20

Стырь наклонился над князем так низко, что и его лицо было в темноте незнакомым, от этого-то князь и проснулся. Да, подумал он, так бывает со всеми, оценивая улетевший уже сон, непонятный, тяжелый, и такой краткий, что о нем теперь и вспомнить было нечего.

— Ты чего?

— Так, батюшка князь мой, там пришли из дворца ихнего, то бишь, из Лура. Записку принесли, Густибус прочел, рапорядился, чтобы будили тебя.

— Где записка? — Диодор попробовал подняться, боль в ноге, которая утишилась в покое сна, ударила чрезмерно, он снова упал на подушку. Да так, что и сам застыдился своей слабости, не так уж он был ранен, чтобы изображать тут… И потому начал выговаривать Стырю: — Ты бы, парень, хотя бы имена произносил правильно, что ли?.. Не Густи-и-ибус он, а Гу-устибус, понял?

— А мне так на язык легло, — отозвался Стырь уже от небольшого шкапчика, где князь хранил свой парадный наряд, и отчего-то при том улыбаясь.

— Ну и что, что так легло? Только глупость свою показываешь.

— Не-еа, князь, я так свое простонародное происхождение показываю, и ничего боле.

— Тебя бы не в солдаты отдать должно, и не в конюхи даже, а в скоморохи.

— Скоморох из меня вышел бы неважнецкий, а вот… подручный твой на все руки — в самый раз.

Вот и поспорь с таким-то народом, думал Диодор, одевшись и тяжеловато спускаясь в библиотеку, они за словом в карман не лезут, у них на каждое замечание — сотня отговорок и все такие бойкие, словно заранее придуманы… В библиотеке никого не было, князь даже пожалел, что прогнал Стыря, сейчас бы он пригодился, помог бы дотащиться до гостиной.

А вот там находился невысокий, очень прямой человек, который держал одновременно в руках и свою шляпу, украшенную богатым, редким пером, и шпагу, от которой, в отличии от многих других здешних-то веяло ухоженностью, скромностью и силой. Людей с таким оружием следовало уважать, это замечалось за версту, шпага, без сомнения, побывала во многих передрягах, настолько, что каким-то образом обточилась, едва ли не вылизалась, как самый надежный инструмент, у которого уже ничего не отнимешь, как у крестьянского плуга. Почему-то шпага сделала Диодора вежливым ранее, чем лицо или повадки неизвестного пока гостя.

Лик его тоже был чем-то неуловимым весьма схож со шпагой, резковатое, тонкое, выразительное не более, чем невидимый глазом, парящий удар в сердце противнику. Даже цвет глаз был неопределим, только и выделялись в них очень густые ресницы да задумчивое выражение. Вот только задумчивость эта была не от отвлеченности, а наоборот — от желания спрятать пристальный и проникающий глубоко интерес ко всему, что творилось вокруг.

— Шевалье Манрик тет Алкур, капитан дворцовой гвардии короля Парса, — представился тот, кто владел замечательной шпагой, и принялся раскланиваться, широко подметая пол драгоценным пером.

Князь тоже представился, раскланялся почти на парский манер, потом все же сел, извинившись, что ему трудно стоять. Про себя же подумал, что теперь понятно, почему капитан не выпустил из рук шляпу, без нее его поклоны были бы нелепыми, а так, как он их сделал… почти естественными. Подтверждая догадку князя, капитан вытащил из-за обшлага небольшую складку бумаги, впрочем, уже легко развернутую. Князь прочитал.

— Здесь написано, что меня вызывает маршал Рен, или я неправильно прочитал подпись?

— Все правильно, маршал Парского королевства граф Бажак тет Рен… — Внезапно капитан улыбнулся кончиком губ. — У него еще много прочих титулов.

— Он пишет, чтобы я явился к нему сейчас же.

— Моя карета, впрочем не очень хорошая, но для тебя, принц, я вытребовал на дворцовой конюшне лучшую, на какую имею право, ждет внизу. — Шевалье тет Алкур стал еще прямее, хотя еще миг назад это казалось невозможно. — Обещаю, что я не только доставлю тебя во дворец, но и привезу назад.

