ГЛАВА 39,
в которой герой идет на базар, покупает всякие полезные предметы, знакомится в трактире с гномами, после чего оказывается в центре завязавшегося боя ― в том месте, где противник никак его не ожидал
Центром жизни Пограничного были рынок и площадь, на которой он расположен. Отсюда, под спуск, хорошо были видны городские ворота, ведущие к пристаням и рядам складов возле них. Широкая прямая дорога, на которой свободно разъезжались два груженых «сто пятьдесят седьмых», вела, не делая ни одного поворота, прямо к городским воротам, расположенным напротив Речных. Вся рыночная площадь была окружена гостиницами и трактирами, где в течение всего дня собирался всевозможный торговый и околоторговый люд: купцы, приказчики, посредники, шкиперы барж в ожидании заказа на доставку. Именно здесь кипела та самая кастрюля, из которой питался городок Пограничный, прижавшийся к боку одноименного форта.
Форту от этого тоже плохо не стало. Там, где раньше был захолустный гарнизон, закипела жизнь. Если раньше в распоряжении отдыхающих от тягот службы вояк имелись лишь три гарнизонных «чапка» ― для офицеров, подофицеров и нижних чинов, где в табачном дыму над кружкой пива висели и без того знакомые до последней черты унылые физиономии, ― то теперь в их распоряжении оказался весь город. Немалые заработки вояк, которые они понемногу спускали в местных кабаках, влекли в городок аборигенок с несложными взглядами на нравственность. Начальству же это было только на руку, потому что, вне всякого сомнения, поднимало боевой дух на невозможную в других условиях высоту.
Та аура безопасности, которую распространяет вокруг себя любая военная база, привлекала торговцев, торговцы полагали Пограничный удачным перевалочным пунктом для своих товаров, а следовательно, торговля закипела. Если раньше купцы из Вираца, Марианского и Биларского герцогств вынуждены были как-то изощряться, чтобы набирать товар на целые караваны, идущие в Тверь, то теперь они могли спокойно перепродавать товар в Пограничном и там же закупаться самим. Городок стал базой оптовиков и перекупщиков.
Затем, как следствие начинающегося процветания, сюда подтянулись ремесленники, кабатчики, владельцы гостиниц и прочая подобная публика. А вокруг городка даже фермеры начали селиться, поставлявшие в него плоды угодий своих, завелось какое-то скотоводство, хоть в основном продукты в Пограничном были привозные из аборигенских земель в верховьях Улара. Лесная земля родила скудно, да и немного было здесь фермерских хуторов. Не с того жил край.
По этническому составу население городка делилось приблизительно пополам. Пришлых здесь было не больше, чем аборигенов, а может, и меньше, что вызывало определенную головную боль в комендатуре. Хоть и не все аборигены были из сопредельного баронства Вирац, даже самый тупой понимал, что шпионов, работающих на «Камеру знаний» рыцаря ас-Ормана, было среди них немало. Равно как и бандитских наводчиков, информаторов банд охотников за беглыми крепостными, жуликов, скупщиков краденого и прочей шушеры. Поэтому жизнь в Пограничном представляла некую смесь анархии с жестокой диктатурой и незаметного деления на два лагеря ― пришлых и аборигенов, впрочем, с многочисленными полутонами между ними.
Как ни странно, до сей поры Департамент контрразведки не завел здесь своего отдела, а два молодых колдуна были в оперативном подчинении командующего гарнизоном. Причина была проста ― сопротивление пограничников появлению в их огороде чужого козла, да еще такого вредного, как контрразведывательный, из конкурирующего департамента. И до сих пор ведомству статского генерала Бердышова не удалось посадить в Пограничный своих представителей, потому что это был юридически не город, а военный форт, с его стратегическим предпольем. Как хочешь, так и понимай.
Поэтому Департаменту контрразведки приходилось ограничиваться наличием агентов нелегальных, которым приходилось всячески скрывать свое основное место службы от вояк.
Впрочем, совсем без присмотра соседи за рекой не оставались. Гарнизон имел свой собственный разведотдел по линии военной разведки, которому подчинялась отдельная егерская рота. И этот же отдел вел деятельность контрразведывательную в самом городке, что было, кстати, не слишком законно. Даже совсем незаконно, потому как военная разведка заниматься поддержанием правопорядка никак не может. Да еще в пограничном гарнизоне.
Военные не вмешивались в круговорот местной жизни до тех пор, пока не выявлялось очередное «гнездо измены» или очередная криминальная цепочка, создающая проблемы. Тогда в городе ночью возникали многочисленные патрули, перекрывались перекрестки, в домах выбивались окна и двери, иногда слышалась стрельба, а еще через пару дней виселицы на городском выгоне принимали «постояльцев» с висящими на груди табличками с приговорами военного трибунала, который с присущей таким учреждениям быстротой и беспощадностью вершил здесь правосудие. Но тихая криминальная активность не затихала, потому как район для нее был очень уж удобным ― река, к берегам которой в любом месте легко пристать, граница, леса вокруг, а аккурат посередке ― таможенные пошлины, которые можно обходить и на этом наживаться.
Естественно, рынок и кабаки вокруг него и были истинным сердцем Пограничного, что бы там себе в комендатуре ни воображали. Гарнизон жил своей жизнью, согласно Уставам и распоряжениям начальства, а городок жил своей, руководствуясь такими простыми и понятными интересами личной выгоды.
В отличие от других мест здесь в кабаках было людно и шумно с утра до вечера. Те, кому не было нужды безотлучно находиться при товаре на рынке или следить за погрузкой-разгрузкой на пристани, проводили время здесь, за чашкой чая или, для разнообразия, кружкой пива.
Сначала я решил прошвырнуться по базару ― благо, несмотря на напряженную ситуацию вокруг городка, здесь все равно было людно и шумно. Пока никаким лесным разбойникам вкупе с эльфийскими саботажниками напугать торговый люд не удалось. Товар в город шел. И торговали здесь всем, разве что павильонов работорговцев не наблюдалось, как на рынках в Старых государствах. Торговали одеждой, торговали едой, торговали оружием и инструментом, продавали запчасти к автомобилям, а заодно их и чинили сразу в трех мастерских, скрывшихся за заборами по периметру базара.
Работали магические лавки, где ты мог купить себе защитный амулет ― как эффективный, так и пустышку, а мог купить приворотное зелье ― пустышку наверняка, потому что торговля таковыми была запрещена, а вот за продажу подделки запрещенной субстанции ничего бы и не было. Но это уже на простака, такого, кому надо таинственно подмигивать, а затем тихо совать в ладонь маленький флакончик красного стекла, достав его из-под прилавка, заодно слупив с покупателя такую сумму, что, потрать он ее на банкет в честь своей избранницы, она бы нипочем не устояла перед такой щедростью.
Помимо зелий приворотных ненастоящих там можно было купить зелий настоящих ― вроде антидотов от всевозможных ядов, которыми имеют привычку травить своих жертв некоторые лесные и речные твари. Точнее, даже одного зелья, алхимического, которое умело выводить из организма любой яд, поражающий тело. И запас этого зелья мне как раз следовало пополнить, потому что в Пограничном подобные декокты были раза в два дешевле, чем в нашем Великореченске. Делали их все больше в Вирацком баронстве, что за рекой, и уже отсюда они через купцов расходились в другие места.
Со своего прошлого приезда в этот городок я хорошо запомнил магическую лавку «Дракон благости», где на вывеске не слишком натурально было изображено нечто вроде вытянутой в таксу уродливой кошки с кожистыми перепончатыми крыльями. Располагалась она прямо посреди рынка, возле маленькой часовенки богини Арру, главной и единственной покровительницы магии, существа света, купающегося в потоке чистой Силы. Магические лавки и храмы этой богини всегда располагались рядом.
Лавка была небольшая, размещалась в бревенчатом срубе, сложенном на манер баньки, украшенном причудливой резьбой и опирающемся на фундамент из дикого камня. Дощатая дверь ― на медных петлях и медной полосой обитая ― скрипнула под моей ладонью, открываясь. Вошел, пригнув голову под низкую притолоку. Внутри было темновато ― после солнечной полуденной базарной площади даже проморгался не сразу, как не сразу заметил и женщину, в лавке торгующую. Приказчицу, в общем. Почувствовал сначала ее взгляд, но не настороженный ― скорее равнодушный.
Присмотревшись, обнаружил перед собой аборигенку из Армира, темноволосую, хрупкого сложения, с чуть узковатыми глазами и чуть необычными чертами нежного лица. На высокой тонкой шее многониточные деревянные и костяные бусы с немалой магией, в них заложенной. Простое вышитое по вороту и рукавам платье из льняного холста, но не крестьянское, а нечто вроде одеяний друидов. Деревянные же браслеты с выжженными на них рунами на запястьях. Никакого металла вообще. Друидка? Лет тридцать с виду.
Не зря все же про армирцев говорят, что они с эльфами путались. У всех что-то эдакое в лице и телосложении проскакивает. А у этой так особенно ― чистая эльфийка была бы, если не уши и не зубы. У эльфов зубы мельче, нежели у нас, и к тому же их больше: тридцать шесть против наших тридцати двух.
― Чем могу? ― улыбнувшись, спросила она.
― Я за противоядием к вам, ― тоже улыбнулся я в ответ. ― Покупал у вас раньше.
Они кивнула, сказала:
― Ничего проще нет. Пригодилось?
― Пригодилось, к сожалению.
― Против кого?
Примерно шесть месяцев назад меня хапнула бурая сколопендра, легко прохватив насквозь своими изогнутыми острыми жвалами голенище ботинка. И впустила мне в ногу весь яд, которого у нее, видят боги, очень немало. Мне едва хватило времени после того, как я разнес тварь в клочки тремя выстрелами из «тарана», достать шприц из нагрудного кармана разгрузки, чтобы с маху через штанину всадить его себе в бедро. За эти несколько секунд у меня успело потемнеть в глазах, а почти все тело потеряло чувствительность. Затем я провалялся не меньше двух часов на прелых листьях, не в силах пошевелиться, молясь всем богам о том, чтобы не подоспели товарки убитой твари или на меня, беспомощного, не набрел хищник.
― Против сколопендры, ― ответил я на вопрос армирки.
― Бурой?
― Бурой, разумеется. Другие в тамошних местах не водятся.
Женщина слегка поморщилась, затем сказала:
― Вот уж дрянь так дрянь. Хорошо, что успели. Вы сами себе кололи?
― Сам.
― Тем более повезло.
Она протянула вперед изящную руку, пахнущую какими-то травами, зацепила пальцем шнурок у меня на шее и вытащила из-под свитера серебряную бляху с пробитой мечом головой виверны.
– Охотник? ― спросила она, но сразу продолжила, не дожидаясь ответа: ― Нельзя одному охотиться, даже ребенку это должно быть понятно. Если бы такое случилось южнее и укусила вас угольная сколопендра, то вы даже уколоться не успели бы. Лежали бы и ждали смерти, а вас бы уже начали есть. А был бы напарник, то он успел бы вас уколоть не меньше тысячи раз: смерть не мгновенная ведь.
― Я уже один не охочусь, ― успокоил я женщину с темными волосами, слегка приврав.
Тут она права, конечно. Для меня самого и раньше никогда секретом не было, что охотник-одиночка подвергается рискам несоизмеримо большим, чем тот, кто с напарником или в группе. Но все как-то не удавалось найти себе подходящего товарища. Эх, если бы удалось на будущее Машу себе в постоянные напарники… В стрельбе поднатаскал бы ее, зато магия… У кого еще сильная волшебница в напарниках? А вот насчет Лари… не знаю, не знаю. Демонесса наша такой персонаж, что и не знаешь, чего от нее больше было бы ― пользы или проблем?
― Вот и не надо, ― сказала женщина.
Обернувшись, она открыла один, из шкафчиков у себя за спиной, достала крошечный пузырек из толстого зеленого стекла, размером не больше ружейного патрона.
― Вот, на два укола. ― Пузырек со стуком встал на прилавок. ― От любого немагического яда, неважно, каким способом попавшего к вам в тело. Достаточно?
― Думаю, что нет, ― задумчиво сказал я. ― У меня еще на один укол осталось, но я не один. Сколько они у вас стоят?
― По шестьдесят за флакончик. Возьмете три ― по пятьдесят пять.
― Нет, три не возьму. Дорого, ― отрицательно помотал я головой. ― Два смогу купить.
Деньги-то у меня были, но кто знает, сколько нам еще предстоит путешествовать и какие ожидают затраты?
― Сто двадцать тогда. Что-то еще?
Она достала из шкафчика еще один флакончик, дубликат первого, и со стуком поставила его рядом на деревянный прилавок.
― У меня с собой наличных не хватит. Если примете чек Торгового банка, то тогда еще кое-что посмотрю.
― Приму, конечно. У нас есть отделение Торгового в городе.
― Их в любом банке принимают, ― удивился я ее заявлению.
― С удержанием пяти процентов. Я бы их к цене прибавила. А так без удержания. Что вы еще хотели бы?
― Амулет связи. Простенький, с дрожалкой.
― Посмотрим… ― с оттенком задумчивости сказала женщина и повернулась к своим шкафчикам.
