9
Уимон сидел на коряге и швырял камешки. Они падали в воду с громким плюханьем, отчего по ее поверхности разбегались ровные круги, которые, быстро добежав до берега, возвращались обратно и, встретившись с новыми кругами, образовывали на поверхности воды причудливую вязь, очень схожую с найденными им недавно в сети буквами арабского алфавита. Зашуршала осыпающаяся земля. Уимон поднял голову. По узкой тропинке, которая сбегала к облюбованному им небольшому бочагу, неуклюже цепляясь своими громадными руками за нависающие над тропинкой ветви деревьев, спускался такт. Он был огромен, закован в тускло блестящие доспехи, его череп был увенчан башенками сенсоров и выступами модемных усилителей. Уимону показалось, что в этом уголке, с тихим шелестом камышей, ивовой заповедной тенью, ленивым полетом стрекоз над самой водой, где так и веет покоем и умиротворенностью, такт выглядит особенно чужим. Хотя любой человек с оружием здесь выглядел бы нелепо. Однако Уимон не сделал никакой попытки скрыться, только немного сдвинулся в сторону, давая такту, который уже спустился, возможность пристроить свой защищенный доспехами зад на ту же самую корягу. Что тот и не преминул совершить.
— Привет, Уимон.
— У-гум.
— Грустишь?
Уимон скривился. Тоже, утешитель нашелся. Но на такта его нелюбезность не произвела никакого впечатления. Он слегка отклонился назад, отчего коряга отчаянно заскрипела, сгреб своей ручищей горсть камешков и начал швырять их в воду. Уимон невольно отметил, что камешки такта, несмотря на разницу в форме и весе, один за другим ложатся в одну и ту же точку, скорее всего являющуюся геометрическим центром водоема.
С того дня как они добрались до капонира «Рясниково», Уимон оказался один. Вернее, рядом с ним всегда было много людей, возможно, чуть меньше, чем в рабочих казармах, но куда больше, чем в куклосе или даже в Енде. Да и Олег с товарищами, к которым он так привык за все это время, никуда не исчезли, но… им всем было не до Уимона. Сначала он этого как-то не замечал. Если честно, он не так уж часто вспоминал даже Ольгу. Хотя последние несколько дней были для них обоих настоящим праздником. До того как он встретился с Олегом, «дикие» представлялись ему всего лишь в двух ипостасях: народ Иззекиля и охотники за рабами, подобные тем, что напали на их охотничью экспедицию. И когда спустя столько лет появились банды, нападавшие на рабочие колонны, то они только укрепили его в этом заблуждении. А рассказы Иззекиля о других «диких» он по молодости лет воспринял точно так же, как и легенды о Прежних, мудрых и великих, построивших огромные селения и летавших в облаках, подобно Высшим, то есть как прекрасные и удивительные сказки. Возможно, в том, что его восприятие было именно таким, значительную роль сыграл отец, сильно постаравшийся, чтобы сын не дай бог не слишком увлекся этими бредовыми идеями и не отвратился от Предназначения, но факт остается фактом: он не особо верил, что тот прекрасный и удивительный мир, о котором ему рассказывали сначала Иззекиль, а затем Олег и остальные, действительно где-то и когда-то существовал. И внезапно он столкнулся с ним лицом к лицу.
Это произошло спустя полторы недели после того, как их команда, закончив сборку атакаторов, тронулась в путь. Тогда они впервые остановились на ночевку в капонире. Как потом узнал Уимон, этот капонир носил название «Медвежья балка». Встреча с обитателями капонира была неожиданна и впечатляюща. Они как раз перевалили седловину и начали спускаться по косогору, как вдруг где-то впереди, за поворотом тропы, послышался какой-то странный звук, чем-то напоминающий грозный клокочущий рык. Только гораздо сильнее и громче. Уимон насторожился. Но остальные продолжали ехать как ни в чем не бывало, только Кормачев, пришпорив своего ездового лося, догнал Олега и, весело оскалившись, проинформировал:
— Дубинский со своими игрушками забавляется. Олег молча кивнул и тоже чуть прибавил ход. Когда они обогнули скальный выступ, рев ударил по перепонкам всей своей мощью — Уимон даже слегка пригнулся, — а затем из-за поворота дороги вылезло НЕЧТО, которое и было источником этого рева. Удивленный Уимон раскрыл рот. НЕЧТО было высотой приблизительно по макушку его лося, с длинной, толстой трубой, торчащей спереди. Формы его были сильно вытянуты и приплюснуты, от него веяло какой-то грозной мощью и неотвратимостью, как… как… Придумать, как от кого, он так и не успел, потому что НЕЧТО вдруг повело своей трубой, а затем так грохнуло, что лоси присели на задние ноги и шарахнулись в стороны, а Уимона буквально снесло с седла.
