое отребье. Но, правда, брали из тех, кто был готов ухватиться за возможность выкарабкаться из той безнадеги, в которой пребывал. Кроме той четверки, что была взята в тайной долине, остальные на службу поступили по желанию, представители городской голытьбы. За прошедшее время парней уже успели изрядно поднатаскать. Их десятник, сам прошедший суровую школу, столь же сурово учил своих подчиненных. Сколько они расходовали пороха и иного снаряжения – подумать страшно. И если бы не удалил их Виктор в лесную глушь, то вопросов было бы куда больше, чем ответов на них. А так вроде и шум-тарарам, поблизости и зверье не ходит, но никто посторонний ничего не слышит.

– Да ведь воинскую науку постигают, им же на ворога идти! – забеспокоился Богдан.

Он успел уже проникнуться духом ответственности за отряд Виктора. Его надлежало снарядить к бою должным образом, и пока у него это получалось.

– Нет иного выхода.

– Не трогай ребяток, пусть учатся. Чем крепче постигнут свое дело, тем горше будет гульдам. Нельзя к работе приставить крестьян – значит, закажу в Звонграде. Пусть чуть дороже, нежели в Рудном, получится. Но если плату за дорогу вычесть, то не особо.

– Хм. А об этом я и не подумал. Значит, с этим решили.

Виктор произнес это, уже усаживаясь за стол в тепло натопленном доме и млея от охватившей тело истомы. Ему стоило большого труда не повалиться прямо на лавку и не уснуть. Парням было куда проще. Не обращая внимания на то, что девчата под руководством Беляны споро собирают обед, они именно так и поступили. Вроде и неудобно – лавки жесткие, узкие, – но это смотря с чем сравнивать. За прошедшее время парни изрядно вымотались, так что просто теплое помещение уже было большим благом, нежели то, на которое они могли надеяться. Волков специально подобрал время так, чтобы приехать на подворье в середине дня. В это время здесь обычно никого не было, разве что только какая нужда заставляла путников припоздниться.

Глянув на своих людей, Виктор тяжко вздохнул. О лошадях сейчас проявляли заботу братья Горазда, ради такого дела оставили все свои занятия. Все же два десятка лошадей – это не баран чихнул, поди-ка всех обиходь! Но вздыхать можно хоть до самой Пасхи, а с начала дела и без того крюк временной изрядный вышел. Теперь нужно спешить в крепость, так что нужно сразу уж все закончить, а если останется время, то и вздремнуть можно.

– Пивка, Добролюб?

– Спасибо, Беляна, не время. Лучше холодного кваса.

– Холодный квас? Да ты же с мороза. Или хочешь, чтобы хворь свалила?

– Пиво или что горячее сморит сразу, а мне недосуг. Принеси квасу.

– Хорошо.

– Так вот, Богдан, – когда отошла Беляна, продолжил Виктор, – в Звонград тебе все одно ехать. Поэтому закажешь у Рукодела стволы минометные.

– Так ты же сказывал, из металла ладить будем?

– Деревянные больше полусотни вряд ли выдержат. Да только их и бросить при случае не жалко, а то и вовсе порохом зарядить да подорвать. Размеры у тебя есть, так что ему остается только изготовить.

– Понял. Сделаю.

– И еще. Закажешь ему еще десятка три похожих стволов, только стенки в два раза тоньше, а сам ствол – не больше локтя длиной.

– Ты бы объяснил, на что, чтобы я голову не ломал.

– Думаю пушку смастерить. Вот гляди. Делаем затравочное отверстие, заряжаем порохом и картечью. Крепим кремневый замок, к крючку вяжем бечевку и протягиваем ее на дорогу. Человек задевает веревочку, замок срабатывает – и в ворога летит картечь.

– Не выдержит ствол-то. Картечь, может, и метнет один раз, да только разорвет его сразу, разметает по сторонам.

– Того и добиваюсь. Одноразовая картечница выйдет. Нас поблизости не будет, пусть потом гадают, что это такое было.

– А отчего хочешь кремневый замок под нее ладить?

– Ну не фитиль же.

– А что, если колесико с кремнем? Кресала эти мы ладим легко. Останется только пружинку приделать да сторожок. Все сами сладим из бронзы. Детальки небольшие получаются, так что много не уйдет. Только пружины придется закупить. Но на круг заметно дешевле выйдет, чем замок на это дело пускать.

– Уел, старый.

– Скажешь тоже – «старый». Я это…

– Говори, чего замолчал-то?

– Мы с Беляной венчаться хотим.

– Давно пора. Год она выдержала, у тебя тоже уж срок прошел. Не хмурься. Жизнь – она продолжается. Я рад, что хоть ты сердцем оттаял. Еще бы Горазда оженить и посадить каким делом заниматься.

