ГЛАВА 13
Очки беспристрастно фиксировали колышущуюся фигуру.
Повинуясь спонтанно возникшей мысли, они разложили белое пятно по спектру, проанализировали характеристики излучения. И в голове начали роиться смутные подозрения.
Никогда всерьез не задумывался — а существуют ли призраки? Все случаи, которыми пестрела Сеть, легко можно было объяснить природными феноменами, мистификацией или психическими расстройствами очевидцев.
Никогда я не встречал описания случая, выглядевшего более или менее правдоподобным. И у меня не было возможности всерьез рассуждать на эти темы.
Но одно я знаю точно: даже если призраки и существуют, го их визуальное проявление по своим характеристикам не должно напоминать голограмму плохого качества.
А обработанные чипом данные с сенсоров очков однозначно показывают — передо мной банальная голограмма.
Я вскочил и понесся в один из боковых туннелей, туда, где должен располагаться проектор.
Мне вслед понеслись крики аборигенов: кто-то восхищался храбростью человека, не побоявшегося вступить в бой с потусторонними силами, кто-то предрекал безумцу ужасную смерть.
Призрак всколыхнулся, исчез. В туннеле мигнул и погас глазок проектора, фигура, державшая аппарат, понеслась прочь.
Очки выдали отчетливую картинку, которая, однако, быстро теряла в качестве — я удалялся от костра, света стало слишком мало даже для прибора ночного видения.
Я собирался уже переключиться в режим теплового восприятия, но вдруг света стало больше — фигура зажгла фонарик. Чипу пришлось заняться фильтрацией изображения, без этого я не смог различить ничего в свете, дергающемся в такт бегу фигуры. Но все же теперь я могу видеть в привычном световом диапазоне, а не сквозь сине-зеленый сумрак тепловых шумов влажного воздуха.
Как только чип дал отчетливое изображение, я понял, что убегающая фигура — это фигура девушки. Видимо, Двуликую она изображала сама, используя проектор лишь для создания Белого Спелеолога.
Я поднажал. Несмотря на то что после перенесенных испытаний ноги крайне неохотно повинуются, я все же могу обогнать среднестатистического человека. Хотя в этом мире люди физически развиты лучше, чем в моем времени, расстояние между мной и девушкой стремительно сокращалось.
Наконец я совсем близко. Если я сейчас метнусь вперед, то собью с ног убегающую. Однако даже в этом полудиком мире, даже в сложившейся ситуации подобные действия по отношению к девушке мне кажутся неприемлемыми. Да и не хочется валиться вместе с ней на холодный влажный бетон.
Поэтому я напрягаю всю малость сохранившихся волевых усилий, отдаю ногам приказ — быстрее. Расстояние сокращается, резко выбрасываю руки вперед. Рывком — резко, но максимально мягко — останавливаю девушку, прижимаю к стене, развернув лицом к себе.
Чувствую себя не лучшим образом: воздух с сипением проходит сквозь рвущиеся легкие, сердце колотится, отплясывая в груди неистовый танец. Ноги, только минуту назад похожие на неподвижные бревна, превращаются в вату, проседая под тяжестью тела. Каждое биение сердца отдается в висках и заставляет свет померкнуть, и это несмотря на то что вижу я сейчас не собственными глазами, а сенсорами очков. Еще несколько дней назад подобная пробежка была бы для меня развлечением, но теперь тело и мозг чрезмерно изношены. Надеюсь, они еще смогут восстановиться в будущем. Или в прошлом.
Руки, вложившие всю силу в то, чтобы остановить девушку, обмякли. Если бы сейчас она несильно рванулась, то смогла бы скрыться. Но у нее не осталось сил и на эту малость. Она тоже полностью выложилась в течение нескольких минут бега. Об этом говорит вздымающаяся грудь, обтянутая светлой тканью комбинезона, и прерывистое дыхание. Тонкая жилка на шее отчетливо пульсирует, ноги уже не держат — она стоит только благодаря подпирающей ее сзади стене и моим рукам, вцепившимся в подрагивающие плечи.
На вид лет восемнадцати, светлые волосы. Наверное, ее лицо сейчас полыхает всеми оттенками багрового — но оброненный ею фонарик закатился в угол, света достаточно только для того, чтобы чип воспроизвел контуры, но не цвета. Перейдя в тепловой режим, я мог бы увидеть, что ее лицо действительно полыхает жаром, раскаленное потоками горячей крови. Однако сейчас я настолько вымотан, что не могу отдать даже простейшую мысленную команду.
Мысли путаются, пульсирующая в голове кровь своими толчками отвлекает, сбивает нормальную работу мозга.
Девушка пришла в себя первой, все-таки ее организм последние дни существовал в нормальном ритме, в отличие от моего.
— Ты кто? — спросила она и зашлась раздирающим легкие кашлем. Все-таки говорить после столь интенсивного бега — это совсем не то же самое, что трепать языком в обычном состоянии. — Ты ведь не из этих?
Она нашла в себе силы, чтобы мотнуть головой в ту сторону, откуда мы только что бежали.
— Нет, — честно признался я.
Хочется сказать еще многое, расспросить ее. Однако лучше этого не делать. Пусть она задает вопросы и тем самым откроется. А я буду слушать, пытаться разобраться в ситуации.