Когда он, отплевываясь и сдирая с одежды налипший Репейник, выбрался из зарослей, на самом верху этого громогласного чудовища с глухим звуком откинулись две тяжелые металлические створки и из круглого отверстия выгнулась большая голова в странном ребристом шлеме.
— Что, испугались? — Голова усмехнулась, ярко сверкнув белыми зубами на загорелом, да еще и чумазом лице, а затем двинулась вверх, потянув за собой широченные плечи, толстые, длинные руки с пудовыми кулаками, массивный корпус и наконец короткие ноги, обутые в громадных размеров сапоги из грубодубленой лосиной кожи. Обладатель всего этого хозяйства вылез из люка, спрыгнул на землю и вразвалку подошел к Кормачеву.
— Давно ждем. Шифровка о вашем прибытии пришла еще третьего дня, а вы вот что-то припозднились. — Потом повернулся к Олегу и окинул его цепким взглядом своих крупных, глубоко посаженных глаз, снова широко улыбнулся и протянул свою широченную, размером, наверное, в половину седла ладонь:
— Начальник капонира «Медвежья балка» Потомственный полковник Дубинский. Добро пожаловать в наши края.
В этом капонире они провели четыре дня. У Уимона все эти дни вызвали глубокий шок. Он не ожидал встретить ничего подобного. Байкальская база, на которой команда Олега помогала со сборкой атакаторов, была построена в скальном массиве под разгонным блоком транспортного тоннеля. Этот участок прокладывался одним из последних, поэтому после окончания проходки канскеброны, по своему обыкновению, завели один из драй-хондеров, у которого оставался еще довольно приличный ресурс, в скальный массив и бросили, потому что затраты на разборку, извлечение из тоннеля и переброску к новому месту работы столь громоздкой машины оказались бы намного больше, чем сборка нового драй-хондера. Так что землянам оставалось только заглушить сенсоры охранно-контрольного комплекса Байкальской разгонной станции, запустить генератор драй-хондера и спустя полторы недели они имели почти двадцать тысяч квадратных метров отличных тоннелей. Все это было хоть и удивительно, но объяснимо, но вот то, с чем Уимон столкнулся здесь… Все эти шахты, коридоры и хранилища были созданы землянами ДО прихода канскебронов. Как и множество сложных устройств и удивительных машин, подобных тем чудовищам, которые встретились им на лесной просеке. Позже Уимон узнал, что чудовища назывались танками. Значит, то, что все эти годы вбивали ему в голову, а именно, что только Возвышенные способны на созидание, — оказалось не чем иным, как чудовищной ложью? Он все еще не мог заставить себя в это поверить, пристрастно разыскивая изъяны в том, что видел. Но сомнения кончились в тот вечер, когда Олег, разыскав его в танковом парке, приволок в компьютерный центр капонира и, усадив за монитор, набрал какую-то команду, а потом откинулся на спинку и произнес:
— А сейчас ты увидишь кое-что, чего никогда не видел. — И когда на экране возникло изображение удивительного дворца, окруженного каскадом золотых фонтанов, тихо добавил: — Это место называлось Петергоф…
От воспоминаний его оторвал голос такта.
— Знаешь, я, наверное, единственный, кто может понять, как тебе сейчас.
Уимон вскинул голову и уставился на «Е-7127».
— Это почему?
Старший ОУМ повернул голову и уставил на него спокойный и холодный взгляд.
— Потому, что мы с тобой пришли из одного и того же мира. А этот мир для нас абсолютно чужой.
Уимон оторопел:
— Ты что?! Я… а ты же… и вообще, я — землянин!
Тот усмехнулся:
— По большому счету — нет. Ты, как и я, — часть Единения.
Уимон насупился, но в словах «Е-7127» все-таки была своя правда. Слишком уж чуждым казалось все, что окружало его в капонирах, — от вещей до отношений между людьми. Но соглашаться с тактом ему тоже не хотелось. Поэтому он сварливо пробурчал:
— В таком случае мы слишком разные части.
Старший ОУМ подбросил на ладони последний из оставшихся камешков, отправил его вслед за остальными и неожиданно развернулся к Уимону всем телом.
— Неужели ты думаешь, что я вот таким и родился. — Такт указал на плечевые щитки и сенсорные башенки, торчащие из головы. — Или ты считаешь, что куклосы на Земле существенно отличаются от куклосов на какой-то иной планете?
Уимон вздрогнул, а затем потерянно произнес:
— Как… куклосы?