— Значит, придется ехать, — почти тоскливо объяснил князь, возможно, себе же. Обернулся к двери: — Эй, кто там есть?.. Пришлите ко мне Густибуса.

— Лучше будет, если ты все же поедешь, несмотря на ранение, принц. При дворе говорят, что оно не очень опасное. — Он немного помолчал. — При дворе после этой ночной драки говорят, что вы все тут — несравненные рубаки. Кстати, и после той драки, которая случилась на улице, тоже… — Он франтовским жестом надел шляпу, чуть поправил. — А маг вашего посольства будет ждать нас внизу, я уже распоря… Я просил его, и он обещал одеться для этого визита быстро, как только сумеет. Мы можем трогаться.

— Трогаться — так трогаться, — согласился князь. Поднялся все же тяжко, его за локоть, вполне по-дружески, поддержал капитан. — А еще я попрошу тебя, шевалье т'Алкур, — он и не заметил, как научился сокращать слова здешним образом, не как они писались на феризе, а как произносились, — попрошу обращаться ко мне все же не принц, а по-рукве — князем.

— По-нашему, князь и есть принц… — капитан снова улыбнулся, у него была хорошая улыбка, искренняя, хотя и сдержанная, — князь Диодор Ружеский.

Густибуса все же пришлось чуток подождать, но совсем немного. Он ввалился в карету даже запыхавшись, и этим словно бы попросил извинение за задержку. Поехали молча, капитан с интересом рассматривал князя и его саблю, которую тот успел нацепить в прихожей, где ее почти насильно впихнул ему в руки верный Стырь. А сам князь пытался определить заранее, что и как следует говорить этому нежданному маршалу Рену, и вообще — стоило ли ему хоть что-то говорить? Эх, соображал он, Атенома бы сюда, он бы подсказал… Но его не было, вероятней всего, он вылечивался в посольстве, или еще где-нибудь, где жил вне службы.

На половине пути Густибус решился на сообщение князю:

— Батюшка Иона остался при раненых, — это значило, что он надеется что-то из них вызнать, — а еще решил принять участие в похоронах. Так что у него и завтра будет полно дел. Отпевание состоится в одной из близких к посольству вселенских церквей, наш привратник-то покойный был…

— Понятно, — кивнул князь. То, что одноногий привратник принадлежал к местой церки, сомнений не вызывало, служить в посольском отеле и не быть патриаршьего крещения — такое разрешалось. — Но у нас может случиться немало собственных дел, поэтому тебе туда являться не след.

Густибус понятливо кивнул. Приехали и не быстро, и не слишком нескоро. Нога разболелась у князя больше, чем он того хотел бы. Потом пришлось еще куда-то подниматься по мраморным лестницам, но капитан не подвел, он был рядом и показывал дорогу. А два или три раза даже сделал жест, чтобы чуть ли не поддержать Диодора, но тот в его помощи теперь не нуждался, если уж очень ударяло, он хватался за рукав мага. Тот сокрушенно вздыхал, а когда дошли до приемной маршала, наклонился и едва слышно сказал:

— Прости, князь, не догадался опий с собой захватить, ты бы выпил и все бы как рукой сняло.

— Пить не стал бы, — ответил князь. — Мне свежая голова нужна.

Но свежей головы все никак не получалось.

В отличие от капитана гвардейцев маршал Рен оказался приодет в шелка, золотую парчу, и весь искрился таким количеством драгоценностей, словно без этого никак не мог обойтись. Немалые камни, иногда величиной чуть не с ноготь мизинца, блистали у него на пряжке пояса, на перевязи, на пряжках башмаков, и даже на шляпе, которая лежала сбоку от его рабочего стола на специальной подставочке.

И под стать своему наряду он вел себя. Едва завидев князя, который еще не успел и поклониться, вскочил и принялся едва ли не орать, наливаясь дурной краснотой:

— Ты, принц, не посмотрю, что из Мирквы… Не посмотрю, что солдат, и что наших изрубили в капусту!.. Почему мне не доложено вовремя, принц? Что ответишь-то?.. Как можно появиться тут, а мне, губернатору стольного города Парса не доложить?.. Что теперь скажешь?