Связь в Великоречье на дальние расстояния работала телефонами и телеграфом на магической основе. Канал между станциями был астральный, независимый от рельефа местности и помех. Один амулет на вышке пересылал сигнал на другой, а вот уже потом сигнал превращался в обычный электрический и выползал из телеграфного аппарата в виде серой ленты с неровными буквами.
Были в городах мощные вещательные радиостанции, устроенные таким же образом. А вот связь полевую забрала на себя магия уже целиком ― посредством амулетов. Самыми сложными и дорогими были амулеты телепатические, но мне это было не по карману. Были со световой и звуковой сигнализацией, даже дешевле «дрожалок», но такие могли здорово демаскировать, случись тебе сидеть в засаде, например. А были такие, которые просто начинали часто колотиться тебе в грудь, если ты носишь их на шее, и именно такие были лучше всего. Как ни странно, передача голоса у изготовителей амулетов никак не получалась. Или телепатия, или вот так ― чуть не семафор. А чтобы голос был, нужно все это с нормальным телефоном соединять, да еще через преобразователь сигнала. О мобильности тогда и речи не будет идти ― преобразователи тяжелые.
Пока работал один ― нужды не было, а теперь понадобился. О том, что у нас связи нет, я еще в Березняках пожалеть успел, когда на кабатчика-бхута охотились.
Женщина открыла еще один ящик и достала оттуда кружок из розового дерева, в который были вделаны лепестками три перламутровые пластинки разных оттенков.
― Вот, смотрите, ― положила она амулет на прилавок. ― То, что вам нужно, самое недорогое из того, что у нас есть. И любой волшебник за пять минут сумеет зарядить.
Я взял легкий, словно из пробки, кружочек, покрутил в пальцах, чувствуя исходящее от него легкое излучение Силы.
― Какой легкий. Что это? ― удивился.
― Бальса. Дерево такое, растет на Южных островах. Если на шею вешать, то не слишком оттягивает, амулет крупный. А некоторые по нескольку амулетов носят, вот и стараются их полегче делать.
― А чье производство? ― уточнил я.
― Дома ас-Пайор. Там теперь кто-то другой заправляет, после смерти самого ас-Пайора, но имя сохранили.
― Еще бы не сохранить, ― усмехнулся я. ― Бэрах да ас-Пайор, двое великих. Одно имя половины всей лавки стоит. А что по качеству?
― Никаких проблем не было никогда.
― И сколько?
― За этот… ― она постучала коротко обрезанным ногтем по звонкому боку амулета, – …сто ровно. И по семьдесят за каждый из тех, что будет привязан к этому. Сколько вам надо?
Да, это не копейки. Я даже задумался было: не тороплюсь ли с приобретением? Есть такое животное ― жаба-душительница, и клешни у нее такие, что жуть. Вот они в меня и вцепились без всякой жалости. С другой стороны, мы без таких амулетиков обходимся, пока все вместе, под ручку, можно сказать, ходим. А стоит в стороны разбрестись, и тогда…
― А как далеко дотягивается? ― поинтересовался я.
― На две западные лиги. Это если никаких магических аномалий рядом. На краю Дурного болота ― помоги боги, чтобы шагов на триста хватило.
― А еще что влияет? Горы там? Лес, например?
― Ничего не влияет, лишь бы по прямой не больше двух лиг было, ― улыбнулась женщина. ― Это же не радио.
В ее голосе проскочила легкая насмешка над технократами пришлыми, которые даже за двести лет своего пребывания в этом мире так и не научились мыслить категориями магическими.
― А как активировать?
― Просто прикасаетесь тем пальцем, который вы сами определите как «управляющий», к нужной перламутровой пластинке. И держите не меньше двух секунд. Когда она задрожит, вы снова нажмете пальцем на нее, и другой амулет будет дрожать до тех пор, пока вы не уберете палец. И вы будете ощущать вибрацию, вот и поймете, что он работает. Все.
― А отключать?
― Он вообще не отключается. Если вы пять минут ничего не передаете, вам снова потребуется его разбудить.
И впрямь вроде бы ничего сложного.
― А весь комплект ― четыре амулета? ― спросил я, намекнув на количество пластинок.
― Да. Можно и больше, но этот самый дешевый.
― Чего уж там, давайте, ― вздохнул я. ― Главный амулет с тремя дополнительными и два противоядия. Считайте.
Я даже зажмурился, потому что и сам все успел посчитать.
― Четыреста тридцать золотом. Или четыре тысячи девятьсот ассигнациями.
― Почему так? ― поразился я.
― Потому что в Вираце ассигнации берут дешевле, чем у вас, предпочитают золото. А у меня весь товар оттуда. В Тверском княжестве ничего из этого не производят.
Это верно, у нас алхимиков почти что и нет. Если навыками колдовства аборигены с пришлыми поделились, да и деваться было некуда, то алхимические секреты так и остались секретами внутри семей и сообществ. И защищены они не хуже, чем секрет бездымного пороха и тротила. Тут мы отстали от местных навсегда и составить им конкуренцию сможем не скоро.
― А чек как посчитаете?
― Как золото, разумеется. Мне его золотой монетой в банке обеспечат.
Я вздохнул с облегчением. Переплачивать шестьдесят золотых совсем неохота, у нас-то ассигнации к золоту один к десяти. Достал из поясной сумки чековую книжку, выданную мне в Тверском Торговом, затем несмываемый карандаш. Написал в графе «сумма» эту самую сумму, затем мы с женщиной прижали большие пальцы к двум кружочкам возле подписей. Через несколько секунд кружочки засветились, и я отдал чек ей. Теперь его не подделать, а банк не усомнится, следует ли его обналичивать. Ай да семья Беренсон: и тут заработала! Я ведь за эту книжечку в свое время по полтиннику за страничку заплатил.
Ну вот и уполовинились мои средства единым махом. Женщина собрала покупки в небольшой берестяной туесок с плотно подогнанной крышкой, завязала его цветными витыми шнурками и отдала мне.
― Спасибо. Заходите еще.
― Зайду обязательно, ― кивнул я и вышел на улицу, на солнечный свет.
Рынок гудел, торговля шла, посетителей было много. Локтями не толкались, но и малолюдством происходящее тоже назвать было бы трудно. А учитывая, что торговали здесь все больше оптовики, лавки содержавшие в качестве своих торговых представительств, то в таком случае происходящее можно было назвать наплывом. Иногда это следует считать предвестником проблем ― торговый люд старается сделать запасы или, наоборот, избавиться от товара, переведя все в золото.
Патрулей на рынке вроде бы прибавилось. Комендант какие-то изменения тоже чувствует, наверное, или у него информации больше, чем у меня, что и немудрено, на самом деле.
Я не торопясь прошел между лавками до конца рынка, после чего направил свои стопы в трактир «Водар Великий», где на вывеске был изображен конный рыцарь, в одной руке держащий копье с флажком, а во второй несущий голову дракона. Насколько я помнил историю Вирацкого баронства, Водаром звали одного из предков тамошнего властителя, вроде бы освободившего своих подданных от налетов какого-то совсем потерявшего совесть дракона. Так было или нет ― никто уже толком не знает, но легенда осталась.
«Водар Великий» был самым популярным трактиром на площади. Он занимал два этажа большого деревянного дома с резным крыльцом и длинной коновязью. На втором этаже размещались «кабинеты», где сидели серьезные клиенты, где обсуждались дела и заключались сделки. Первый же этаж был общим, многолюдным ― там собиралась публика попроще. И этот первый этаж «Водара Великого» представлял собой самый настоящий лабораторный срез местного общества. Так сказать, квинтэссенцию сути общества городка Пограничный.
Было тесно, шумно, чадно, суетно. Над гулом голосов и звоном посуды неслась развеселая музычка из черной тарелки радиорепродуктора. Раньше здесь проигрыватель стоял, но какой-то пьяный еще год назад пальнул в него из револьвера, после чего новый покупать никто не стал, раз не впрок.
Я с трудом протолкался к стойке, втиснувшись между гномом в кожаном водительском реглане и вирацким рыцарским дружинником в коричневом мундире с желтыми нашивками на левом плече. Ко мне подошел сам кабатчик ― Орас Пень, коренастый здоровяк из аборигенов, заросший дикой бородой, но с наголо бритым бугристым черепом, получивший такое прозвище за комплекцию и медленную речь, создававшую ложное впечатление его тугодумия.
― Пива светлого, ― затребовал я, выкладывая на обитую латунью стойку медный полтинник.
Пень лишь кивнул, взял с крючка над головой глиняную кружку, подставил под тонкую янтарную струйку, потекшую из крана. Пиво было у Пня в кабаке замечательное, его из Твери завозили. Лучше тверского в этом мире было разве что царицынское, но здесь им не торговали. До появления пришлых пиво в этих краях тоже варили, но было оно намного хуже ― мутная кислятина, в сторону которой «чистая публика» даже не смотрела никогда. А теперь ― пожалуйста, популярней всякого вина в наших краях стало, разве что аристократы не пьют: им это не положено.
Наполненная кружка с шапкой пены возникла передо мной, а медная полтина оказалась сначала в широкой ладони Пня, после чего, звякнув, полетела в ящик кассы. Пень пошел к кому-то другому, окликнувшему его, а я, опираясь на стойку, повернулся к залу, оглядывая его.
Кого здесь только не было. Приказчики в рабочих куртках, шкипера с барж в штормовках с отброшенными капюшонами, наемники из караванной стражи, в форме разнообразных «рот» и без оной. Были люди с откровенно бандитскими мордами, и если бы выражение лица могло считаться уликой, то всех их уже можно было тащить на городской выгон занимать оставшиеся свободными места на длинной виселице. Как минимум у двоих были клейма на лице. У одного оно выглядывало из-под сползшей повязки, у второго клеймо в виде скрещенных топоров располагалось на скуле, и скрыть его было невозможно. Интересно, а куда разведотдел с патрулями смотрят, что в городе такая публика обретается? Раньше я такого здесь не наблюдал.
Внимание мое привлекла группка дружинников в такой же, как и у моего соседа, коричневой форме. Всего их в зале было с десяток, три «копья», считай. Скорее всего, сопровождают рыцаря, сидящего с кем-нибудь на втором этаже. Трое из них поверх мундиров надели тонкие кольчуги гномьей работы. Такая броня от винтовочной пули не спасет, но пистолетную с мягкой головкой остановить способна, равно как и мелкие осколки. Кстати, а зачем они их надели? Носить броню просто так не принято, в общем… Странно.
Обладатели кольчуг помимо этой защиты красовались еще и наплечными бантами вместо лычек. У одного был желто-красный бант оруженосца, а двое были с желтыми бантами конных сержменов. У всех в чехлах, подвешенных к поясу, полусферические шлемы с носовыми стрелками. У всех револьверы в кобурах на перевязях и, с другого бока, недлинные, но увесистые сабли вроде абордажных. Винтовок нет ни у кого: их принято сдавать еще на въезде в город в арсеналы. Совсем оружие отбирать нельзя ― ночные твари здесь и в города забираются, тем более что до Дурного болота рукой подать. Перестанут люди ездить в такой город, где тебя защиты лишают, да и не принято такое в Великоречье. Разоружают лишь в замках сеньоров, да и то не везде, а в покоях владетеля. А Пограничный от неожиданно оживившейся здесь торговли немало налогов в княжескую казну платит.
Все дружинники выглядели людьми бывалыми, опытными. Их коричневая форма была неброской, удобной, на шлемах были матерчатые чехлы, на кольчуги можно было набросить просторные сюркоты, чтобы не блестеть на солнце. Значит, этих людей обучали бою, а не только строю. Иные рыцари из тех, что только поколения предков считают и знатностью меряются, до сих пор не могут преодолеть отвращения к камуфляжу и неброским цветам, вот и щеголяют их дружинники в сверкающих доспехах и мундирах попугайских оттенков. А в бою в любом укрытии представляют собой прекрасную мишень.
Интересно, кто это такой важный забрел в городок, что с ним аж три копья охраны? Надо будет пройтись вдоль стоянок машин: ведь рыцарь на грузовике не приедет. Наверняка пара вездеходов имеется, с гербами на капоте.
― Охотник? ― неожиданно прогудел рядом со мной гном в шоферском реглане.
Круглые противопылевые очки на кожаной ленте были подняты у него на лоб, в руках ― гигантская пивная кружка. Гномы вообще любят зримые признаки своих профессий, вот и этот пальто с очками и перчатки без пальцев только в спальне снимает, наверное. Гордится, что шофер. Пальто-реглан его совсем новенькое, поскрипывает не только при движении, но даже от дыхания его обладателя. Поперек талии кряжистого гнома надет широкий ремень из толстенной кожи с клепками, на котором висит кобура с точно таким же, как у меня, «сорок четвертым», только рукоятка под гномью ладонь ― широкую, но короткопалую. На груди бинокль. Зачем шоферу бинокль? Нужен, наверное.
Я кивнул и убрал под свитер бляху, которая так и болталась у меня на груди после визита в магическую лавку. Забыл убрать, отвлекся.
― Хорошая работа, уважаемая, ― сказал гном, солидно кивнув.