И восстанавливаться. Когда придет мой черед говорить, я уже не буду сипеть и хрипеть, как она. И это даст мне психологическое преимущество, будет легче ее расколоть.
— Почему ты погнался за мной?
— А почему ты их пугала?
— Какое тебе дело до них? Ты же не из их племени.
— Они мои торговые партнеры. — Пока я слишком слаб, чтобы врать, но немного исказить истину вполне могу. Я ведь действительно торговал с ними. — То, что касается их, касается меня.
Не получилось выдерживать молчание. Пришлось тратить столь драгоценные сейчас силы. Но все равно я ее расколю. Не знаю, правда, какое мне до этого дело. В самом деле, девушка права — я же не из их племени. Наверное, вынужденное полудикое существование вырвало из меня первую заповедь цивилизованного человека — никогда и ни во что не вмешиваться.
Как только мне пришлось бороться, проснулись древние инстинкты. Проснулась заложенная в детстве жажда познания, стремление понять ситуацию — то умение, которое у большинства взрослых людей исчезает совсем, а у многих приобретает узкую специализацию. Именно осколки этих детских стремлений заставляют людей искать тайны в Сети, вникать в придуманные истории книг. Но никогда не фокусируются на реальности, которая нас окружает, — взросление начисто отбивает подобные алгоритмы поведения.
Однако в экстремальных ситуациях налет цивилизации спадает. А последние дни были одной сплошной экстремальной ситуацией. Я понял, что просто не могу пройти мимо, — пусть я не знаю этих людей, пусть я не знаю этой девушки. Пусть мне нет дела до их потребностей и мотивов.
Ноэти люди вошли в мою жизнь, и теперь я не могу поступить так, как поступил бы любой цивилизованный человек, — не могу пройти мимо. Не потому, что подземному племени надо помочь, не потому, что нужно совершить доброе дело. Просто это в человеческой природе — вникать во все, что попадает в сферу его внимания. И цивилизация может усыпить это, может задавить, но не убить.
— Так чего тебе надо от меня?
Девушка осмелела, поняла, что убивать ее я не буду, надругаться над ее честью тоже не собираюсь. Похоже, последнее обстоятельство несколько задело ее самомнение, однако в целом она осталась рада отсутствию подобных попыток с моей стороны.
— Нет, вопрос надо поставить по-другому: что тебе нужно от этого племени?
— Я просто хочу, чтобы они ушли отсюда.
— Это я уже понял. Но чем тебя не устраивает их присутствие?
— Чем? А ты сам не понимаешь, что такое подземные племена? Они же дикари! Никакого понятия о частной собственности! Выходят по ночам на поверхность и берут то, что им нужно. Они думают, что если рядом с вещью никого нет, то ее можно брать. Они сюда пришли неделю назад и первым же делом сперли элективный фильтр!
Ага, понятно, значит, девушка — жительница поверхности. Судя по всему, она член какого-то клана, которому доставляют неприятности подземные аборигены. И тот самый фильтр, который сегодня позволил мне пополнить запасы воды, краденый.
Между тем девушка продолжила свою речь. Дыхание, едва начавшее восстанавливаться после бега, снова сбилось, но она не обратила на это внимания.
— Они вырубают деревья для своих костров, овощи с огородов воруют. Приходится на ночь патрули выставлять. Это помогает: если подземные видят, что территория занята, то они туда не суются. Но, чтобы они видели, нужно постоянное присутствие людей. Думаешь, членам рода приятно не спать по ночам из-за каких-то земляных червей?
— А почему бы просто не заделать те входы в канализацию, через которые «земляные черви» выбираются наверх? — резонно заметил я.
— Отец так и хочет сделать. Мой отец — глава рода, — с вызовом и гордостью посмотрела она на меня.
— А мой отец — веб-дизайнер, — признался я. — Так почему же тебе не понравилось решение отца, да еще вождя клана?
— Я не обязана отвечать!
— Конечно, не обязана. А если я тебя пытать начну?
— Не начнешь, — с некоторой неуверенностью заявила она. — У тебя лицо доброе.
И почему мне так с внешностью не повезло?
— Тогда сейчас мы пойдем к твоему отцу. Уж он-то сумеет добиться от тебя ответа! — По лицу девушки я понял, что попал в точку. — Так что если не хочешь говорить ему, то придется сказать мне. И учти, если обманешь, то я сразу пойму.
Ну я несколько преувеличил — в данном вопросе я не намного превосхожу обычного человека. Последний пси-тест, который я проходил еще в университете, оценил мой индекс эмпатии в сто сорок два пункта. Обмануть меня чуть труднее, чем среднестатистического человека, но все равно не слишком сложно.
Однако девушка-то этого не знает. И поэтому, слегка поколебавшись, призналась:
— Здесь, в туннелях, грибы растут. Особые.
— Галлюциногенные, — подсказал я. Девушка кивнула.
— А отец не одобрил бы твое увлечение этими грибами, если бы узнал, — скорее сказал, чем спросил я.
Еще один кивок был мне ответом.
— И ты решила сама прогнать подземных жителей, чтобы твой отец не приказал заделать входы в подземелья и тем самым не лишил тебя доступа к грибам.
— Да. — Девушка оживилась.
