Глава 3

Книга: Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

* * *

В Хабаровск Такэда вернулся через трое суток, предварительно повидав Ксению — с такими же предосторожностями, как и при встрече с Романом, — и посетив кое-какие учреждения для пополнения информации. Очень недоставало выхода в компьютерную сеть, вот и приходилось изворачиваться.

Поиски Книги Бездн не то чтобы зашли в тупик, но не дали ощутимых результатов. Такэда объехал все древние монастыри, церкви и пустыни, как действующие, так и заброшенные, разрушенные, хоть как-то упоминаемые легендами в предполагаемом пути Книги по Руси, однако ни в одном не нашел достаточно реального, достоверного следа, за который можно было бы уцепиться. Оставался единственный шанс — Сухарева башня. Надо было либо вскрывать асфальт, под которым покоился фундамент башни, и попытаться разобрать фундамент, что было практически невыполнимо, либо искать свидетелей взрыва башни, могущих помнить какие-нибудь необычные факты. Этим поиском и занимался инженер в последнее время, используя свои старые связи и каналы госбезопасности, нащупанные им с помощью компьютера.

Конечно, он искал выход в Веер и другим способом, не через Книгу Бездн, — с помощью хрустальной пепельницы в форме бабочки — рации, имеющей связь с информационной службой Собора. Толя упорно клал в нее записки с вопросом: где вход? Но ответа пока не получил.

Из свидетелей, оставшихся в живых в обширном списке всех причастных к акту вандализма — разрушению Сухаревки, он обнаружил четверых, причем один из них непосредственно участвовал в подготовке и проведении взрыва, но возраст их не позволял надеяться на успех: самому младшему исполнилось девяносто шесть лет, а старший дышал на ладан, неизвестно как ухитрившись дожить до ста с лишним. Этим старшим и был взрывник — Кирилл Мефодиевич Неплюев, живший в настоящий момент в поселке Грозодухово, в ста сорока километрах от Хабаровска. Визит к нему Такэда наметил нанести вместе с Суховым, тем более что по пути можно было показать танцору одну интересную вещь — «прогиб Мира».

Никита был рад и возвращению друга, и возможности отвлечься, сменить обстановку. Однако у него появились сомнения, и он честно высказал их вслух:

— По-моему, искать твою Книгу Бездн — почище, чем искать иголку в стогу сена.

— Ты был бы прав, если бы речь шла о книге обычной, — возразил Такэда. — Но Книга Бездн — не книга вовсе, это свод магических формул и сведений, закодированных неизвестным способом, нечто вроде генетически запрограммированного зародыша, информационной программы, готовой открыться только магу.

— Но ты же говорил, что эта Книга… и она связана Страшным Проклятием на десять тысяч лет…

— Язык человеческий беден для адекватного отражения свойств Книги, и, говоря о Страшном Проклятии, я подразумевал команду маскировки, а также защиты Книги, которую подал ее последний владелец. И пришла эта книга к нам, очевидно, из другого хрона, где законы физики несколько иные и допускают магические преобразования. Но и будучи у нас, эта Книга натворила дел, изменяя вариабельность бытия и стабильность материальных основ.

— Жуть! — вполне искренне сказал Сухов. — Я ничего такого не предполагал. Есть над чем задуматься.

— Тебе еще придется поломать голову всерьез, отдыхай, пока Книгой занимаюсь я.

Сухов откинул спинку сиденья и закрыл глаза.

Чтобы лишний раз перестраховаться, он по совету (по сути — приказу) Такэды уволился из казино, сказав, что уезжает во Владивосток. Красильников уже на следующий день после разговора с Толей нашел молодежный клуб, где танцор мог бы показать свое умение, но Никита решил не спешить с «гастролями», пока тяга к танцу не станет непреодолимой. Он еще не оценил по достоинству все сделанное для него Тоявой, но чувствовал, что давно был бы на том свете, не будь рядом инженера.

В Грозодухово можно было добраться самолетом, поездом или автобусом, но путешественники решили отправиться на автобусе, договорившись действовать по обстоятельствам.

Выехали в девятом часу утра, приодевшись потеплей: зимние холода наступили еще в начале ноября и держались на уровне минус пятнадцати-двадцати градусов. Пока автобус выбирался по заснеженным улицам города на шоссе Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре, молчали. Потом Никита, одетый в такую же куртку, что и Такэда, с капюшоном и пуховой подбивкой, только серого цвета, высвободил подбородок из пухового белого шарфа:

— Не спишь?

Инженер приоткрыл один глаз, не отвечая.

— Ты хорошо знаешь Красильникова?

Ни звука в ответ. Это означало, что Толя подтвердил его догадку. Никита давно привык к манере его разговора и знал, когда можно продолжать беседу, когда нет.

— Это правда, что Иван может вести бой с меняющимся противником двое суток подряд?

— Правда. Он может и больше, я его пределов не знаю. В истории единоборств такие примеры уже были. Мастер кекусинкай карате Масутацу Ояма вел бой с меняющимся противником в течение трех суток и победил сто человек.

— Ничего себе!

— Ты тоже сможешь, если захочешь.

— Я хочу.

Такэда промолчал. Некоторое время ехали погруженные каждый в свои думы. Сухов перевел разговор на другую, более интересующую его тему.

— Допустим, я дойду до нужной кондиции и начну Путь. Каким образом я отыщу нужных людей? Я имею в виду магов. Ведь Миров много. На Земле — и то непросто найти нужного человека, а тут — огромное количество вселенных! Не планет, не звездных систем — вселенных!

— Во-первых, Миры Веера в некотором смысле напоминают жесткие пластины веера-прообраза, так как время в одном из них течет «под углом» ко времени в другом, а хроноскважины, соединяющие их, жестко привязаны к одному моменту в каждом. И не только к моменту, но и пространственно — к точке с координатами, соответствующими положению Земли — в нашем хроне, и другим обитаемым планетам-двойникам — в других хронах. Во-вторых, искать мы будем не просто людей, а Владык-магов, которых легко выделить из толпы и вообще в пространстве по их ауре, то есть по так называемой магауре. Каждый из них излучает в «магическом диапазоне» — это целый набор био-, пси-, электромагнитных и еще неизвестных нам волн.

— Более или менее понятно. Однако я не обладаю способностью видеть эту… магауру.

— На первом этапе придется обходиться кое-какими… локаторами, приборами, одним словом, если говорить нашим языком, хотя на самом деле это нечто вроде магических вещей из волшебных сказок.

— Типа волшебной палочки и сапог-скороходов?

— Не ерничай, ты угодил в самую точку.

— И где же мы их найдем, в каком сундуке?

Такэда заворочался, полез в нагрудный карман куртки и достал стеклянную или, скорее, хрустальную вещицу величиной с ладонь в виде крылышка бабочки в серебряной оправе. Открыл — пусто.

— Портсигар, что ли? — спросил Никита.

— Рация. Точнее — М-передатчик и еще что-то, о чем я не имею ни малейшего представления. Мне его вручил ангел после посвящения.

— Кто?!

— А-а… разве ты не знаешь, что ангел с греческого — вестник?

— В греческом не силен. Ну и что дальше? Как эта штука работает?

— Я передаю с ее помощью информацию в те Миры, где ждут мои сообщения. Надиктовываю кассету, кладу сюда, закрываю, и… кассета исчезает. Правда, ответа дождался за все это время только один раз, когда меня предупредили, чтобы я ждал Вестника. — Такэда спрятал портсигар-пепельницу. — Это было в тот день, когда ты наткнулся на мальчиков СС.

— Все? У тебя больше ничего нет? — В голосе Сухова послышалось разочарование. — А где волшебная палочка?

— Палочки нет. — Такэда вытянул левую руку, растопырил пальцы: на среднем был надет перстень из голубовато-сизого металла с невзрачным мутно-черным камешком. — М-индикатор. Может засечь и «наших» магов, и «чужих», в том числе функционеров СС и ЧК. На первое время сгодятся они, а потом…

Молчание длилось больше трех минут, так что Никита не выдержал:

— Что потом?

— А потом должна заговорить Весть. — Такэда кивком показал на плечо танцора.

— А если не заговорит?

— В таком случае ты не тот человек, который может пройти Путь. Но ведь она уже подавала сигналы?

Никита, вспомнив свои ощущения, когда он нечаянно задел «родинку» — звезду, помрачнел.

— Подавала… как дубиной по голове!

— Ничего, значит, не безнадежен. Но если она заговорит, у тебя появится шанс самому стать магом. Весть может разбудить резервы твоей психики, экстравозможности, глубокую родовую память, только понравься ей.

Никита хмыкнул, искоса глянул на неподвижно-спокойное лицо друга. Хотел произнести фразу: «Легко сказать — понравься…» — но передумал. Вместо этого пробормотал:

— Как во сне все это! — Виновато шмыгнул носом. — Не то чтобы не верю, но…

— Понимаю, — кивнул Такэда. — Пусть будет все, что будет. Выкарабкаемся.

Никита вдруг успокоился, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и не заметил, как заснул.

Квартиру Неплюева удалось найти почти сразу, жил он в центре Грозодухова, в новой девятиэтажке. Жил — в прошедшем времени. Потому что нежданные гости прибыли прямо на похороны: Кирилл Мефодиевич Неплюев, бывший сапер, бывший минер, бывший рядовой штрафбата, заключенный, конюх, скотник, бригадир, партработник, пенсионер, умер на сто шестом году жизни. Прибывшие потолкались в толпе родственников и знакомых покойного, побывали в квартире, поглазели на гроб, в котором лежал Неплюев — высохший, как скелет, вышли во двор, где уже готовились к траурной процессии. Такэда остановил пожилого мужчину с белой повязкой на рукаве:

— От чего он умер, отец?

Мужчина снял шапку, вытер вспотевшую лысину, снова надел шапку.

— Несчастный случай — лифт оборвался. Жил бы еще да жил. С ним вообще в последнее время творились чудеса: то в ванной кипяток пойдет — чуть не сварился, то стул под ним рассыплется, то зацепится за что — упадет. А позавчера газ на кухне взорвался.

— Семеныч, — окликнули мужчину. Тот кивнул и отошел.

Друзья переглянулись.

— Все это сильно смахивает… — начал Сухов.

— На внедрение, — закончил Такэда. — Кто-то очень не хочет, чтобы Книга Бездн была найдена. А это значит, что она не пропала бесследно, существует и находится где-то на Земле. Неплюев наверняка кое-что знал об этом. История сохранила легенду о «чудесах», творившихся во время уничтожения Сухаревой башни. Буду продолжать поиски. Правда, свои возможности я почти исчерпал.

Они вышли со двора и побрели к остановке автобуса.

— А почему бы тебе не спросить у тех, кто принимает твою информацию, где находится вход в… м-м… в хроноскважину? — вслух подумал Никита.

— Сто раз спрашивал, не отвечают. Может быть, считают, что еще не время, может, надеются, что мы отыщем сами.

Сухов хмыкнул и замолчал.

На автовокзале они перекусили в буфете, подошли к расписанию.

— Куда теперь?

— Домой. По пути я тебе кое-что покажу.

Не доезжая до Хабаровска километров тридцать, сошли во время остановки в маленьком поселке со смешным названием Тревердень.

— Прогуляемся, пока не стемнело. Уедем следующим рейсом. — Такэда повел танцора по накатанной дороге в обход поселка, к сопкам. Удивленный Сухов только головой покачал, не понимая, зачем и куда они идут.

Дорога, по которой изредка проплывали грузовые «КрАЗы», нырнула в елово-пихтовый лес, потом поднялась на сопку, и Такэда сошел с нее, направляясь по целине в просвет между расступившимся дубняком. Через несколько минут выбрались к обрыву: сопка здесь оголяла вертикальную стену, падавшую в долину, которую заполняла лиственничная марь. В конце долины возвышалась странной формы сопка, даже не сопка — каменный горб, голый, в редких куртинах низкого кустарника, с крутыми боками.

Такэда кивнул на этот горб.

— Видишь?

Никита еще раз оглядел сопку.

— Скала как скала… форма, конечно, интересная…

Очертаниями сопка напоминала не то буйвола, уткнувшего морду в землю, не то медведя, закрывшего лапами голову.

— Это убу-гами, дословно с японского — «священное тело Бога». На самом деле — это прогиб нашего хрона, реальный след, вернее, отражение в нашем мире былой войны сил Света и Тьмы, Владык и воинства Люцифера. Война шла, конечно, за много хронов от нашего, но колебания Миров Веера были столь значительными, что в каждом хроне рождались отражения реально существовавших магов, демонов и их слуг. В данном случае эта скала — отражение кентавроподобного монстра, «коня», созданного Денницей для магов, помогавших ему. Таких скал на Земле я знаю четыре: Медведь — так зовут эту сопку здесь, остров Петрова в Японском море, гора Айерс-Рок в Австралии и Ай-Петри в Крыму.

Сухов снял перчатку, зачерпнул ладонью снег, пожевал.

— Впечатление достаточно мрачное. А он не оживет?

— Я же сказал — это отражение, подчиняющееся лишь принципу формы. Где-то в других хронах оно постепенно уплотняется, приобретает и другие свойства, пока не становится идентичным самому «коню». Мертвому, конечно. Хотя при определенных обстоятельствах он может и ожить. Останки этих монстров могут сохраняться чуть ли не вечность.

Никита приставил ладонь ко лбу козырьком.

— Представляю… — Поежился. — Пошли отсюда, зябко. Или ты хотел дойти до сопки?

— Можно было бы и дойти, но лучше этого не делать. — Такэда первым зашагал обратно, потом остановился, протянул Сухову перстень, внутри которого пульсировал алый чертик. — Видишь? Здесь пространство нашего хрона прогибается, индикатор чувствует это. Возможно, именно в таких местах и прячется вход в хроноскважину, соединяющую миры.

В Хабаровск они приехали поздним вечером, а в комнате Сухова их ждала Ксения.

Художница пробыла в гостях три дня, успев понравиться хозяевам, вызвав у Сухова душевный подъем и заставив Такэду здорово понервничать. Виду он не показал, хотя окончательно понял, что его надежды на семейную жизнь с этой девушкой — он любил ее давно — рухнули с приездом Ксении в Хабаровск. Приехала она сюда не ради него, а ради Никиты, слегка обалдевшего от свалившегося счастья. Правда, тень идеала, который создала Ксения не без влияния Такэды, все еще стояла между ней и танцором.

Неизвестно, дала ли она почувствовать это Сухову, но после ее отъезда он с такой яростной энергией продолжил тренировки, что удивил даже инженера, с которым все чаще проводил спарринг.

Красильников сдержал слово и познакомил Никиту с мастером фехтования, который несколько лет назад основал Ассоциацию профессионалов риска (АПР). Мастера звали Виктором Борисовичем Зленским, шел ему сорок шестой год, он и выглядел на все свои сорок шесть, если не больше — огромный рыжий детина, широкий, пузатый, с руками-лопатами, заросший бородой чуть ли не до глаз, — но в бою он преображался, прибавляя к гигантской силе невиданную гибкость, ловкость и грацию барса. Никиту он поразил тем, что мог вести бой с завязанными глазами, хотя чудом было уже и владение всеми видами холодного оружия — от кинжала и шпаги до сабли и меча. Клинок казался естественным продолжением его руки.

Никита начал уставать, хотя и не признавался никому, упорно уделяя тренировкам по двенадцать часов в день. Однако Такэда не стал требовать сокращения объема тренировок, интуитивно чувствуя, что их свободе вот-вот придет конец. В конце ноября он снова уехал, строго-настрого приказав Сухову соблюдать все меры предосторожности и быть готовым к появлению эффектов внедрения, или вселения.

Сухов, слегка осунувшийся и побледневший в последнее время, только кивнул. Сомнения в целесообразности их действий охватили его с новой силой, хотелось бросить тренировки ко всем чертям, рвануть в Москву и зажить нормальной человеческой жизнью. Но в глубине души он понимал, что будет выглядеть предателем в глазах Такэды и слабаком в глазах Ксении. Стиснув зубы, он продолжал заниматься у Красильникова и Зленского, возвращаясь домой к ночи, а уходя из дома ранним утром.

И все же, несмотря на все ухищрения и осторожное поведение, в субботу четвертого декабря произошел инцидент в булочной, пробудивший знакомое ощущение подглядывания и преследования.

Булочная находилась недалеко от дома, в одноэтажном здании, и Никита обычно перед обедом забегал в нее, брал батон белого и лепешку черного хлеба — на день хватало и ему, и старикам. Иногда случались перебои со снабжением, тогда возникала очередь, как и на этот раз. Сухов сначала заколебался — стоять ли, но потом все-таки занял очередь, подумав, что хозяевам будет нелегко тащиться по морозу и выстаивать полчаса-час.