– А сам?

– Зверь я, – сказал и сразу помрачнел, словно прямо сейчас готов идти резать всех подряд.

– Это не ты зверь, это он в тебе сидит. А прогнать его у тебя сил недостает. Нам с Гораздом помочь сумел, а на себя-то тебя и не хватает.

– Может, и так. Ладно, не стоит об этом. Все ли понял?

– Все. На венчание-то приедешь?

– Нет. Не надо знать сторонним, что нас многое связывает. Боюсь, возжелав посчитаться с Вепрем, доберутся до вас.

Все же Виктор был сделан не из железа. Повалился-таки на лавку, успев строго-настрого наказать: как только какой-либо караван подойдет или сумерки опустятся, чтобы его непременно разбудили. Так и поступили. Караван втягивался на подворье, и уже смеркаться начало. Виктор позволил людям только поесть горячего, после чего погнал всех в путь, не забывая хоронить свое лицо. Незачем посторонним видеть его. Тем более что путь каравана лежал в сторону границы. А ну как весть дойдет до воеводы! То, что придется в ночь выезжать, его ничуть не смущало. Чай, не впервой. Опять же земля укутана снегом, и видно очень неплохо.

Градимир встретил десятника разведчиков с нескрываемым нетерпением. Больно долго те отсутствовали, по осени обернулись куда быстрее. Но вот они въехали в ворота, все в наличии. Видать, обошлось. Добролюб едва спрыгнул с седла, как тут же был вызван к начальнику. Не сказать что это его обрадовало. Ночью разбушевалась метель, досталось им изрядно. Да ничего не поделаешь, вольная она или невольная, а служба есть служба.

Весть, которую принесли разведчики, воеводу никак не порадовала. Да и не могла порадовать. Если даже забыть о том, что война ни процветанию, ни спокойной жизни никак не способствует, то остается еще и то, что командует он пограничной крепостью. Выходит, и врага ему встречать в числе первых. Обережную ворог никак не минует, из-за нее все затевается, как есть из-за нее.

– Ну что скажешь, Боян?

– А может, он чего напутал? – задумчиво глядя в угол горницы, проговорил заместитель воеводы.

– Сомнительно. Да и великий князь все равно станет перепроверять не раз и не два. По весне нужно будет исполчать армию и выдвигаться к рубежам, чтобы встретить Карлу. Не то они тут такой разор учинят! Что уж там набег двухлетней давности.

– Получается, нужно готовить крепость и людей к осаде. По весне вряд ли будут кого менять, скорее уж еще усилят гарнизон.

– Пожалуй. Ты вот что, зятек… Позволь, я обращусь к Миролюбу, чтобы тебя перевели в иное место. За Обережную и они, и мы биться будем не щадя живота своего. И крови здесь прольется изрядно.

– Почто так плохо обо мне думаешь? – тут же вскинулся молодой человек.

– Вот заладил. Да хорошо я о тебе думаю. Не раз видел в сече, и сомнений по твоему поводу у меня нет нисколечко. Но и дочку вдовой не хочу видеть, к тому же тяжелая она.

– Неужели думаешь, усижу у бабьей юбки, когда ворог придет?

– Не думаю. Да только сдается мне, что там выжить будет куда сподручнее, нежели здесь. Сомнительно мне, что Миролюб сумеет выстоять против такого ворога. Слаба еще наша армия, чтобы в чистом поле противостоять гульдам. Только числом и можем взять. А тут и у них войско будет немалое. Будут и осада и штурм, и ничего мы с этим поделать не сможем.

– Тогда тем более я отсюда ни ногой. И тебя прошу, не пиши великому князю. В прошлый раз тебе с помощником не повезло. Бог даст, теперь полегче будет. Если уж чего мудрого не насоветую, то стоять на стенах буду крепко. Опять же случись что… Если при мне – тяжко будет, но Смеяне в глаза смотреть буду прямо. А если в ином месте буду, то порушится наша любовь.

Что тут возразишь? Прав парень, как есть прав. Ну а коли так… Никто их силком на службу не тянул, сами стезю свою выбрали. Никто не уговаривал Смеяну остановить свои ясны очи на молодом Вяткине, сама пожелала за воина выйти. Зря Градимир затеял этот разговор, пустое дело.

Устроившись поудобнее за столом, Смолин притянул к себе писчую бумагу и чернильницу с пером. Нужно составить грамотку для великого князя. О Бояне он твердо решил не писать, а оставить парня при себе. Как бы оно ни было, как бы тяжко ни пришлось, есть у него уверенность, что уж он-то лучше иных присмотрит за парнем. Ведь тот не врал – не усидит в тылу, напросится в действующую армию. Прав ли Градимир, рассудит время и война, чтоб ей…