— Князь Диодор Полотич Ружеский, к твоим услугам, — решил все же представиться князь, хотя, судя по всему, его тут уже знали заочно все, кому не лень. Он постоял, подумал, осмотрелся, и увидел кресло. — Мне нужно сесть, господин маршал, я не очень способен стоять сейчас.

Маршал побагровел еще более, зачем-то потянулся к шляпе, потом отдернул руку. Постоял, словно перед противником, с которым непременно придется сражаться, хмуро кивнул, и даже, как показалось князю, попробовал выйти из-за стола, должно быть, меняя манеру поведения.

— Хорошо, принц, садись. — И он обвел насупленным взглядом из-под кустистых, каких-то неровных, клокастых бровей спутников князя.

Князь, усаживаясь в удобное, обитое нежнейшим шелком кресло сбоку от большого рабочего стола маршала, совсем не подходящее к кабинету воителя, тоже незаметно посмотрел на них. Густибус стоял со слегка отсутствующим лицом, посматривая зачем-то на большую карту Парского королевства, которая украшала одну из стен кабинета. Капитан тет Алкур тянулся, по своему обыкновению, и чувствовалось, что он может стоять так часами без малейшей усталости.

— Так что же ты должен мне доложить? — продолжил маршал, уже не таким громовым, как в начале разговора, голосом.

— Доложить, граф? — Диодор сделал вид, что размышляет. — Не совсем понимаю, должен ли я что-то тебе докладывать?

— А как же? Прибыли к нам едва ли не тайком, если не сказать — по-воровски… Устраиваешь чуть не войну в городе, убиваешь подданных его королевского величества… И вдруг!.. Ничего не хочешь сказать?

Он мог орать так, как выяснилось, немалое время, почти столько же, сколько собирался стоять навытяжку капитан дворцовой гвардии.

Кажется, подумал князь, зря он совершил этот вояж. Не следовало приезжать, может, на это и намекал капитан, который все же обязан был исполнить поручение маршала по доставке письма, но… Слишком уж тонко он на это намекал, князь сразу не понял, и сам вылез со своим решением не во время. А затем было уже поздно. Или дело было в том, что Густибус стал готовиться к этому визиту?.. Впрочем, нет, не следует винить других, если сам-то сдурил.

А все же и это положение можно было использовать. Князь едва не улыбнулся при такой мысли. Вот только, не слишком ли… это будет фальшиво? Ведь дураку же понятно, что он — не из тех, кто выдает серьезные сведенья касательно секретного поручения от такого вот едва ли не нелепого наскока…

— Сражение устроили не мы, — сказал князь наконец, воспользовавшись мгновением, когда маршал Рен решил перевести дух. — На нас напали, и хотел бы я, господин маршал, посмотреть на поведение твоих солдат, когда на них нападают… Скорее я мог бы высказать претензию… Выказать огорченность, что охрана правопорядка в стольном городе Парсе, где служит губернатором такой известный и почтенных воин, как ты, обстоит так недопустимо небрежно.

— Так ты еще и в претензию ударился?.. — не поверил своим ушам маршал. Видимо, его очень давно укоряли в чем-либо последний раз, и он забыл каково это — выслушивать упрек, едва ли не прямое сомнение в его компетенции.

— В претензии не я, а посольская необходимость, маршал. К тому же, я не вижу причину — зачем нас вызвали, когда и без того всем все ясно.

— Мне не ясно, — рявкнул маршал.

И как они только войны с таким-то дуреломом ведут?.. Если ведут, подумал князь. Впрочем, он давно усвоил нехитрую истину, что офицер бывает весьма, гм… неумным, попросту дураком отпетым, но войну он у тебя выиграет. Каким-то образом воинский талант с высоким интеллектом в обычной жизни бывал не всегда дружен, и это тоже следовало учитывать.

Молчание натянулось. Маршал походил перед князем, вернулся за стол, оглядел всех еще раз из-под своих странных бровей, и кивнул, словно бы обещая больше не орать, а действительно заняться делом.