В этот момент в булочную ввалилась компания молодчиков лет по восемнадцать-двадцать, человек пять. Не обращая внимания на возмущенных людей, отпуская шутки, огрызаясь, они бесцеремонно растолкали толпу у прилавка, взяли по два батона и подошли к кассе. У Никиты вспотели ладони от желания одернуть грубиянов, но он помнил наказ Толи и сдержался. Однако события продолжали развиваться по нарастающей.

Проходя мимо кассы, первый с хохотом указал на приятеля:

— Он заплатит.

Тот в свою очередь передал эстафету следующему, потом третьему и четвертому, а пятый, вывернув карманы, сказав, что забыл деньги дома и сейчас принесет, попытался миновать кассу, но молоденькая кассирша, пытавшаяся увещевать хулиганов, вцепилась в его рукав со слезами:

— Платите сейчас же! Что же это делается? Мужчины, помогите…

В очереди поднялся ропот — осуждали юнцов в основном пожилые женщины да старушки, но мужчины молчали. Никита вышел из толпы и преградил путь упивавшемуся собственной смелостью и находчивостью парню, который оторвал от себя руки кассирши и собирался последовать за друзьями.

— Плати.

Четверо у двери перестали бросать издевательские реплики, очередь притихла, юнец с батонами захлопал ресницами.

— Ты чо, кореш? Чо тебе надо? Ты еще не понял? Откуда у нас такие деньги?

— Плати, — шепотом повторил Сухов. Не поворачивая головы, бросил остальным:

— Мальчики, у нас проблема — надо заплатить за хлеб. Девушка ждет.

— Ах ты… морда! — прорезался голос у парня, одетого, как и приятели, в меховую шубу, но без шапки. — А ну вали отсюда, пока не…

Никита точным движением взял его за ухо и едва не приподнял, так что тот взвыл не своим голосом, пытаясь освободиться.

— Ой-ой-ой! Отпусти, амбал, убью! Отпусти-и-и…

Сухов отобрал батоны, передал кассирше, повернулся к остальным, продолжая держать извивающегося, не оставлявшего попытки достать его ногой юнца за ухо.

— Мальчики, или платите, или кладите хлеб обратно, а то я вас сильно огорчу.

Двое было двинулись с батонами обратно, но у черноволосого, со шрамом на губе вожака проснулась «гордость». Он бросил батоны на пол и вынул нож. Его телохранитель щелкнул вторым. Очередь подалась назад, закричали женщины. Никита кивнул на рыдавшего от боли и злости «заложника»:

— Не жалко? Я ему ухо оторву.

Вожак заколебался, потом сделал жест друзьям — уходим, мол.

Сверкнул глазами:

— Ну погоди, паскуда, мы тебя встретим!

Компания удалилась с шумом и бранью, едва не сорвав дверь с петель. Кассирша лепетала слова благодарности, вытирая слезы, очередь шумела, восхищалась, осуждала и спорила. Никита взял хлеб и вышел из булочной. Компания ждала его у соседнего дома. Сухов направился прямо к ней, чувствуя, как напряглись мышцы живота и в звезде на плече запульсировало холодное пламя. И столько в его решительной походке было целеустремленной ярости, что пятеро не отважились затевать драку, поспешили перейти на другую сторону улицы.

Опомнился Никита только у ворот дома. Прислушался к ощущениям: плечо дергала тонкая, как укол ледяного шприца, боль. Звезда пыталась языком боли что-то сказать своему владельцу, но тот ее не понимал. В Хабаровске она заговорила впервые.

Как ни берегся Сухов, как ни осторожничал, все же во время тренировок не раз получал удары по плечу с пятном Вести, однако она на это никак не реагировала, словно понимая, что «беспокоят» ее случайно, не целенаправленно. И вот Весть проснулась, проснулась в тот момент, когда Сухову понадобилась концентрация психической энергии и воли. Не это ли шаг к диалогу? Нельзя ли попытаться воздействовать на нее предельным напряжением сил и мысленного приказа?

Никита даже остановился, оценив идею, но по зрелом размышлении решил повременить с экспериментом. Риск был велик, и следовало застраховаться от неожиданностей: подождать Толю и разбудить звезду под его наблюдением.

Федор Полуянович был дома один, сказав, что жена ушла к соседке: они дружили семьями уже лет десять. Полюбопытствовал:

— Володя, мы тут со старухой гадаем: вы террористы или спортсмены? Если первые — значит, готовитесь что-то взорвать в Хабаровске, хотя ума не приложу, что у нас можно взрывать, кроме казино «Бомонд». Если спортсмены — значит, тренируетесь к чемпионату мира по каратэ.

— Террористы, — улыбнулся Никита.

Федор Полуянович улыбнулся в ответ. Постояльцев своих он уже знал достаточно хорошо, чтобы составить о них свое мнение, но любопытства все же пересилить не мог.

— То-то я вижу, вы какие-то странные приемы изучаете… А серьезно, Володя?

— Долго объяснять, дядя Федя. — Сухов разделся и прошел в свою комнату. — Вообще-то я акробат, а борьба — это хобби.

Федор Полуянович с уважением посмотрел на атлетическую фигуру постояльца.

— Да, мышцы накачаны не по-борцовски. А ваш друг сказал, что вы танцор.

— И это правда — танцевал в балете. — Никита пригласил хозяина в комнату. — Проходите, дядя Федя.

— Да нет, это я со скуки, — замахал руками Федор Полуянович. — Надоело с книгой на диване валяться. А ваш друг кто?

— Инженер, электронщик.

Хозяин поцокал языком.

— Я думал — художник. Встанет иногда и по часу картины мои разглядывает. Или вот давеча на снег смотрел.

— Это в традициях япон… — Сухов остановился. Не то чтобы он побоялся проговориться, хотя они с Такэдой и решили поменьше говорить о себе, но вопросы Ивлева вдруг перестали ему нравиться. Вспомнился термин Толи — вселение. Уж не вселился ли в старика кто-нибудь из тех, из группы СС? Впрочем, ерунда. Старик действительно заскучал.

— Созерцание картин требует ума и вкуса, — добавил Никита, искусно меняя тему разговора. «Как танец», — добавил он мысленно.

— Да это уж конечно, — пробормотал Федор Полуянович. — Извините, что напал так сразу, с порога. В шахматишки не перекинемся?

— С удовольствием. — Никита собирался лечь спать пораньше, но отказать старику не решился. В зеркале прихожей отразилась его физиономия, и танцор задержал на ней взгляд. Твердые губы, сосредоточенный взгляд — лицо человека озабоченного и сильного. Надо же, как изменили его обстоятельства!

Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось. Никита даже глаза вытаращил, потом качнул головой — привиделось. Но заноза в душе осталась: подсознание сработало не зря, что-то изменилось в окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим Сухова нависла тень…

Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить, даже в магазины, — проверял надежность своих ощущений. И, как оказалось, не напрасно.

Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не проживало, и в свою очередь осведомился, с кем имеет дело.

Мужчина — лет под пятьдесят — вдруг сделал вид, что не понимает, как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что-то насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах, с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить вселение. Функционеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они не поверили в гибель танцора и его друга и включили свои поисковые системы.

Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх нормы. И — о чудо! — утомляться он стал меньше. Словно сами собой подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в не поддающихся сознательному управлению «аккумуляторах».

Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалов преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся, поверив в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долей самоуверенности. Но, тем не менее, эта уверенность отразилась и в его облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что многие инциденты удавалось тушить просто взглядом. Преобразилась и его походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь шаг его стал широк, стремителен, упруг и гибок, так что даже по снегу он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь в любой момент сделать прыжок.

Второй «звонок» прозвучал в четверг, двадцать девятого ноября, когда Сухов возвращался поздно вечером из АПР, где занимался фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был почти пуст, ехало всего человек шесть: две женщины, старик, пара — юноша и девушка и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая компания парней — танцор насчитал восемь душ — и согнала с передних сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места.

Парень не стал рисковать, встал, чтобы пересесть, но кто-то из компании толкнул девушку на сиденье.

— А она посидит с нами.

Драка началась мгновенно и так же мгновенно закончилась: парню врезали по затылку дубинкой, и он упал. Девушка закричала, бросилась к нему, но ее схватили и силой усадили на место, со смехом пригрозив:

— Сиди, не то и тебе достанется. Полежит и очухается, неча кулаками-то махать.

И в этот момент и вмешался Сухов:

— Отпустите их.

— А ты кто такой? — огрызнулся тот, что был с резиновой милицейской дубинкой. — Родственник? Или переодетый омоновец?

Никита молча подошел к лежащему ничком парню, потрогал затылок под шапкой, контролируя боковым зрением все движения группы, выпрямился.

— Вы же ему чуть голову не проломили, шутники.

Он действовал так уверенно и спокойно, что это подействовало на ребят отрезвляюще, и все закончилось бы хорошо, если бы не девица, приятельница лежащего без сознания юноши. Она сорвалась с места и бросилась с кулаками на парня с дубинкой:

— Гад! Убийца! Подонок! Ты его убил…

Дубинка поднялась и опустилась, Никита не успел перехватить удар, так как не верил, что кто-то может ударить девушку. Та упала, замолчав на полуслове.

— Ты тоже хочешь получить? — хрипло сказал парень, крутанув дубинку в руке. Было видно, что он владеет ею вполне профессионально.

— Подонок, — сказал Сухов одними губами и выхватил из сумки за плечами бамбуковую палку, которую использовал на тренировках в качестве меча.

Компания бросилась на него вся разом… и откатилась с воплями. Двое получили удары по рукам, еще двое — по лицу. И лишь парень с дубинкой остался на ногах, отбив удар. Оскалив зубы, он стоял в позиции защиты и медленно вращал дубинку. Глаза его светились.

Сухов вздрогнул, встретив этот горящий взгляд. Вспомнился вожак «десантников» СС в парке: у того тоже был такой взгляд — полный угрозы и силы. Неужели это «свита Сатаны»?! Не похоже, хлипки больно. Скорее снова вселение. Но тогда как точно выбран момент!

Парень прыгнул вперед, дубинка в его руке превратилась в черный веер, Никита с трудом парировал несколько быстрых и точных выпадов, понимая, что в мастерстве фехтования уступает этому дьяволу с глазами убийцы. И в это время водитель автобуса решил вмешаться в схватку. Он резко затормозил, так что вся компания попадала между сиденьями и в проходе, и выскочил из кабины с монтировкой в руках.

— А ну прекратите! Головы посшибаю!

И сорвиголовы прекратили бузу. Глаза вооруженного дубинкой погасли, он схватился за голову, с недоумением глянул вокруг, но его потянули за рукав, и компания сунулась к выходу. Никита со вздохом облегчения опустил свой бамбуковый «меч», только теперь ощутив боль в местах, где по телу прошлась дубинка вселенного.

— Спасибо вам, — проговорил юноша, держась за голову. Девушка помогла ему подняться, хотя ей досталось не меньше, бросила благодарный взгляд на спасителя. Набросилась на приятеля:

— Говорила, давай останемся, нет же, не послушался, пока голову не проломили. Это те телохранители Дадуева, не понял, что ли? Я узнала двоих, а тот, с дубинкой, и вообще милиционер, тоже с ними…

Они сошли.

Напряжение спало.

— Спасибо и вам, — пробормотал Сухов водителю.

— Не за что, — ответил тот, мордастый, несимпатичный с виду. — Мы делаем одно дело.

Сухов доехал до своей остановки, сошел и долго смотрел вслед автобусу, вспоминая лицо и тон водителя, с которым тот говорил: «Мы делаем одно дело». Кто же это был?

Еще с полчаса Никита смотрел на звезды, ни о чем особом не думая, пока не созрела догадка: их нашли!

Такэда приехал второго декабря, похудевший и усталый, но все такой же невозмутимый и обманчиво флегматичный. Однако, узнав о стычках танцора с неизвестными «бандформированиями», помрачнел.

— Они запустили ЦРУ.

Никита невольно усмехнулся, переодеваясь после душа; Толя нашел его в раздевалке ЦРБИ после тренировки.

— Ну и зверинец! Сплошной фашизм: СС, ЧК, СД, теперь ЦРУ. Что еще нас ожидает?

— ЦРУ — это почти то же самое, что и ЦРУ в Штатах: Центральное разведуправление, то есть система разведки и слежки. Подручные Денницы запускают ее в потенциально опасных для них хронах, чтобы выяснить количество магов. В нашем хроне ЦРУ до сих пор не работало, Земля не считалась опасной для замыслов Люцифера, скорее наоборот. В общем, меченый, пора уходить отсюда.

Никита застыл, вдев руки в рукава рубашки.

— Куда уходить? На Луну, что ли? Ты серьезно?

— Нет, пошутил.

— Только-только начало что-то получаться — и снова в бега… Может быть, обойдется?

— Не обойдется, Кит. И ты еще не готов.

Никита оделся, и они вышли на улицу. Было два часа дня, но казалось, будто уже наступил вечер: серая пелена туч опустилась на город, не пропуская солнечный свет. Мело. Редкие прохожие торопились по своим делам, и никто не обращал внимания на друзей.

— Где был на сей раз?

— Где меня не ждали, — туманно ответил Такэда. — В том числе и в Москве.

— Ксению видел?!

— Нет… нельзя было, за ней тоже пущено ЦРУ, так что я не рискнул связываться с ней. Поискал Книгу Бездн и смылся.

Никита погас.

— Ты уверен, что она существует? А если мы ее все равно не найдем?

— Я уже говорил о вариантах. Один из них — первыми напасть на след СС и выяснить, как они попадают в наш хрон. Конечно, лучше бы найти Книгу, риска в сотни раз меньше.

Пару остановок решили пройти пешком, поговорить без свидетелей, а потом зайти в кафе пообедать.

— И все-таки, как она выглядит, Книга? Ты что-то говорил, но я не понял.

— Она может выглядеть как угодно: книгой, кассетой, кристаллом, камнем, любым предметом. Главное, что она содержит информацию о входе в хроноскважину. — Такэда помолчал. — И не только о входе. Но не каждый сможет ее прочитать. Есть мнение, что Книга за время скитаний по Земле потеряла большую часть информации, рассеялась по другим книгам черной магии.

Никита хмыкнул.

— Тогда зачем ты ее ищешь?

— Потому что у меня другое мнение. Я думаю, что срок в десять тысяч лет, на который она была заколдована «страшным проклятием», уже истек, и Книга начала свободное хождение, расшатывая стабильность нашего хрона. Где она появляется — начинаются национал-фашистские конфликты, войны, геноцид, массовые болезни, разгул терроризма и бандитизма, низменных страстей и религиозного фанатизма. К сожалению, я не успел закончить всесторонний компьютерный анализ, но кое-что посчитал: Книга сейчас находится у нас, на территории Лиги, а точнее — или на границе Афганистан — Таджикистан, или в Карабахе, там снова неспокойно, или в Чечне. И путь по бывшему СССР она прошла быстро: начала с Москвы, через страны Балтии и Югославию пришла в Молдову, потом в Абхазию, Карабах, Грузию, Таджикистан. Вероятнее всего, там она и застряла.

Никита скептически скривил губы.

— Это не более чем твои предположения. Не может же Книга передвигаться сама.

— Кто знает, — пожал плечами Такэда. — Может быть, у нее есть владелец, а может, она способна передвигаться.

Сухов от неожиданности поскользнулся, но, сделав пируэт, удержался от падения.

— Шутишь!

— Если бы.

Кафе называлось «Веселый Роджер», и кормили здесь прилично. Никита съел харчо и отбивные, Такэда буай-бесс и жареную рыбу. За столом разговаривали мало, больше смотрели за входящими посетителями. Одеваясь, Сухов спросил:

— Что, прямо сейчас и поедем?

— Дня через два.

— А может, отобьемся?

Инженер поднял на друга скептический взгляд.

— Чем, бамбуковыми мечами? Тебе повезло в автобусе, что вселенный имел при себе лишь дубинку, а не настоящий меч или пистолет. Применил бы не задумываясь.

Никита зябко передернул плечами.

— Таких инструкторов, как Иван, мы уже не найдем. Зленский вообще уникум. Видел бы ты, что он делает с холодным оружием! Он владеет всем, что колет, режет или рубит, не говоря о мечах и саблях.