Похоже, придуманный план ей самой казался гениальным, однако никому другому она о нем рассказать не могла. В молодости так хочется поделиться своими «гениальными» мыслями! И теперь она с радостью принялась выплескивать на меня потоки подробностей:
— Я узнала, что они верят в Белого Спелеолога и Двуликую — они ведь дикари! Погрязли в глупых суевериях! А про Перуна и остальных богов даже и не слышали! Вот какие дикие! Так вот, я взяла у отца голографический проектор, а ему сказала, что он нужен мне для…
— Избавь меня от подробностей, — попросил я. Девушка сникла — рассказать очень хотелось, но ослушаться меня боится, чтобы я в отместку не рассказал все се отцу.
— Значит так, — начал я, — отцу я твоему ничего не расскажу, но при одном условии.
В начале моей фразы она облегченно улыбнулась, однако, дослушав до конца, нахмурила свой лобик, задумавшись, что же я могу от нее потребовать. Наконец ей показалось, что она поняла. Призывно заулыбавшись, девица принялась нарочито медленно расстегивать комбинезон.
— Да погоди ты! — испугался я. — Я совсем другое имел в виду!
Она послушно вернула застежку комбинезона на место и уставилась на меня уже испуганно — наверняка решила, что я потребую от нее что-то страшное и ужасное. Впрочем, ее догадки подтвердились.
— С грибами ты завязываешь! — После этих моих слов испуг на лице девушки сменился гримасой неподдельного страдания. Я продолжил: — Я сейчас должен далеко уйти, но когда-нибудь вернусь и спрошу у этого племени: не видели ли они тебя больше? Если узнаю, что ты тут бродила, то мигом доложу твоему отцу, что ты жрешь всякую дрянь. А теперь иди.
Я развернулся и поплелся назад к костру.
Аборигены встретили меня восторженными криками — они-то думали, что я мертв.
И уже успели поделить между собой вещи из моего рюкзака.
С большим трудом мне пришлось втолковать им, что вещи придется вернуть — у этих дикарей действительно начисто отсутствует понятие частной собственности. Раз я так далеко и надолго ушел от рюкзака, значит, он мне не нужен, решили аборигены.
Туземцы взяли лишь то, что сочли ничейным. А теперь считают вещи своими и упорно не хотят отдавать обратно. После долгих препирательств мне удалось вернуть имущество, хотя я и недосчитался нескольких банок консервов, брикетиков концентрата и симпатичного брелка от ключей. Но сами ключи вернуть удалось, чему я сильно обрадовался — я еще собираюсь когда-нибудь вернуться в свою квартиру. А поскольку домашний компьютер я изъял, то без ключей мне не войти.
Вернул я и все остальные важные вещи — по крайней мере, те из них, про которые вспомнил.
После этого я объяснил аборигенам, что, выходя на поверхность, они и близко не должны подходить к человеческому жилью. Пообещав, что если они будут выполнять мои заветы, то никогда не увидят ни Белого Спелеолога, ни Двуликую, я удалился в направлении Петербурга.
Больше ничего серьезного мне не встречалось. Несколько раз ловил себя на мысли, что опять, как и ночью, неадекватно воспринимаю ход времени — то часы сжимаются в минуты, то минуты растягиваются в часы.
Но теперь моя память, подхлестнутая историей про Белого Спелеолога и Двуликую, выдала и другие когда-то рассказанные знакомыми-спелеологами истории. По их словам, получалось, что подобные шутки психики, когда невозможно точно определить время, — обычное явление под землей.
Встречались мне стаи крыс — удивительно больших и удивительно наглых. Сначала я расшвыривал их смачными ударами ноги. Но, шмякнувшись о стену, серые тела поднимались, отряхивались и вновь бросались в бой.
Тогда я решил воспользоваться бластером. Поставил его на самую малую мощность. Не потому, что боялся убить крыс — буддистом я не являюсь и не испытываю угрызений совести, убивая столь мерзких тварей. Заряд тоже можно было не беречь — батарей хватаете лихвой. Просто я боялся, что слишком уж мощные выстрелы способны обрушить туннель. А бластер на это вполне способен — когда дед Иван расхваливал свое верное оружие, он явно его недохвалил.
Даже поставленный на минимум, бластер оставался грозным оружием — его скорострельность действительно намного выше, чем у серийной модели. Град ярко-синих бластов, выглядящих невероятно эффектно во мраке подземелья, накрывал стаю мерзких крыс, и через несколько секунд не оставалось ни одной уцелевшей особи.
В стороны летели ошметки разорванных бластами тел, брызгала кровь, тяжелый запах паленой шерсти густой волной прокатывался по туннелю вслед за раскатами эха, порожденного десятками верещащих и орущих от боли, еще полуживых крыс.
Несколько секунд торжества над поверженными врагами и попытки пробраться, не наступая на дымящиеся трупики. Не получается, хруст черепов под ногами воскрешал в памяти полное боли верещание множества тоненьких голосов.
Едва тронутые ногой тушки рассыпаются горячим пеплом, который темным облаком поднимается в воздух. Свет фонарика меркнет, в носу начинает свербеть…
Наконец крысы перестали меня донимать — то ли я вышел из ареала их обитания, то ли успевшие сбежать с поля боя предупредили об опасности собратьев.