Он явно скучал и был намерен завязать разговор. Ну и я был не против. В отличие от многих других я к гномам отношусь очень хорошо, уважаю их за честность, а прижимистость… они всего трудом добиваются, вот и не склонны разбрасываться плодами трудов своих. Зато для пришлых гномы оказались самыми надежными союзниками. Обнаружив в нас таких же записных технократов, как и они сами, гномы решили сотрудничать, добрую волю проявили, в общем. И вскоре очень легко и быстро влились в систему строящейся людской промышленности, став ее неотъемлемой частью. Например, лак, которым гильзы покрывают, кто делает? Гномы. От первой и до последней капли, без них только латунные останутся. Многое они делают, без чего обойтись не можем. Да той же железной руды больше половины от них идет. А плавка стали? А сколько проката? А сколько медных рудников у них?
― Шоферишь? ― Я слегка постучал ногтем по скрипучему рукаву его новенького кожаного реглана.
― Шоферю! ― солидно кивнул гном, отчего его лопатообразная борода расползлась по всей груди. ― Мы с Лесной гряды товар привезли, двумя «зилками», вот я первый и вел.
Первая машина в колонне у гномов тоже много значит, пусть их всего две. За рулем первой ― всегда лучший и уважаемый шофер. Почти аристократ получается. Это у нас шоферюга что кучер, а для гномов ― почетное занятие.
― Первый в колонне? ― сделал я вид, что удивился. ― Неплохо. Давно колонну ведешь?
Гном чуть смутился, даже покраснел, сказал:
― Да первая ездка, вот и обмываю, что без приключений доехали.
― А как шли сюда? Через Вирац или от Марианской переправы?
― Через Вирац, так короче верст на сто пятьдесят. Разве что здесь на переправе подождать пришлось. А чего такого ценного к вам сюда потащили, что столько машин с большой охраной?
― В смысле? ― не понял я. ― Я со стороны Твери подъехал, так что ничего странного не заметил. Разве что разбойников развелось.
― Да говорю, что, когда в очереди на паром стоял, даже удивился, ― заявил гном. ― На каждый грузовик с товаром, что с той стороны шел, человек по пять, а то и по шесть охранников. Никогда такого не видел.
― Я тоже… ― осторожно ответил я.
Действительно, странно. Бывают, конечно, машины с большой охраной, товар везут разный. Но так, чтобы каждый, если верить гному, грузовик шел с большой охраной, ― такого точно покуда наблюдать не доводилось. Эдак десяток-другой грузовиков в город войдет, что для Пограничного даже ниже нормы, ― и в городе рота вооруженных бойцов. Даром что они винтовки в оружейки сдали: кого этим обманешь? Оружие и в тайниках в машинах может быть, и в тюках с товаром, да и оружейку с одними пистолетами вполне отбить можно, там человек пять дежурит из комендантского взвода, не больше.
― А ты чего один, кстати? ― спросил я своего случайного собеседника.
― Старший наш наверху, договаривается о чем-то, двое племянников с ним, для солидности. Охраны четверо, они за покупками пошли. И второй шофер с ними, а больше никого, ― с потрясающей откровенностью изложил диспозицию гном.
― Понятно. Ну будем знакомы, ― сказал я и стукнул покрытым глазурью глиняным боком своей кружки по кружке гнома: ― Александр, Волковым прозывают.
― Орри Кулак, ― приподнял гном перед собой свою ведерную кружку.
― А почему Кулак? ― удивился я.
Спрашивать смысл прозвищ у гномов невежливостью не считается, скорее даже наоборот ― могут обидеться, если не спросишь.
― Угадай. С трех раз, ― сказал гном, вытянув руку перед собой и сложив широкую ладонь, где каждый палец был толщиной с сардельку, в гигантский кулак.
― А работоспособность? ― чуть съехидничал я.
― Шутник, да? ― ухмыльнулся гном. ― Жаль, тут ломать ничего нельзя, а на улицу идти дрова ломать ― место потеряем. Людно сегодня.
― Да, людно, ничего не скажешь. Не помню такого раньше среди торгового дня, ― согласился я с ним и с удовольствием отпил пива из кружки.
― О том и речь. Я тут часто бываю, самое малое ― неделю в каждые два месяца. А такого наплыва народу не помню.
Вот так. Не помнит. И я не помню, но у меня и опыта посещения Пограничного не так много: всего однажды судьба ненадолго заносила в эти края, зато как раз в разгар торгового сезона. Нет здесь охотнику работы ― всем егеря занимаются. Но уж коль мне кажется, что тесновато в городке стало, то опытному в местной действительности гному обратить на такое внимание сами боги велели. Он и обратил. Не нравится мне это все. И чем дальше ― тем меньше нравится.
Я краем глаза увидел, как кабатчик Пень остановился, глядя на кого-то, стоящего на лестнице. Присмотрелся ― там стоял некто в коричневом мундире, в высоких, до колен, шнурованных ботинках из красноватой кожи да галифе для верховой езды с тонким желтым кантом. На поясе у него была большая, украшенная серебряным гербом деревянная кобура с «маузером», на крышке которой покоилась его правая ладонь. Пальцы были унизаны массивными перстнями.
Стоящий у меня за спиной дружинник в таком же коричневом мундире напрягся ― видать, тот, кто на лестнице, его рыцарь и есть. Как-то все странно, напряженно. И морды эти бандитские кругом. И войск в форте мало, потому что разом везде шалить начали, ― вот и мечутся егеря туда-сюда-обратно, как цветы в проруби. Прикинуть, так кроме комендантского взвода, неполной роты пограничников, полуроты аэродромной обслуги да батареи небольших, в общем, полковых гаубиц ― никого. А форт немалый, этих сил едва-едва хватит позиции занять.
Не нравится мне это, не нравится, что-то висит в воздухе, как грозовая туча, которая вот-вот разразится ливнем. И взгляды я не раз уже на себе перехватывал в этом кабаке. Скользящие, не пристальные, но недружелюбные. Очень недружелюбные. Просто аборигены, сюда для торговли приехавшие, так бы не смотрели. Они вообще никак не «смотрели» бы ― просто не замечали меня, потому что я для них никто и звать меня никак.
― Знаешь, Орри, ты бы своих ребят собрал, ― негромко сказал я гному. ― Что-то не нравится мне все это. И заперся бы на денек-другой в гостинице, пока напряжение не спадет. Последний золотой я бы не поставил на это, но кажется мне, что здесь назревают большие неприятности.
― Думаешь? ― глянул на меня из-под косматых бровей гном. ― Вот и я все думаю и думаю: зачем столько охраны с купцами сюда приехало? А иные из купцов так и на купцов непохожи.
Говорил гном тихо, так, чтобы, кроме меня, никто его слов в этом гвалте не расслышал. Значит, поверил, раз тон понизил: гномы тихо говорить вообще плохо приспособлены. Они даже когда молча стоят, их все равно издалека слышно: сопят, пыхтят, в бороде скребутся.
Краем глаза я все равно продолжал смотреть на так и стоящего на лестнице рыцаря. Тот тоже как будто чего-то ждал, поглядывая наверх, на второй этаж, будто какого-то сигнала ожидая. А Пень-кабатчик глядел на него. А многие глядели на Пня.
― Оружие заряжено или оно у тебя для красоты? ― почти не размыкая губ, спросил я у гнома, оглядывая зал в поисках потенциальных союзников и не находя их. В основном все были аборигенами и вида для союзников малоподходящего.
― А как же, для красоты, ― пробормотал гном, незаметно откидывая большим пальцем ремешок кобуры. ― Только заряжено.
― Если сейчас что-то начнется, то прорываемся на второй этаж, ― пробормотал я.
Баронский дружинник сзади чуть не навалился на меня, дыша мне прямо в затылок. Гном незаметно из-под косматых бровей глянул на него. Значит, и вправду тот ведет себя неправильно, но оборачиваться не буду ― гном, кажется, все понял.
Моя рука скользнула в подмышку, где в наплечной кобуре висел «кольт». Пусть все видят, что я свой револьвер не трогаю. А пистолет у меня с патроном в патроннике, хоть и не на боевом взводе. И предохранитель снят. Не пользуюсь я предохранителем: просто спускаю курок с боевого взвода. Умеющему это не помеха, зато стрелять можно сразу, как из револьвера. Незаконно скрыто носить пистолет, но мне можно ― я при исполнении.
Пальцы легли на теплую от ношения на теле резиновую рубчатую рукоятку. Я даже как будто ощутил запах оружейной смазки, идущий из-под куртки. Так всегда бывает, когда ты словно ощущаешь оружие не только телом, но и всей своей астральной проекцией, душой, сознанием. И знаешь, что начнешь стрелять ― и не промахнешься.
На лестнице появился еще один человек, в черном клобуке монашеского ордена Созерцающих. А это как могло случиться? Созерцающих запретили везде, и попадись такой на глаза патрулю ― уже на гауптвахте сидел бы и судью ждал. А завтра уже висел. Наверняка наверху, в кабинетах, переоделся. А значит, в кабинетах те, кто планирует заварухой командовать. Зря он переоделся заранее. Зря. Теперь мне и улик не надо ― достаточно на его амулет из круга с тремя направленными вниз остриями глянуть. Даже дети знают, что люди с таким амулетом вне закона.
Я гному прошептал:
― Который за мной.
― Понял, ― буркнул тот.
Дружинник продолжал сопеть мне в затылок, но смотрел сейчас не на меня. Наверняка сигнала ждал. А сигнала-то, пожалуй, и не будет. Откуда знаю? А вот откуда!
Я выхватил пистолет из подмышки, вытянул руку с ним над левым плечом гнома, наведя оружие в лицо чернорясному, и дважды нажал на спуск. И словно весь мир замер в моем мозгу. Я даже успел заметить полет по дуге двух блестящих гильз из облачка дыма, затыльник рукоятки дважды же увесисто толкнулся в ладонь. Пулям лететь было метров шесть, не больше, и они попали туда, куда я и ожидал ― в лицо Созерцающему, превратив его в красное облачко. А слева от моей головы со страшной скоростью пролетело что-то темное, и за спиной послышался треск ломающихся под могучим кулаком лицевых костей.
Я спиной почувствовал, что за мной больше никого не оказалось, шагнул чуть правее ― и на глазах остолбеневшего от такой неожиданности скопления головорезов всадил пулю в затылок кабатчику Пню, а затем еще две ― в лицо ошалевшему от неожиданности рыцарю. Все произошло так быстро, что тело едва начавшего падать Созерцающего не успело свалиться на барона в коричневом мундире, а тот уже умер.
И вдруг время как будто ускорилось, взорвавшись мельканием и суматохой вокруг нас.
― Наверх! ― заорал я и рванул вперед, к близкой лестнице, высадив веером оставшиеся три пули из магазина в ближайших к нам противников, оставив один патрон в патроннике, не глядя даже на результат.
Гном, уже выхвативший свой револьвер, рванулся за мной, попутно могучим ударом отправив собирать столы по залу еще кого-то, подвернувшегося под руку. А я перемахнул через стойку, присел за ней, выбросив пустой магазин из рукоятки и вбив на его место полный, с восемью увесистыми латунными патронами.
Рядом со мной с грохотом приземлился тяжеленный гном ― так, что доски пола содрогнулись, свалился набок, чуть не выронив револьвер. Бойцы они отличные, а вот гимнасты ― так себе. Бывают и получше ― вот я, например.
И сразу полки у нас за спиной взорвались брызгами бутылочного стекла вперемешку с алкоголем ― обратка пошла. Ударили со всех стволов. В переднюю стенку стойки как будто молотки забарабанили, затем полки обрушились. Никто не знал, что в кабаках городков стойки делают из такой толщины бруса, чтобы никакая пуля, кроме винтовочной разве что, пробить не могла. А то куда кабатчику в случае проблем прятаться?
А это что? Подарок! Прямо у меня перед глазами на полке лежал пятизарядный помповик «таран», без приклада и с укороченным стволом. Ай да Пень, ай да молодец! Вот за что спасибо так спасибо. Сам бы тебе об этом сказал, если бы несколько секунд тому назад не вогнал тебе пулю в затылок.
Я схватил дробовик с полки и сунул гному. Я-то и со своим короткостволом справлюсь, а вот гномы стрелки вроде гимнастов ― тоже так себе. А дробовик его в тесноте кабака снайпером сделает ― лишь бы мне кучку картечин в задницу не вогнал от переизбытка эмоций.
Что-то с грохотом ударилось в стену над нами, а затем упало на пол прямо передо мной. Рубчатый корпус в «рубашке», но без длинной деревянной ручки. ГОУ-2, знакомая до боли. Как я успел ее схватить и перебросить через стойку ― я сам не понял. Но когда она рванула в воздухе по ту сторону нашего укрепления, осыпав зал осколками, я заорал: «Вперед!» ― подскочил, как на трамплине, и рванул к лестнице наверх, слыша прямо за спиной паровозное сопение Орри Кулака.
А в зале орали на разные голоса. Кто от ярости, кто от боли, кто от отчаяния. Наша выходка спутала все карты, направила ярость присутствующих из конструктивного русла общей идеи захвата городка и форта Пограничный ― а что они могли еще придумать? ― с последующим грабежом на острое желание разорвать нас на мелкие кусочки, и если возможно, то голыми руками и живых.