— Я слушаю — что за поручение у тебя князь тут, в Парсе?

— Мне приказано найти безопасный путь, по которому можно… — Диодор деланно оглянулся на стоящих капитана и Густибуса. И решился, якобы, потому что безмерно доверял и им, и самому маршалу — главное было не переборщить с проникновенностью тона. Впрочем, он решил поторговаться: — Мне нужно, господин маршал, познакомиться с некоторыми вашими офицерами, которые перевозили деньги от заемщиков по… неправедному распоряжению короля… неизвестно куда. Ты ведь знаешь эту историю?

Маршал, когда Диодор это произносил, даже застыл спиной к нему, не успев вернуться за свой стол. Но когда князь к нему обратился напрямую, дошел все же до кресла, сел, снова зачем-то потянулся к шляпе, потом все же потрогал, но не более. Поднял голову и тяжело произнес:

— Зачем это? Они же не виноваты, как было всем объяснено… И я придерживаюсь того же мнения, принц. Они ни в чем не замешаны, только как в выполнении приказа… Который, может, и неправеден, но отдан был так, что и другие, более высокие положеним люди на него поймались.

— Они в этом деле уже замешаны, признаешь ты это или нет, — отозвался князь. — А познакомиться мне с ними придется, и лучше будет, если ты пообещаешь мне это, маршал тет Рен, сейчас.

— Ничего не могу обещать. — Он подумал, если это было для него вообще возможно. Даже внутренне опять слегка взъярился. — Это что же — выстроить их перед тобой, а ты будешь перед ними расхаживать и вопросы разные задавать? Так что ли?!

— Можно и так, — отчего-то вздохнул князь. — А сообщить им следует то, что я все же прибыл сюда по распоряжению имперскогоТайного Приказа, и действую тут по прямому позволению и распоряжению короля Фалемота.

Маршал расстроился, против такого вот оборота у него не было ни одной возможности к сопротивлению. Он даже опять стал дергаться лицом, только вот не краснел больше.

— Его величество, что же, сам дал тебе такое вот… позволение?.. — последнее слово маршал выделил, словно бы пробовал издеваться над торговцем на рынке, который вдруг да утверждал, что продает свою редьку или дешевое вино по прямому распоряжению… Подумать только — самого короля!

— Полагаю, он дал его с радостью и облегчением, — мягко сказал князь.

Казалось, маршалу сзади воткнулась тонкая, но очень острая спица.

— Почему это — с облегчением?

— Ты потом узнаешь и все поймешь, господин маршал. Сначала обещай и при мне отдай распоряжение капитану тет Алкуру, это, кажется, в его компетенции. Ведь он командует всеми гвардейцами, служащими в Луре, не так ли?

— В общем, да, — маршал повесил голову. Разговор с князем, как он ранее представлял его себе, получался совсем иным. Наконец, он поднял голову, посмотрел на капитана. — Сделаешь, — бросил резко и быстро.

Капитан дворцовой гвардии мягко, словно был скроен из одной ваты, поклонился. Такое движение не смог бы повторить ни один танцор, сколько бы он ни репетировал перед этим. Так мог поклониться только человек, проводивший каждодневно по четыре-шесть часов в тренировочном зале на протяжении многих десятилетий, и имеющий к тому же подлинный талант к таким упражениям… И не выпускающий себя из тисков жесточайшей, эффективнейшей дисциплины.

— А теперь?.. — продолжил маршал, но князь его перебил.

— А теперь то, что я имею честь тебе сообщить. Мне приказано разведать путь, безопасный путь, по которому из Мирквы могли бы доставить изрядный груз сюда, в Парс.

— Какой груз? Из чего этот груз будет состоять? Что ты опять, принц, начинаешь путать меня?.. Или сам путаешься? Может, ты и не знаешь ничего?

— Груз будет состоять, возможно, из мелкой монеты, а также из монет такого достоинства, что этого даже я не знаю, господин маршал. А может быть, он будет состоять из серебра в виде прутков для изготовления монет уже тут, в Парсе, и золотых слитков, которые в изобилии добываются у нас в Сибири, в Империи, из которых опять же, можно отлично изготовить значительную, столько потребную ныне Парскому королевству сумму денег.