После этого я пошел достаточно быстро и почти без проблем, лишь изредка поскальзываясь на ползающих в лужах слизняках. По-моему, нормальные слизняки хотя и любят сырость, но по лужам ползать не должны. Однако то ли мои скромные познания в слизнякологии неверны, то ли (что вероятнее) мне попались какие-то неправильные слизняки.
К вечеру я подошел достаточно близко к самому Петербургу. Теперь следует подумать о том, как я буду выбираться на поверхность. Поскольку канализация давно не работает, то большинство входов в нее наверняка не в лучшем состоянии.
Я вызвал схему туннелей, нашел ближайший выход. Как я и опасался, канализационный люк не хотел открываться — что-то заклинило в древнем механическом замке.
Мощный выстрел из бластера наверняка бы решил эту проблему. Но быть погребенным под грудой камней почему-то не хочется. Значит, надо пробовать другие люки — один за другим.
Все они не могут быть заблокированы — ни за что не поверю, что только одна девушка в этом мире неравнодушна к растущим в туннелях грибам. Да и аборигены подземелий, с которыми я имел честь обедать, слишком хорошо были знакомы с жизнью на поверхности. Наверняка все канализационные племена по ночам выходят из туннелей, чтобы заняться экспроприацией.
Уже на втором канализационном люке мне улыбнулась удача — рычаг блокировки, несмотря на покрывавшую его ржавчину, повернулся легко.
Судя по карте, это еще не Петербург, здесь располагается просто крупное поселение. Но мне вовсе не обязательно топать до самого города под землей.
Да и выйти наверх мне просто необходимо: затхлый воздух подземелий уже здорово надоел, и темнота действует угнетающе. Тем более необходимо позвонить Галке.
Конечно, лучше воздержаться от ненужных контактов с ней. Однако сейчас у меня есть веская причина — раз я вчера дал Даше адрес Галки, то обязан позвонить и предупредить. Иначе Галка может решить, что незнакомая девушка — часть хитроумной ловушки. Трудно представить, на что способна женщина, владеющая единоборствами и уверенная, что ее любимому грозит опасность.
Так что я решил выбираться на поверхность: выйти в Сеть из туннелей нельзя, картами я смог пользоваться только потому, что догадался сохранить их в памяти чипа.
Я толкнул открытый люк. Поворотный механизм поддался с трудом, тяжелый металлический круг с встроенным замком плавно поехал вверх.
Заходящее солнце ударило прямо в глаза — хорошо, что очки избавляют от необходимости щуриться.
Писк внутри головы заявил, что Сеть наконец-то доступна, однако мне уже не до этого — на поверхности разыгрывается сцена, заставляющая позабыть обо всем.
Посреди пустыря на краю застроенной территории друг напротив друга стоят две группы людей. С одной стороны — в рабочих комбинезонах или простых штанах и просторных рубахах. С другой — коротко стриженные отморозки, затянутые в черную кожу. Тупые лица покрыты татуировками. «Бандиты!» — понял я, вспомнив объяснения подвозившего меня Николы.
Каждый отморозок держал в руках оружие. Кто — обычный бластер, кто — штурмовой лучевой карабин, кто — боевой плазмомет. Один и вовсе был с громоздкой трубой дистортионного генератора. По их виду можно подумать, что парни собрались воевать против целой армии.
Однако у противников оружия нет вовсе. В случае огневого контакта мирные работяги будут лишены всякого шанса. Однако сейчас они не думают о своих жизнях и не выказывают ни малейшего страха.
— Я уже сказал, что вы не получите ее, — произнес один из безоружных.
Я решил, что это глава клана. Высокий, широкоплечий мужчина лет сорока пяти. Стоит прямо, с достоинством, слегка впереди остальных.
— Мы ее не отдадим, — повторил мужчина. — Умрем, но не отдадим.
По лицам стоящих чуть позади него людей — тоже высоких, крепких — пробежала тень. Видимо, умирать они не слишком хотели. Но ни один мускул ни у кого не дрогнул — они готовы пасть в бою, раз так решил вождь. Я все больше и больше проникался к ним симпатией.
— Умрете, говоришь? — усмехнулся один из отморозков. — Как скажешь!
В его руке взметнулся плазмомет, но я был быстрее. Сраженный мелькнувшим бластом, он упал. После битв с крысами бластер стоял на минимальной мощности, поэтому отморозок еще жив, хотя уже балансирует на краю.
Его банда, ошарашенная неожиданным вмешательством, повернулась в мою сторону. Следующим упал парень с дистортором — если бы он успел выстрелить, то, даже нырнув обратно в люк, я бы не спасся.
Остальные отморозки уже пришли в себя, в мою сторону уставилось с десяток дул. Стоя боком к своим недавним собеседникам, они не видели того, что видел я: в руках безоружных до того людей оказались бластеры. И где они только их прятали раньше?
Я юркнул обратно в люк, справедливо рассудив, что теперь-то бандитов расстреляют и без меня. Я успел вовремя. Отморозки, пока не подозревающие об опасности, обрушили на меня всю мощь своего оружия.
Над люком замелькали бласты, вспыхнули огненные нити, полыхнули заряды плазмы. В люк посыпалась земля, я благоразумно отбежал подальше — расплавившийся песок может закапать вниз.
Впрочем, до этого не дошло. Раздались крики.