Мы, перескочив через трупы колдуна и рыцаря, взлетели по деревянным ступеням и успели заскочить в дверь сбоку до того, как целый рой пуль взлохматил бревна в стене, которой завершался лестничный марш.
Прямо в коридоре я напоролся на какого-то стрелка из «вольных рот», с желтым платком, намотанным на шею поверх старого сипайского мундира. Он смотрел на меня вытаращенными глазами, явно не понимая, что происходит. Сюда никто не сообщил, что командиры уже покинули эту юдоль скорби и находятся на пути в сферы горние, а скорее ― в нижние планы бытия. И что стрельба была сначала по ним, а не наоборот, как планировалось.
Пока он пытался провести оперативный анализ обстановки, я всадил ему пулю в лоб, и его швырнуло на бревна, прямо на пятно мозгов и крови, вылетевших из его же затылка. Он, заваливаясь набок, осел на пол. А я опустился возле него на колено, направив пистолет на дверь, откуда, как я и ожидал, выскочил еще один наемник, убил его выстрелом в лицо и еще двумя пулями в середину груди свалил какого-то оруженосца в кольчуге, выбежавшего следом. Оба упали обратно в дверь, а я решил не терять времени, дожидаясь, пока в комнате разберутся, что к чему, ворвался внутрь, перепрыгнув через тела. И встретился с совершенно обалдевшими взглядами троих людей, сидевших за столом, на котором на треножнике стоял сияющий хрустальный шар.
Но разглядывать было некогда, я бегло выпустил в них остаток магазина. Они повалились на пол и затихли в растекающихся лужах крови. Всех прошило насквозь, никто не успел среагировать. Я мельком глянул на них. Двое были из Созерцающих, а еще один ― в плаще из шкуры виверны, на поясе кобура с дорогущим «аспидом», как у нашей Лари. Пуля угодила ему в середину лица, скрыв теперь его черты под кровавой маской. Лишь длинные светлые волосы рассыпались по полу и сейчас медленно пропитывались кровью. Кто это, интересно? Не из крестьян явно.
В коридоре бухнуло ружье, и кто-то покатился, громыхая, по крутой лестнице на первый этаж. Так просто к нам сейчас не войдешь ― придется подставляться под пули перед дверью, а дверь одна, и возле нее гном с двенадцатым калибром. Снова загрохотали выстрелы с первого этажа, пули заколошматили в стену, выбивая облака щепок. И гранату к нам толком не закинешь. А если закинуть исхитрятся, то нам укрыться без проблем.
Кстати о птичках: патронов мало. Пистолет пустой, шесть патронов в револьвере, и еще два скорозарядника в куртке. Я присел и выдернул из кобуры у свалившегося оруженосца «чекан» триста пятьдесят седьмого, с длинным, аж тридцатипятисантиметровым, стволом. Извращенец. Еще шесть патронов. Похлопал его по карманам и обнаружил в одном из них еще двенадцать патронов россыпью. И то хорошо! А это что в подсумке? Вообще замечательно ― приклад приставной для него. Можно из длинного «чекана» мини-карабин сделать. Сгодится. Я сунул приклад вместе с подсумком себе за пояс.
Затем подскочил к убитому в дорогом плаще, вытащил у того из кобуры пистолет с костяной, инкрустированной золотом рукояткой и затвором из дымчатой стали. На раме компенсатор отдачи ― точно пижон бестолковый. Пистолет меткий, но деньги девать человеку было явно некуда: ведь такой пистолет на машину поменять можно. А можно вычислить владельца ― штучная работа; гномы переделывали. На поясе в маленькой сумочке нашлись целых два запасных магазина к «аспиду», по тринадцать десятимиллиметровых патронов в каждом. Отлично, потом в свои перещелкаю. Этот пистолет сунул в один карман, а магазины затолкал в другой.
Из коридора опять грохнул выстрел, раздался чей-то отчаянный вопль, грохот катящегося по ступенькам тела, а затем звук открывшейся двери. После чего Орри Кулак проревел:
― Старейшина Рарри! Старейшина Рарри!
― Чего орешь? ― послышался еще один басистый голос.
Я осторожно выглянул в коридор, и на меня быстро направили ствол «сорок четвертого». Любят гномы этот калибр. Я тоже, впрочем. Я мило улыбнулся и сделал ручкой.
― Свои! ― крикнул Орри, показав на меня рукой. ― Вот это ― свои!
― Дверь держи! ― крикнул я ему, затем спросил у второго гнома, еще более кряжистого, чем мой собутыльник, с седыми волосами в заплетенной в косички черной бороде:
― Кто еще на этаже?
― Сидят какие-то в последнем кабинете. А больше никого.
Толстая короткая рука указала в конец коридора, а поползшие вверх брови показали, что он не знает, как классифицировать сидящих в том самом кабинете.
― Много их?
― Троих мы видели.
«Мы» означало еще двоих могучего вида гномов, вышедших из двери следом за старейшиной. Оба в кольчугах, оба вооружены, один ― револьвером, а второй ― «маузером» без приклада. Он выглядел бы с ним очень воинственно, если бы не забыл снять с шеи повязанную салфетку, угвазданную пятнами соуса.
Я решил узурпировать командование, чтобы не подвергаться риску каждый свой шаг сверять с заветами гномских предков, поэтому рявкнул, вспомнив службу в унтерах:
― Старейшина Рарри, держите дверь на этаж с Орри. Придумайте, чем ее завалить или заклинить. Вы двое, ― я показал пальцем на гнома с револьвером и гнома с салфеткой, ― за мной.
И с револьвером на изготовку рванул к последней двери в коридоре. Двое тяжелых гномов затопотали следом, пыхтя и ругаясь вполголоса, распространяя вокруг себя густой перегарный и чесночный дух. Хорошо, что гнома хрен упоишь, а то пользы с таких помощников было бы…
― А может, ну их? ― просипел один из гномов.
― Ну-то их ну, но через окно из того кабинета можно выбраться на сарай, а оттуда в складской двор через частокол. Единственный путь.
Я не был настолько уж уверен, что я прав, но мне так помнилось. Зрительная память у меня хорошая, и было бы неплохо не ошибиться. А если так, то мы сможем оторваться от погони, и затем у меня появится шанс прорваться в гостиницу к Маше. А насчет Лари… хотелось бы надеяться, что она сумеет о себе позаботиться. Хоть ее в «Водаре Великом» и не было, но даже отсюда было слышно, как стрельба круто перекипает по всему городу. Шла она все больше пистолетная, но уже доносились гулкие винтовочные выстрелы, а пару раз к хору присоединился крупнокалиберный пулемет, выпустивший длинные очереди.
Возле двери, за которой должны были сидеть трое, я присел, прислушиваясь. Но ничего не услышал ― дверь была толстой, с заклятием неслышимости, выжженном на ней рунами, за что и ценились купцами и прочими «номера» в этом трактире, а в противоположном конце коридора старейшина Рарри с Орри Кулаком громыхали мебелью, сооружая баррикаду. Обозленные потерями посетители трактира соревновались друг с другом в стрельбе по бревенчатой стене, и, хоть звуки доносились до меня приглушенно, тихими их все равно нельзя было назвать.
― Эх, чего тут ждать? ― неожиданно сказал гном без салфетки, вытащил из-за спины обоюдоострую секиру с лезвием из голубой стали и с маху обрушил ее на дверь возле того места, где должен был находиться засов, прорубив толстые доски до середины лезвия. Гном с салфеткой почти одновременно с ударом топора пнул дверь ногой, которая с грохотом распахнулась настежь, и мне ничего не оставалось, как заскочить внутрь с поднятым револьвером. И не обнаружить в «номере» никого. Зато обратить внимание на раскрытое окно, возле которого сквозняк трепал легкую занавесочку.
Обежав стол по кругу, я бросился к окну, выглянул аккуратно. Все, кто сидел в кабинете, давно смылись. Окно выходило на задний двор, так что с улицы заметить нас не могли. Я залез на подоконник, а оттуда спрыгнул за скрипнувшую под ногами крышу дровяного сарая, пристроенного к трактиру. Там я опять огляделся и прислушался к происходящему. Стреляли везде, и особенно сильно возле главной городской кордегардии, а там оружейка.
Стоило мне об этом подумать, как с той стороны донесся раскатистый грохот взрыва, воздух содрогнулся, ударив меня в грудь, а над крышами вспухло огромное пыльное облако, в котором вертелись обломки бревен, какой-то мусор и камни. А затем раздался многоголосый рев ликования. Значит, хана кордегардии вместе с караулом. А вход в оружейку нападавшим теперь открыт.
― Уходим! ― скомандовал я, но необходимости в этом не было.
Гномы с салфеткой и без оной уже расступились, и в окно, сопя и пыхтя, лез старейшина Рарри, которого подталкивал в задницу Орри Кулак. Через несколько секунд коренастый гномий старейшина уже выпрямился на крыше сарая рядом со мной, после чего могучим прыжком перескочил на соседний забор. При этом опасно закачались как сам забор, так и сарай, от которого он оттолкнулся. А в окно уже лез гном с салфеткой.
Я взял на прицел угол трактирного сруба, откуда в любую секунду мог появиться противник. Противник, кстати, уже успел сообразить, что дверь никто не защищает, и через окно мне были слышны тяжкие удары ― секиры, наверное, или боевого молота, пытающиеся разнести баррикаду. Не думаю, что много времени пройдет до того, как штурмующие догадаются побежать к задним окнам.
Гноме салфеткой, затем гном без салфетки перепрыгнули на забор, а с него спустились в складской двор, там присев на колено. За спиной у меня сопел Орри, которому я сказал:
― Чего ждешь? Прыгай давай!
― Ты прыгай, я прикрою! ― заявил гном.
― Сдурел? Я стреляю в десять раз лучше тебя! Пошел, не тяни время! ― скомандовал я.
Орри заметно обиделся на замечание о качестве стрельбы, но ничего не сказал, а прыгнул, снова качнув сарай, за судьбу которого я уже начал беспокоиться. Пока я стою на его крыше, наши судьбы связаны неразрывно. Не обрушиться бы ему прямо подо мной.
В этот момент я услышал топот сапог по деревянному тротуару с улицы, и из-за угла показался друэгар с бородой и двумя пистолетами в руках, а следом за ним высокий худой мужик с усами, с карабином. У обоих на шеях были повязаны желтые платки. Не успели они меня даже заметить, как голова друэгара оказалась в прицеле, и через мгновение пуля из трофейного «чекана», угодив в скулу, свалила его под ноги мужику с винтовкой.
Мужик, вместо того чтобы отскочить в укрытие, решил посоревноваться со мной в скорости и точности прицеливания. И вскинул карабин. А через мгновение был сбит с ног двумя выстрелами и корчился в пыли, свалившись с досок тротуара на проезжую часть, выплевывая кровь из пробитых легких. А я, не дожидаясь продолжения, махнул с места на верх забора, за которым спрятались гномы, перескочив его в одно касание.
Приземлился я на ноги, но не удержался, упал на пыльную землю. Сразу несколько широких ладоней вцепились в меня и рывком поставили на ноги. А затем я увидел четыре пары выжидательно глядящих на меня глаз ― гномы ждали дальнейших указаний.
― Чего встали? Ноги делаем! ― сказал я и побежал вдоль стены деревянного лабаза в дальнюю от ворот часть складского двора, на ходу донабивая барабан трофейного револьвера. Гномы гуськом затопотали следом. Двор был длинным, метров двести, здесь снимали склады и лабазы почти все купцы, принося немалый доход с аренды в казну форта. Заправляла этим хозяйством вездесущая комендатура, со стороны которой, кстати, доносились пулеметные очереди. А ведь оттуда до гостиницы рукой подать. Как там Маша? Если бы только вовремя спохватилась…
Мы петляли меж складов, оглядываясь каждую секунду, но никого не видели. Товарные склады сложно было счесть стратегическим объектом, поэтому напавших на город здесь не было. Это уже когда до грабежа дойдет… А кто они такие, кстати? Вирац? Без Вираца не обошлось, это понятно, но это не баронская дружина, это наемники и авантюристы. Рыцаря ас-Ормана и его «Камеру знаний» за хобот не подтянешь так просто, импов болотных.
За спиной у нас, уже в отдалении, раздался возмущенный рев нескольких десятков глоток ― обнаружили, видать, что мы смылись. А мы далеко, нас так просто не догонишь, да и поди пойми, куда мы ломанулись. У дальнего частокола была сложена высоченная поленница, по которой мы, поскальзываясь и стараясь удержать равновесие, побежали наверх. Я выглянул через верх забора и обнаружил пятерых мужчин с карабинами, ружьями и револьверами, стоящих за перевернутой телегой посреди улицы, спиной к нам. У всех пятерых на шеях были желтые платки ― отличительный знак нападавших.
Командовать не пришлось. Когда прятавшиеся за телегой обернулись на шум осыпающихся дров, в них разом ударили пять стволов, словно ветром сдув с ног всех. Дощатое дно телеги забрызгало кровью, как будто сумасшедший маляр хотел покрасить ее в красный цвет. А затем мы спрыгнули на улицу.