— Тут ты, к сожалению, прав, Зленского я тебе не заменю. «Сечей Радогора» владеет только он. Придется просить его дать на время свод приемов и правил, отреставрированных и доработанных еще его учителем — историком Бельцовым. Кстати, тоже великим фехтовальщиком. Но Зленский его превзошел. Он уже определил параметры твоего личного меча?

— Нет… не знаю… мне он ничего не говорил. Что за параметры? И что такое «сеча Радогора»? Слышу второй раз.

— Вечером расскажу. Я пошел по делам, а ты поглядывай по сторонам, не расслабляйся. ЦРУ не ошибается дважды.

Такэда заявился домой в двенадцатом часу ночи, и Никита едва сдержал нетерпение, чтобы не атаковать инженера вопросами с порога.

Обстоятельный Такэда хотя и заметил горящий в глазах танцора огонь любопытства, но к беседе приступил, лишь приведя себя в порядок и насладившись горячим чаем с малиновым вареньем, которым угостила их хозяйка. Переодевшись в халат, инженер налил себе еще чаю и с чашкой уселся в кресле, рядом с торшером.

— Давно такого кайфа не испытывал! — Покосился на устроившегося рядом Сухова. — Как плечо? Все по-прежнему? — Он имел в виду звезду.

Никита выпростал из-под халата руку. Пятиконечная «родинка» Вести переместилась на самый верх плеча, «съев» три из четырех родинок в форме цифры семь. На ее фоне семерки стали зеленоватыми, еле заметными и походили больше на девятки. Такэда покачал головой, задумываясь о своем.

— Что, плохо? — поинтересовался Никита.

— Как тебе сказать… Весть словно намекает на что-то. Видишь, семерки твои вроде бы уже не семерки, а девятки. А цифра девять, по Пифагору, — не только символ высокого знания, но и символ равнодушия. Если звезда накроет и четвертую родинку, последствия могут быть самыми плачевными.

— Для кого?

— Для тебя… меня… для всех. Человеку, отмеченному четырьмя девятками, откроется истина, но сам он при этом станет немилосердным, жестоким и презирающим всех остальных людей.

— Со мной этого не произойдет.

— Кто знает? Хотя, с другой стороны, может, действительно, как говорят японцы, дайгэн дзедзю-но ками нарэ ни ари?

— Переведи.

— Божество великой мощи в тебе самом.

— Да что ты, право, — обиделся Сухов. — Сбиваешься на какие-то траурные речи. Что будет, то и будет. Ты обещал рассказать о «сече Радогора» и о мечах.

— «Сеча Радогора» — это всего-навсего комплекс боевых приемов с мечом, которым владел легендарный славянский богатырь Радогор. Славяноведы раскопали несколько эпизодов в исторических хрониках, в которых описывается бой Радогора с превосходящим по численности противником, а потом этим занялись основатели русских воинских искусств. Руки бойца с мечами в технике «сечи» движутся по сложным траекториям, и почти каждое движение — удар! А если учесть, что классный боец наносит от четырех до десяти взмахов за секунду…

— Здорово! — выдохнул Никита; у него горели глаза.

Такэда кивнул.

— Это точно. Ну, а мечи… ты читал саги, сказания, былины или чей-нибудь богатырский эпос?

— В глубоком детстве, хотя люблю их и по сей день.

— Пример, у короля Артура — Экскалибур, у Фергуса — это уже исландские саги — Каладболг. Известен меч Мухаммеда, обладающий магической силой, меч Нуаду — один из талисманов ирландских племен богини Дану, мечи Зигфрида и бога Сусаноо. Упоминаются в сказаниях мечи истинной веры, разящие, и даже мечи, предотвращающие столкновение. Но самый уникальный — меч древнерусского богатыря Святогора. Едва вытащенный из ножен, он уже колеблет пространство, словно дает знать: берегитесь! По легенде, он может удлиняться чуть ли не на несколько верст, раздваиваться и даже размножаться, корректировать силу и точность удара… — Такэда прервал речь, отхлебнув чаю. Потом сказал, будто ни к кому не обращаясь:

— Найти бы этот меч…

Никита глубоко вздохнул и засмеялся.

— С таким мечом нам и СС не страшна. Только где его искать?

Инженер не ответил, продолжая изучать чашку с чаем и поглядывая при этом украдкой на перстень с черным камнем, внутри которого загорался и гас желтый чертик. Перстень предупреждал, что по их следу идут слуги мрака и ждать их материального воплощения осталось недолго.

Глава 4

Вожаки «свиты Сатаны» оказались хитрее, чем думал Такэда. Он был прав — здесь, на Земле, боевики СС, да и любой другой команды, вынуждены были следовать законам данного хрона, не позволявшим в широкой степени пользоваться силой магии, но они вполне могли обойтись и тем, чем владели: вселением, или внедрением, особенно если знали, кого и где искать.

Прибежище беглецов они вычислили уже через два месяца, а затем, пользуясь доступом к каналам российского Министерства безопасности, подкинули РОМБ — региональному отделению Министерства безопасности — «легенду» о шпионах некой иностранной державы Сухове и Такэде, работавших в Москве и переехавших в Хабаровск, чтобы замести следы.

Поскольку информация исходила сверху, из столицы, ей поверили, к тому же проверка установила, что характеристики «погибших» в Москве танцора и инженера совпадают с приметами поселившихся в Хабаровске господ Петрова и Мацумото, и отдел контрразведки местного РОМБ решил не ждать команды и захватить шпионов своими силами.

Их взяли на рассвете, тихо, быстро, без шума, профессионально. Спящие в дальней комнате Федор Полуянович и Мария Ильинична ничего не услышали. Так же тихо был произведен и обыск, который, конечно, ничего не дал.

Обвинение в государственной измене зачитали Никите сразу же по прибытии в контору РОМБ на Краснофлотской, на что он, переживший двойной стресс, сначала подумал: «СС! Накрыли!..» Потом увидел под дулом пистолета удостоверение сотрудника безопасности, пробормотал равнодушно:

— А на большее фантазии у вас не хватает?

Его допрашивали час, выложив все козыри с похоронами двойников, частыми поездками Такэды и поспешным бегством, а Сухов все никак не мог решить, рассказывать правду или нет.

Через час в кабинет, где допрашивали танцора, вошел тучный здоровяк с погонами подполковника, кивнул вставшим сотрудникам, обошел стул, на котором сидел Сухов, разглядывая его заплывшими глазками.

— Молчит?

— Как партизан.

— А второй наплел там с три короба. — Подполковник глянул на встрепенувшегося Никиту. — Будто бы им угрожает смертельная опасность от какой-то террористической организации — СС… и будто бы уже были жертвы, эти «эсэсовцы» убили двоих…

— Только фашистов нам не хватало, — улыбнулся старший из сотрудников, блондин с выгоревшими бровями. — Надо же — эсэсовцы в наше время!

— Так что, танцор? — обратился подполковник к Сухову. — Как же это тебя угораздило? Говорят, ты и акробат, и балетный солист, зарабатывал неплохо, и вдруг вербуешься иностранным разведчиком! Захотелось приключений? Или хорошей жизни по японскому образцу?

— Толя… Тоява рассказал вам правду, — угрюмо буркнул Никита, чувствуя облегчение, что не надо врать и изворачиваться. — Только СС — это не фашисты, а похуже, это аббревиатура организации под названием «Свита Сатаны».

Трое сотрудников засмеялись, подполковник продолжал изучать внешность танцора. Бугристое лицо его ничего не выражало.

— А карате ты занялся, конечно же, для защиты от этих… из «свиты», так?

— Да, — кивнул Никита. — Только не карате — россдао.

— Ну да, ты же патриот, — кивнул здоровяк.

Безопасники снова засмеялись.

— Смешно, — скривил губы Сухов. — Честно говоря, я был лучшего мнения об умственных способностях эмбистов. Ведь вам ничего не стоит проверить факты, и все станет на свои места. Я мог бы рассказать то же, что и Оямович, но позволю себе лишь один вопрос: зачем вражескому агенту, инженеру-электронщику, вербовать акробата и танцора? Какие тайны он может выведать с его помощью? Военные? Экономические? Политические? Спортивные? Или хореографические? Бредятина!

— Разберемся. — Подполковник снова обошел стул Никиты. — Хватит на сегодня. Его — к напарнику, в «сундук».

— Но ведь они… — запротестовал было блондин.

— Посидят до вечера вместе, — отрезал подполковник и оглянулся на пороге. Никиту мороз продрал по коже — во взгляде начальника контрразведки сверкнул злой огонь, как выстрел из темноты. Такой взгляд мог быть только у боевика СС.

— Поздравляю, — прохрипел Сухов, глядя на закрывающуюся дверь. — Вы, ребята, еще не знаете, что такое вселение? В скором времени узнаете… когда будете судить начальника.

Сотрудники отдела переглянулись.

— Странный ты шпион, Сухов, — задумчиво проговорил блондин. — Или очень хитрый, или…

— Второе, — вздохнул Никита.

«Сундук», в который отвели Сухова, оказался нормальной комнатой с душем и санузлом, разве что без особой мебели — две кровати одна над другой, два стула, стол, полка с десятком книг — да с зарешеченным окном. Такэда уже находился там, сидел со скрещенными ногами на стуле и созерцал стену с репродукцией Айвазовского: море, гора, парусники.

— Позиция номер один — синсокан, — прокомментировал Никита. — Угадал? Или ты занимаешься медитацией?

Такэда не ответил, продолжая сидеть в такой позе еще минуту, потом соскочил на пол гибким кошачьим движением, оглядел танцора.

— Били?

— Что? — растерялся Сухов.

— Обычно интеллигентов бьют, и те раскалываются.

— А-а… тебе, значит, это испытание не грозило. Ну и что будем делать, стратег? Положение совершенно идиотское.

Такэда быстро нанес три удара один за другим: рукой-ногой-рукой, — и Никита так же быстро их заблокировал, продолжая разговаривать и оставаясь с виду рассеянным и ленивым.

— Суй-но-ката, — пробормотал инженер. — Ты добрался уже и до Воды? Молодец.

— Стараюсь.

— Как ты думаешь, зачем нас поместили вместе?

Никита вспомнил взгляд подполковника, изменился в лице.

— Что? — Такэда был внимателен. — Показалось что-то?

— Начальник — такой широкий и выпуклый со всех сторон бугай — вселённый!

Инженер сел, задумался, кивнул.

— Вот и ответ. Тем, кто нас подставил, нет нужды собирать компромат, разворачивать следствие, проверки и анализ, им надо нас просто убрать. Физически. Они вселятся в тюремщиков и придут по наши души. Может быть, уже сегодня.

От этих простых слов, сказанных хладнокровно и уверенно, спину Сухова охватил ледяной озноб. Однако он уже научился сдерживать порывы и эмоции, сказывался физический и психический тренинг.

— Мы с ними справимся?

— Не знаю. С одним, в крайнем случае с двумя.

— А если попробовать «разбудить» Весть?

Такэда покачал головой, глянув на плечо танцора, заколебался, снова покачал головой.

— Рано. Не выдержишь.

— Я уже…

— Ийе, — твердо сказал Толя, и Никита опустил голову, хорошо зная этот тон. «Ийе» означало «нет».

Через минуту он вдруг вспомнил.

— Толя, а твои вещи при тебе? Не отобрали?

Такэда понял.

— Индикатор и рацию? — Он показал перстень — внутри камня подрагивал оранжевый пятиугольник — и достал из кармана портсигар.

— А что, если дать знать этим твоим друзьям, что мы в опасности?

— Вряд ли это что-то даст. Рация, по-моему, не имеет связи с другими хронами, она работает в пределах нашего хрона как ретранслятор…

— Откуда ты знаешь? А если нет?

— Я все же немножко копенгаген в таких вещах. Для преодоления потенциального барьера между хронами требуется огромная энергия, а объем портсигара слишком мал для нужной концентрации.

— А наши приятели из СС тоже пользуются такими рациями?

— Может быть. Во всяком случае, связь они должны иметь. Плюс контейнеры для ношения оружия. Помнишь «дипломаты» десантников?

— А оружие — те самые копья, стреляющие холодом?

— Не холодом. — Такэда подумал и улегся на кровать. — Это какое-то физическое поле, высасывающее энергию атомных и молекулярных связей.

— Черт с ним, наши пистолеты не менее надежны. У меня идея. — Сухов понизил голос. — Если ты прав и «дипломаты» — всего лишь контейнеры для ношения оружия, то парни СС должны знать выход в наш хрон. Что, если захватить сейчас вселенного, когда они придут за нами, и выведать у него, где выход?

Такэда засмеялся, тихо и мелко. Никита всего второй раз в жизни видел, как смеется инженер.

— Чего ржешь? — рассердился он. — Это единственный шанс.

Такэда еще некоторое время смотрел на него улыбаясь, и во взгляде его читались одобрение и надежда.

— А ты воин, однако. — Помолчал. — Донесение о нашем положении я отправил. Но не уверен, что получу ответ.

— Так какого рожна издеваешься? Должен быть выход и из этого положения.

— Единственный выход там, где для человеческого ума нет выхода. — Инженер снова улыбнулся, заметив растерянность друга. — Это не я сказал, известный философ. Но он как в воду глядел. Садись, отдохни, индикатор покажет, когда начнется кутерьма.

Никита пожал плечами, походил из угла в угол камеры и залез на вторую койку. Его порыв к борьбе почти угас, навалились усталость, отчаяние и чувство безнадежности. Такэда подал голос спустя четверть часа, словно разговаривая сам с собой:

— Добро и Зло… древняя формула бытия человеческого… Добро обычно спит, а Зло действует, действует, действует, пока не переходит какой-то предел, способный разбудить социум, и тогда появляются люди, борющиеся со Злом активно… люди боя. Они никогда не приближаются в достаточной мере к стороне, на которой сражаются, они всегда посередине и оттого вдвойне несчастны. Ибо зачастую презираемы теми, за кого воюют, и ненавидимы теми, против кого воюют. Никита промолчал. Через минуту Такэда заговорил снова:

— Вот бы выяснить, кто или что и когда положили на Земле начало Злу и Предательству? Или такими нас создала природа?

— Не всех, — не удержался от реплики Сухов.

— Не всех, — согласился Такэда. — Но слишком многих. Добро и Зло… и мы посередине… не боишься?

— Быть презираемым? Не боюсь. Кто нужно, тот оценит. — Никита подумал о Ксении. Он не верил, что может умереть уже через час-два. — Помнишь притчу Конфуция? Некто спросил: «Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром?» Учитель сказал: «А чем же тогда платить за добро? За зло надо платить по справедливости».

— Конфуций был прав, а может быть, знал, что справедливость — один из двух высших законов Веера.

— А каков второй закон?

— Толерантность.

— А-а… терпимость, что ли?

— Да, если понимать его упрощенно. Но ты растешь, мастер, ты хороший ученик. Жаль только, что учиться нам уже некогда.

— Ничего, учиться можно вечно и в любых условиях.

— Вечно… Ничто не вечно в нашем мире, кроме, может быть, дружбы.

— Разве этого мало? — Никита переборол отчаяние и чувствовал себя лучше. Пришло ощущение чьей-то огромной теплой ладони, погладившей спину, плечо, голову, словно кто-то невидимый одобрял его мысли. Весть? Проснулась Весть?

Он прислушался к себе, но плечо молчало, лишь мурашки теплой струйкой всшершавили кожу от плеча до шеи. И все же это был сигнал Вести…

За ними пришли в час ночи. Хозяева были так уверены в себе, что пришли вдвоем: здоровяк-подполковник и его заместитель в штатском, чернявый, горбоносый, со спортивной выправкой. В руках подполковник нес черный «дипломат».

Арестованные переглянулись; они уже встали и расположились по обе стороны стола.

— Не вмешиваться, — приказал подполковник охраннику в коридоре, закрывая дверь.

В тот же момент Такэда метнулся к нему, а Никита в подкате — к чернявому: они решили начать первыми, так было больше шансов уцелеть.

Конечно, их противниками были уже не просто люди, знающие свое дело, тренированные и готовые к непредвиденным осложнениям, память и знание вселенных подняли их — профессионализм на порядок выше, но все же их физическая оболочка осталась прежней, как и реакция, и сила, и психофизические кондиции. Вселенный в подполковника ответил на прыжок соперника мгновенно, однако тело подполковника отреагировало с запозданием; ему было уже за пятьдесят пять, сказывался и возраст, и отсутствие должного тренинга, и лишний вес. Такэда выбил из рук здоровяка «дипломат» и тут же без замаха снова ударил…

Чернявый зам был проворней шефа и успел вытащить пистолет, но и он не был в прежней жизни достаточно натаскан на оперативную схватку, и полусекундного его колебания хватило Никите на проведение приема.