Я понял, что вопят бандиты. Через минуту, когда шум замолк, я решился выглянуть и убедился, что был прав.
Там, где только что стояли бандиты, теперь лежат только трупы. Среди работяг пострадавших нет — видимо, фактор неожиданности в моем лице сыграл свою роль.
— Не стреляйте! — на всякий случай крикнул я.
— Да мы и не собираемся, — ободрил меня голос главы клана.
После этого я решился вылезти наружу. Бластер из рук я не выпустил, но держу его направленным в сторону, нарочито не совсем естественно вывернув руку, показывая, что действительно не имею враждебных намерений.
Конечно, я помог этим людям, но доверять мне им не с чего. Поэтому лучше перестраховаться, чем недостраховаться — они сейчас на взводе, любое мое неосторожное движение может стать последним.
— Здравствуйте, я тут мимо проходил… — Только сейчас я понял, что слова мои звучат глупо, и замолчал.
Местные настороженно рассматривают меня. Оружие держат небрежно, тоже направив в сторону. Однако уже тот факт, что держат, а не убрали подальше, говорит о многом.
Я осторожно, стараясь двигаться не слишком резко, подвесил бластер к поясу. Это подействовало, люди слегка расслабились, хотя настороженность из взглядов не пропала.
Впрочем, длилось это недолго. Мы быстро разговорились и прониклись взаимным доверием.
Выяснилось, что отморозки — члены местного клана, сильного и агрессивного. Прочие местные кланы — все как один мирные — пытались с ним сосуществовать. До тех пор, пока один из бандитов — не самый последний в своем клане — не возжелал в жены девушку из рода, на территории которого я и нахожусь.
Мирный, но доблестный род отказался — бандит был известен в округе своими садистскими пристрастиями в отношении женщин. Отдать ему девушку значило бы обречь ее на мучительную смерть.
Данное разногласие и вызвало неприятный разговор, в самый кульминационный момент которого я и появился из-под земли.
Узнав, что я направляюсь в Петербург, местные жители предложили переночевать, если я не боюсь оставаться на их территории.
— А чего мне бояться? — удивился я. — Разве здесь опасно?
— Теперь да, — нахмурился глава рода, которого, как я выяснил, зовут Дмитрием. — Клан Пылающих Воронов наверняка захочет отомстить за убитых. Но ночью они не нападут.
Я задумался. Умирать из-за чужих разборок мне совсем не хочется. Однако, раз ночью ничто не угрожает, можно и остаться. Я сообщил об этом Дмитрию — он настоял, чтобы я называл его именно так, хотя и непривычно к постороннему человеку старше меня возрастом обращаться без отчества. Похоже, здесь отчества вообще не в ходу.
Дмитрий пригласил меня отобедать с дороги. Вообще-то время ближе к ужину, но в целом его идея мне понравилась — запасов осталось совсем мало. Может быть, здесь я смогу купить или выменять немного консервов? Я спросил об этом у Дмитрия. Он заявил, что это исключено: так как я помог им в перестрелке, то они обязаны мне. Значит, я получу припасы даром.
Я смутился — когда ввязывался в перестрелку, то меньше всего думал о собственной выгоде. Однако припасы мне действительно нужны, да и предлагает их Дмитрий от чистого сердца, так что приму этот дар с благодарностью.
— А скажите, Дмитрий, — помешивая суп ложкой, спросил я (хотя он и настоял, чтобы обращался я к нему без отчества, но перейти на «ты» я себя так и не заставил), — как вы думаете, вам удастся отбиться завтра?
— Да. Клан Пылающих Воронов думает, что без труда одолеет нас. Однако местные мирные кланы уже давно хотят избавиться от них, Вороны создают слишком много проблем. Большинство кланов понимают, что если сейчас Вороны вырежут наш род, то следующим может стать любой другой. Поэтому к нам придут на помощь множество соседних кланов. Я уже связался с ними, к утру их воины будут здесь. Мы разобьем Воронов, а потом направимся к их беззащитному поселению — Вороны наверняка пошлют к нам всех своих воинов. Мы легко захватим поселение Воронов, их вещи, их женщин и их детей.
Я поперхнулся супом, так подействовали на меня последние слова Дмитрия. Но, немного поразмыслив, я понял, что такое решение действительно правильное — уж если все мужчины клана Воронов будут убиты, то женщинам и детям одним не прожить. Поэтому забрать их в свой род — самое гуманное, что можно придумать в данной ситуации. Да и имуществу Воронов не пропадать же.
— Дмитрий, но, похоже, вас что-то гнетет. Вам не хочется убивать столько людей?
— Не в этом дело. Хочется или не хочется — это не имеет значения, обороняться придется в любом случае. Поэтому глупо переживать по этому поводу. Хотя, конечно, неприятно. Но дело в другом — наши силы малы, мы хуже обучены, у нас меньше оружия. Разбить-то мы Воронов разобьем, соседи помогут. Но многие ли из нас смогут завтра возликовать о победе? И что будет громче — радостные крики или плач об умерших?
Я еще раз поперхнулся супом. А ведь верно, многие из тех, кого я сейчас вижу, кто так приветливо мне улыбается, до завтрашнего вечера не доживут. А я уйду и даже не буду знать, кто из них жив, а кто погиб.