Старший ОУМ тихо ответил:
— Так. Вам еще повезло, потому что на большинстве планет Единения канскеброны сотворили геолого-тектоническую перепланировку. Высшие Контролеры более всего на свете ценят целесообразность и эффективность. А поддержание оптимальных условий существования контролируемого генофонда можно обеспечить и без сохранения природного геоэкологического баланса. — Он поднял новый камешек, подбросил его на ладони и продолжил уже несколько более спокойным тоном: — Я вырос в мире, где основные материки были искусственно опущены на морское дно, а само дно было выровнено драй-хондерами, чтобы обеспечить наилучшие условия созревания слайктара — генетически измененной водоросли, служащей основным сырьем для производства почти сорока процентов конструкционных композитов. Для обитания контролируемого генофонда было отведено около двух десятков островов. Общая численность популяции составляла где-то около восьми миллионов особей. — Он на мгновение замолчал, швырнул камешек, который опять плюхнулся точно в геометрический центр бочага. — Линия разведения, к которой я принадлежу, была признана довольно перспективной, поэтому моя мать была превращена буквально в родильную машину. Сейчас у меня, наверное, порядка восьми десятков братьев и сестер, и большинство из них, без сомнения, было Возвышено, — он усмехнулся, — впрочем, наверное, это хорошо. Потому что участь тех, кто не был Возвышен, — плантации слайктара. А это значит, что им отпущен недолгий срок. Потому что слайктар — традиционный продукт питания лакамов. И канскеброны включили их в технологический цикл, позволяя им поедать старые, поврежденные или больные карты, вычищая их перед новым посевом. А для контроля численности оставили их природных врагов — крайкенов. — Он снова замолчал, а потом закончил почти шепотом: — А тем глубоко наплевать, кого поедать — лакамов или людей. Комбайны идут над дном, глубина моря везде одинакова — от двадцати пяти до тридцати ваших метров, кабины комбайнов открыты, чтобы облегчить вход-выход, поскольку основная задача человека — вовремя заметить, что входной раструб забился скрученными стеблями слайктара, и прочистить его, так что крайкену не составляет особого труда захватить кусок еще живого мяса и выдернуть его из металлического гнезда. Как только человек покидает машину — комбайн останавливается, и, если его нет более получаса, Центральный Контролер высылает экраноплан с заменой. Новый работник может быть спокоен на ближайшие четверо суток. Именно столько требуется крайкену, чтобы переварить массу мяса размером с тело человека и вновь проголодаться…
Такт замолчал. — Уимон некоторое время сидел, оглушенный его рассказом, а потом протянул руку и, робко коснувшись руки «Е-7127», тихонько произнес:
— Неужели ничего нельзя сделать?
Старший ОУМ каменно дернул головой:
— А зачем? Все довольно разумно. Крайкены отлично справляются с контролем уровня обеих популяций — и лакамов, и Низших, а что до остального… — он криво усмехнулся и ернически произнес, довольно точно скопировав голос Вопрошающего: — Сдерживайте эмоции!..
Вечером Уимон разыскал Олега. Тот стоял в кругу офицеров в ребристых шлемах водителей танков рядом с фрагментом транспортного контейнера и что-то неторопливо им объяснял. Но, заметив Уимона, прервал свою речь и, коротко извинившись, подошел к нему.
— Что случилось?
Уимон, у которого внезапно испарилась вся его храбрость, облизал пересохшие губы и заговорил, но совсем не тем решительным тоном, который он так долго репетировал:
— Вы собираетесь штурмовать Разрушитель?
Олег молча рассматривал его, а потом задал вопрос, но не тот, которого Уимон ждал и боялся:
— Почему ты об этом спрашиваешь?
Уимон попытался припомнить хотя бы один из того сонма аргументов, которые он заготовил, но все они почему-то напрочь выскочили из головы, поэтому он только растерянно пожал плечами и произнес:
— Просто… я должен пойти с вами.
Олег снова помолчал, а потом заговорил терпеливым, наставительным тоном, каким взрослые разговаривают с больным ребенком:
— Ты нам очень нужен, Уимон. Только… немного позже. У тебя есть уникальная способность заставлять всякие электронные устройства выполнять твои желания. Причем безо всяких дополнительных посредников в виде пультов, программ или головных устройств. Только ты пока еще не умеешь эту свою способность контролировать. Я не знаю, откуда это у тебя, но оно в тебе есть, это точно. ПОСЛЕ того как мы вышвырнем канскебронов, нам еще предстоит разобраться с тем наследством, что останется после них. И вот тут-то твоя способность окажется просто незаменимой. Так что…
И тут Уимон сделал то, о чем раньше он не мог даже подумать. Он ПРЕРВАЛ Олега.
— Ну как ты не понимаешь, — Уимон запнулся, изо всех сил стараясь, чтобы слезы обиды, так и рвущиеся наружу, не прозвучали в его голосе, — вы же без меня просто не справитесь!