Радиус поражения подката — три метра, от него почти нет спасения, уйти можно только высоким прыжком или встречным падением. Но, во-первых, бой происходил в помещении, а во-вторых, заместитель не встречался с родером как профессионал-оперативник. Никита достал его с первого же приема.

И все же это был не конец.

В обычном бою от таких ударов, какие нанесли Такэда и Сухов, противник давно отключился бы, но вселенные имели возможность заставить тела хозяев работать на пределе черного шлейфа, то есть на пределе физико-биологических возможностей, не считаясь с риском автотравмы, и превратили тела безопасников в роботоподобные, не боящиеся боли, накачанные чудовищной силой машины. Вселенным не надо было заботиться о последствиях такого боя, им был важен результат, а что станет с теми, в кого они вселились, не имело значения.

Схватка продолжалась еще некоторое время. Вот когда Никите понадобился опыт россдао, позволявший сражаться с любым противником, использовать не только свою силу, но и его промахи. Танцор сражался яростно и вдохновенно, вдруг осознав, что борется за жизнь не только свою, но и Толину, и Ксении, и мамы, и других людей, не подозревающих, то творится на свете. И шансов отыграться он чернявому не дал, выбив пистолет и раз за разом посылая его на пол.

У Такэды была другая задача. Он понимал, что долго они не продержатся, и маневрировал так, чтобы первым завладеть «дипломатом», где наверняка находилось оружие гостей, с помощью которого можно было превратить пленников в ничто, в облачко газа. И он достиг своей цели, свалив подполковника под стол, так что тот не мог выбраться оттуда сразу.

«Дипломат» не открылся. Он не открывался ни на щелчки пряжками, ни после нажатия кнопки на замке, ни от ударов — тяжелый, мягкий, теплый на ощупь, кажущийся живым. В нем угадывалась мощь и угроза. Казалось, внутри прячется кто-то живой и вот-вот выскочит, превращаясь в монстра…

Сухов понял затруднения друга почти сразу. Крикнул:

— Отвлеки их, я попробую!

Такэда бросил ему «дипломат» и «принял» обоих, заметался между ними, как молния. Он знал, что, если пустить в ход пистолеты эмбистов, значит тяжело их ранить, если не убить, а им и так придется несладко после ухода вселенных.

Никита целых две секунды стоял над «дипломатом», вслушиваясь в себя, в грохот сердца и гул крови, а потом резко ткнул плечом в лоснящуюся шкуру кейса, прокричав натужно внутрь звезды: «Открывай!» Ответом была бесшумная белая вспышка, резанувшая по глазам — изнутри глаз — и отозвавшаяся болью во всем теле: показалось, что всю кожу от ушей до пят ошпарили кипятком! Но сознания Сухов не потерял. Время как бы застыло, замедлилось в тысячи раз, и застыли сражавшиеся рядом, все трое — в падении, из них лишь Такэда — в контролируемом. В следующее мгновение Сухов знал, как открыть «дипломат», вернее — транскоф, трансфизический кокон, как и то, что в нем находится.

Охранник, прислушивающийся к шуму в камере с заключенными, выдержал несколько минут, потом, после особо сильных ударов, треска и звона, дал тревогу и открыл дверь. Его взору открылась устрашающая картина разрушения и беспорядка.

Стол и стулья были разломаны, верхняя койка сброшена на пол и покорежена, санузел разгромлен, а на месте окна с решеткой зиял провал без единого осколка стекла, в который ветер задувал с улицы космы снега.

Начальник отдела подполковник Суржиков лежал ничком у окна и со стонами порывался встать. Его заместитель майор Кендадзе стоял, шатаясь, возле кровати и непослушной рукой пытался выстрелить в окно из табельного пистолета. Судя по их состоянию, можно было подумать, что они попали под горный обвал. Остолбенев, охранник смотрел на разгром в комнате побелевшими глазами, пока не прибежала тревожная смена.

Но «шпионы», взятые прошлой ночью, исчезли…

Профессиональные разведчики или преступники никогда не вернулись бы домой после побега из тюрьмы, однако Такэда и Сухов были дилетантами и поэтому надеялись, что погоня ринется сразу на вокзал и в аэропорт, а не по их домашнему адресу, и не обманулись в ожиданиях.

Пробежав в одних костюмах, без пальто и шапок, в пургу, два километра, они остановили какого-то сумасшедшего частника, не побоявшегося взять раздетых пассажиров, и тот подвез их к дому за четверть часа. Еще столько же ушло на сборы и объяснения с хозяевами, а потом наступил черед «аллюра три креста» в неизвестном направлении, пока Такэда не объяснил начавшему терять терпение Сухову, куда они бегут. Путь их лежал к Виктору Борисовичу Зленскому, у которого была машина — бежевая «сотка», как у Никиты когда-то. Черный «дипломат» — транскоф Сухов нес сам.

Зленский их появлению в половине третьего ночи не удивился, как не удивился и просьбе одолжить машину на пару дней. Красильникову он верил, а тот верил Такэде, следовательно, все было в порядке вещей.

В три часа ночи беглецы выехали по юго-восточной магистрали в сторону Советской Гавани, понимая, что, если объявлен их розыск, дороги могут быть уже перекрыты. Но что-то не сработало у РОМБ, а может быть, эмбисты не захотели привлекать милицию и ГАИ к своим делам: последний пост автоинспекции на выезде из города машину беглецов не остановил.

И с этого момента началась для них жизнь, состоящая из переездов, перелетов, коротких остановок, стычек с разного рода группами, многие из которых, наверное, не имели никакого отношения к СС, зализывания ран, заметания следов и бегства в ночь.

Новый год встречали на Сахалине, январь и февраль провели на Камчатке, март и апрель — в Энмелене, на Чукотке. Но ЦРУ засекло их и здесь, и тогда Такэда предложил бежать в Японию, тем более что у него там были родственники и друзья по отцу. Никита, ни на день не прекращавший тренировок, неистово изучавший приемы россдао по книге, которую дал Красильников, а искусство фехтования — по трактату Зленского, не возражал, и в мае они бежали в Японию, воспользовавшись безвизовым проездом из свободной экономической зоны Хоккайдо — Кунашир.

Однако и в Японии они не задержались: по их следу шли уже не техники ЦРУ и не вселенные, за ними вел охоту один из прайдов «свиты Сатаны», уйти от которого на Земле было невозможно. Встреча беглецов и охотников лишь оттягивалась, но это не могло длиться вечно.

Из Японии их маршрут вел на Тайвань, оттуда на Филиппины, потом в Индонезию и Бирму. Каким образом им удавалось перебираться из страны в страну без международных ооновских паспортов, Никита не задумывался, переложив эту заботу на плечи Такэды, поэтому лишь Толя знал, что им кто-то помогает. Кто именно — не имел понятия и он сам.

В Бирме Никите повезло: в одной из частных школ тайбо в Читтагонге, где они остановились — спасало знание английского, — он три месяца занимался под руководством замечательного мастера Тхе Квотаи, усвоив ранее не дававшиеся общие тонкости боя — четкий ритм, чувство дистанции, чувство времени, правильное дыхание, а главное — правильное распределение энергии ци, внутренней энергии организма.

Из Бирмы «свита Сатаны» погнала их через Индию в Оман и Саудовскую Аравию, потом в Египет — всего на две недели, затем пришлось переплыть Средиземное море и путешествовать по Европе, отменившей границы. И наконец, спустя почти год, устав от постоянного напряжения и бешеной гонки, от постоянных тренировок и забот о хлебе насущном — приходилось подрабатывать где придется, — прибыв в Финляндию, Никита взбунтовался.

Они остановились в Котке, на берегу Финского залива, в гостинице «Киттиля», и, стоя у окон номера, выходящих к заливу, Сухов сказал Такэде, вытиравшему волосы после душа:

— Все!

— Что все? — осведомился инженер, по-отечески любуясь поджарой могучей фигурой танцора.

— Все, хватит. — Никита повернулся к другу. — Бегство наше закончено. Я и так, не мечтая об этом, объехал полмира, дальнейшее путешествие в том же темпе — излишне.

— Но нас догонят и убьют!

— Может, да, а может, и нет. — Сухов выдержал пытливый взгляд инженера абсолютно спокойно. — Во-первых, я постиг главное: цель любого учения — преодоление себя и лишь потом — обстоятельств. Во-вторых, у нас есть транскоф… «дипломат» СС, полный тайн. Кстати, мне кажется, именно он наводит на нас нюхачей «свиты», излучая нечто, некое поле, по которому нас пеленгуют.

Никита умолчал о том, что несколько раз пытался открыть «дипломат», но у него ничего не вышло. Видимо, открывался он только при определенной комбинации мысленного «крика» или при преодолении некоего порога мощности биоизлучения, для чего требовалось предельное напряжение организма. Могло быть и так, что открывался транскоф лишь с помощью Вести, ее тонкой и неощутимой для сознания подсказки.

— Мне тоже так кажется, — ответил Такэда.

— В-третьих, я готов к расшифровке информации Вести. Не очень физически, быть может, зато морально. Один раз она мне уже помогла, значит, есть надежда на полную передачу. Поскольку поиски Книги Бездн вряд ли осуществимы, действовать придется по второму варианту — через функционеров СС.

Этот вариант почти стопроцентно гарантирует нам загробную жизнь. Да и вряд ли кто-нибудь из боевиков СС скажет, где находится вход в Веер, даже если нам удастся его выловить. Да и выследить их проблема, слежку они почуют наверняка. Нет, мой друг, надо все ж таки попытаться найти Книгу. Я ведь еще раз был у Неплюева… вернее, у него дома, кое-что узнал. Оказывается, он очень сильно болел в свое время, как раз перед войной, а потом к нему стал наведываться знахарь, и в один прекрасный день Неплюев встал с постели весел и здоров. И прожил, как горец, более ста лет. Это тебе ни о чем не говорит?

Никита прошелся по комнате, теребя подбородок.

— Ты хочешь сказать, что Книга была у него? А потом кто-то забрал ее, и Неплюев выздоровел?

— Молодец, соображаешь. Только у Неплюева была не вся Книга, а фрагмент. Как и у трех других свидетелей взрыва Сухаревой башни. Книга Бездн вечна, она уцелела во всех катаклизмах в течение многих столетий и нашла способ уцелеть и при взрыве башни. А теперь она в руках некоего таинственного типа, кочующего по Земле в своих интересах. Кто он, я не знаю. Но не из «свиты Сатаны» и не из стана наших друзей. Если бы СС завладела Книгой, она бы ее уже унесла в Миры Синклита. Итак, попытаемся?

Никита скептически хмыкнул.

— Честное слово, не очень-то верится в существование Книги. Все расплывчато, туманно, неконкретно… как во сне. Но если нет других путей, почему бы не попытаться? Удача — награда за смелость, а не за трусливую дрожь в коленках.

— Речь не мальчика, но мужа. — Такэда придвинул к себе «дипломат». — Как бы нам его открыть еще раз?

— Я думаю, открыть его может только человек, доведенный до стрессового состояния. Так что придется ждать, когда нас вынудят действовать на пределе. — Сухов помолчал. — Толя, если я… мы… представляем такую опасность для Люцифера, то почему он не пошлет более подготовленных ребят? «Черных коммандос», например, джиннов каких-нибудь…

— На этом этапе было бы достаточно «бархатного вмешательства»… если бы тебе не помогали. Да и вряд ли сам Денница знает о нашем существовании, как и Синклит Четырех. Нами пока занимаются его клевреты рангом пониже, на уровне шепота, без лишнего шума. Ведь если вмешается кто-то из магов «свиты», всколыхнется весь Веер, и деятельность Люцифера станет известна… скажем так, общественности, Собору Веера.

— Ясно. Значит, впереди у нас встречи поопаснее встреч с ЦРУ, СС и ЧК? Это нормально. Ну, и куда мы теперь?

— В Турцию. Оттуда в Афганистан. Тот, у кого Книга Бездн, думаю, в том районе, у границ Таджикистана. Там мы и попробуем разбудить твою Весть.

Никита невольно коснулся плеча пальцами, и ему показалось, что у ног его раскрывается бездна.

— А если я предложу другой маршрут?

— Какой?

— Москва — Таджикистан!

— В Москве нас наверняка ждут.

— Вот именно.

Такэда покачал головой.

— Я имею в виду СС.

— А я Ксению. Я ее почти год не видел, понимаешь? Впрочем, если хочешь, двигай своим маршрутом, а я своим. Встретимся на границе.

Такэда поднял брови. Он видел, что Сухов готов настоять на своем, и не знал, радоваться этой его решимости или нет.

Глава 5

В Россию они вернулись накануне Нового года, попытавшись изменить внешность. Такэда настаивал даже на пластической операции, но Сухов его не поддержал. Он снова отрастил длинные волосы, падающие на шею, а также бороду и усы. Толя, наоборот, свои привычные усы сбрил и стал носить накладные, рыжие, под цвет парика.

В Петербурге, куда прибыл поезд из Хельсинки, задерживаться не стали, и через день экспресс «Новая эра» доставил их в Москву.

Целый час друзья, ошалев от шума и воздуха родины, гуляли по столице, толкались в толпе москвичей и гостей города, любовались набережной и пили квас на Тверской. Такэда очнулся первым, эмоциям он был подвержен меньше, чем артистическая натура танцора.

— Предлагаю разделиться. Я пойду поищу Романа, а ты Ксюшу. Встречаемся в двенадцать у Никитских ворот.

— А кейс куда? Может быть, сдадим в камеру хранения на вокзале? Таскать неохота.

— Возьми пока с собой, оставлять его опасно, потом решим, что с ним делать. Об осторожности, надеюсь, предупреждать не надо? Если в Москве оставлена сеть ЦРУ, то все наши знакомые находятся «под колпаком». Вот тебе на всякий случай эрцхаор… э-э… индикатор. — Толя снял перстень с камнем. — Видишь, мигает оранжевый пятиугольник? Это означает, что в городе повышен «демонический фон». А это, в свою очередь, говорит о том, что ЦРУ здесь. Или прикрытие «свиты». Если форма знака и цвет изменятся на алый полумесяц, значит, кто-то из них рядом.

Никита отодвинул руку Толи.

— Тебе он больше пригодится. У меня обострилось восприятие… после включения Вести. Я и так почую неладное.

Такэда не стал настаивать, постепенно свыкаясь с ролью ведомого. Инициатива постепенно переходила в руки танцора, что говорило об изменениях его характера. Год тренинга россдао, изматывающие душу попытки бегства от смерти закалили Сухова, заставили собраться, сделали более решительным и жестким. Он все больше убеждался в исключительной важности предназначенной ему роли, сумев при этом не скатиться до высокомерия, апломба и зазнайства, но и не потерять честолюбия, толкающего творческие личности на риск и подвиги.

Студия оказалась закрытой, несмотря на обычный рабочий день — четверг. На двери висел клок бумаги с двумя буквами: «Не…» — остальное оторвали. Чувствуя, как тревожно забилось сердце, Никита незаметно огляделся, никого не обнаружил, отошел в раздумье: что же означает это «не»?

На углу Малого Козихинского он позвонил Ксении домой и долго вслушивался в длинные гудки. К трубке так никто и не подошел. Что делать дальше, Сухов не знал, но потом, поразмыслив, решил довести дело до конца.

Сначала он съездил на Леваневского, в Союз художников, и час потратил на выяснение — знает ли кто из завсегдатаев Дома художников Ксению Краснову и когда ее видели в последний раз. Кое-кто из молодых художников, не отличающихся от Никиты «одухотворенностью» — то есть наличием бород и усов, Ксению знал, но ни один не смог ответить на вопрос, когда встречал ее в последний раз. «С месяц назад» — вот и вся информация.

Тогда Сухов поехал к девушке домой, начав тревожиться всерьез. Правда, мелькнула в голове мысль, что Ксения именно в этот момент куда-то уехала, может быть, и на поиски их, но Никита отогнал эту мысль: они дали о себе знать еще с Камчатки, и Ксения не могла помчаться в белый свет, как в копеечку, искать их след. А в метро танцор вдруг понял, что его «ведут». Ощущение было острым, как укол в ягодицу, и Никита чуть было не запаниковал, с великим трудом заставив себя не вертеть головой во все стороны. Украдкой оглядел вагон — никто в его сторону не смотрел. Но заноза чужого взгляда осталась. С ней он вышел из метро, ехал в троллейбусе и шел через мост над железнодорожными путями. Лишь у самого дома Ксении ощущение исчезло, будто где-то выключили телекамеру. Никита вздохнул с облегчением, хотя тут же подумал, что наблюдатели поняли, куда он идет, и просто передали его другой смене. Напряжение вернулось.