— Но ведь, наверное, можно что-то придумать… Как-то повысить наши шансы… — неуверенно забормотал я, даже не заметив, что произнес слово «наши», а не «ваши».
— Вот я и думаю, — ответил Дмитрий.
Аппетит у меня куда-то пропал. Суп я кое-как дохлебал, от второго отказался. Пошел в выделенную мне комнату.
Чтобы как-то отвлечься, я решил позвонить Галке. Очки, которые во время обеда покоились в кармашке комбинезона, я положил на стол, направил их сенсоры на себя. Теперь смогу провидеофонить нормально, с изображением. Выбираю в списке контактов нужный номер. Через секунду на втором визуальном слое предстает Галка.
— Здравствуйте, — произносит она. — С вами говорит автоответчик. Сейчас я не могу подойти к видеофону. В ближайшие пару недель меня не будет в городе. Но если хотите, можете оставить сообщение.
— Привет, Галка, — улыбаюсь я.
По-настоящему улыбаюсь: лицо Галки навевает светлые воспоминания о школе, о настоящей дружбе. Это лицо из другой жизни, из жизни, которой я жил еще неделю назад, где нет места бластерам, агентам ФСБ, где не приходится решать за все человечество.
— Это я, — продолжаю свой доклад автоответчику. — Если ты не можешь, то не подходи к телефону, я просто хотел сказать, что…
— Что значит «если не можешь»? — сменяется записанное изображение живым лицом. Улыбающимся и очень усталым. — Можно подумать, что я по горло в делах. А на самом деле я здесь умираю от скуки. И все жду от тебя хоть какую-нибудь весточку. Я же волнуюсь. Ты как?
— Неважно. Но в целом нормально, справляюсь. Надеюсь через несколько дней вернуться домой, к этому времени Должно все утрястись.
Я не слишком правильно выразился — я не надеюсь, я знаю наверняка. Утрясется тем или другим образом. Но для этого пришлось бы слишком многое объяснять, ведь Галка до сих пор не знает, что Развилка наступит уже на этой неделе и судьба Олега различна в разных ветвях реальности.
Пришлось бы объяснять ей это. А еще то, что от меня зависит, выживет ли Олег или нет. Если она узнает это, то я не смогу смотреть ей в глаза, не смогу противиться затаенной в них мольбе, не смогу сделать объективный выбор.
— Галка, как Олег? — спросил я, пытаясь отогнать ненужные мысли.
— Шансы есть. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Слушай, Сашка, ты же будущее можешь предсказывать… Посмотри, что там с Олегом.
— Галка, ну ты же знаешь, что…
— Да знаю, знаю, — прервала меня Галка. — Практически невозможно по заказу найти данные о конкретном человеке. Вы, предсказатели, действуете наоборот — сначала натыкаетесь на интересные факты, а потом ищете человека, которого это заинтересует. Извини, я просто совсем измучилась от этой неопределенности, потому и говорю глупости.
— Неопределенность действительно изматывает. Но если бы ты точно узнала, что шансов нет, разве тебе было бы легче?
Я чувствовал себя последней сволочью. Вроде бы делаю все как надо, так как будет лучше всем. Если и солгал сейчас Галке, то только чтобы она зря не волновалась, чтобы не испытывала пустых надежд — ведь если я скажу правду, то она узнает, что спасти Олега очень просто. Но это может оказаться не тот выбор, который я должен сделать. Так что шансы такие же, как и названные ею, — пятьдесят на пятьдесят.
Поэтому уж лучше суровая правда жизни, чем пустые надежды и ненужный соблазн повлиять на мое решение. Я все делаю правильно. Но почему же я чувствую себя таким подонком?
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я перехожу к главному.
— Галка, слушай, тут такое дело… — замялся я. — В общем, я тут одного мальчика встретил, ему пересадка печени нужна. С деньгами проблем нет, но надо его где-то поселить, в больницу определить.
— Большой мальчик-то?
— Десять лет.
— Надеюсь, с ним есть кто-то из взрослых?
— Да. Сестра старшая. — По Галкиному голосу я понял, что она готова приютить Игоря, и приободрился. — Ты сможешь их связать с кем-нибудь из своих знакомых, так, чтобы не раскрывать, что ты в Москве?
— Запросто. Кому-нибудь из сослуживцев пошлю письмо как бы из отпуска. В общем, присылай этого мальчика с его сестрой ко мне.
— Да я уже… Ну ладно, пока, мне тут бежать надо.
Я прервал связь. С одной стороны, камень с плеч, одной проблемой меньше. Но с другой — позвонил-то я Галке, чтобы отвлечься. Не слишком-то получилось, но все равно нужно возвращаться к реальности.
А реальность такова: завтра дружелюбных людей, которые приютили меня, будут убивать. И чем-то я должен помочь. Вот только чем? Явно не банальным участием в битве — умирать мне не только не хочется, но и нельзя. Сначала нужно решить судьбу человечества.
Тогда чем я могу помочь? Добрым советом? Смешно, эти люди живут в своем мире всю жизнь и наверняка знают о нем больше, чем я.
Хотя, с другой стороны…
Чип, повинуясь внезапно возникшей мысли, послушно вывел перед глазами окно сайта, который я посещал еще в школьном возрасте, когда лень было делать домашнее задание по физике.