А затем произошло то, от чего Уимон опешил. Олег замер на полуслове с открытым ртом, потом медленно провел рукой по лицу, будто стирая налипшую паутину, УЛЫБНУЛСЯ (!!!) и тихо произнес:
— Ты прав.
Уимон несколько мгновений ошеломленно пялился на него, а затем, поняв только, что Олег согласился, и испугавшись, что он передумает, торопливо кивнул и порскнул обратно к двери.
«Е-7127»— в тот вечер он так и не разыскал, как и в последующую неделю. Хотя пытался. Он догадывался, что о присутствии такта в капонире знали все, но говорить об этом вслух было не принято из-за какого-то странного понятия, которое обозначалось словом «секретность». Он долго пытался разобраться с этим загадочным словом, но затем бросил эту затею. Так и не поняв до конца, как это может быть: «секретно» — это то, о чем знают только очень немногие, в то же время о Старшем ОУМе знали все, и это тоже было «секретно». На следующий день после их разговора Олег зашел за Уимоном в компьютерный центр. Он был не один. Рядом с ним был высокий военный с несколько сумрачным лицом.
— Пошли.
Уимон, который при появлении Олега оторвался от монитора, на котором блистали парки и интерьеры Версаля, опасливо покосился на военного и спросил:
— Куда?
— Если ты собираешься идти с нами, то тебе придется кое-чему научиться. Хотя времени на это остается очень мало.
Уимон кивнул и отключил компьютер.
— Куда идти?
Олег повернулся к военному.
— Это — Капитан Наумов. Когда-то он учил меня самого. Иди с ним.
После этого разговора у Уимона осталось очень мало времени на розыски «Е-7127». Но вот думать ему никто не мешал. И каждый вечер он долго не мог заснуть, размышляя над тем, что мог бы чувствовать он сам, оказавшись Возвышенным после всего того, что испытал Старший ОУМ. В его голове выстраивались параллели с собственной судьбой. Ведь хотя Уимон и не был Возвышен, он тоже потерял и отца, и всех своих родных, и это также произошло из-за той жизни, на которую их обрекли канскеброны.
Такта он вновь встретил только через полтора месяца. Когда однажды вечером, еле живой после тренировки, добрался до компьютерного центра. Прошлое Земли стало для него настоящим наркотиком, и он с жадностью поглощал все: музейные программы, книги, фильмы, музыку и живопись, традиционные ремесла и народные традиции. Удивительно, что после стольких лет оккупации все это еще оставалось доступным. Капитан Наумов рассказывал, что в первые годы после атаки, когда уже была создана сеть сателлитов планетарной обороны, канскеброны регулярно обрушивали на планету мощнейшие электромагнитные импульсы, стараясь стереть всю имеющуюся информацию со всех носителей. Они прекрасно знали, какие носители использовались людьми Земли и как их уничтожить. Вот только они даже не догадывались, что аппаратура, используемая военными, их хранилища и сети имели специальную защиту.
Компьютерный центр стал для Уимона настоящим сказочным дворцом. И он проводил там все свободное время. Но такта он там ни разу не встретил. Поэтому, увидя склоненную над монитором массивную фигуру того, кого он так долго искал, Уимон даже сначала не поверил этому. А потом бросился к нему. «Е-7127» почувствовал его приближение и, оторвавшись от монитора, на котором мерцал какой-то текст, набранный на незнакомом Уимону языке очень красивыми крупными буквами с рисованными заставками и виньетками по верху и низу страницы, и повернулся к Уимону.
— А, это ты, привет.
— Я тебя искал, — выпалил Уимон и осекся, не зная, что говорить дальше. Сказать надо было слишком много, но все приготовленные слова как-то внезапно напрочь вылетели из его головы. Такт молча смотрел на него, ожидая продолжения, а затем, очевидно поняв его затруднения, хитро прищурился и, заговорщицки подмигнув, заявил:
— Знаешь, я решил взять себе имя.
Уимон облегченно рассмеялся. Старший ОУМ был прав. Они действительно понимали друг друга лучше, чем кого-либо еще. И, поняв, что теперь не надо никаких слов, Уимон вдруг совершенно неожиданно, тем жестом, который он часто видел у Олега и остальных, но которым никогда не пользовался сам, протянул такту раскрытую ладонь и спросил:
— Ну, какое же теперь у тебя имя?
Такт внимательно посмотрел на протянутую руку, а потом осторожно взял ее своей ручищей и слегка сжал.
— Роланд. Здесь, на этой планете, когда-то жил такой парень, который очень любил ввязываться во всякие неприятности. Мне кажется, что мы с ним очень похожи.