Замедлив шаг, Никита перешел на глубокое дыхание, сконцентрировал психику на немедленный ответ на любое внешнее воздействие и «проиграл» встречу с СС в квартире Ксении или около нее. Пришла уверенность в своих силах и спокойствие сжатой пружины — он был готов. Никита усмехнулся в душе: он был готов к действию в гораздо большей степени, чем думал Такэда, а тем более — чем знали парни из «свиты Сатаны».

В сумке за плечом шевельнулся «дипломат». Вернее, так показалось Никите. Все же транскоф реагировал на его состояние, и он это чувствовал. Плечо со звездой Вести покрылось пупырышками, словно от холода. И оно в свою очередь реагировало на мысли и эмоции хозяина, на состояние его психики, и снова Сухову почудилось, будто стоит он у крутого обрыва в глубокую пропасть. Еще один шаг — и откроется дно ада… или истина!

— Рано! — сказал сам себе Никита, покрываясь испариной. — Погоди чуток. Вот найдешь Ксению…

Квартира художницы была заперта, на звонки никто не отвечал, но Cухов нажимал кнопку звонка до тех пор, пока не щелкнул замок соседской квартиры и на пороге не возникла сухонькая старушка. Никита знал ее, старушку звали Анна Павловна, шел ей восемьдесят пятый год, но бодрости ее могли бы позавидовать и молодые.

— Добрый день, — поздоровался Никита, хотел было добавить «Анна Павловна», но вовремя прикусил язык: вряд ли соседка узнает его в этом обличье. — Вы не знаете, где Ксения… э-э… Константиновна? На работе ее нет, дома тоже.

— А уехала она, мил человек, — певуче ответила старушка. — Приезжали к ней какие-то хлопцы, суровые больно, а глаза у них нехорошие такие. Я как раз от мусор выносила, а они идут. И молчат все. Только когда выходили они, Ксения вроде бы всплакнула…

— Когда?! — Никита внезапно охрип. — Когда они приходили?

— Да с месяц назад, мил человек. А вы кто ей будете? Где-то я вас видела.

Глазастая бабуля, подумал Сухов, а в голове вертелась одна фраза: «Здесь была „свита Сатаны“… здесь была „свита Сатаны“…»

— Она ничего вам не сказала, не передавала?

— Ничего, сынок, только поглядела так искоса, сквозь слезы… а может, то и не слезы были, я ведь подслеповата чуток. Только главный из их компании, с тебя ростом, но посолиднее, пробурчал что-то. Мне послышалось: «Никуда не денется…»

У Никиты, наверное, заметно изменилось лицо, потому что старушка заволновалась, всплеснула руками:

— Ай случилось что с нашей Ксеньюшкой?

— Не знаю, — прохрипел Сухов непослушными губами. — Ключ… у вас есть ключ от ее квартиры?

— Да откуда ж, мил человек? Ксения — девушка самостоятельная, строгая, живность не держит, а стало быть, и присматривать не за кем, случись отлучка. А вы кто ей будете, ежели не секрет?

— Родственник… брат двоюродный, — сказал Никита первое, что пришло в голову. Опомнился. — Извините, что побеспокоил. — Повернулся, чтобы уйти.

— Ах, подождите, молодой человек.

Никита обернулся. Старушка смотрела на него ясными, живыми, проницательными глазами.

— Запамятовала я, ключик-то оставила Ксюша, еще до этих… угрюмых. Сейчас принесу. Но вы уж со мной к ней пройдете. Хоть и не тать, видно, а все ж я как в ответственности за квартиру.

Сухов только кивнул, сглатывая комок в горле.

В квартире Ксении он бывал раз пять и ориентировался в ней хорошо. Маленькая передняя, такая же кухня, гостиная и спальня. Везде чистота, уют, продуманность интерьера — ничего лишнего, но и не аскетизм. И ни одной картины! Имеется в виду — своей. Ксения не любила выставлять напоказ свое мастерство в бытовой обстановке. Хотя картины — современных художников — на стенах висели: два пейзажа Селиванова в гостиной и сказочный сюжет Мегрели в спальне.

Никита обошел комнаты, кухню — нигде ничего, ни следа борьбы или поспешного бегства, лишь тонкий слой пыли на книжных полках и серванте говорил о долгом отсутствии хозяйки. Вернулся в спальню — соседка следила за ним, склонив сухонькую седую головку на плечо, — заглянул в шкаф, а потом вдруг приподнял книгу, брошенную на тахту. Интуиция его не подвела: клочок бумаги и на нем три торопливых слова: «Не ищи — погибнешь!» И все.

Никита ощутил в груди холод и пустоту. В голове больно запульсировала жилка, лопнула с тихим звоном, словно стеклянная, и под черепом прозвучал знакомый гулкий шепот:

— Саммай…

— Что? — от растерянности Сухов заговорил вслух, хотя хорошо понимал, что слышит «голос» Вести.

— Саммай… — Шепот втянулся в кости черепа и стих. Никита хотел выругаться — он не понял, чего от него хотели, и вспомнил: саммай — состояние просветления в философии Дао, и Весть напомнила ему о единственной формуле, способной помочь.

Больше в квартире Ксении делать было нечего, и Сухов поспешил уйти, поблагодарив соседку за доверие. В памяти остался ее жест — она перекрестила его тихонько, но танцор не придал этому жесту значения.

В двенадцать часов пополудни они встретились с Такэдой у Никитских ворот и зашли в кафе: на улице было холодно. Первым информацией поделился Толя:

— Роман в больнице. Месяц назад на него напали, попал в реанимацию, но выжил. Сломаны два ребра и обе руки.

— О, черт! СС?!

— Без сомнения. К сожалению, Роман не учел, что против него действовала не обычная молодежная банда и даже не боевики-профессионалы мафии. Ни чести, ни совести не имеют ни те, ни другие, ни третьи, но «свита Сатаны» применяет, кроме всего прочего, оружие, против которого нет защиты.

— Излучатель холода?

Никита имел в виду короткое копье со светящимся наконечником, с помощью которого они ушли год назад из камеры РОМБ в Хабаровске. Картина странного боя встала перед глазами.

«Дипломат», отобранный у подполковника, открылся тогда только после вспышки ярости и гнева, которую пережил Сухов, надеясь, что заговорит Весть. Она и заговорила — удар по сознанию был настолько силен, что танцор на мгновение отключился, а когда пришел в себя — «дипломат» транскофа был уже открыт. Оставалось сунуть туда руку и вытащить… но что? Почему он тогда вытащил именно копье — вардзуни, как оно называлось на самом деле? Потому что думал о таком оружии?…

Остальное произошло в течение двух-трех секунд: Никита направил острие копья на решетку окна и… оно сработало само! Синий-синий сноп прозрачного огня, вызвавшего волну острого холода, вонзился в окно, решетка и стекло исчезли беззвучно, испарились, осталось лишь выпрыгнуть наружу, что и сделали арестанты один за другим…

— Слава Богу, что Роман жив! Пусть только попробуют сунуться к нам! Толя, я чувствую слежку. Надо срочно будить Весть и… искать Ксению. — Никита скупо рассказал о своих поисках девушки. — И теперь она у них.

Такэда перестал есть и некоторое время сидел сгорбившись, прикрыв глаза ладонью. Глухо произнес:

— Это я виноват… надо было учесть все шаги «свиты»… Мы их здорово разозлили, отобрав транскоф, и они не остановятся ни перед чем, чтобы оправдаться… вернуть транскоф и уничтожить нас. А заодно и всех свидетелей.

— Я одного не понимаю. — Никита скатал из хлеба шарик и щелчком послал его по столу, сбив наглого таракана. — Ксения сама по себе «свите» не нужна, им нужен я, почему же тогда похитители не оставили мне записку: мол, ищи ее там-то и там-то, иначе — секир-башка заложнице?

Инженер продолжал сидеть в той же позе, казня себя жестоко и больно.

— Надо было сразу лететь в Москву, как только мы вырвались из РОМБ Хабаровска. Они же на уши встали из-за потери транскофа… Что ты сказал?

Сухов терпеливо повторил вопрос.

— Я их логику не анализировал, — ответил Такэда. — Может быть, они, как и все маги или демоны, владеют футур-прогнозом. Просчитали, что ты так или иначе появишься на Пути, вот и ждут тебя у входа в хроноскважину, в засаде.

— Проще было бы устроить засаду в квартире Ксении.

— Проще для тебя, как землянина, для человека вообще, но не для них. Они не люди и мыслят не человеческими категориями. Ты прав в одном: пора выходить в Путь.

— Как?

— Есть только один вариант — Весть. Пора ее будить всерьез. И дай Бог тебе выдержать!

Никита поежился, но не позволил голосу дрогнуть.

— Выдержу.

Они вышли из кафе, и сразу же у Никиты заныли зубы.

— О черт!

— Что? — покосился на него Такэда.

— Снова это проклятое ощущение: кто-то глядит сверху и вот-вот шарахнет по голове!

— У тебя заработала экстрасенсорная система, поздравляю. Привыкай. Но рядом никого нет, я имею в виду СС или ЧК, иначе у меня сработал бы инди… — Такэда замолк, глядя на пульсирующий алым светом полумесяц в камне. — Не может быть! — Глаза инженера остекленели, лоб покрылся испариной.

— Что с тобой? — Сухов поддержал друга под локоть, оглядываясь, куда бы усадить его, и решая, не нужно ли звать на помощь. Они стояли возле арки длинного желтого здания, в котором размещались кафе и магазин «Оптика». Народу было мало, все торопились по своим делам, кутаясь в пальто и шубы, и никому не было дела до остановившихся мужчин.

— Пошли. — Такэда, пошатываясь, толчками, зашагал в арку. Было видно, что внутри него происходит какая-то непонятная борьба.

Никита, недоумевая, направился за ним. Что сработало, какое чувство — «шестое» или «седьмое», он не понял, но на внезапный удар Толи среагировал точно.

Это был ин бран — удар кулаком между бровями в стиле леопарда, и попади Такэда — Сухов вряд ли скоро очнулся бы, но включенный интуицией рефлекс и знание приемов россдао — блок работы «с хода» — спасли его от смерти.

— Ты что, с ума сошел?! — возмутился он, отскакивая, и язык прилип к гортани. Взгляд инженера сказал ему все: это был взгляд «десантника» СС: пустой, равнодушный и в то же время беспощадный, полный угрозы и силы.

Такэда прыгнул, целя в голову, в горло и одновременно пытаясь выбить «дипломат» из рук танцора. Защищаясь, Никита вынужден был пустить в ход обе руки, поэтому транскоф он отбросил в сторону, за урну с мусором, чтобы его не достал Толя. Тот сразу начал строить бой таким образом, чтобы оттеснить Сухова от «дипломата». Никита сам понимал, что, если это произойдет — он покойник, и дрался отчаянно, призвав все свое умение и навыки, полученные им у Романа и Красильникова.

Это был не очень красивый — мешала зимняя одежда, — но быстрый бой, и закончился он неожиданно: на какое-то неуловимое мгновение Такэда смог освободиться от вселенного, чуть промедлил, и Сухов не смог удержать удар; дрался он на рефлексе, почти без участия сознания, во всяком случае — без обдумывания тактики боя.

В арку заглянула какая-то парочка и шарахнулась прочь, только каблуки застучали. Никита постоял, опустив руки, приходя в себя, ни о чем не думая. В голове стоял звон, и хрип, и гул, и чей-то лепет… Потом сердце перестало гнать кровь в темпе силовой отдачи, гулы и звон из головы ушли и стал слышен голос второго «я» Сухова:

— Как ты мог?! Это же твой друг! Как ты мог воспользоваться его промашкой? А тем более, он сделал это специально…

— Заткнись! — огрызнулся Никита. Нагнулся над лежащим на боку Толей, приподнял голову.

Такэда заворочался, ощупал челюсть, нос, лоб, зашипел от боли.

— Кто?… Что это? Такое впечатление, что на меня упала стена.

Никита молча помог ему подняться, вгляделся в лицо, ища взгляд, с облегчением вздохнул и отыскал лежащий в стороне «дипломат».

— Это ты меня, что ли? — продолжал Такэда. Хмыкнул, посипел немного сквозь зубы. — Ты первый, кто меня «вырубил».

— С твоей помощью. Ты на долю секунды отключил вселенного, и я этим воспользовался.

— Да? Ничего не помню. — Толя подошел к сгорбившемуся Сухову. — Никогда не думал, что им удастся вселить в меня боевика СС. А должен был подумать! Извини.

— Ничего. — Никиту вдруг затрясло, с минуту он унимал дрожь, наконец глубоко вздохнул. — Забыли. Но это было… страшно!

— Наверное, — кивнул инженер, морщась. — Саданул ты меня крепко. Феномен! За год с небольшим овладеть россдао — это мощно!

— Не преувеличивай, мне еще тренироваться и тренироваться. С мечом, например, у меня не очень-то получается. Куда теперь?

— К Роману, домой. Он дал мне ключ. Отдохнем.

— Отдыхать будем потом, первым делом попробуем поработать с Вестью.

Такэда сквозь пелену на глазах глянул на ожесточенное, осунувшееся, похудевшее лицо танцора, хотел что-то сказать, но передумал. Удар, которым его послал в нокаут Сухов, еще давал о себе знать, но вместе с болью и головокружением в душе зрело и другое чувство — восхищение. А вместе с ним и уверенность в завтрашнем дне. Хотя Тоява и понимал всю сложность их положения, как и то, что трудности и мытарства, ожидающие их впереди, не идут ни в какое сравнение с земными.

К эксперименту с «включением» Вести они готовились два дня. Отдыхали, спали, выходили из квартиры Романа, расположенной на Кузнецком мосту, лишь для покупки необходимого, слушали новости по телевизору и почти не разговаривали. О Ксении не было сказано ни слова, хотя о ней они думали больше, чем обо всем остальном. Такэда еще раз навестил ее квартиру и студию, но никаких следов, ни намека на ее появление… И все же они верили, что девушка жива.

В среду утром, сразу после завтрака, Никита с решительным видом разделся до пояса, некоторое время разглядывал «родимое пятно» Вести, не потерявшее форму звезды, буркнул Такэде:

— Поехали, чего тянуть.

— Садись в кресло. Ничего такого не чувствуешь?

— Никаких ощущений… кроме мандража. Боюсь, конечно, чего уж там, но и на попятную идти — себя не уважать. Давай лучше попрощаемся на всякий случай. Кто знает, что может случиться…

— Если не уверен — не начинай. — Такэда украдкой глянул на перстень, оранжевый пятиугольник пульсировал с нарастающей частотой. Вокруг незримо концентрировались силы мрака, настойчиво ища двух человек, несущих угрозу существования Системы — Системы вседозволенности, насилия и страха, которую создали добровольные помощники грозного Денницы-Люцифера. Да, он имел право быть недовольным своим положением, так же как имел право называть себя Владыкой, величайшим из вершителей судеб Веера Миров. Но создателем, творцом назвать его было нельзя. Понимал ли он сам, что является величайшим разрушителем, когда-либо существовавшим во Вселенной? Или только людям, разумным существам, доступны муки моральных сомнений по поводу того или иного поступка, муки нравственного оправдания?…

— Что застыл? — осведомился Никита.

— Я тоже боюсь, — вздохнул Такэда. — Больше, чем ты. Но времени у нас нет. Они могут объявиться здесь в любую минуту. Если готов — начинай.

— Как?

Толя походил в задумчивости вокруг кресла, в котором сидел Сухов, подергал себя за вихор.

— Понимаешь, я, как и ты, считаю, что просто так Весть не заговорит, нужен эмоциональный взрыв, стресс, как в прошлый раз.

— Я попробую. — Сухов сосредоточился, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то сдвинулось внутри, словно открылась форточка в сплошной стене и кто-то выглянул оттуда, угрюмый и опасный. Но сама «стена» осталась монолитной и неприступной. Не помогли ни внутренние призывы к Вести открыться, ни болезненное напряжение всех мышц. Весть молчала. Лишь один раз удалось ощутить тонкий укол холода в плечо — во время «открывания форточки в стене», затем «форточка захлопнулась», холодная сыпь перестала играть кожей плеча, и ощущение бездны у ног исчезло.