Несколько минут я внимательно читал тексты, статьи, запрашивал новые. С помощью программ с этого же сайта сделал несколько расчетов. И только после этого понял: я действительно могу помочь.
Не теряя времени, я разыскал Дмитрия и сообщил, что именно мне нужно для спасения деревни. Он удивился моим словам и сначала не поверил. Но, выслушав, подумал и решил, что это действительно может сработать.
Мы направились на склад, где он и выдал фонарик, рацию и рестрикционный аккумулятор — пока только по одной штуке каждого из этих предметов. Но сказал, что если испытания пройдут успешно, то всю ночь жители деревни будут мастерить из мирных предметов смертоносное оружие.
Сперва я разобрал фонарик — он сам мне не нужен, необходим только фокусатор светового луча. Затем я раскурочил рацию. Из нее удалось смастерить неплохой дистанционный детонатор. Теперь нужно повозиться в схемах генератора базового пучка в фокусаторе. После нескольких неудачных попыток я наконец смог добиться того, чтобы кольцо фокусатора создавало область искривленного пространства не внутри себя, а чуть сбоку. Именно этим боком кольцо и было прикреплено к аккумулятору. После этого оставалось только прицепить к получившемуся агрегату самопальный детонатор.
Наступило время для испытания. Мы вышли в поле, метров на сто отойдя от деревни. Так далеко не обязательно — взрыв будет не настолько мощным, но лишняя предосторожность не помешает. Да и ни к чему скотину-то пугать, а то молоко скиснет.
Встав в безопасном отдалении, я взял в руки пульт, сделанный из другой рации. Дмитрию и нескольким местным, захотевшим наблюдать за экспериментом, я посоветовал отвернуться. Мои собственные глаза надежно защищены темными очками.
Теоретически я все сделал правильно, устройство должно сработать. Но кто знает, что выйдет на практике?
Есть только один способ узнать. Я выдохнул и нажал кнопку на пульте.
Аккумулятор с прикрепленными фокусатором и детонатором вздрогнул — по нему прокатилась волна пространственного искривления. Волна совсем слабенькая — все-таки это всего лишь фокусатор, который должен создавать линзу из искривленного пространства, чтобы нужным образом направлять луч света.
Но и этого небольшого искривления хватило, чтобы разрушить структуру аккумулятора — я специально разладил стабилизатор, который должен защищать целостность структуры от повреждений. Вся накопленная внутри энергия вырвалась на свободу.
Место, где только что лежал аккумулятор, озарилось чудовищно яркой вспышкой пронзительного голубовато-белого света. Лицо обдало жаром — сначала от инфракрасного излучения, затем нас накрыла волна раскаленного воздуха. А потом в глазах неприятно потемнело, начало мутить, мозг наполнился звенящей болью, тело свело легкой судорогой. Еще одна волна пространственного искривления, причем достаточно сильная — если бы я стоял чуть ближе, то клеточная структура тела получила бы фатальные повреждения, да и капилляры бы не выдержали.
В довершение всего на меня посыпалась раскаленная земля.
Похоже, из фонарика, аккумулятора и рации бомба получилась даже мощнее, чем я ожидал. А я ведь еще специально взял наполовину разряженный аккумулятор!
Но откуда же взялась вторая волна пространственного искривления? Вероятно, при распаде аккумулятора разность потенциалов на контактах чудовищно возросла. А поскольку к контактам был присоединен фокусатор — именно от аккумулятора он брал энергию для первого, маленького искривления пространства, — то он распался, напоследок создав мощную дистортионную волну.
Впрочем, это неважно. Свет, тепло, искривление пространства — главное, что энергия аккумулятора в очень короткий промежуток времени выбрасывается наружу. Конкретная форма не имеет значения — при такой мощности неконтролируемая энергия в любой ипостаси способна нести только разрушение.
А значит, у меня получилось.
Я так глубоко ушел в свои мысли, что не сразу заметил, как наблюдавшие за экспериментом хлопают меня по спине, что-то одобрительно кричат. Что именно, разобрать не смог, я стоял к месту взрыва ближе всех, и, похоже, меня слегка контузило.
Некоторые наблюдатели подошли ближе к эпицентру, который был ясно обозначен воронкой. Метра два в диаметре и полметра в глубину угольно-черный котлован. Вокруг него земля выжжена, чуть дальше еще тлеют остатки травы. Все это, а также пространство вокруг обильно припорошено вывороченной взрывом землей.
Похоже, здесь еще долго ничего расти не будет. Однако местных это не сильно расстроило: теперь у них есть мощное оружие против бандитов-отморозков, и у каждого из них появилось гораздо больше шансов вернуться завтра к семьям.
Постепенно слух начал возвращаться. Сквозь звон в ушах стали проступать отчетливые слова — люди хотели высказать все, что они обо мне думают. Думали они много хорошего, однако я довольно невежливо прервал их похвалы — у меня в голове бурлит еще несколько идей, и боюсь что до завтрашнего утра мне не успеть воплотить их все в жизнь.
Я наскоро объяснил наиболее способным из местных, как изготовлять бомбы. Сам же засел в комнате и снова полез на сайт. Вообще-то предназначен он в основном для школьников и студентов — здесь можно найти и программы, имитирующие репетитора по любому предмету, и программы для решения самых разных задач — для тех, кому лень самому делать домашние задания.
