— Так что, ценность человеческой жизни можно измерить деньгами? — спросила Татьяна Воронина и глуповато хихикнула.

— Для нормального человека такие вещи звучат нелепо, — ответил Боро Гайдзин, лидер либеральной партии Гефеста. — Согласно системе общечеловеческих ценностей, принятой в любом нормальном обществе, жизнь человека всегда выше любых денег. Даже самая астрономическая сверхприбыль не может быть основанием, чтобы рисковать человеческими жизнями. Но не все у нас это понимают. Кое-кто, не будем показывать пальцем, относится к экологии не как к главной проблеме Гефеста, а как к еще одному налогу, который приходится платить, но от которого хочется уклониться. Они придумывают всякие нелепые отговорки, вроде того, что лишний час простоя капсулы приносит большие убытки…

— Это не нелепая отговорка! — возразил Вахид Карагуй, вице-председатель Ассамблеи Гефеста. — Те, кто болтают языком не просто так, а по сути дела, так не говорят. И другие не говорят, кто вникает. Говорить вообще легко, сейчас много стало тех, кто говорит не то и смотрит не туда. Я не вас имею в виду, Боро-сан, я тех имею в виду, кто делом занимается не так, как положено, а так, как получается. Вы только посмотрите на этих депутатов, с позволения сказать! Три человека погибло. Три человека. Это вам не законы принимать, это вам персональная ответственность, и не за что-то там, а за все то, что вы до этого наговорили. И наделали. А вы много наделали, по-большому, можно сказать. И не один раз. И не надо говорить, Карагуй-ага то, Карагуй-ага се, не надо так говорить. Моя юность, между прочим, не где-нибудь прошла, а среди тяжелых металлов, так что я не просто так говорю, я знаю, о чем говорю. Получше других знаю, между прочим.

Рамирес мысленно плюнул. Он был достаточно культурным человеком, чтобы не плевать на пол собственной комнаты, он просто представил себе, как смачно плюет в самодовольные морды этих идиотов, которых Воронина пригласила на свою передачу “Условный рефлекс”.

— Но все-таки, Карагуй-ага, — прервала Воронина многословные излияния почтенного парламентария, — все-таки погибли три человека. Кто бы что ни говорил, три смерти — слишком много, чтобы просто закрыть на них глаза.

— Закрыть глаза проще всего, — согласился Карагуй-ага, — закрыть глаза даже страус может. Только надо глаза не закрывать, надо, наоборот, разуть глаза пошире и посмотреть куда надо. И как надо. Вот тут господин Чандра сидит, что вы нам скажете, господин Чандра? Ничего вы нам не скажете.

— Ну почему же не скажу, — подал голос господин Чандра, сиротливо притулившийся на самом крайнем стуле, почти не попадающем в поле зрения камеры, — кое-что я могу сказать.

— Да уж, вы скажете… — начал Карагуй-ага, но Воронина вовремя прервала его:

— Нет уж, позвольте, нам очень интересно послушать.

Зал взорвался аплодисментами. Камера прошлась по залу панорамным обзором, Рамирес отсчитал три секунды, и в углу экрана мелькнул колоритный смуглый мужчина с очень длинными черными усами. Он почти всегда появляется в этот момент, потому что никаких зрителей в студии нет, да и сама студия, скорее всего, виртуальная, зрителей засняли один раз и все время показывают запись. Иллюзия реальности. В мире слишком много иллюзий, и, что самое противное, даже когда смотришь телевизор, иллюзию не всегда можно отличить от реальности. Целый год Рамирес был уверен, что в зале “Условного рефлекса” действительно сидят зрители, пока не обратил внимание на одного слишком колоритного персонажа…

Господин Чандра вначале говорил сбивчиво и невнятно, но с каждым произнесенным словом обретал все большую уверенность.

— Союз горнодобывающих компаний уже сделал выводы из происшедшего. Не дожидаясь, пока Ассамблея примет соответствующие законы, мы решили в одностороннем порядке удвоить нормативы времени для загрузки межзвездных транспортов. Кроме того, союз собирается инвестировать в систему здравоохранения не менее ста миллионов евро в течение года. Также мы прорабатываем вопрос о том, чтобы изменить процедуру предварительной подготовки иммигрантов к условиям Гефеста. Мы будем стремиться к тому, чтобы эта процедура стала по-настоящему предварительной, чтобы для каждого человека, прибывающего на Гефест, перестройка организма заканчивалась не в клинике под капельницей, а еще на планете отправки, до погрузки в транспорт.

Рамирес еще раз мысленно плюнул. Во-первых, колоритный господин ничего не сказал по поводу гибели людей, а во-вторых, по неписаному правилу, установленному еще во времена первопроходцев, прививки всегда делались на борту межзвездного поезда, когда все пути к отступлению уже отрезаны. Если бы рабочие, завербовавшиеся на Земле, проходили через прививку еще до отлета, слишком многие захотели бы досрочно прервать контракт… Нет, делать прививки еще на Земле — утопия.

Воронина предоставила слово зрителям, которые, как обычно, стали нести полнейшую ахинею. Рамирес мысленно плюнул в третий раз и переключил канал. Надо помянуть бедную Ху Цзяо, она ведь ничем не хуже, чем профессор Дао Лан. Как бы не спиться, если каждую новую жертву поминать в том же объеме.

В мозгу Рамиреса промелькнула непрошеная мысль: кто следующий? Но первая же рюмка отогнала ее, притом без особых усилий.