— Все! — выдохнул Сухов, мокрый от пота. Расслабился, вытер лоб, виновато глянул на бесстрастного Такэду. — Не получается. Она меня слышит, я чувствую, но отвечать не хочет.

— Я же говорил… — начал было Толя, и в этот момент какой-то звук у входной двери заставил его замереть. — Т-с-с-с…

Никита мгновенно вскочил, напрягся, все еще думая о звезде Вести, и почувствовал бесшумный толчок в голову; перед глазами все поплыло, будто при нокдауне или после стакана спирта, а затем сильнейший «электрический» разряд пронизал плечо, шею, висок, вонзился в голову и на некоторое время парализовал тело. Сухов не упал только потому, что длился этот паралич мгновение. И тут же все изменилось.

Визуальное восприятие предметов перестроилось, как и ощущение пространства, времени, веса, объема тела. Казалось, Никита размножился, внедрился в каждую вещь, в стены комнаты, всего дома, ощущая их как части своего тела. Все предметы стали полупрозрачными, неплотными, оставаясь в то же время твердыми и материально ощутимыми. Никита видел их и снаружи, и изнутри, абсолютно точно зная состав каждого, характеристики и возможности. Он мог бы при желании изменить параметры любого из них, вылепить новую форму и придать другие свойства. Он мог бы свободно пройти сквозь любую стену, оставив ее целой и невредимой, мог бы проделать в ней отверстие любого размера практически без применения энергии, бесшумно, мог бы…

Пространство снова изменилось вокруг: состояние всемогущества длилось три удара сердца, как и состояние паралича. Вернулось ощущение привычно существующего тела, готового к физическому действию, основанному на законах бытия этого мира. Ушло всезнание и всеумение, исчезло чувство колоссальных возможностей, а с ним и тысяча других чувств, не передаваемых человеческим языком. Но кое-что осталось — частичка знания, медленно проступающего в голове, как маленькая крупинка драгоценного металла сквозь мутную воду на дне лотка золотоискателя.

В комнате ничего не изменилось, вся гамма состояний Никиты действительно длилась не более секунды, поэтому Такэда ничего не заметил, вслушиваясь в шорохи за дверью. Перстень на его пальце пылал, как осколок алой звезды.

— Их пятеро, — прошептал Никита. — Есть лишь один вариант спасения…

Инженер поднял брови, показывая пальцем на «дипломат». Сухов отрицательно качнул головой.

— Пожар.

Такэде не надо было пояснять мысль: выбор был — жизнь за обстановку квартиры товарища, и вряд ли Роман протестовал бы, знай этот расклад.

Жил он в однокомнатной квартире, по-спартански голой: шкаф, стол, кровать, два кресла, гимнастическая стенка, шкафчик для спортивных снарядов. И единственной по-настоящему ценной вещью была полка с книгами. В кладовой, располагавшейся в нише прихожей, Никита нашел пластмассовую трехлитровую канистру с бензином для очистки загрязненных поверхностей, плеснул на пол прихожей и на дверь. За дверью почему-то медлили, хотя и не уходили: обострившимся чутьем Никита буквально видел сочившиеся в щели зло и угрозу. Однако нерешительность гостей дала им несколько секунд форы, и беглецы успели выполнить свой план.

Сухов бросил спичку, взметнулось пламя. За дверью затихли, затем тишину взорвал хор восклицаний. Тяжелый удар едва не сорвал с петель дверь, замок крякнул и вылез из лунки. В образовавшуюся щель рвануло пламя, охватив чье-то лицо. В тот же момент Такэда разбил окно в комнате — со звоном разлетелось стекло — и завопил, будто они собирались бежать этим путем:

— Прыгай!

Вслед за криком раздался приглушенный удар — Толя выбросил в окно гирю.

В дверь ударили еще раз, так что она распахнулась во всю ширь и пламя загудело веселее, не давая пришельцам ворваться в квартиру. Сквозь треск и шипение послышался еще один хлопок снаружи — Такэда выбросил в окно гантели. И гости подумали, что их жертвы сиганули в окно с пятого этажа. Послышался топот — все пятеро бросились вниз по лестнице, лифта в этом доме не было.

Как только лестничная площадка очистилась, Никита прыгнул сквозь пламя в прихожей, загородив рукавом лицо. За ним выскочил Толя, более осторожный и внимательный, чем танцор. Он рассчитывал на худший вариант и не ошибся: на площадке пролетом ниже их ждал еще один чужак — профессионалы «свиты» знали толк в подстраховке.

Такэда появился на площадке в тот момент, когда Сухов, пропустив удар, падал на пол, а громадный парень в сером комбинезоне со множеством кармашков и «молний» отводил назад руку с коротким светящимся копьем. На прыжок инженера он отреагировал тотчас же, но запнулся о выставленную ногу Никиты, — тот успел среагировать, будучи в полубессознательном состоянии! — и нунчак Толи, позаимствованный у Романа, с глухим треском врезался пришельцу в переносицу. Это был страшный удар, способный проломить череп быку, но боевик СС лишь откинул голову с разбитым носом назад, снова нацеливая свое копье. И все же он был потрясен, потому что пропустил еще два удара — по руке с оружием и по челюсти. Копье выстрелило, уже вылетев из руки гиганта. Разряд неведомой энергии, сопровождаемый волной холода, погасил пламя, рвущееся из квартиры Романа, и проделал в стене лестничной клетки глубокий, метровой длины шрам.

Такэда подхватил копье, едва не заорав от неожиданной боли — рука онемела, как от тока, — но не выпустил его, сделав угрожающее движение в сторону гиганта в сером, упавшего на колено. Наклонился над Суховым, протягивая руку с нунчаком.

— Жив? Идти можешь?

— Могу. — Никита с трудом встал, глаза его стали осмысленными. — Чем это он меня?

— Хорошо, что не вард… э-э… копьем. Вперед, пока он не очухался.

И они побежали наверх, на шестой этаж, не обращая внимания на ошеломленные лица соседей Романа, выглядывавших из квартир.

На крышу вылезать, однако, не стали, только открыли люк и затаились на чердаке, дом был старый, с чердаком и двускатной крышей. А потом спустились вниз в толпе возбужденных пожарников, милиционеров, врачей «скорой» и соседей, делящихся впечатлениями о случившемся.

«Десантников» СС на улице не было, но они находились где-то рядом: индикатор Такэды продолжал высвечивать тревожную оранжево-алую гамму.

Спрятав копье, неприятно холодившее тело, под пальто, Толя выскочил через арку на Кузнецкий мост и остановил частника. Через полчаса они были на аэровокзале и успели к посадке на аэробус, отправлявшийся в Душанбе. Этот маршрут выбрал Никита, и Толя ему не перечил: было видно, что танцор знает, куда им следует податься.

Самолет взлетел по расписанию, и только после старта беглецы, не веря своему счастью, ошеломленные происшедшим, вздохнули с облегчением. До этой минуты они не позволяли себе расслабиться ни на миг, напряженно вглядываясь в толпы людей в аэропорту и при посадке в самолет. Но «свита Сатаны» так и не появилась. Причины этой осечки беглецы выяснили позже, а пока глядели друг на друга и думали об одном: ушли!

«Прости, Рома», — добавил Такэда мысленно.

Копье в аэропорту пришлось выбросить — с ним не удалось бы пройти контроль, а «дипломат» прошел рентгеновскую установку нормально: контролер не увидел на экране ничего, кроме двух прямоугольников, похожих на книги.

— Они, конечно, найдут нас быстро, — сказал Такэда. — Мы опережаем их на несколько часов, до следующего рейса.

— Успеем, — ответил Никита, закрывая глаза. Он не знал, куда и к кому обратиться за помощью, но был уверен, что помощь получит.

Глава 6

Им никого не пришлось искать, в аэропорту Душанбе их ждали: Никита сразу выделил из толпы встречающих трех-четырех человек, отвечающих стандартам десанта СС. Но, кроме боевиков «свиты Сатаны», их встречал еще один мужчина, высокий, сутулый, одетый в легкий зеленоватый плащ. Наткнувшись на его взгляд, Никита уверенно подвел ничего не понимающего Такэду к этому человеку. Боевики «свиты» молча смотрели на них, сбившись в группу чуть в стороне.

— Добрый день, — сказал Никита, коснувшись шапки. — Вы — Хранитель?

— У вас точный глаз, — звучным голосом ответил мужчина. — Да, я Хранитель. А вы новый офицер связи, так сказать, рыцарь Пути?

Никите послышалось именно «рыцарь», а Такэде — «самурай», но смысл оба поняли правильно.

— Похоже, что так. Меня зовут Никита Сухов, а моего друга Тоява Такэда, Толя.

— Оруженосец, — улыбнулся Хранитель тонкими губами. И снова друзья услышали разное: «оруженосец» — Сухов, «телохранитель» — Такэда.

Никита покосился на инженера.

— Он мой друг и учитель, а также…

— Наблюдатель, — закончил Хранитель. — Я знаю. Идемте к машине. — Он повернулся и зашагал к стоянке автотранспорта, не заботясь, идут ли прилетевшие следом или нет. Оба с чувством глубокого изумления смотрели на его спину: Хранитель был не просто сутул, а горбат! Но горб его не казался уродством, он был естествен, как бывает естественна горбинка носа.

Сухов и Такэда переглянулись, заспешили следом. Четверо «десантников» СС провожали их взглядами до тех пор, пока они не сели в старую «шестерку».

— Вы видели? — кивнул на окно «жигуленка» Никита.

Хранитель глянул на него через зеркальце заднего вида.

— Вы имеете в виду тех крепышей в сером? Не волнуйтесь, пока вы мои гости, они не подойдут.

Машина обогнула автобусы, стадо других легковых автомашин и выехала на автостраду, соединяющую аэропорт с городом. Некоторое время ехали молча, разглядывая пейзажи по обеим сторонам шоссе, потом Такэда спросил тихо и вежливо:

— А вы Хранитель чего, э?

— Хранитель Книги Бездн, — ответил Сухов, развеселившись, прочитав на лице друга озадаченность. — Ты так хотел ее разыскать, что я решил помочь.

Толя принял прежний бесстрастный вид.

— Не зазнавайся, самурай. Как ты его вычислил? Весть сработала?

— Сработала, да не все удалось удержать в памяти. Сведения о Хранителе — это уже след, эхо той информации. Ты был прав: Книга Бездн здесь, в Таджикистане.

— Не вся, — откликнулся водитель, обладавший отличным слухом, — только фрагмент. Целиком собрать ее в этом веке проблематично. Но потерпите, друзья, разговор об этом впереди. А чтобы не возникало неудобств в общении, зовите меня Вуккубом. Или Иблисом. Подходит также Демон. Хотя можно и просто Хранитель.

Пассажиры снова переглянулись. В другое время Сухов не преминул бы пошутить, но он знал, что Хранитель далек от шутливого тона.

Не доехав до города нескольких километров, машина свернула на пыльную проселочную дорогу, утрамбованную танковыми гусеницами. Особого напряжения не чувствовалось, хотя то и дело «шестерка» обгоняла бронетранспортеры и отдельные машины с солдатами или группами вооруженных лиц в гражданском. Лишь однажды машину остановил пост ГАИ и тут же отпустил, стоило Хранителю глянуть на инспектора.

Температура была около плюс пяти градусов, но из-за сырости и ветра казалось холодней, хотя для гостей и это было неплохо — по сравнению с минус восемнадцатью в Москве.

Хранитель жил на окраине Санджара, в глинобитном домике с чистым двором и тремя пристройками-сараями, в которых блеяли овцы. Прямо за глиняной стеной двора начинались траншеи, в которых росли корявые низкорослые деревца — лимоны. Кроме них, возле дома росли апельсины, мандарины и громадное тутовое дерево.

— Я живу здесь более ста лет, — сказал Вуккуб, перехватив взгляд Никиты. — В основном наездами. У меня есть свои дома практически в каждой стране. — Он поставил машину в гараж-сарай, пригласил гостей в дом.

Прежде чем войти, Такэда выглянул из ворот и поймал взглядом за домами блеск стекла: к поселку медленно ползли две легковушки. Это могли быть и машины «свиты». Толя тихо поделился своими наблюдениями с танцором, но хозяин услышал.

— Еще раз повторяю: пока вы — мои гости, бояться нечего, джентльмены. Душ с дороги, ванну?

Никита, вошедший первым вслед за хозяином, таращился на современный интерьер дома, совершенно не соответствующий его внешнему виду.

Просторный холл с плитой под мрамор, сверкающая кафелем и никелем кухня, большая ванная, также сверкающая пластиком, стеклом и хромированным металлом, зал-гостиная с удобными креслами, журнальным столиком, книжным комплексом на две стены и сервантом с великолепным баром. В доме были еще комнаты, но хозяин их не показал.

Гости разделись, сняли обувь, прошли в зал, утопая по щиколотку в толстом ворсистом ковре, выполненном под шкуру неизвестного науке зверя. Сели, оглядывая убранство гостиной. Их внимание привлекли три вещи: странная светящаяся игрушка в форме большой оплывшей свечи — в нише над столиком, какой-то отблескивающий матовыми и зеркальными поверхностями аппарат зализанных, эстетически совершенных форм — в углу и бесшумно летающая под потолком модель не то планера, не то самолета в форме летучей мыши. Она то делала круги по комнате, гибко и плавно шевеля крыльями серебристого цвета, то замирала на месте, словно разглядывая гостей бусинами глаз-фар. Мотора, заставляющего модель летать, гости не заметили.

Вуккуб появился в гостиной в домашнем халате из верблюжьей шерсти, скрывающем горб, везя за собой низкую стойку-тележку с бокалами, фруктами, бутербродами и сифоном. Хранитель достал из бара длинную бутылку темного стекла, на этикетке которой красовался берег Крыма, виноградная гроздь и надпись: «Черный доктор». Разлил вино по бокалам.

— Спасибо, — пробормотал Никита.

Хранитель остро глянул на него, понял, кивнул.

— Да, эта встреча не была, по правде сказать, необходимой, но меня разобрало любопытство — кто это пытается заменить Симаргла? Поэтому вы здесь.

— Не думал, что все произойдет так просто, — подал голос Такэда, пригубив вино. — Был готов к долгому поиску, неудачам, разочарованиям…

— Недооценил, — вставил Сухов.

— Ну, тебя-то уж точно.

— Его тоже. Ты еще не понял, кто он? У твоего Денницы были помощники…

— Ну, а я — его правая рука, — блеснул насмешливыми глазами Хранитель. Лицо его, моложавое на вид, принадлежащее мужчине лет сорока пяти, гладкое, почти без морщин, с хищным носом, узкими губами и черными глазами, с мощными «демоническими» бровями, властное, надменно-суровое, вдруг на мгновение утратило человеческие черты, и на друзей глянул дьявол! Нечеловек!

Такэда едва не подавился, утратив невозмутимость, Никиту пробрала холодная дрожь, хотя он и ожидал нечто подобное, и прошло время, прежде чем они справились со своими чувствами. Сухов ощетинился: показалось, что кто-то пытается проникнуть в его мысли, но Вуккуб сделал вид, что ничего не произошло.

— Итак, насколько я понял, вы храните Книгу Бездн, — начал Толя, поблагодарив за угощение.

— Не так. Я пытаюсь собрать Книгу Бездн, рассыпанную по свету. На две трети мне это удалось. Ее фрагменты появляются в самых неожиданных местах, и зачастую известные вам силы находят их раньше. Кстати, в Сухаревой башне также хранился фрагмент книги… который во время ее взрыва трансформировался…

— В осколок камня? — подался вперед Такэда. — Во что-то материальное?

— О нет, в поток чистой информации, осевший в глубинах психики тех, кто находился в пределах сферы влияния.

Такэда пошипел сквозь зубы, что означало сильнейшее волнение, проговорил негромко:

— Я догадывался… Мозг человека — лучшее хранилище любой информации, неподвластное владельцу. Но зачем это вам? Собирать Книгу… хранить.

Хранитель улыбнулся, но за улыбкой его скрывались холод, жестокость и горечь, а во взгляде блеснула сдерживаемая ярость.

— Вариант «вечного жида». — Вуккуб поднял свой бокал. В тоне, каким были произнесены эти слова, проскользнули нотки злобной насмешливости. — Я тоже наказан за непомерную гордыню и сослан сюда, на Землю, планету одного из самых неперспективных Миров Веера, во искупление грехов.

— Не слишком понятно… извините.