— Та-а-ак, — маршал потер лоб, вид у него был ошарашенным. Но он все же быстро привел себя в чувство. — Полагаю, что…

— Полагаю, что эти сведенья составляют значительную тайну, маршал, и следовательно, разглашению не подлежат.

— Разумеется, — кивнул маршал весьма отвлеченно, — разумеется… — Он с тщательно сделанной строгостью посмотрел на капитана т'Алкура. — Ты это тоже учти, капитан. За твоего… мага я-то не в ответе, принц, — он опять повернулся к князю Диодору. — Ты сам за него отвечаешь.

— Вот почему мне предстоит посмотреть на твоих офицеров, которые, очень возможно, в эту операцию также будут вовлечены, — сказал князь.

— Да, теперь понимаю… Значит, Империя решила помочь нам… В наших неожиданных трудностях? Хм, это… Это очень хорошо, принц. Да, теперь я понимаю твое положение. — Внезапно он попробовал улыбнуться, и лучше бы этого не делал. — Так вот, принц, когда многое стало ясно, пожалуй, мы можем теперь работать вместе! Согласись, что легче же стало, когда у тебя появился при дворе такой-то союзник. А что я теперь твой союзник, полагаю, сомнений не вызывает?

Он еще что-то говорил, пока князь вдруг стал очень неуклюжим, неловким, словно бы у него заболела нога больше прежнего, и принялся откланиваться.

Наконец, они вышли в приемную маршала, тут было пусто. Охрана перед маршальской дверью тоже куда-то испарилась, вероятно, ее незаметно отослал капитан, еще когда они входили. Это была какая-то очень провинциальная манера соблюдать секретность, но князь против нее не возражал, потому что… Со своим уставом в чужой монастырь не ходят, — мог бы он ответить на любые предположения.

— Князь, — вполне по-дружески спросил капитан, поглядывая на князя чуть печально и с каким-то значением, которое опять же трудно было понять, — когда ты хочешь познакомиться с нашими офицерами?

— Прямо сейчас, если к тому есть возможность. И разумеется, офицеры нужны самые верные, проверенные и достойные.

— Они все достойны, — ответил капитан, списав эту бестактность князя, вероятно, на его боль от раны. — Тогда пойдем в кордегардию, там нам будет удобно.

В кордегардии, как везде в помещениях подобного толка, было шумно, но едва вошла эта троица, все тут находившиеся довольно быстро угомонились, стали твердыми и ясными, как умеют становиться понятными одни только солдаты, хорошо послужившие и много перевидевшие за свою жизнь. При желании князь мог бы вообразить себе едва ли не житейские условия каждого из них, едва ли не количество монет в кошельке каждого, едва ли не то, какие мысли его одолевают и какие сны ему снятся.

— Господа, — обратился к ним капитан, — прошу всех выйти, и прислать сюда графа Абитура д'Атума, барона Дренчена тет Сопату и графа Семпера тет Нестелека…

— Я здесь, капитан, — вперед вышел юноша, у которого едва пробивался пушок на верхней губе.

Капитан посмотрел на него и чуть улыбнулся. Не составляло труда догадаться, что этот вот молоденький гвардеец был любимцем здешней компании, что у него очень внятная судьба, известная каждому, кто тут находился, и не менее внятные мысли о службе, о карьере и о понятиях чести и верности королевской службе.

— Войдешь с остальными, — приказал капитан. — Все, господа, исполняйте.

Все вышли. Капитан посмотрел на князя. И тоже многое понял про него, а может, понял еще раньше. Солдат же видит солдата, как князь только что увидел этих вот… молодцов.

— Ты, князь, как я слышал, тоже из служивых. И твой чин…

— Я всего лишь стольник, капитан. Невелика птица, если откровенно, — улыбнулся Диодор. — Твой же чин, по сравнению с моим, если считать, что гвардейские звания на две ступени выше армейских, полковник, так что…

— Важно не это, — отозвался капитан, и по голосу его стало понятно, что это не просто учтивость, — а то, как и где солдат служил, и какую должность он ныне исполняет. Твое задание, которое ты получил от Тайного Приказа Мирквы, делает тебя чрезвычайным послом, как это называется, при дворе. Следовательно, чинами рядиться не будем.