― Орри, патроны! ― крикнул я своему спутнику, указав на одного из убитых, вооруженного помповиком с длинным стволом. У него через плечо висел ремень с патронташем.
А сам бросился к одному, показавшемуся мне знакомым. Явно местный, видел его в городе. Значит, аборигены из Пограничного тоже присоединились к восставшим. Возле него на земле лежала трехлинейка артиллерийского образца без штыка, с клеймом продавца на прикладе, на поясе висели подсумки с патронами. Я угадал: этот взял оружие из дома, собственное. Местные жители в оружейку его не сдают, а несамозарядки продают кому угодно в отличие от самозарядок. Пошел и купил ― лишь бы деньги были.
Я быстро снял с мертвого пояс с четырьмя подсумками, накинул его себе на плечо на манер перевязи, винтовку повесил наискосок за спину. Воевать с ней на узких улицах не очень хорошо, лучше уж с револьвером, но если нас где-то прижмут, то мощная винтовка и восемьдесят патронов к ней могут очень пригодиться.
Рядом гномы сноровисто снимали с убитых оружие и амуницию, потому как своих стволов нам бы надолго не хватило. Редко кто уходит гулять, имея даже один запасной магазин к пистолету, а воевать из нас точно никто сегодня не собирался. Поэтому с трупов гребли все, что можно: винтовки, ружья, пистолеты, выворачивали карманы и сумки в поисках патронов.
В городе над стрельбой пистолетной уже начинала доминировать стрельба винтовочная, причем она постепенно смещалась в сторону форта. Все чаще и чаще работали пулеметы, несколько раз грохнули гранаты. Драка разворачивалась во всю ширь. Затем тяжело рвануло два раза со стороны пристаней, так, что в близлежащем доме стекла задрожали и треснули. Что это там могло так бабахнуть?
Со стороны складского двора донеслись ликующие крики ― нас продолжали преследовать, но радостью своей напомнили нам об этом. Объяснять нам, что следует делать, не требовалось, и мы дружно дернули вдоль по улице. Впереди бежал старейшина Рарри. Его короткие толстые ноги с такой частотой топтали пыльную землю, что мне никак не удавалось за ним угнаться. Он вооружился подобранной двустволкой, и вид у него был очень воинственный.
― Старейшина… вы где остановились? ― на бегу спросил я гнома.
― В «Улар-реке»! ― ответил тот, пыхтя как паровик, и добавил: ― Возле рынка все занято было, не смогли устроиться.
― Отлично! ― обрадовался я. ― Я тоже. Бегом!
Наверняка заговорщики зарезервировали все гостиницы у базара для своих, чтобы держать все силы в кулаке, и в результате собрали всех остальных в гостиницах, расположенных подальше. Тем самым тоже собрав их вместе. Каждая палка о двух концах, что поделаешь.
Мы довольно быстро преодолели часть города почти до самой улицы, что вела к комендатуре и воротам форта, но там были вынуждены укрыться в одном из дворов. Уже за углом отчаянно стреляли, из доброго десятка винтовок, и в их сторону отвечали со стороны комендатуры. Из-за поворота улицы нам было видно, как пули выбивают фонтаны пыли и разносят в щепу доски заборов.
Я огляделся, пытаясь сообразить, как нам лучше всего поступить. Нас сейчас никто не видит, и мы почти в безопасности. Мы даже можем выйти в тыл противнику, засевшему за углом, но что потом? Гостиница «Улар-река» находится на противоположной стороне площади, дальше и справа, в углу, образуемом стеной форта и городской. А на площадь выходят как минимум три улицы с этой стороны. И стрельба идет отовсюду. Если выбьем эту позицию противника и побежим к своим, то нас просто перестреляют в спины.
И это при условии, что свои же по нас не долбанут со всех сторон. Специально так строилось все, что между ближайшими к форту строениями и городскими домами не меньше четырехсот метров полосы отчуждения. Для защитников комендатуры и форта это хорошо, а вот для нас ― плохо. Полминуты бега по открытому пространству: слепой не промахнется.
А что у нас в доме, в чей двор мы забежали? Там-то кто живет? И живет ли? Не шарахнут ли нам в спину из окон, пока мы тут будем предаваться размышлениям?
Я показал старейшине с двумя безымянными помощниками на калитку с воротами, указав себе на глаза ― мол, смотри, ― а затем жестом позвал за собой Орри, который с перекинутым через плечо патронташем выглядел еще грозней, чем раньше. Тот понял меня без слов, кивнул, взяв свой обрез на изготовку.
Тихо подкрался к крыльцу, поднялся на него и замер, с изумлением уставившись на бронзовую табличку с именем домовладельца: «Ст. унт. – оф. Н. Полухин». Вот те и здрасте! А ведь нет ничего логичней ― военных всегда обязывали селиться ближе к расположению. Я поднял руку и сильно постучал в дверь ладонью. Сначала ничего не произошло, но затем дверь распахнулась, и передо мной появился мой давний приятель в полевой камуфляжной куртке поверх повседневной формы. В правой, уцелевшей руке у него был длинный армейский «кольт» сорок пятого калибра. За Полухиным стояла темноволосая женщина лет тридцати пяти, с резкими чертами смуглого лица и серыми глазами, с СВТ-П с оптикой в руках. Маранийка! Вот на ком, значит, Полухин-то женился! Ничего себе. Зато имеет в составе семьи полноценного бойца, а не заполошно бегающую бабу.
― Полухин, а мы к тебе. Мимо вот проходили и подумали: дай к Полухину зайдем, раз в гости приглашал, ― проникновенным тоном сказал я.
― Хорошо, что не забыли, ― как ни в чем не бывало сказал он. ― Сейчас еще о нас те ребята, что за забором стреляют, вспомнят и тоже на огонек заглянут.
― Не заглянут, Полухин. У тебя чердак доской обшит, никакой защиты, а стрелять по форту получится только оттуда. Зачем им к тебе в гости? Чтобы их с чердака как кур с насеста посшибали?
― А проверить, как мы тут живем. Слышишь, что в городе творится?
Действительно, если стрельба шла все больше в этой части города, то дым от горящих домов поднимался в небо отовсюду. Если бросить это дело на самотек, то к вечеру ни единого дома не останется от городка. Надеюсь, что не допустят, многие из напавших сами здесь живут.
― Полухин, а у тебя граната есть? ― спросил я.
― Зачем тебе граната?
― Кину в тех, кто из-за забора стреляет, ― сказал я. ― Здорово получится, я знаю. Надо в «Улар-реку» прорываться. У меня там Маша и, возможно, Лари. И оружие.
― Нет у меня гранаты, ― вздохнул Полухин. ― Я же домой пообедать зашел ― откуда у меня с собой граната?
― А у тебя машина есть?
― Машина есть. Быстрая такая, «полевик» называется. С кузовом.
Я вздохнул горестно:
― Полухин, у тебя хоть что-то подходящее для нынешней ситуации есть? «Полевика» пешком догнать можно.
― Можно, ― кивнул унтер. ― Зато он тащит много. Соображаешь?
― Что соображаю? ― не понял я.
― Откуда они стреляют? Из телег и прицепа баррикаду сделали. Понял?
На мое плечо обрушился тяжкий удар. Это длань Орри Кулака дружески ускорила мой мыслительный процесс.
― Эй, сообразил? ― прогудел гном. ― Я за баранку сяду. Давай думай, как по ним ударим.
Пальба за забором становилась все интенсивней. Патронов у ребят, видать, было с избытком ― мы только и слышали выстрелы, ругань да щелканье передергиваемых затворов. Ну и прекрасно.
― Орри, за баранку, ― начал я раздавать приказы, будто так и надо. ― Отдай пока свое ружье кому-нибудь. Как услышишь мой свист ― сразу заводи и выезжай за ворота. Вы, уважаемая, не знаю, как вас зовут…
― Саломи, ― чуть не присела в книксене жена Полухина, вежливо улыбнувшись.
― Саломи, открывайте ему ворота, затем выбегайте на улицу и держите под прицелом подходы с тыла. Все понятно?
― Понятно, ― улыбнулась она.
Если бы она не была маранийкой, я бы в жизни не догадался поставить ее в тыловое охранение, но маранийку можно. Я о них уже рассказывал, когда Лари покинула Ваську-некроманта. Маранийки с рождения воюют.
― Вперед, не спать, ― скомандовал я, взяв в руку длинноствольный «чекан».
― Давай командуй, ― прорычал в полной готовности к драке гном с салфеткой на шее, сжав свой могучий «маузер».
Мы тихо, насколько это возможно с гномами, подкрались к самому углу высокого забора. Я достал из поясной сумки стальное зеркальце на раздвижной ручке, с которым никогда не расставался, и над самой землей выдвинул его за поворот, всматриваясь в маленькую картинку в выпуклой поверхности. Не меньше десятка врагов, но в нашу сторону никто и не смотрит. Пристроились за перевернутым набок прицепом, обложенным со всех сторон чем-то вроде мешков с песком. Дергая затворы, часто стреляют из винтовок в сторону форта.
За спиной у стрелков, стоя на одном колене, расположился некто в кольчуге и полукруглом шлеме. Еще чей-то дружинник наверняка. За главного у них, военспец, типа. Ох отольется же Вирацу такое безобразие…
― Ну помоги нам Сила гор! Вперед! ― неожиданно выступил гном без салфетки и выскочил из-за угла, замахиваясь секирой.
Нам ничего не оставалось, как последовать за ним, при этом я мысленно проклинал его нетерпеливость и был готов разорвать на куски, если бы сумел. Он взмахнул могучей рукой, секира выпущенным из катапульты снарядом полетела вперед, с хряском прорубив кольчугу вместе с позвоночником дружиннику, сметя того с ног, будто он попал под груженый грузовик. А я плюнул на эмоции и открыл огонь из револьвера, целясь в затылки и в основном попадая. Рядом загрохотали ружья и пистолеты спутников. Пять стволов выкосили не успевшего ничего сообразить противника мгновенно, причем на свой счет я мог записать как минимум четверых.
― Собирай патроны со стволами, нам еще все пригодится! ― крикнул я. ― Прицеп поставить на колеса, мешки вали в него. И все трофеи тоже! Нам еще в гостинице держаться придется!
А затем я сунул два пальца в рот и свистнул что было сил. За забором затарахтел мотор, и я услышал, как открываются, заскрипев, ворота. Пока все по плану. А не по плану было то, что нас обстреляли со стороны гостиницы и комендатуры, едва мы сунулись к баррикаде. Демоны, об этом-то я как забыл?
Я огляделся, поднял с земли чей-то «энфилд» с расщепленным пулей прикладом, а затем одним движением сорвал с шеи гнома с «маузером» белую салфетку. Побегал ― и хватит.
― Ты что делаешь? ― возмутился было тот, но сразу успокоился, увидев, как я привязываю импровизированный белый флаг к стволу.
― Ослеп, что ли? ― огрызнулся я. ― Контакт нужен, а то постреляют нас как кроликов.
Выставив винтовку над прицепом, я взялся размахивать ею, и примерно через минуту стрельба в нашем направлении затихла, пули перестали колотить в доски дна прицепа с противоположной стороны. Тогда я аккуратно приподнялся над верхом, после чего уже показался по пояс, размахивая руками и надеясь, что среди тех, кто меня сейчас видит, будут Маша или Лари.
«Ну подай же какой-нибудь знак, что ты меня узнала!» ― мысленно обращался я к нашей колдунье. И в этом мне повезло. Маленький пыльный вихрь закрутился на земле передо мной, описал круг и неожиданно распался. А я почувствовал легкое прохладное дуновение магии. Догадалась, как незаметно все сделать, молодец!
― Давай, не спи! ― снова крикнул я, и работа закипела.
Гномы сноровисто прицепили сзади к машине прицеп и одну телегу, а теперь бросали им в кузов мешки с песком и доски. Шины прицепа были многократно прострелены и спущены, досталось и его подвеске, отчего он сидел наперекосяк, почти касаясь земли одним углом. Ну и хорошо, зато лучше прикроет колеса пикапа.
Сам я с трехлинейкой засел на углу улицы, вместе с мадам Полухиной охраняя подступы к нам со стороны города. Угловой столб и заросли бурьяна давали неплохое укрытие, которое обеспечивало мне «право первого выстрела» по каждому, кто появится в поле зрения. Пару раз в конце переулка появлялись небольшие группы людей в желтых платках на шее, но пары выстрелов хватало для того, чтобы заставить их отойти. Похоже, что это были просто мародеры, которые сразу уходили искать добычу полегче. В конце концов появился отряд человек из пятнадцати, с бойцами из «вольных рот» во главе, из которых нам сразу удалось застрелить двоих, а остальные втянулись в затяжную перестрелку. Они не рвались вперед, потому как полагали, что мы в ловушке, а мы, в свою очередь, не стремились их в этом разубедить.
Двое убитых лежали в пыли, как сорвавшиеся с веревочек сломанные марионетки, их товарищи укрылись кто где горазд, и энергично стреляли в нашу сторону, но на рожон не лезли.