— Толя, ты потерял форму, — сочувственно сказал Никита, хрустя яблоком. — Вуккуб же сказал, что он правая рука Денницы… был. Не понимаешь? Ты же сам рассказывал мне, что после битвы Мрака и Света Люцифер был… м-м… изолирован в одном из хронов, ну а Вуккуба сослали сюда. Книга Бездн писалась не на Земле, вернее, на землеподобной планете местного «пакета», и после битвы и бегства воинства Люцифера оказалась у нас. И было это около тысячи лет назад. Так? — обратился Никита к Хранителю.

— Совершенно верно, — кивнул Вуккуб, в глазах которого так и светился огонь превосходства, задавленного гнева и надменной насмешливости.

Ему тесно на Земле, внезапно понял Никита, сразу прощая Хранителю его иронию и насмешку. Он — маг в клетке, хотя клетка и достаточно велика — хрон, целая вселенная!

Глаза Хранителя погасли. Вероятно, он свободно читал мысли гостей, какие блоки они бы ни ставили.

— Тысяча лет, — пробормотал Такэда. — А на вид вам сорок пять… Как же вы живете все это время? Впрочем, извините, вопрос риторический. Книга сейчас у вас? Ну то, что удалось собрать.

— Хотите взглянуть? — Вуккуб встал и одним движением скинул халат. Спереди его тело казалось нормальным человеческим телом, в меру мускулистым, без единой жировой складки, но кожа блестела, как металлическая, и по ней ползли, перекрещиваясь, сливаясь друг с другом, разбиваясь на отдельные ручейки, преобразуясь и тая, потоки непонятных иероглифов, знаков и символов. Хранитель повернулся спиной, поднял халат, не обнажая, однако, горба, и слова неизвестного языка все ползли и ползли по коже, говоря сами с собой, укладываясь в тексты древнейшей истории и магические формулы, жили своей жизнью и хранили секреты чьего-то былого могущества, добра и зла, жизни и смерти…

Хранитель запахнул халат, сел на место, усмехнулся.

— На самом деле выглядит Книга иначе, каждый видит ее по-своему, в меру воображения и духовных представлений, но она — со мной. И когда-нибудь… — Он замолчал, прикрыв глаза веками.

Когда-нибудь Книга будет собрана, понял недосказанное Никита. И тогда кончится срок заключения мага, и он освободится от заклятия. На чью же сторону он встанет?…

Ответом был пугающе огненный взгляд, в котором плавилась Бездна! Хранитель знал, на чьей стороне он выступит, но не хотел доверять эту тайну слабому человеческому существу. «Слаб. Не для Пути…» — вспомнил Сухов и упрямо сжал губы. Посмотрим! Интересно, при каких обстоятельствах был захвачен Вуккуб? За что его приговорили к длительному заключению, за какие грехи?

Во взгляде Хранителя мелькнуло одобрение, но Сухов этого не заметил.

— А вы не боитесь этих парней? — нарушил молчание Такэда.

— Тех, что гоняются за вами, — нет. — Вуккуб вышел, увозя тележку с пустыми бокалами и бутылкой.

— Он был одним из главных магов — помощников Денницы, — тихо сказал Сухов. — Я не знаю, как его брали и за что, но класс его намного выше, чем у СС. Ты знаешь, мне показалось, что он страдает! Да-да, несмотря на показное равнодушие ко всему, и к своему положению тоже, не смирился он.

— И все же странно, что он вдруг вмешался. Он не должен был вмешиваться ни во что, ни в какие события, ни на стороне сил Закона, ни на стороне сил Хаоса.

— С чего ты это взял?

— Мне рассказывали, хотя и не называли определенных имен и конкретных условий: приговоренный Семерыми не имеет права ввязываться в споры Добра и Зла, это закон.

— Какого ж рожна ты его расспрашивал, раз все знаешь?

— Я уточнял. У меня же нет такого источника информации, как твоя Весть. Ты не боишься, что он нас выгонит прямо к мальчикам «свиты»?

Никита перестал сверлить друга взглядом, отвернулся.

— Не боюсь. Я вообще считаю, что эта ситуация давным-давно просчитана прошлой семеркой магов, и наша встреча с Хранителем предопределена всем ходом истории Земли.

— Очень интересная мысль, — раздался голос Хранителя из кухни. Он появился в дверях, по локоть погрузив руки в карманы халата. — Вижу, что Вестник не ошибся, передав вам карт-бланш Симаргла. Хотя, с другой стороны, человеку Путь Посланника почти неподвластен, и преодолевать вам предстоит непреодолимое. Не сломаетесь?

Никита встал.

— Пока живу — нет!

— Что ж, попытайтесь. Может быть, у вас и получится. Чем могу быть полезен?

Такэда тоже встал, ловя себя на мысли, что хочет встать на цыпочки: оба собеседника были выше его на голову.

— Нам нужен выход в систему хроноскважин, соединяющих хроны. Мне известно, что его координаты зашифрованы в Книге Бездн, поэтому я и гонялся за ней по всему свету. Вы знаете их?

— Знаю. Эту информацию может дать и Весть.

— Но… — Никита замялся, краснея. — Я не очень хорошо контачу с ней… на пределе эмоций.

— Научитесь. Если она вас признала, все образуется со временем. Но я вам помогу. — Хранитель шагнул к танцору и положил ладонь ему на плечо со звездой Вести.

Казалось, кожу прожег язык пламени — боль была невыносимой! Но Никита, выдерживая все тот же насмешливый взгляд Вуккуба, даже не отшатнулся, лишь сжал зубы.

Огонь проник в плечо, и оно взорвалось болью, выстрелившей в голову, живот, руки и ноги. Шею свело от парализующего холода, сознание начало гаснуть, однако Никита продолжал бороться, призвав на помощь все свои навыки бойца россдао, душевные силы. И слабость и боль отступили!

Голова прояснилась. Словно порыв свежего ветра прошел по телу, вынося дым, угар и шлаки из организма. Прилив сил был мощным, как после допинга, и требовал каких-то немедленных действий. Но не это было главным: Никита буквально ощущал поток информации — как вязь арабских письмен, — текущий из плеча в голову и вспыхивающий там сполохами озарений, открытий и видений…

Хранитель отнял руку, и Сухов едва не упал от нахлынувшей слабости. Поток знаний прекратился. Тело стало рыхлым, словно губка, пропитавшаяся водой, мышцы отказывались повиноваться, сказочная легкость и сила уступили место усталости и безволию.

— Еще, — просипел танцор, борясь с головокружением.

— Хватит, — покачал головой Хранитель. — Может быть, ты получил и меньше, чем рассчитывал, но больше, чем заслуживаешь. Уходи в другой хрон, где ты сможешь достичь кондиции, необходимой для вступления на Путь.

— Но как? — осведомился Такэда, с тревогой поглядывающий на Сухова. — Книга Бездн открыта вам, а не нам.

— Он знает.

Никита кивнул.

— Идем, Толя. — Шагнул к выходу и остановился, колеблясь. Было видно, что в его душе идет борьба. Такэда догадался, что хотел спросить Сухов. Оглянулся на Хранителя.

— СС увели нашего друга… и девушку.

— Знаю. Она жива, и вы ее найдете. Хотя вернуть ее будет очень непросто.

Глаза Никиты вспыхнули, он выпрямился, обрадованный и огорченный одновременно: хотелось более конкретных указаний. Но и просто известие о Ксении уже было утешением.

— Спасибо, Вуккуб.

— Не за что. Когда-нибудь и вы поможете мне. Прощайте, сеньоры.

Такэда поклонился, хотел напомнить хозяину, что их на улице караулят боевики СС, но вместо этого сказал:

— Желаю скорейшей свободы, сэнсэй. Мне кажется, выход в Веер для вас не закрыт.

— Что ж, спасибо на добром слове, — усмехнулся Вуккуб. — Может, еще свидимся.

— А куда вы теперь, если не секрет?

— Фрагменты Книги дали о себе знать в двух местах, на Кавказе и на Ближнем Востоке. Барьер в этих зонах не столь прочен из-за огромной массы человеческого зла, невежества и жестокости. Здесь, в Таджикистане, все нормализуется, я вышел на Книгу вовремя, там же весь хаос впереди.

— Удачи вам.

— Взаимно. — Хранитель вывел их из дома, высокий, худой, нахохлившийся, с лицом, озаряемым внутренней борьбой с самим собой, постоял секунду у ворот и исчез, унося на себе глыбу горба.

— Интересно, как мы доберемся до аэропорта, минуя наших приятелей? — Такэда кивнул на машины «свиты» на дороге.

— Нам туда не надо, — тихо сказал Никита, думая о своем. — Кстати, знаешь, что такое на самом деле твоя Книга Бездн? То бишь Шестокрыл… или как там еще… Это всего-навсего канал обычной утечки информации из хронов с большим психоэнергетическим давлением, материализовавшийся в нашем хроне в виде Книги. И до сих пор хаос-информация продолжает просачиваться через этот канал в наш мир.

— Я начал догадываться.

— И былины и мифы на Земле возникали примерно так же: на подвиги реальных героев накладывалась просачивающаяся из других хронов информация о действиях настоящих, реальных существ. От Бабы Яги и всяческой нежити до великанов, троллей, драконов, злых и добрых волшебников.

— И об этом я догадывался. Лучше давай решим, как отсюда убраться живыми. Не ожидал, что этот… Хранитель просто выгонит нас из дома.

Никита очнулся от задумчивости, глаза его блеснули мрачным удовлетворением.

— Он и так дал нам больше, чем хотел. К тому же он — не человек, просто вынужден жить среди людей. И он мне понятен не до конца… Что же касается наших приятелей из СС… — Сухов сплюнул под ноги. — Пока мы здесь, в поселке, нас не тронут, они его боятся. Пошли поищем укромное место. — Ничего больше не объясняя, он зашагал к центру поселка.

Такэда вынужден был подчиниться.

«Укромное место» отыскалось возле хлебного магазина в «торговой зоне» поселка. Центральная площадь Санджара, окруженная двухэтажными домиками, была по сути рынком, где торговали всем, чем только можно, в том числе оружием и «заморскими» товарами — американской кока-колой душанбинского розлива и российской водкой. Здесь же располагались магазины: хлебный, молочный и промтоварный и кафе «Малик».

Никита, пройдя кафе насквозь, — «десантники» СС вели их, но близко не подходили — вышел во дворик кафе, заставленный горами ящиков и огромных корзин. Зайдя за штабель ящиков так, что их нельзя было увидеть из окон кухни и со двора, Сухов снял один из ящиков и расположил на нем «дипломат» транскофа.

— Вот наш транспорт.

Танцор ожидал какой-то реакции удивления, но Толя обескураженным не выглядел.

— И об этом я догадывался. Вход в хроноскважину — станция хроносдвига по сути — должен быть стационарным, хорошо защищенным, но пути к нему должны быть универсальными, удобными, переносными, как свернутая веревочная лестница, и легкодоступными… для тех, кто их знает. Транскоф — именно такая «лестница». Вернее, передатчик материи, а не просто сумка с оружием.

Никита с уважением глянул на друга.

— Что значит инженерное образование! Не зря тебя взяли в Наблюдатели. Все правильно — транскоф действительно масс-передатчик, хотя может выполнять и другие функции, в том числе и окна выдачи вещей из многомерного склада, вернее, камеры хранения, имеющейся у каждой станции хроносдвига. Ну что, готов?

— Погоди. — Такэда высунулся из-за штабеля, осмотрел двор. — Мне кажется, мы спешим. Если эти наши преследователи сюда и не сунутся, то они вполне могут ждать нас там, в устье хроноскважины.

Никита пренебрежительно скривил губы.

— СС — игроки низшего уровня, с ними-то уж мы как-нибудь справимся.

— Во-первых, если так будешь относиться к противнику, — хладнокровно парировал Толя, — то с игроками высшего уровня можешь вообще не встретиться. По причине ранних похорон. Во-вторых, СС — это профессионалы диверсионно-террористической службы, а не мальчики для битья.

— Что ж они до сих пор не могут нас взять? — буркнул несколько потускневший Сухов.

— А ты думал — нашими стараниями? Сначала нам попросту везло, потом тебя начал подстраховывать «омон» СДВ. Помнишь парней — «мы делаем одно дело»? А после Хабаровска вмешался Хранитель, Вуккуб. Странное имя, гулкое. Недаром говорят, что имя — вибрация космоса… м-да.

— Не отвлекайся. С чего ты взял, что он стал помогать нам?

— Вероятно, он следил за тобой с того самого момента, как ты получил Весть. Ведь в принципе такая передача — акт магический, она должна быть слышна магами. Не знаю, что на него повлияло, почему он стал исподволь, на самом тонком уровне, помогать нам, будучи адептом абсолютного равнодушия… но налицо факт — мы живы. И живы во многом благодаря ему. Так что не зазнавайся, Кит. Для танцора ты дерешься неплохо, но для воина Пути, а тем паче офицера связи Собора Веера, совсем слабо.

Никита молчал, покачивая головой в такт своим мыслям. Набычившись, посмотрел в глаза Такэды.

— Откуда ты все это знаешь? О вмешательстве Хранителя.

Инженер достал из кармана пальто знакомый портсигар в форме стеклянной бабочки, раскрыл и достал тонкий белый цилиндрик, тут же развернувшийся в рулон не то бумаги, не то фольги.

— Что это?

— Послание. Второе после событий в Москве. Впрямую здесь о Хранителе не говорится, но сказано достаточно, чтобы понять, о ком идет речь.

Такэда развернул рулончик фольги, и тот вдруг с тонким стеклянным звоном рассыпался в пепел. Никита вздрогнул.

— Дьявольщина!

— Всего лишь сообщение о дьяволе… Хотя мне тоже непонятно, почему он помог нам.

— Видимо, его развеселили твои попытки найти Книгу Бездн; дай, думает, гляну на этого кретина. Что будем делать?

— Прежде всего вооружимся. Можешь вытащить из этого чемодана какое-нибудь оружие? Копья, например, или что-либо помощней.

Никита безмолвно наклонился над транскофом, положил на него руки, напрягся, полузакрыв глаза. На лбу его выступили бисеринки пота.

Что-то шевельнулось в «дипломате»… или так показалось Такэде. Порыв теплого ветра сдул пыль с ящиков, что-то скрипнуло, и транскоф открылся. Сухов сунул руку в образовавшуюся щель, пошарил там, вытащил короткое копье со светящимся льдисто-голубым наконечником, передал Толе. Еще раз залез внутрь, долго возился там и наконец вынул необычной формы приспособление, напоминающее ножовку, полотно которой образовывал ряд длинных черных игл. Особым образом изогнутая рукоять «ножовки» удобно легла в ладонь, но никаких дополнительных выступов и кнопок на ней не было, и ничто не говорило о предназначении устройства.

— Шпага, что ли? — предположил озадаченный Сухов. — Я думал о чем-нибудь помощней.

— Потом разберемся. — Такэда с тревогой смотрел на часто мигающий алым пятиугольником перстень. — У «свиты» кончилось терпение, пора уходить.

Никита снова положил руки на черную «кожаную» крышку «дипломата», застыл. Стоял так с минуту, шевеля губами, словно читая молитву.

Во дворе раздался шум, звук шагов нескольких человек. Толя вскинул копье, не решаясь торопить друга, и в этот момент транскоф развернулся в черный плоский прямоугольник размером в полтора человеческих роста. Спустя секунду прямоугольник этот превратился в зеркало, потом в слой стекла и как бы провалился в себя, образовав неведомой глубины тоннель.

— Прыгай, — сдавленным голосом произнес Никита.

— А ты?

— Я за тобой. Прыгай!

Такэда прыгнул, ухитрившись повернуться в прыжке и посмотреть назад. Он увидел, как из-за ящиков выбежали пятеро в знакомых комбинезонах «десантников», Сухов отмахнулся от них «ножовкой», прыгнул в тоннель следом, и наступила тьма…

Глава 7

Уцелели они только благодаря вмешательству Вуккуба, о чем, конечно, догадались не скоро; не помогла бы и предусмотрительность Такэды, появись они в приемном зале станции хроносдвига. Но Хранитель переориентировал выход транскофа на «склад» станции, и это позволило беглецам избежать засады, дало время прийти в себя после транспортировки по «струне» мгновенной передачи.

Встряска получилась не слишком сильной, но необычной, словно люди получили удар изнутри, перемешавший в кучу легкие, желудок, кишки и сердце, и прошло несколько минут, пока беглецы сообразили, где они находятся.

