Он стягивает футболку и включает душ.

– Мы не можем вместе мыться! Мы – в доме твоего отца, и в любой момент могут вернуться Дакота с Лэндоном!

Мысль о том, что я увижу Хардина, абсолютно голого под душем, заставляет меня сладко замереть, но все-таки это слишком.

– Тогда я приму душ, пока ты тут стесняешься.

Штаны и трусы падают на пол, и он заходит мимо меня в ванну. Кожа на его спине двигается, очерчивая мускулы. Он проводит несколько раз по моей одежде глазами, затем осматривает себя. По нему стекает вода, блестят татуировки. Не осознаю, что таращусь на него до тех пор, пока он не задергивает резко занавеску, пряча свою идеальную фигуру.

– Ты не любишь горячий душ после долгого дня? – За шумом воды плохо слышно, но различаю в его голосе самодовольство.

– Не знаю, какой-то голый парень занял душ, – отвечаю я и слышу смех.

– Сексуальный грубый голый парень? – дразнит он. – Заходи, горячая вода заканчивается.

– Я хочу, но мыться в душе – это слишком интимное дело.

– Давай, расслабься. Это просто душ, – зовет он, открывая душ. – Прошу.

Он протягивает руку, и я разглядываю татуированное тело, блестящее от стекающей воды.

– Ну ладно, – шепчу я, раздеваясь, он наблюдает за каждым моим движением. – Прекрати пялиться, – ругаюсь я, и он хватается за сердце, словно раненый.

– Ты не веришь в мое благородство? – смеется он, и я киваю, пытаясь побороть улыбку. – Я оскорблен.

Он помогает мне забраться, а я все еще не верю, что действительно собираюсь мыться в душе не одна. Изо всех сил закрываюсь руками, пока жду, когда он выйдет из-под воды.

– Странно, но мне нравится, что ты все еще меня стесняешься.

Я молчу и осторожно протягиваю руки под воду, которую он заслоняет собой. Его голова опускается на мое плечо.

– Ты привлекаешь меня своей застенчивостью и невинностью, но все же мы займемся грязными делами. – Его тело кажется горячее воды. Я моргаю, и его руки медленно опускаются вниз. – Знаю, тебе нравится, когда я говорю пошлости.

Я киваю, и он улыбается.

– Твой пульс учащается… Я почти вижу, как под твоей нежной кожей дрожат жилки.

Он постукивает указательным пальцем по моей шее. Я не знаю, как я еще держусь на ногах: похоже, ноги (как и мозги) превратились в кашу.

Под ласкающими меня пальцами я перестаю беспокоиться, что в доме есть еще кто-то, кроме нас. Когда его пальцы опускаются на мои бедра, я невольно склоняюсь Хардину на плечо и в порыве безрассудства позволяю ему делать со мной все…

– Я люблю тебя, Тесса. Ты же мне веришь?

Я киваю. Интересно, зачем он снова спрашивает меня, за последние сутки мы же это сто раз говорили.

– Верю, – хриплю я, откашливаясь.

– Хорошо. Я никогда никого раньше не любил. – Переход от игривости к серьезности так быстр, что я за ним не успеваю.

– Никого?

Я знаю; но так приятно, когда он сам говорит это, особенно когда мы так близки. Я думала, он сразу засунет голову мне между ног, без излияния чувств.

– Нет, никого, даже близко.

Интересно, была ли у него раньше любимая девушка? Нет, не хочу этого знать. Он говорил, что ни с кем не встречается, – и мне достаточно.

– А, – только и могу сказать я.

– А ты любишь меня так, как ты любила Ноя? – спрашивает он.

Что-то среднее между кашлем и вздохом вырывается с моих губ, и я отвожу глаза. Хватаю с полки шампунь. Мы тут уже несколько минут, а я еще даже не помылась.

– Да? – настаивает он.

Я не знаю, что отвечать. С Хардином все по-другому, не так, как с Ноем. Мне кажется, я любила Ноя. Любила, но не так. Любить Ноя было удобно и безопасно, чувство к нему всегда было спокойным. Любовь к Хардину – дикая и безудержная, она испепеляет каждый мой нерв, ее всегда недостаточно. Я не хочу расставаться с ним никогда. Даже когда он сводит меня с ума и я решаю держаться от него подальше.

– Я воспринимаю твое молчание как «нет», – говорит он, отворачиваясь от меня и пропуская под душ.

Мне тесно в узком пространстве ванны, и воздуха слишком мало, слишком душно от горячего пара.

– Это не одно и то же.

Как ему объяснить? Он поводит плечами. Я знаю, что он мрачен. Я обнимаю его и прижимаюсь губами к спине.

– Это не одно и то же, но и не то, что ты думаешь. Я люблю тебя по-другому. С Ноем было спокойно, он был мне как брат. Я чувствовала, что должна любить его, но на самом деле это другое, не так, как с тобой. Пока я не полюбила тебя, я не знала, что такое любовь. Даже смысла этого слова не понимала.

За последнее чувствую уколы совести; но я знала, что не люблю Ноя с момента, как впервые поцеловала Хардина.

– Ладно. – Когда он поворачивается, взгляд его уже мягче. Похоть, тревога исчезли, сменившись… любовью? Или облегчением, не знаю. Он наклоняется и целует меня в лоб. – Я просто хочу быть единственным, кого ты любишь.

Как он, раньше такой придурок, сейчас может говорить такие вещи? Несмотря на собственнические интонации, сказанное приятно и для него удивительно прилично.

– Так и будет, – обещаю я. Он, кажется, доволен моим ответом и снова улыбается.

– Теперь не можешь ли ты подвинуться, чтобы я смыла с себя грязь до того, как закончится горячая вода? – говорю я, мягко отодвигая его.