― Готово! ― крикнул старейшина Рарри так, что я с перепугу чуть трехлинейку не выпустил.
― Саломи, смываемся! ― скомандовал я маранийке, и мы со всех ног рванули к прицепу, привязанному сзади к машине Полухина.
Объяснять никому ничего не надо было. Орри уже сидел за рулем, вцепившись в тонкую большую баранку со зверским видом, рядом с ним, естественно, уселся старейшина Рарри, держа трофейную двустволку, как скипетр. Вообще-то машина была полухинская, но спорить с важным гномом никто не стал. Мы с Саломи залегли за мешками на прицепе, пристроив винтовки. Наше дело было отбиваться по мере возможностей. Передвижная баррикада вещь неплохая, разумеется, но если кто вдруг решит ее попробовать на прочность из гранатомета? Остальные залегли кто где, на телеге и в кузове.
― Вперед! ― скомандовал уже гномий старейшина, и наше сооружение с немалым трудом сдвинулось с места.
Все заскрежетало, заскрипело, запахло горящим сцеплением, перебивая пороховую гарь, мотор «полевика» натужно завыл, но, к нашему счастью, такие пикапчики имели пониженный ряд в трансмиссии и могли заменять собой трактор. Зато, уже к несчастью, в таком положении они не могли разогнаться быстрее двадцати километров в час, да и для того, чтобы достичь такой головокружительной скорости, им требовалось немалое время.
Едва мы покинули относительно безопасную узость переулка, как в наш адрес открыли такой огонь, что передвижная баррикада завибрировала под ударами пуль. Орри правильно выбрал направление движения. Поначалу, пока нас никто не видел, он круто забрал влево, а потом свернул правее, подставив между нами и стрелками противника прицеп, прикрыв тем самым машину от немедленного расстрела. Но противник решил компенсировать качество количеством, и на нас обрушился ливень.
Пули с глухим звуком втыкались в тряпочные бока мешков, не давая возможности не то что отстреливаться, а даже приподнять голову над импровизированным бруствером. От мешков летели пыль и труха, пули, попадавшие в железные диски спущенных колес прицепа, выбивали звон и искры, все вжались в дно, а Орри, вцепившись в руль, орал так, будто гнал это сооружение со скоростью самолета, хотя на самом деле мы еле ползли.
Из комендатуры, гостиницы и с башни над кордегардией форта нас начали прикрывать огнем. Сначала жидким, разрозненным, потом все более плотным, а уже потом, к моему ликованию, к хору присоединилась крепостная крупнокалиберная спарка, после вступления которой в дело огонь с противоположной стороны заметно ослаб. Ей и баррикады не преграда. И огонь она тоже притягивает к себе замечательно: противник именно пулеметчиков пытается выбить в первую очередь. А затем над нами пронесся пыльный вихрь, перемешанный с магией, швырнув в глаза противнику целую тучу песка, пыли и сора, закрывая картину и мешая целиться. Это уже Маша.
В конце концов кричащему и сквернословящему Орри удалось дотащить нашу невероятную сцепку невероятных предметов до угла гостиницы и заехать за нее, прикрывшись от противника двухэтажным «сундуком» из могучих бревен. К великой радости обнаружилось, что моя «копейка» цела и даже не повреждена. Стоянка скрывалась за гостиничным домиком: пока противник гостиницу не возьмет ― машинам постояльцев ничего не грозит. Даже из миномета в этот закуток не очень-то попадешь.
Орри лишь вздохнул, глянув на мой шикарный трехосный вездеход. Его «зилок» остался на стоянке при базаре, и Орри мысленно с ним попрощался, равно как и с местом во главе колонны: утерявших машину на такое место не ставят. Ожидать же, что захватившие городок налетчики не прихватят с собой при отступлении такое ценное имущество, как новенький грузовик, ожидать не следовало.
Когда «полевик» со всем этим дерьмом сзади остановился, в окне первого этажа показалась Маша в компании «пришлого» толстяка с величественными усами, как у товарища Буденного, и с винтовкой «маузер» в руке, а за ним стояла давешняя тетка, которая выдавала нам ключи, с усами поменьше, но комплекцией даже побольше мужика. И тоже с винтовкой. Это были хозяин гостиницы Иваныч со своей домоправительницей. Глянешь на нее ― и сразу поверишь, что с такой лучше не связываться. А я и не буду.
― Вы целы? ― крикнула Маша.
― Целы, тебе спасибо за песчаную бурю на гладком месте, ― ответил я. ― Лари с тобой?
― Нет! И не с тобой, получается? ― забеспокоилась Маша.
― Мы разошлись.
Вот оно как… Демонесса наша пропала. В такой заварухе немудрено, но я надеялся, что она окажется в гостинице. И ошибся. Ошиблись и гномы, кстати: их спутников тоже не было здесь, остались где-то в городе. Там до затишья было далеко, звуки перестрелок доносились отовсюду. Стрельба же в нашу сторону стихла, стоило нам скрыться из зоны поражения.
Я схватил с телеги трехлинейку и два комплекта подсумков с патронами ― это не меньше ста двадцати штук. Пусть винтовка теперь и не слишком нужна, а патроны пригодятся: у нас все стволы под этот калибр. Остальные трофеи отдал гномам. Затем мы по очереди по приставленным ящикам, как по лестнице, поднялись в окно первого этажа, очутившись в бельевой кладовке.
― Аккуратненько пробегайте через холл: постреливают из «Барабана» ― могут задеть ненароком, ― сказал Иваныч, выглядывая из подсобки в полутемное помещение.
― Связь с фортом есть? ― спросил я.
― Откуда? С первым выстрелом телефоны заткнулись, ― ответил тот. ― Точнее, чуть позже. Успели сказать, что сторожевики затонули. Диверсия. Караул на пристани перебили и снизу заряды подтащили. Вахта, что на борту была, частично погибла, частично в плену.
― Проспали, получается?
― Проспали, как есть проспали, ― кивнул содержатель гостиницы. ― Все проспали, что могли. Ох полетят теперь головы…
Да уж наверняка, не буду спорить. Прохлопать, проморгать такое нападение, дать противнику растащить гарнизон мелкими вылазками по частям, отрезать его от базы… Пахнет трибуналом, с последующим отделением стрелков на рассвете, у кирпичной тюремной стены.
Мы гуськом, сильно пригнувшись, быстро перебежали к лестнице, скрываясь за поставленными на попа столами, долженствующими перекрыть обзор снаружи. В воздухе висела пыль, пахло пороховым дымом и древесными опилками. Столы были похожи на решето, и лучи света, пробивающиеся через отверстия от пуль, пересекались в воздухе словно стеклянные трубки, наполненные светящимся газом. В углу холла, за перевернутым буфетом, сидели двое каких-то мужиков с армейскими СВТ-П, но в партикулярном. Видать, резервисты вроде меня, оружие у них казенное.
Мужики курили и негромко разговаривали. Дым висел в воздухе над головами, отчаянно демаскируя позицию. За одним из столов сидел парень лет шестнадцати и поглядывал в дырку, пробитую пулей. Явно ждал атаки. У него на коленях поперек лежала кавалерийская модель «энфилда», укороченная, где срез ствола за намушник не выдавался, отчего винтовка выглядела так, будто кто-то обрубил ее топором.
― Волков, вы наверх? ― спросил меня Лопухин.
― Ну да, к себе в номер. Айда с нами.
― Позже, пока здесь побудем, разберемся, что к чему. Спускайся к нам, если что.
Я кивнул и подтолкнул колдунью к лестнице. Маша побежала передо мной по ступенькам, виляя круглым задом и неожиданно внушив мне грешные мысли. Даже висящий у нее на ремне через плечо огромный «маузер» с прикладом не сбил меня с них. Демон забери, какие все же округлости… гм… идеальные… Да и вообще девка хоть куда, статуэтка просто.
― Ты где пристроилась? ― спросил я Машу, чтобы насильственно перевести мысли в деловое русло.
― В нашем номере, чего мудрить? Как ты Лари потерял?
В голосе колдуньи слышалось заметное волнение. А так жалуется все время, что та ей покою не дает.
― Специально разошлись ― оглядеться, что в городе делается. Не думаю, что с ней может что-то случиться. Она в три раза быстрее любого человека, к тому же красивая женщина, которую скорее захотят изнасиловать, чем убить.
― Это лучше, что ли? ― возмутилась Маша.
― Маш… Она не человек. Она ― демон, ― вздохнул я. ― Пока мало у кого насиловалка отросла достаточно, чтобы такой подвиг совершить. Скорее она сама там всех изнасилует. И высушит потом. К тому же она мозги умеет заплетать, и вообще драться с ней ― способ самоубийства. И она вооружена, да еще и оружием с глушителем.
Я выложил весь набор аргументов, которыми успокаивал сам себя. Хоть спутницу нашу с трудом можно было отнести к числу «легковыносимых», но и неприятной ее назвать тоже было бы нечестно. И однажды она спасла всем нам жизнь, о чем тоже забывать не стоит. И волновался я за нее, по большому счету, не меньше, чем Маша, но показывать своих тревог мне нельзя, раз уж я командирствовать взялся.
Гномы топотали за нами следом, гомоня о своем. У них тоже забот было выше головы. Куда делись их спутники? Что с товаром? Что делать дальше?
У окна второго этажа, у самой лестницы, стояли еще двое местных с винтовками, один из них с новенькой СВД с оптикой. Неплохо, только зачем он там встал?
― Слышь, мужик! ― окликнул я его. ― Ты за каким демоном у окна выставился со снайперкой? Снимут первым выстрелом!
― А что? ― не понял тот.
― Выбери комнату, собери кучу мебели подальше от окна, засядь за ней ― и выцеливай понемногу. И больше одного раза не стреляй. Пальнул ― замер. Если начали долбить в ответ ― меняй позицию. Понял?
― Понял, ― кивнул мужик и побежал по лестнице вниз.
Они сейчас наверняка снайперов подтянут, иначе нас не возьмешь. Расстояние от нас такое ― стрелять легко, но добежать не выйдет ― всех положат. Триста метров плоского, как стол, и совершенно открытого пространства: это если от ближайшего строения ― трактира ― считать. Непреодолимое препятствие под огнем. А от дворов все четыреста наберется. Надо бы и мне приготовиться ко встрече снайперов ― есть у меня специально для них сюрприз великий.
― Слышь, Саня! ― окликнул меня Орри. ― Мы тут по соседству и в комнате напротив сейчас позиции займем. Будет тихо ― заходи поболтать, рад буду.
― И вы к нам заходите, ― пригласила гномов Маша, на что те вежливо и степенно покивали.
Мы зашли в свою комнату, прикрыли дверь. Маша не только с магией времени не теряла. Все занавески были задернуты и шевелились под ветром у разбитых вдребезги окон, пол возле которых был завален осколками битого стекла. На кровати лежали обе наши винтовки и все ружья. Все коробки с патронами, что мы везли с собой, были выложены рядом. Ну и правильно. Одно оружие она только не приготовила, потому что о нем не знала ― не имеет привычки по чужим тюкам лазить.
Я потянул к себе продолговатый, увесистый, металлически звякнувший сверток. Расстегнул пряжечки на ремешках, развернул кожаный чехол. Вот она, «секира Дьюрина», однозарядка калибра двенадцать и семь десятых миллиметра. Сверкающая матовой синевой стали и глубокой полировкой ореха на ствольной накладке и щеке приклада. Гидравлический демпфер для смягчения отдачи, широкий многокамерный дульный тормоз, а заодно и пламегаситель. И к ней, в отдельном футляре из толстой кожи, двадцать длинных патронов с остроконечной бронебойной пулей, снаряженных вручную, отполированных до зеркального блеска.
Я взял в руки тяжелый ствол с долами для равномерности вибрации и лучшего охлаждения, аккуратно вставил его в ствольную коробку. Повернул в сухаре, затем торцевым ключом затянул эксцентрик. Присоединил к винтовке хитрой конструкции приклад с гидравлическим демпфером, массивную сошку и оптический прицел. Откинул рукоятку затвора, подал его назад до упора. В окно уложил один патрон и мягким движением дослал его в патронник. Быстро из такой винтовки стрелять не получается, но при хорошем стрелке ― тут я поклонился публике ― дважды в одну точку бить и не приходится. С ней можно против бронетранспортеров воевать, а драконов бить ― как мух.
― Что это? ― спросила Маша, с удивлением глядя на такой немалый ствол.
― Кузькина мать в натуральном виде. В обнаженном, можно сказать, на постаменте, ― усмехнулся я. ― Снайперка крупнокалиберная, гномьей работы.
Дальше я взялся за сооружение баррикады и через минуту уже пристраивался за целой кучей мебели, расположив тяжеленную «секиру» на сошках стволом к окну.
― Маша, аккуратненько, издалека, приоткрой занавески, пожалуйста. Несильно, только, в середке.
― Издалека так издалека, ― пожала та плечами, и занавески немного раздвинулись посредине самопроизвольно. Это потребовало от нее столь ничтожных усилий, что я даже не почувствовал течения Силы. Почти не почувствовал.
