28
Лорд Спэрил выглядел офигевшим, и я ему в чем-то сочувствовал.
Наверное, так же себя чувствовал главнокомандующий российской армией (не помню его фамилии), когда некий полковник Суворов в нарушение всех приказов за пару часов непонятно как выиграл кампанию. Сейчас в роли Суворова был я, но мне от этого было не особенно хорошо. Я не люблю подводить начальников, а тем более друзей.
Леди Ребекку одели в полевую форму уже не существующих российских вооруженных сил. Ее все еще трясло, но не так заметно, как шестнадцать минут назад. На часах, кстати, было всего 12:28.
Лайн не отзывалась на вызовы по радио. Через десять минут мы нашли у развилки обгорелые каркасы "Антилопы-Гну" и "Нив" сопровождения, изувеченные и обугленные очередью фугасных снарядов из танковой пушки.
Мы вошли в Ремезово как волки, и, когда мы покинули село, его больше не было. Но я не жег и не убивал. Я сидел в машине, я держал леди Ребекку за руки и я думал о вечном. Говорят, что любовь, доведенная до предела, порождает ненависть, но никто еще не говорил, что верно и обратное.
Лаффер был жив. Террор-группа захватчиков столкнулась с разведгруппой Лаффера и силы оказались не равны. Лаффер выжил чудом. Но это было уже не важно — важно, что он жив.
Мы вошли в Энрот как победители. Нас не встречали толпы радостных слуг — они привычно попрятались по закуткам и помойкам, не ожидая от очередной смены власти ничего хорошего. Мы ехали по пустынным улицам, и наши горши время от времени взрывались короткими очередями и наши собаки брали след и возвращались с окровавленной шерстью. Или не возвращались вообще.
Спэрил въехал в Лезень на "Антилопе-Гну" и нашел библиотеку софта Блаковича. И он запустил Aliens и это было круто. Не так круто, как гласят легенды, но легионы Флопа вернулись в Крестов, не приняв боя. Говорят, что один в поле не воин, но к Спэрилу, поигравшему в Aliens, это не относится.
Все это было, но для меня этого не было. Я стоял в притворе щаповской церкви, а на алтаре лежало то, что раньше было лордом Ранлоо. И Белая Леди бросила факел, и вспыхнул погребальный костер. И она плакала, и я, кажется тоже. И спустя тысячу лет мы, по-прежнему держась за руки, вышли из храма и она взглянула в мои глаза. И там уже не было смерти любви.