Соты! Они вывалились из объятий невидимого тугого мешка на круглую площадку, окруженную янтарно светящимися сотами. Правда, величина каждой шестигранной ячейки, закрытой крышкой, превышала пчелиную раз в сто, в нее свободно мог бы влезть человек. Но светились далеко не все ячейки, многие были серо-коричневыми, с узором трещин, словно по ним стреляли.

Никита, озираясь, встал.

— Куда это мы попали?

— А куда бы ты хотел?

— Ясно куда — на станцию… — Сухов растерянно огляделся еще раз. — Ничего не понимаю! Может быть, это… склад? — Никита протянул руку к одной из светящихся закрытых ячеек.

Тотчас же крышка ячейки выгнулась пузырем, лопнула цветком тюльпана, и в образовавшееся отверстие в руку танцора скользнул продолговатый белый брусок, напоминающий пенал, с мигающей зеленой звездочкой на торце.

Ячейка погасла, лепестки крышки сошлись, образовав знакомый узор трещин, как и на других несветящихся ячейках.

— Ты не очень-то самовольничай, — пробурчал Такэда. — Мало ли что хранит этот склад.

Никита засмеялся, щелкнул ногтем по «пеналу», и тот вытолкнул из себя желтый брикетик: ни дать ни взять — кусочек масла. Однако «масло» оказалось чем-то вроде надувного шара. Брикетик упал на пол и бесшумно вспенился, превратившись в метровый шар из губчатого, в дырках и кавернах, материала. Запахло озоном.

— Здорово! — сказал Такэда. — Прямо-таки волшебство. Осталось теперь узнать, что это такое.

Сухов почесал затылок.

— Мне казалось, что я подумал о еде… Между прочим, эта штука пахнет сыром. — Он отковырнул кусок ноздреватой массы, понюхал, лизнул и съел. — Точно, сыр! Понял? Это, наверное, нечто вроде НЗ с продуктами, подвергнутыми субмолекулярному сжатию. То-то пенал такой тяжелый. Не бойся, ешь, я сейчас и попить чего-нибудь достану оттуда.

— Потом, некогда. Надо выбираться отсюда, «свита» не станет ждать и скоро заявится сюда. Где мы? То есть где находится склад? Ориентируешься? Мы можем попасть из него в устройство хронопередачи? Да не трогай ты здесь ничего!

Но было уже поздно. Уверовавший в свои силы и знания, Никита протянул руку еще к одной светящейся ячейке, и раскрывшийся «ящик» вытолкнул из себя что-то чешуйчато-пластинчатое, свернутое в спираль, похожее на клубок змей, спеленатых перепонками. Оно со звоном упало на пол — Никита отдернул руку — и начало разворачиваться, вытягиваться, расти, пока не превратилось в двухметровую жуткую тварь, напоминавшую богомола и летучую мышь одновременно, с гибкими змееобразными конечностями.

— Бежим! — прошипел Такэда, пятясь, выставив перед собой копье излучателя.

Никита тоже попятился, лихорадочно прокручивая в памяти информацию Вести. Чудовище неторопливо расправило складки и кожисто-металлические перепонки своего тела, вытянуло вверх крюкастые лапы, заурчало, на его голове вспыхнули два фасетчатых глаза… и Сухов больше не размышлял.

Выход сработал, как только кулак танцора ударил в светящееся окно ячейки с оранжевой вертикальной нитью внутри. Стена в этом месте треснула щелью по краям ячеек и разошлась. В эту щель и вывалились путешественники, хотя богомоло-мышистый монстр, похоже, не думал их преследовать.

Они оказались в слабо освещенном тоннеле с черным полом и мглистыми, жидкими на вид стенами. Казалось, идеально прямой тоннель уходит в бесконечность, смыкаясь в точку на пределе видимости, однако это было иллюзией, как и «жидкий» вид стен. Беглецы сделали всего по три шага, как без всякого перехода выскочили в огромное помещение, заставленное решетчатыми фермами, колоннами и ажурными мостами. Света в помещении не было, но удивительным образом люди видели все предметы и друг друга. Никита остановился, глянул назад.

— Зря бежали. Я вспомнил… это был диморфант, причем неактивированный.

— Кто? — Такэда тоже оглянулся.

В стене помещения чернела быстро расплывающаяся клякса. Ни единого намека на дверь.

— Знаешь, когда мы сматывались, мне показалось, что кто-то рассмеялся…

— Да? Интересно. Мне тоже показалось…

Они поглядели друг на друга.

— Что это было? — осведомился Толя.

— Если ты о смехе, то не знаю. А диморфант — это скафандр. Точнее, существо-скафандр с почти неограниченными возможностями по защите. Живут они в симбиозе с другими существами в каком-то из хронов.

— А сейчас мы где? Конструкции какие-то… Завод, что ли?

— Это все иллюзии, наш мозг так реагирует на обстановку. Мы в энергозале темпорала, станции хроносдвига, а сама она находится в Гималаях, в недрах одной из гор. Помнишь легенды о Шамбале? Они созданы не без помощи станции, ее влияния на наш мир. Но впереди нас кто-то ждет, я чувствую.

— СС, кто же еще? Будем прорываться. На нашей стороне эффект внезапности.

— Сомневаюсь. Но делать нечего, надо идти до конца. К тому же Ксения может находиться и здесь.

Они углубились в лес ферм и колонн, шагая по черному, твердому и гладкому полу совершенно бесшумно, как по слою ваты. Оба понимали свое положение и были готовы применить навыки хаппо ундо — движения «на восемь сторон света», то есть мгновенно отреагировать на любую опасность в любом направлении. Наконечник копья в руке Такэды светился голубым и был похож на острый кусок льда. Никита свое копье держал в левой руке, а в правой нес «ножовку», направив ее лезвие из острых штырей вперед.

Обстановка изменилась внезапно, словно они продавили непрозрачную пленку, отделявшую помещение с колоннами от другого — высокого цилиндра с молочно-голубыми стенами, заполненного дымным голубоватым сиянием. В диаметре цилиндр не превышал размеров волейбольной площадки, но высота его была не меньше двенадцатиэтажного дома. Казалось, люди вышли на дно громадного колодца и увидели небо над ним, голубое и безоблачное.

На дне колодца стояло какое-то сложное сооружение, похожее на металлическую черепаху, окруженную строительными лесами. Из-под панциря «черепахи» высовывалась гофрированная, отсвечивающая тусклым металлом шея, которая заканчивалась плоской змеиной головой. Голова лежала на полу, глаза ее светились, пасть была раскрыта, а внутри виднелось нечто вроде языка, освещенного тусклым багровым светом. В эту пасть свободно мог бы пройти слон. И прямо на нижней губе головы стояли пять неподвижных мрачных фигур, похожих на тот самый диморфант, оживший скафандр, который напугал Сухова на складе. Только в этих скафандрах находились их владельцы, не то группа СС, не то и вовсе ЧК. Они ждали.

Если бы беглецы сразу появились здесь по «струне» транскофа, их убили бы мгновенно, не дав ни секунды на анализ ситуации, но они вынырнули не из кокона масстранспорта, а из внутренних помещений станции темпорала и были вооружены и готовы ко всему.

Такэда первым шагнул к «черепахе», загораживая спиной Никиту и поднимая копье.

— Прочь с дороги!

Голос его прозвучал неожиданно гулко и громко, заставив вздрогнуть танцора, но существ в насекомозмееподобных скафандрах он не испугал. Крайний справа и крайний слева соскочили с возвышения, за которым начинался вход в строение в форме черепахи, и двинулись в разные стороны, заходя людям за спину. Рук или лап у них было по четыре, и в каждой светилось копье.

— Стойте! — сказал Никита, отодвигая Такэду, и вытянул вперед руку с «ножовкой». С кончиков игл ее лезвия вдруг сорвались алые искры, и весь огромный объем цилиндра с «черепахой» в центре заметно качнуло с боку на бок.

Жуткие фигуры замерли. Видимо, они хорошо знали действие «ножовки». Затем от тех, кто стоял впереди, отделился черно-зеленый «богомол», сделал два полупрыжка-полушага и опустился перед беглецами на передние лапы.

— Чего вы хотите? — Голос существа напоминал шипение выпускаемого из клапанов пара.

— Пройти, — смело двинулся к нему Никита, взмахнув «ножовкой» так, что помещение передернула судорога. Такэда еле устоял на ногах, с изумлением глядя на танцора. — Дайте пройти, или я разнесу темпорал в пыль! Мне терять нечего.

— Вы делаете ошибку…

Новый взмах «ножовки» — и еще одна встряска всего здания и всех, кто находился внутри.

«Богомол» попятился, зашипев по-змеиному.

— Бросьте оружие! Быстро!

Копья всех пятерых полетели на пол.

— А теперь вылезайте из скаф… из диморфантов. Ну!

Такэда округлившимися глазами смотрел, как «богомолы», пощелкивая и потрескивая, вытягивались вверх, а из них вылезали широкие, уродливые, в черных комбинезонах фигуры. Из них лишь двое казались людьми, трое же, имея человеческие туловища, ноги и руки, людьми тем не менее не были. Их головы, не то птичьи, не то черепашьи, фиолетово-зеленые, с кольцами ярко-оранжевого пуха вокруг щелевидных глаз, говорили сами за себя.

— Бредятина! — дрогнувшим голосом произнес Никита. Опомнился, потянул Такэду за рукав. — Пошли, Оямович, таможня дает добро.

— Вы не уйдете далеко, — сказал им в спину тот, кто командовал пятеркой, имевший человеческий облик.

Никита, пятившийся к раскрытому зеву «черепахи», остановился. Он узнал вожака «десантников», который в парке говорил ему: «Слабый. Не для Пути…» Подошел к нему на расстояние прыжка, раздвинул губы в подобие улыбки:

— Слабый, говоришь?

«Десантник» глянул исподлобья. На лице его не было страха, и в какой-то миг Никите даже показалось, что в лице этого неземлянина проступили черты… Вуккуба, Хранителя Книги Бездн. Но тут же пропали.

— Слабый, — кивнул гигант. — Все еще не для Пути.

— Ну, это мы посмотрим, — заносчиво бросил Никита. — Знаешь, что это такое? — Танцор направил в грудь чужака свою грозную «ножовку».

— Знаю. — В глазах предводителя «свиты» мелькнула насмешка; он почему-то уже не боялся оружия в руках противника. — Не ошибись. Спесь и гонор — не главные козыри в руках воина.

Никита хотел ответить презрительной фразой, но в лице чужака снова проступили черты Хранителя, и сбитый с толку танцор прикусил язык. Буркнул:

— Спасибо, учту…

Оглянулся, шагнув на язык «черепахи» — вход в главную камеру станции, открывающей дверь в хроноскважину. Десять монстров — пять живых, во плоти и крови, и пять полуживых, биомеханических, смотрели им вслед, и было в их молчании жуткое обещание встречи.

Никита зябко передернул плечами, поманил Такэду. Показалось, кто-то негромко рассмеялся за спиной, хотя из патруля СС явно никто этого не делал.

Коридор, идущий из головы «черепахи» через шею в ее чрево, осязаемо материальный, по виду сделанный из грубо обработанных каменных блоков со следами рубил, с орнаментом из буддистской символики: солнце — круг с лучами, сложные завитки растения в виде хвоща, — закончился у выпуклой каменной двери с горельефом из драконов, кусающих себя за хвост. Никита вдруг остановился, оглянувшись.

— Ты что?! — Такэда стремительно обернулся, вскидывая копье.

— Ничего. — Сухов посмотрел на тускло мерцавшую в руке «ножовку» и отшвырнул ее прочь. — Это, наверное, был он…

— Кто? Зачем ты выбросил эту штуку? Они же ее боятся.

— Это всего-навсего муляж, копия. Ты был прав, Хранитель помогал нам. Тот парень… в нем проскальзывали черты Вуккуба, а я думал — мерещится.

— Допустим, я и это заметил, хотя и не поверил. Но ведь «ножовка» действовала.

Сухов болезненно усмехнулся.

— Эта «коровка» — шиххиртх, арбалет одного из Великих игв, вернее, копия шиххиртха, метателя игл-стрел с очень широким спектром разрушительных свойств. Таких арбалетов во всем Веере всего четыре штуки. Если бы у меня в руках оказался настоящий шиххиртх, я ничего не смог бы им сделать: он не подпустил бы к себе никого, кроме мага. Хранитель просто пустил охране станции пыль в глаза…

Такэда посмотрел в глубь коридора, похлопал Никиту по спине.

— Не переживай, у тебя все еще впереди. Главное, что они поверили. Надеюсь, путь свободен?

Сухов вздохнул, качнул головой, освобождаясь от дум, и коснулся двери пальцами. Раздался удар в гонг, на двери неторопливо вылепилась надпись на русском и японском языках: «Добро пожаловать на лестницу Шаданакара». Никита махнул рукой, приглашая друга за собой, несильно толкнул дверь, с гулом ушедшую назад и в сторону, шагнул в проем. Такэда пожал плечами и вошел следом.

Они оказались в тесном помещении в форме склепа, сложенного из неровных, плохо отесанных каменных глыб. «Склеп» был заполнен светящимся, слоистым сиреневым туманом. В этом тумане глохли все звуки, а собственное тело казалось желеобразным, полупрозрачным, колеблющимся.

— А ты сможешь им управлять? — спросил Такэда. Голос его был едва слышен.

— Темпорал должен нас слышать, — ответил Никита таким же невыразительным тихим голосом. — Особых навыков управления им не требуется. Итак, внизу нас ждут. Я имею в виду раруггов: всех этих «эсэсовцев», «чекистов», «цэрэушников» и других прислужников Синклита Демонов. Понимаешь, о чем речь?

Такэда кивнул.

— А я еще действительно слаб, чтобы пройти Путь объединения, — продолжал Сухов. — Мне нужен хотя бы год тренинга концентрации экстрарезерва. Вниз по «лестнице» Шаданакара мы не пойдем, пойдем вверх, в будущее.

Такэда снова кивнул. Он знал, что темпорал соединяет Миры Веера таким образом, что из «угла» в «угол» при движении «вниз» скважина идет по перпендикуляру, то есть по кратчайшему пути, как бы по закручивающейся спирали, к началу времен, а при движении вверх — по раскручивающейся, в будущее.

— А если нас ждут и там?

— Они не всесильны и не могут перекрыть все выходы сразу. А для ориентации у нас есть компас. — Никита показал на перстень Такэды. — Когда-то я отказался от него, но теперь дай его мне, я знаю, как им пользоваться. Мы сойдем с «лестницы», как только путь будет свободен, а горизонт чист. Ты готов?

Такэда пристально вгляделся в лицо танцора, сиренево-голубое, с черными глазами и губами, как у мертвеца.

— Ты не все мне сказал, Кит.

Сухов криво улыбнулся.

— Какой ты чувствительный, Оямович. Да, я хочу сначала поискать Ксению. Ты не возражаешь?

— Возражаю, — твердо сказал Толя. — Лучше бы ты подумал о маме. Почему я вместо тебя должен давать ей телеграммы, что у нас все в порядке? Ксения подождет. Потому что, во-первых, ты еще не в той кондиции, чтобы сражаться на равных со «свитой», а тем более с «черными коммандос». Во-вторых, ты… мы ничем ей не поможем, а наша гибель — не решение проблемы. И в-третьих, СС или те, у кого сейчас Ксения, сами найдут нас, чтобы предложить обмен: жизнь Ксении на… твою. Это этический стандарт, если его можно назвать этическим, вечной борьбы добра и зла.

Никита хотел было возразить, и в этот миг перстень, который он вертел в руках, полыхнул кроваво-красной вспышкой.

— Они рядом, Кит, бежим! И если ты все-таки решишь по-своему — я за тобой пойду, но с твоей стороны это будет предательством.

— Что? — Сухов изумленно вскинул брови.

Перстень мигнул дважды — пятиугольником и полумесяцем.

— Вперед! — рявкнул Толя. — Включай «лестницу», быстрее!

— Ладно, я с тобой потом поговорю, — угрожающе проговорил Никита. — На этот раз я тебя послушаюсь, пойдем «вверх», но…

Перстень мигнул трижды — пятиугольником, квадратом, полумесяцем. Сухов замолчал и заставил себя сосредоточиться. Тоскливо ныло сердце, и хотелось проснуться в привычной обстановке.

Свет в камере-«склепе» погас. Наступившая тьма была живой, бормочущей, шевелящейся, глядящей на людей тысячью глаз, желавшей им удачи и смерти, победы и поражения и ждущей героев и жертв…

Назад: ВЕРШИНА 2. НОВИЧОК—УЧЕНИК

Дальше: ВЕРШИНА 3. УЧЕНИК—МАСТЕР