Я достал из сумки наушники с прошитым заклинанием тишины, подогнал их что размеру и пристроил на голову. Такая пушка, да еще с дульным тормозом, да еще в замкнутом пространстве… Кого угодно слуха лишит.
В кругу восьмикратного прицела, расчерченном волосяными линиями в перекрестие и дальномерную шкалу, показалась стена трактира «Отставной К. барабанщик». Затем окно. Одно, другое. Люди там были, но не слишком много. За нами следили всего несколько человек, я засек их, выглядывающих из-за перевернутых столов и из-за подоконников. Остальные расположились в глубине помещений и выглядели расслабленно. Ждут чего-то? Странно. Если это ограбление города, то следует действовать энергичней ― и уже удирать. Если захват, то все равно нужна активность. Странно.
Снайперов пока видно не было ― по крайней мере, в моем секторе обстрела. Да и вообще мало кого было видно. Цели мелькали, но не настолько достойные, чтобы себя раскрывать. По нас вели беспокоящий огонь, но очень вялый, исключительно с целью не давать расслабиться. Точно, чего-то ждут. Зато вдали в небо поднимаются два столба густого черного дыма от горящих сторожевиков у причалов.
― Маш, ты в курсе, что случилось? ― спросил я негромко.
― Немного, ― кивнула Маша. ― Там на первом этаже оказался поручик из гарнизона, он рассказал. Взбунтовались два сипайских полка на юге княжества.
― Вот как?
― Вот так.
Время у нас было, и Маша рассказала слово в слово все, о чем поведал поручик. Взбунтовались два иррегулярных полка Южной дивизии. Восстание в полках, судя по всему, готовилось заранее, но произошло слишком рано. Когда секрет стал известен многим, он перестал быть секретом. И когда дошло до того, что пойманные пьяными сипаи начали прямым текстом угрожать офицерам, что, мол, «завтра ночью мы-то вас ужо!», кто-то сообразил поднять тревогу. И тогда начался бунт. Восставшие захватили изрядное количество боеприпасов, машины, лошадей. А самое главное ― сохранили все штатное вооружение своих частей.
Два батальона Третьего туземного пехотного полка удалось блокировать в расположении силами двух батальонов мотострелков и батальона полевой жандармерии, но окружить всех не получалось ― основные силы дивизии были брошены против эльфов, которые организовали еще один район боевых действий в Левобережье. Поэтому батальону Третьего и всему Пятому полку удалось уйти с пушками, оружием и техникой на северо-запад, что означало ― к нам.
Попутно они успели почти полностью вырезать и сжечь несколько хуторов, прежде чем успел разойтись сигнал тревоги и жители деревень бросились прятаться в леса. Но огню и разорению предавалось все, что попадалось на пути.
С этой стороны княжества серьезных военных сил не было, которые могли бы противостоять четырем батальонам сипаев. Пусть те вооружены похуже, чем регулярные войска княжества, но все равно это почти пять тысяч человек. Правда, пушки в туземных частях послабее, обычные короткоствольные полковушки, стреляющие трехдюймовым снарядом с ослабленным вышибным зарядом, чтобы откатник не сорвало. По дальности они от наших гаубиц больше чем в два раза отстают, но если их правильно расположить, то они смогут с закрытых позиций по форту долбить ― и так, что мало не покажется.
Вырвалась из окружения вся артиллерия, а это шестнадцать пушек и восемь минометов. Сила. Непонятно было, как поведут себя другие туземные полки, поэтому их спешно отводили из зоны боевых действий. Приходилось к тому же отвлекать оставшиеся войска на их блокирование до выяснения обстоятельств, заменять в зоне боев другими частями. Естественно, и эльфы сразу активизировались. В общем говоря, во всем княжестве разворачивался процесс под названием «бардак», смоделировать аналог которого возможно лишь в борделе, если последний, например, поджечь.
Теперь все становилось на свои места. Люди, напавшие на город, сами захватывать его не собирались. Они дожидались подхода почти пяти тысяч сипаев с артиллерией и минометами, которые и должны были брать форт. И еще было ясно, что это война ― война серьезная и хорошо спланированная. По княжеству ударили сразу со всех сторон и всех направлений, за счет восстаний и опасности оных лишив его целой дивизии, если считать четыре сипайских полка и два полка зуавов. Безусловную верность княжеству сохранили только гурки.
Противодействовать маршу взбунтовавшихся сипаев могла лишь авиация. Поэтому те двигались лесными дорогами, рассредоточившись, а самолеты бомбили все, что удавалось разглядеть в густых лесах. А разглядеть в них много не получится, так что надеяться на серьезный успех не стоит. От Твери досюда почти четыреста километров по прямой, для тех же штурмовиков уже предельная дальность боевого вылета. Одна надежда ― на дирижабли, но у них с маневренностью проблема и заметностью. При их появлении противник успевает разбегаться. Поэтому и применяют их больше как транспорт и для атаки неподвижных объектов ― вроде выжигания лесов напалмом.
А вот «громовержцы» бы могли сработать неплохо. Недаром рот ПВО в сипайских полках вообще не было, равно как и крупнокалиберных пулеметов на вооружении. Все же не совсем идиоты составляли штат туземных полков ― предвидели возможные неприятности.
По ходу беседы я перенес прицел на дальние дома, начиная разглядывать возможные цели в чердачных окнах. Если и появятся снайперы и будут они не совсем дебилами, то устраиваться за баррикадой или в трактирном окне не станут: их там любой приличный стрелок снять сможет. Устроится снайпер поодаль, где-нибудь в глубине темного чердака, пристроив винтовку на опору. А вот ниже чердака не получится, скорее всего: заборы здесь везде высокие.
А вот это кто? Перекрестие остановилось на темной фигуре, пристроившийся за балкой. В темноте. С винтовкой. Но набор вариантов, кто это может быть, немал. Самый простой ― кто-то спрятался от разгулявшихся бандитов и сидит у себя на чердаке, готовый отбиваться, если туда кто-то ворвется.
Фигура шевельнулась. Что именно делает, разглядеть трудно, но похоже, что пристраивает винтовку на балке в качестве опоры. Однако темно, трудно разглядеть. И ждать неохота, когда снайпер, если это он, подстрелит кого-то из защитников гостиницы или комендатуры, но и стрелять наобум нельзя: можно своего завалить. Вот тебе и вопрос вопросов. Застрелить незнакомого человека и узнать потом, что это был не враг, или дождаться, когда враг убьет кого-то из своих?
Сверкнула синеватая вспышка выстрела, чердак на мгновение осветился. Выстрел был в нашу сторону, хорошо, что не в меня. Раскрылся противник.
― Уши зажми, ― пробормотал я.
Маша зажала уши ладонями, не задавая лишних вопросов. Я подвел перекрестие к середине видимого силуэта. Прямой выстрел, никаких поправок не надо. Метров шестьсот до противника. Тот снова слегка шевельнулся ― похоже, начал выискивать цель. А я уже выискал. И потянул спуск.
Сверкнуло в стороны лисьими хвостами пламени из дульного тормоза, шарахнуло по ушам до ватной глухоты и звона, лягнувшейся лошадью ударило в плечо, изображение в прицеле дернулось, сменившись быстро скользящими бревнами сруба. Затем я опять поймал чердачное окно. Силуэт за балкой исчез, но освещенный участок опорного столба словно покрылся красным свежим лаком. Не промахнулся.
Открыл затвор, выбросив из его слегка дымящегося нутра длинную стреляную гильзу, поймал ее, горячую, рукой и перебросил в футляр. Переснарядим потом. Затем взял из футляра еще один патрон, вложил в винтовку.
― Ох, ничего себе, ― сказала Маша, отняв ладони от ушей. ― Как из пушки пальнули. Я лучше заклинанием прикроюсь.
― Ну да, примерно, ― кивнул я. ― Примерно такой эффект и получаем. Кстати, а почему бы тебе в «Барабан» не запустить какой-нибудь огненный шар? Попади в окно, и эффект будет выше всяких ожиданий.
Маша волшебница сильная. Ее огненный шар по мощи мог бы сработать как снаряд корпусной артиллерии. Мало в трактирных недрах никому бы не показалось.
― Думаешь, не догадалась? ― усмехнулась она. ― С этого и начала. Два шара пустила, но все отбиты. Кто-то там защиту ставит, и неслабую. Сам знаешь, как с шарами бывает. А для молний далеко. А чего-то еще я пока и не умею толком: знаний мало.
Насчет знаний я тоже давно заметил. Сил у Маши на пятерых колдунов обычного уровня, но училась она недолго ― рано умер Валер, ее наставник. Управлять силой ее научил, а вот самих заклятий дал немного.
А с боевой магией проблем всяких хватает. Например, у большинства магов, за исключением гениальных, самым дальнобойным боевым заклятием является огненный шар. Он бывает больше или меньше, меняется даже природа его образования, даже шаровую молнию к нему относят, но не меняется главное ― он летит со скоростью ядра из катапульты, ничуть не быстрее. А обычно даже медленней. И поражать способен метров на двести ― триста в среднем, иногда чуть больше.
А значит, пока он летит, другой волшебник всегда успевает выставить защиту. И если он не дурак и не пытается бороться Силой против Силы, он всегда способен перенаправить атаку куда-нибудь в небо, где чужая волшба превратится в пустой звук лопнувшего воздушного шарика.
Скажу больше ― огненный шар можно даже пулей сбить, если попадешь. Не попадешь, разумеется, но в теории возможно. Он взорвется при контакте с любым препятствием, даже если какой-то предмет угодит в него.
Есть заклятия гораздо быстрей шара, и отразить их намного труднее. Те же молнии, например. Но по дальнобойности они и до двух сотен не дотягивают. Так, для рукопашной годятся. Метров на пятьдесят ― шестьдесят ― и то у сильного волшебника. Ими раньше в подходящий строй противника целили, когда стенка на стенку бились. Всякие бывают молнии, вплоть до «цепных», которые бьют от человека к человеку и способны целую толпу поразить. Если толпа близко. Великие волшебники умели открывать порталы прямо среди нападавших, сбрасывая живых людей в темные планы бытия, некроманты вырывали души из живых тел. Всякая жуть случалась в магических битвах. Но ― вблизи. На расстоянии броска камня практически. А с тех пор как пришлые поменяли характер боев, магам достались все больше оборонительные и маскировочные функции. И дальняя связь.
― Видела кого-то? ― спросил я, имея в виду волшебников противника.
― Вроде бы, ― правильно поняла меня Маша. ― Мелькнул кто-то в черном, с капюшоном.
― Созерцающие, ― поморщился я. ― Уже видел их сегодня.
― А кто это?
― Не знаешь? ― удивился я. ― Не многому же тебя Валер научил. Созерцающие ― монашеский орден, поклоняющийся Кали. Силу берут из человеческих жертв, мучительствуют, добытую Силу закачивают в амулеты. У них все на магии крови держится, хуже вурдалаков. Запрещены везде, во всех землях. В Вираце, например, за один факт принадлежности к Созерцающим разрывают на куски лебедками после снятия кожи заживо.
― Тогда почему они здесь? ― удивилась Маша.
Действительно. Как-то я об этом не подумал. Это странно. Никто никогда не мог бы сказать, что в Вирацком баронстве Созерцающим давали поблажки. Более того, известен случай, когда лет пять назад агенты «Камеры знаний» похитили троих монахов тайного ордена в Гуляйполе, доставили в Вирац, где те и были преданы лютой смерти за принадлежность к своему ордену. А это значит, что вирацкая власть преследовала монахов-живодеров ревностно и пристрастно. По слухам, у самого барона Вираца был какой-то пунктик по отношению к этому ордену, вроде бы те кого-то близкого правителю принесли в жертву. И тот поклялся на могилах предков преследовать орден везде и всегда, не считаясь ни с чем. И ведь преследовал!
Так как же они могли очутиться здесь, в компании вирацких дворян, пусть и немногих? Тут вообще дебет с кредитом никак не сходится. Нужно считать все заново. А еще надо думать, как смыться из гостиницы в форт. Против бандитов мы тут продержимся, скорее всего, а вот когда подойдут сипаи… Расставят пушки с минометами да начнут обстрел…
Здание гостиницы расположено в углу, образованном стеной форта и городским частоколом. До частокола метров тридцать от заднего крыльца, до ворот форта ― метров двести, не меньше, и по открытому пространству. С одной стороны, расположение этой гостиницы дает возможность вести огонь во фланг наступающим на форт. С другой ― за ней и в ней, если ее захватить, могут накапливаться силы штурмующих. В данной ситуации я бы на месте командования оставшихся войск сюда еще подкрепления подвел, но они этого не делают. Или они клинические идиоты, что весьма сомнительно, или они не рассчитывают удержать этот дом. Против полковых пехотных пушек с их осколочными и осколочно-фугасными пятикилограммовыми гранатами эти бревна выдержат ― какое-то время, разумеется: ничто не вечно под луной. А вот против минометов с их навесной траекторией ― никогда. Мины калибром восемьдесят два миллиметра разнесут перекрытия и будут рваться внутри, а мы тут будем метаться, как мыши в клетке, которую на огонь поставили. Надо уходить в форт. О чем я Маше и объявил.