Есть на сайте и программы, которые будут полезны тем, кто с физикой знаком мало, но любит мастерить удивительные вещи из подручных средств. Например, бомбы из фонариков.
Правда, я-то физику хорошо знаю, все-таки с детства путешествиями во времени бредил. Но я больше разбираюсь в сухой теории. Сделать что-то собственными руками для меня проблема.
Однако никакие проблемы не страшны, если есть желание и знаешь, где искать решение. Желание помочь местным у меня огромное. А решения, практически готовые к применению, в изобилии выложены на сайте.
Сначала ворочать мозгами было тяжеловато — все-таки мозг сильно потрепан. Но организм обладает удивительным свойством — он способен очень быстро восстанавливать те свои подсистемы, которые ему необходимы.
В первый же день практически полностью «ожили» самые примитивные участки психики, необходимые для удовлетворения витальных потребностей. Но теперь моей жизненно необходимой потребностью стала помощь этим людям. А для этого нужны более высокоорганизованные структуры психики. И они восстанавливаются.
Я чувствую, как с каждой секундой оживают мысли, обостряется интеллект, просыпается фантазия — не бесплотные мечтания, а конструктивное, созидательное воображение.
Все-таки замечательная вещь — жизненные принципы, мораль, альтруизм. И пусть говорят, что сейчас они только мешают жить, что они ограничивают свободу. Пусть говорят, что их век прошел, что они были необходимы, только пока человек не мог выжить без социума.
Да, иррациональные мотивы действительно ограничивают. Но зато они дают нам силы: разве смог бы я так быстро установиться, если бы не ощущал всем своим существом необходимость помочь этим людям?
Да, я мог бы и не ввязываться в перестрелку, потихоньку спуститься назад в канализацию, пойти дальше. Я раньше добрался бы до Питера. Но разве пошло бы мне на пользу существование дикого зверя, движимого только эгоизмом? Не потерял бы я себя? Было бы у меня больше шансов выжить в Петербурге, уходить от преследования, если бы я перестал быть человеком?
И самое главное — не надо забывать о своей главной цели. Разве имел бы я право решать за все человечество, если бы растерял в себе все человеческое? Я хочу найти вариант, который был бы лучше для всех. Но разве смог бы я решить, как лучше помочь всему человечеству выбраться из временной вилки, если бы я отказался помочь конкретным людям в трудной ситуации?
Размышления убедили меня в том, что я абсолютно правильно поступил, вмешавшись в чужой конфликт. А поскольку эти мысли шли «фоном» параллельно с работой в Сети, то к моменту, когда я убедился в правильности решения, я уже знал, чем еще могу помочь местным жителям.
Прежде чем пойти к Дмитрию и рассказать свои идеи, я налепил на каждое запястье по тонизирующему пластырю — похоже, спать этой ночью не придется.
До трех часов утра мы провозились с подготовкой к битве. Собирали из подручных материалов хитрые устройства, ставили на поле боя ловушки, минировали подходы, готовили засады, копали окопы.
Я думал, что провозимся дольше. Однако жители деревни сил не жалели — все понимали, что лучше сейчас поработать с огоньком, зато завтра бой будет не таким жарким.
А после полуночи начали собираться жители ближайших населенных пунктов. Сначала изумлялись — с военной наукой они не знакомы совсем. Увидев рытье окопа, они решали, что местные окончательно отчаялись и теперь готовят себе могилы. Однако, выслушав объяснения, приходили в восторг и включались в работу.
Таким образом, управились мы раньше, чем я думал. Выставив дозорных — на всякий пожарный, — мы погрузились в сон. Накануне битвы трудно спокойно видеть сны, однако силы восстановить необходимо.
Утро прошло в тревожном ожидании. Люди были собраны, сосредоточены, наполнены мрачной решимостью. Скот и куры, почувствовав настроение деревни, тоже угомонились — не слышно ни мычания, ни кудахтанья, ни тявканья щенков. Погода соответствует: царит мертвый штиль, тихий воздух наполнен звенящей тишиной.
Чтобы немного снять напряжение, мы с Дмитрием принялись еще раз объяснять план обороны. Объяснял главным образом Дмитрий, хотя разрабатывал план в основном я. Но я сейчас занят — внимательно смотрю на картинку, передаваемую спутником на мой чип, чтобы заблаговременно предупредить о приближении Воронов.
Еще вчера влезть в Сеть спутникового слежения было для меня непосильной задачей. Да, убегая от агентов ФСБ, я уже проделал это, но тогда мой мозг работал с невероятной производительностью. А вспомнить я не мог — такие перегрузки сильно бьют по памяти.
Но чип-то может вспомнить, он сохраняет записи всех отдаваемых ему команд! Когда вчера вечером эта мысль пришла в голову, было сильное желание несколько раз удариться лбом об стенку — упустил из виду такую простую деталь! Остановило меня только присутствие людей. Да и голова мне пока нужна для другого.
Наконец инструктаж пройден. Каждый знает свое место, свои обязанности. Напряженная атмосфера снова заволакивает все вокруг.
Наконец на втором визуальном слое я вижу большие черные бронированные машины — именно там, откуда мы их и ожидали. Едут быстро, километров сто в час. Значит, минут через двадцать будут здесь. — По местам, — выдыхаю я.