– Я тебе помогу.

Он хватает мочалку и намыливает ее. Я глубоко вздыхаю, когда он трет меня, вздрагиваю, когда он проводит по чувствительным местам, слегка замедляясь.

– Я хотел бы, чтобы ты меня помыла, но не могу гарантировать, чем это закончится. – Он подмигивает мне, и я краснею.

Я хочу знать, что будет дальше, хочу коснуться каждого сантиметра его тела. Но Карен, наверное, все приготовила и может прийти к нам в любой момент. Надо сказать, что пора выходить из душа, но так трудно сосредоточиться, когда перед глазами – его голое тело. Протягиваю руку и сжимаю его член. Хардин смотрит, как я медленно двигаю кистью.

– Тесс, – стонет он, прижавшись головой к кафельной плитке.

Я продолжаю двигать рукой, желая снова слышать его стон. Мне нравится, как он это делает. По нам струится вода, помогая моей руке скользить.

– Ты не представляешь, что заставляешь меня чувствовать.

Его взгляд меня несколько беспокоит, но то, как стискиваются челюсти, и полуопущенные веки понимаю, что он хочет, чтобы я продолжала. Мои пальцы трутся о головку его члена, заставляя его вскрикивать.

– О черт, я сейчас кончу!

Я чувствую, как по моей руке течет теплая струя, смешиваясь с горячей водой, и не могу не смотреть туда, пока его семя полностью не смывается. Хардин, задыхаясь, наклоняется и целует меня в губы.

– Восхитительно, – шепчет он.

После того, как я полностью помыта, спокойно, если не считать возбуждения от прикосновений Хардина, наскоро вытираюсь, надеваю спортивные штаны и футболку, потом расчесываю волосы и собираю их в хвост. Хардин обертывает полотенце вокруг талии и стоит у меня за спиной, глядя в зеркало. Он так здорово выглядит, и мне кажется, что мы идеально подходим друг другу.

– Эти штаны все портят, – говорит он.

– Ты, как всегда, неисправим, – дразню я, и он кивает.

Только оказавшись на кухне, понимаю, как нас выдают мокрые головы. Всем очевидно, что мы мылись вместе. Хардину, видимо, все равно, но он просто невоспитан.

– Есть немного сэндвичей, – весело говорит Карен, указывая на тарелку рядом с Кеном, перед которым высится стопка каких-то бумаг.

Кажется, она не удивляется или делает вид, что ей все равно; моя мама просто потеряла бы дар речи, узнай она, чем я только что занималась. Особенно с Хардином.

– Большое спасибо, – говорю я.

– Я здорово провела сегодня время, Тесса, – говорит Карен, и мы снова обсуждаем теплицу, раскладывая сэндвичи по тарелкам.

Хардин ест молча, время от времени поглядывая на меня.

– Может, еще поработаем в следующие выходные? – предлагаю я и тут же со смехом исправляюсь. – То есть через выходные, конечно.

– Да, обязательно.

– Э-э, у вас будет тематическая свадьба или типа того? – прерывает нас Хардин.

Кен отрывается от своей работы.

– Ну, не то чтобы тематическая, мы будем в черном и белом, – отвечает Карен, нервничая.

Я уверена, он не спрашивал о свадьбе с того момента, как Кен сообщил ему об этом.

– А. Так что мне нужно будет надеть? – неожиданно спрашивает он.

Вижу реакцию отца – и мне хочется расцеловать Хардина.

– Ты придешь? – спрашивает Кен удивленно и обрадованно.

– Да… наверное. – Хардин пожимает плечами, снова кусая бутерброд.

Карен и Кен обмениваются улыбками, затем Кен встает и подходит к нему.

– Спасибо, сынок, это много значит для меня. – Он похлопывает его по плечу. Хардин застывает, но отвечает ему легкой улыбкой.

– Это отличная новость! – восклицает Карен, хлопая в ладоши.

– Да уж, – бубнит Хардин.

Я пододвигаюсь к нему и под столом сжимаю ему руку. Никогда не думала, что мне удастся заставить его согласиться прийти на свадьбу, не говоря уж о том, чтобы самому сказать об этом Карен и Кену.

– Я тебя люблю, – шепчу я ему на ухо, когда они отворачиваются.

Он улыбается и тоже сжимает мне ладонь.

– Как твоя учеба, Хардин? – спрашивает Кен.

– Хорошо.

– Я заметил, ты снова поменял свои курсы?

– И что?

– Ты все еще собираешься специализироваться на английском? – продолжает Кен, приободрившись.

Хардин, судя по всему, начинает раздражаться.

– Да.

– Замечательно! Я помню, когда тебе было десять, ты каждый день читал «Великого Гэтсби». Я знал, что ты увлечешься литературой.

– Что? Ты это помнишь? – мрачно спрашивает Хардин.

Я сжимаю ему руку, давая знак не раздражаться.

– Да, конечно, – отвечает Кен спокойно.

Ноздри Хардина расширяются, он прищуривается.

– Мне трудно в это поверить. Ты был постоянно пьян и, насколько я помню, порвал эту книгу в клочки, когда я споткнулся и пролил твой виски. Так что не пытайся предаваться совместным воспоминаниям, если не знаешь, о чем, твою мать, говоришь.

Он встает, и мы с Карен ахаем.

– Хардин! – говорит Кен, когда он выходит из комнаты.

Я бегу за ним и слышу, как Карен кричит на Кена:

– Тебе не следовало так далеко заходить, Кен. Он только согласился прийти на свадьбу! Я думала, мы договорились действовать постепенно! Надо было оставить его в покое!

И в перерывах между фразами слышны рыдания.