— Пусть так, — легко согласился князь. Этот человек, капитан гвардии, ему определенно нравился.

— И как тебе мои подчиненные?

— Оказывается, я соскучился по армейским порядкам, — вдруг очень откровенно признался князь. Густибус даже обиженно посмотрел на него, но все же промолчал. — А люди у тебя хорошие.

Потом вошли трое, все в плащах королевских гвардейцев, все как на подбор — прямые, сильные, уверенные и веселые, будто шли не к начальству неведомо для чего, а в поход… Да ведь они так же и в сражение пойдут, решил князь.

— Итак, — капитан встал, прошелся перед своей небольшой шеренгой, — господа гвардейцы явились, как ты просил, князь.

Пришлось Диодору подниматься, обходить этих троих. Он смотрел на них, раздумывая, кто же из них отвозил деньги торговца Четомысла и банкира-барона Ротшеста… неизвестно кому. Поэтому почти вопросительно повернулся на миг к Густибусу, который глазами показал на самого высокого, черноволосого парня, у которого странно сочеталась нежность кожи лица и чернота пробивающейся изрядной уже щетины на скулах. Князь остановился перед ним.

— Граф Абитур д'Атум? — спросил Диодор.

— К твоим услугам, принц, — он чуть было не принялся раскланиваться, но в строю, каким бы малым он ни был, этого делать не полагалось, поэтому он все же удержался, бегло взглянув на своего капитана.

Хорошее, простое и вместе с тем породистое лицо, ясные синие глаза, от которых деревенские девицы, должно быть, сходили с ума, твердая повадка солдата, умеющего и знающего свою службу. Кажется, князь понял, почему именно этому человеку король поручил… То есть, разумеется, не король, а тот, кто королем только прикинулся… В общем, в этом еще предстояло разобраться, если даже и возникали сомнения. Впрочем, сомнения возникали только в отношении того, кто отдавал приказ, но не в отношении этого парня, который приказ исполнил.

— Участвовал в трех походах, — заговорил сбоку капитан, да так, словно мысли сами возникали в сознании князя, и будто никто их ему не подсказывал. — Оказывал многие, порой весьма серьезные услуги королю и королевству.

— Я попрошу тебя, граф, остаться, а остальных, кроме Густибуса, конечно, все же выйти, — и князь извинительно развел руками. Когда все вышли, он посуровел и строго спросил: — Граф д'Атум, ты единственный, кто доказано видел оборотня, если это был оборотень, когда он приказал тебе… Исполнить поручение касательно денег, переданных неизвестно кому.

Граф согласно кивнул или поклонился, нюансы между этими жестами князь прочитать не сумел, да это было и неважно.

— И я же, как выяснилось, едва ли не первый, кто поднял по этому поводу тревогу, принц. Меня удивило…

— Да, что тебя удивило?

— То, что этот человек… это существо, которое представлялось королем, было каким-то… Я не могу определить это с достоверностью, принц, но оно было не то, чем бывает обычно человек.

— Как это? Попробуй все же объясниться, это очень важно, граф.

— Это существо было… более реально, чем мы обычно представляем человека. Почему-то именно это осталось в памяти. Человека, с которым мы обычно разговариваем, даже если это персона очень высокого положения, мы видим, не вдаваясь в его облик, в его повадки, в его… признаки и приметы, так? — спросил он, словно бы нуждаясь в подтверждении того, что его понимают. Князь кивнул, но мог бы этого не делать, графу д'Атуму и без того было понятно — ради этого его и вызвали. — Мы не вдаемся в мелочи… А тогда, когда я получал эти приказы от… ненастоящего короля, он был… Я его таким никогда не видел, вернее, никогда таким его не представлял. Я буквально ощущал, каким вином пахнет его дыхание, как у него выбилась прядь из-под края шляпы, я видел у него родинку на шее, вот здесь, — граф ткнул себя пальцем в тяжелой перчатке под правую мочку уха. — Я готов был поклясться на Книге, что это был он, именно король…

— А раньше ты, граф, замечал эту родинку? — спросил маг.