― А как? ― задала она вполне логичный вопрос.
― Под покровом тьмы, ― предложил я. ― Так романтичней.
― Если твои монахи черные светляков не развесят, ― с сомнением пожала она плечами.
― А ты их побороть не сможешь?
― Если один будет развешивать ― смогу. Я девушка сильная, ― усмехнулась она. ― А если двое? Или трое? Ты же сам видел, что это заклятие сильное, хоть таким и не кажется. И ломать его приходится тоже Силой. Нет обходных способов. Одно сломаю ― и без сил свалюсь.
― Я понял, ― сказал я и посмотрел на часы.
До темноты еще как минимум часов пять. А Созерцающие, помогающие нашему противнику, могут сидеть лишь в домах напротив, иначе у них сил не хватит управлять заклятиями и огненные шары отбивать. Интересно, а как у них с отбиванием пуль калибра двенадцать и семь, направленных им в башку непосредственно? Чего не видишь, того не отобьешь. А постоянный щит больше нескольких минут сам Бэрах не смог бы продержать.
― Маш, а из гранатометов из форта били по трактиру? ― уточнил я.
― Конечно, раз двадцать, наверное. Тоже отбили все. Это же не снаряд из пушки.
― В смысле? ― не понял я. ― А разница в чем?
― В магии огня, ― ответила Маша, ― чтобы отклонить пушечный снаряд, нужно невероятно много Силы. Один я, может быть, и отклоню, хоть и немного. Ну два, если амулетами обвешаюсь. А чтобы отклонить гранатометную гранату, достаточно подействовать на реактивную струю, и Силы тратишь совсем немного. Изменяешь направление, куда пламя направлено, и граната уходит.
― Вот ведь гадство! ― выругался я, с досады стукнув себя по колену.
Так и есть, вспомнил, чему нас еще в армии учили. Хороший колдун, а тем более группа колдунов, может целый день напролет перенаправлять полет реактивных снарядов. Поэтому, если противник ставил магическую защиту, следовало пользоваться гранатами не реактивными, а теми, у которых пороховой ускоритель весь в стволе выгорает. Но у таких гранат эффективная дальность поражения в два раза меньше, чем у реактивных. А от форта до трактира и гостиницы «Приют», откуда ведут огонь и где сидят волшебники, не меньше четырехсот ― предельная дальность для крепостных гранатометов. А те гранаты, что подходят, не долетают или на таком излете, что их и пьяный волшебник мановением пальца в сторону откинет. Вот те раз ― и чем их там доставать?
Для гаубиц цель недостижимая уже ввиду близости. А серьезных минометов там сейчас нет. Уехали. Да и для стосемимиллиметрового миномета половина километра ― дистанция почти предельная, ближе он уже не может. Гаси свет, короче. А долбить наугад из крупнокалиберных спарок… Эффект будет отличаться от нулевого разве что большим шумом и перегревом воды в кожухах. И никаких патронов не хватит.
Есть в форте минометы ротные, переносные, калибром пятьдесят миллиметров, стреляющие чугунными минами весом чуть больше килограмма, но они и перекрытие-то не пробьют. Это как ручными гранатами кидаться. Зажигательными? Где магия огня, там зажигалки не действуют. Вот те раз. Неплохо продумали это нападение, выходит. И еще выходит, что длинное здание «Отставной К. барабанщик» ― ключевая позиция для противника, откуда можно обстреливать защитников форта чуть не кинжальным огнем. А при необходимости и магией можно достать.
В общем, как это ни обидно, но трактир, что напротив, следовало бы сжечь. Звучит кощунственно, разумеется: «Сжечь трактир!» ― скажи такое кто при мне еще вчера ― сам в зубы двинул бы, но сегодня все изменилось. Мир, можно сказать, перевернулся на этой отдельно взятой площади. На все трактиры такое правило не распространяется, разумеется.
Я отставил «секиру» и вышел из номера в коридор. Неужели нет никакой возможности добраться до форта до наступления темноты? Сколько сюда идти скорым маршем взбунтовавшимся сипаям? Демоны, хоть бы связь была с комендатурой или командованием гарнизона! Хоть как-то согласовать действия. Нам бы, например, очень не помешала дымовая завеса, а где ее брать? Закидали бы всю площадь дымовыми шашками ― и дернули к воротам прямо на машинах. Тут двести метров всего, мухами бы долетели.
Дверь в номер напротив была открыта, и в нем никого не было. Я подошел к окну, распахнул его. Высунувшись по пояс, огляделся. Нет, не доехать. Можно рискнуть, разумеется, но до какой степени? Пока серьезных потерь нет, в гостинице всего один легкораненый. А если мы попытаемся отсюда уйти? Скольких успеют подстрелить тогда? А если у противника пулемет имеется? Кто мешал с товаром завезти сюда «максим» или «шварцлозе», что немало продали по всему Великоречью? Да и ручники вроде «льюиса» или даже «дегтяря» у аборигенов имеются. И стоит нам из-за угла показаться, как противник щедро посыплет нас пулями. И что тогда?
Вот так и выходит ― вроде и сидим в крепком месте, и в то же время ― как в мышеловке. Вляпались, одним словом. А вот если бы суметь те трактиры поджечь… да еще ночью, например, а самим в это время укатить в ворота форта ― вот это может сработать. Ночное зрение у противника почти до нуля упадет, шум-треск-паника-пожар ― что нам за это время рывок до ворот? Особенно если их нам откроют. А чтобы открыли ― связь нужна!
Как осенило меня, в общем. Бросился обратно в комнату, схватил свой карабин, потому как негоже по дому расхаживать неготовым к бою, а затем загрохотал ботинками вниз по лестнице.
― Хозяин! Иваныч! ― крикнул я удобно пристроившемуся на полу за своей стойкой толстяку с усами, жующему огромный бутерброд.
Тот что-то невнятно промычал в ответ, подразумевая, что он меня видит и готов к приему любой информации.
― Иваныч, простынями пожертвуешь? Краска есть?
― Это зачем? ― с подозрением спросил он.
― Связь с фортом установим. Чтобы потом смыться.
Идея прекратить оборону гостиницы хозяину категорически не понравилась, в результате чего поначалу я был послан куда подальше, а в выдаче простыней мне было отказано в категоричной форме. Причем не только усатым хозяином, но и усатой домоправительницей, подползшей сзади на четвереньках в закуток, где мы спорили. На шум спора к нам закатился поручик в пограничной форме с СВД в руках, причем на деревянном цевье виднелись следы плохо затертой крови. Перехватив мой взгляд, он пояснил:
― Не моя. Сюда я с пистолем пришел. Мужика одного минут пятнадцать как снайпер свалил, вот и подобрал. Он с ней в окно высунулся, и прямо в лоб тот ему и закатал пломбу. Ты снайпера уделал?
Я кивнул, вздохнул глубоко и сказал:
― Предупреждал же его, не лезь в окна, прячься в глубине. Дурак.
Рядом снова загрохотали сдвигаемые стулья, и к нам неуклюже заполз однорукий Полухин, попутно хлопнув меня по плечу, после чего спросил:
― Чего на это раз удумал?
Я изложил свою идею о скорейшем отходе из гостиницы в форт. Все выслушали, но она и тут не нашла поддержки. Поручик же сказал, что гостиницу надо удерживать всеми силами, потому что она служит бастионом на подступах к форту. А если нам из нее отойти, то тогда за ее двухэтажным зданием образуется изрядное непростреливаемое пространство, в котором противник сможет накапливать силы для атаки на форт.
Но на мой взгляд, выход был один из такого положения, и я, хоть и с риском для жизни, огласил его вслух: гостиницу следовало оставить. Оборонять ее в отрыве от основных сил самоубийственно. И бесполезно: все равно нас отсюда вышибут. За это я был атакован Иванычем с домоправительницей, попытавшимися меня самым натуральным образом задушить. Насилу отбился. И то с помощью поручика и Полухина. Иваныч с усатой теткой отпустили мою куртку, в которую вцепились, но взгляды свидетельствовали однозначно: они имеют дело с опасным душевнобольным.
― А что делать будете, когда сюда сипаи с артиллерией подойдут? ― разозлился я. ― Против трехдюймовок пехотных стены сколько-то продержатся, они не хуже блиндажных накатов. А если из минометов ударят? Первая же мина пролетит до первого этажа через все перекрытия! Пара залпов, и тут ни одного живого не останется! Тут только от пуль защита, и все! Это не укрепление!
― Может, еще и не подойдут! ― заявил Иваныч.
― С чего это? Кто помешает? ― переспросил я со всем доступным мне ехидством в голосе.
― На марше перехватят.
― Некому перехватывать, ― вмешался поручик, вздохнув тяжко. ― Наших за пределами форта две роты всего плюс егерей рота. И все по разным местам, больше взвода ни в одном месте нет. На заставах, на задачах и в патрулях. А сипаев почти полтора полка сюда валит.
Полухин лишь кивнул в подтверждение плачевности нашего положения.
― Вот, набрали голытьбы местной в солдаты, теперь и расхлебывайте! ― крикнула домоправительница.
― Кто набрал ― дело десятое, а расхлебывать теперь нам, ― сказал ей Иваныч.
Та только плюнула в сторону и злобно засопела. Действительно, немного им радости ― лишаться процветающей гостиницы. Лично я тоже, равно как и все остальные пришлые, которым довелось послужить, всегда полагал туземные части ненадежными. Была надежда лишь на то, что гораздо лучше обученные и экипированные войска княжества сумеют пресечь любой бунт. А о том, что бунт случится тогда, когда некому будет обуздывать восставших аборигенов, думали мало или надеялись на авось. С другой стороны, собственных войск пришлых никак бы не хватило на всю огромную территорию княжества. Пришлось бы свою армию увеличивать, а кто бы тогда работал? Тоже куда ни кинь ― всюду клин. У нас и так на грязных работах и в крестьянах одни аборигены, пришлые все больше на чистых местах или в армии. Нет другого выхода: людей не хватает.
Полухин тоже сидел в глубокой задумчивости, как и поручик. Положение получалось совершенно безвыходным. Приходилось выбирать, и выбирать сейчас. Разумеется, можно дождаться подхода противника и тогда, когда уже не будет выхода, попытаться уйти. Но где гарантии, что именно тогда нам удастся проскочить? Это не нынешний хлипкий заслон с противоположной стороны площади, ведущий редкий беспокоящий огонь, а подтянутся регулярные войска… И тогда эти двести метров до ворот могут оказаться непреодолимыми. Пока стреляют винтовки, а тогда могут ударить и пушки. А о пулеметах и говорить нечего.
Где, кстати, вынырнут два пулеметных броневика, уведенных у вирацкой дружины? Не сюда ли они направятся? Пусть они и не чета нашей бронетехнике, но в каждом «гладиаторе» по спарке «максимов» ― тоже могут так сыпануть, что мы здесь волком взвоем. Нам против них выступать толком нечем, разве что моей «секирой». И действительно ли их увели или дружина милостиво ими поделилась? Последнее мне кажется более вероятным.
― Что думаешь? ― спросил Полухин.
― Думаю, что нам кровь из носу надо устанавливать связь с фортом. И делать вылазку, ― решительно заявил я.
― Перегрелся?
― Нет-нет, разумно, ― поддержал меня поручик. ― Ближе к темноте. Основные силы противника могут быть здесь рано утром. Если мы к тому времени не сожжем «Барабан», то они оттуда смогут обстреливать стену форта и никому головы поднять не дадут. Это же настоящее укрепление, там бревна в два обхвата. А за заборами и в хатах так не устроишься.
– Этих жгите, не вопрос, ― поддержал поручика Иваныч, потом подумал и спросил: ― А что, не пытались разве жечь? Пусть гаубицы не дотягиваются, а из гранатометов? В форте тех же ГРК целый склад! И зажигательных гранат к ним полно, что хочешь сжечь можно.
― Не получилось, ― сказал поручик.
После этого рассказал все то, что Маша успела рассказать мне про магическую защиту противника.
― Даже из ротных пятидесятимиллиметровых пытались туда мины кидать. Толку-то? Там мина как граната, а они, похоже, подготовились ― укрепили перекрытия. Хлопает что-то на чердаке у них, но никакого толку, ― закончил свою речь пограничный поручик.
― Вот оно как… ― протянул я. ― Тогда однозначно вылазку с темнотой надо сделать. И жечь дом вручную, иначе потом наплачемся. А пока… Пока прикажите серьезного огня в ту сторону не вести. Пусть чуть расслабятся ― может, мне удастся магиков выбить.
― Давайте, ― кивнул поручик. ― А мы попробуем с фортом связь установить телефонную.
― Это как? ― удивился хозяин гостиницы.
― У егерей арбалеты есть, ― неожиданно вместо поручика ответила тетка с усами. ― Пусть с болтом забросят сюда бечевку, а по ней провод протянем. И будет связь.
― Тогда все равно простыни понадобятся, ― сказал мой бывший сослуживец.
― Это зачем? ― с подозрением спросила усатая тетка, обернувшись к нему.
― Плакаты им писать, объяснять, что делать.
― Демон с вами! Грабьте, ― в сердцах махнула она рукой.