— В том-то и дело, что нет.

— А обоняние у тебя хорошее? — продолжил свое Густибус.

— Хотя мой отец и выращивал на своих виноградниках лолзу четырех сортов, — усмехнулся лейтенант, — и способен был по запаху отличить урожай пятилетней давности от вина трехлетней выдержки, в этом я пошел не в него. Обычно я чувствую только лук и чеснок, если их положили в кушанье достаточно.

— А одежду ты, случайно, не видел так, словно бы каждый стежок был крупнее, яснее и виднее для тебя, чем…

— Именно так, месье маг! — воскликнул д'Атум. — Я потом вспоминал, что видел, кажется, как нити его одежды были сотканы.

— И снилось это тебе?.. — закончить маг не успел.

— Не только снилось! Я не мог забыть этого вот чудного ощущения даже наяву. Оно не забывалось, совершенно не забывалось. Многое другое я забыл, как обычно, а вот этого разговора с королем… Никак не мог от него избавиться, вернее, от чрезмерной яркости впечатлений о нем. Нет, я не умею объяснить…

— Ты уже объяснил, — вздохнул маг Густибус и посмотрел на князя Диодора.

— Ты уверен, граф, что это твое чрезмерно яркое впечатление от того разговора, когда тебе были отданы эти приказы… не вызвано тем, что тебе казалось — ты видишь перед собой именно короля, своего сюзерена, богоданного государя, которому ты приносил присягу?

— Да что же я — крестьянин, что ли? — почти обиделся граф. — Я видел государя и раньше, и часто вижу, мы же призваны охранять его во многих случаях. И потом, все же прошу не забывать, я — офицер, а просто так лейтенатский патент в Луре не выдают.

— Ты прав, — согласился князь. — Прошу меня извинить, граф, за последний вопрос. Значит, ты поднял тревогу, как сам выразился, потому что…

— Воспоминания об этом деле не проходили, никак не забывались, — подхватил лейтенант. Он даже слегка помрачнел. — И сейчас они почти так же сильны, как и тогда, когда я только… Когда получил это распоряжение.

— Да, — вздохнул Густибус, — и на то, чтобы это выснить, как раз и потребовалось время… Которое прошло от исполнения приказов, и до того момента, когда ты подал рапорт, вызвавший расследование по поводу денег. Это понятно.

— Ты очень помог нам, лейтенант граф д'Атум, — сказал князь.

Гвардеец поклонился, прощаясь, в сдержанной, солдатской манере, а не в обычаях здешних хлыщей, и вышел, но дверь за ним не успела закрыться, как в кордегардию вошел своей отточенной походкой капитан Манрик тет Алкур.

— Мессиры, — объявил он, — по распоряжению маршала во избежание повторений ночного происшествия гвардия берет на себя функции эскорта и охраны вашего посольства, куда бы вы теперь не направились.

Возможно, он ожидал возражений, но их не последовало. Князь все же подумал, уж не слишком ли он перегнул палку в своей маленькой интриге с маршалом? Но вслух произнес:

— Тогда я уверен, что карета, в которой нас доставили сюда, возможно, отвезет нас и обратно.

— Я же обещал это, князь, — почти с укором отозвался капитан.

— Тогда на этом — все, — облегченно вздохнул князь, отлично понимая, что ничего на этом не закончилось, что поговорить об этом с Густибусом будет необходимо именно по свежим впечатлениям.

Но в кордегардию, с многочисленными расшаркиваниями и приветствиями вошел… Атеном, куртье имперского посольства в стольном городе Парсе. Увидев князя Диодора, он снова принялся раскланиваться, причем его повязка на голове белела так значительно, словно он для того и снял шляпу, а затем, выпрямившись, куртье со строгим лицом веско произнес:

— Князь Диодор, у меня к тебе важнейшее поручение.