ГЛАВА 16
Чжан Хо, патриарх клана «Феникса», был жив. И не просто жив, именно его пальцы, сжимаясь на тонком горле пухленького «мальчика для удовольствий», превращали смерть в кульминацию противоестественной страсти. Раз в полтора-два месяца кто-то из его подручных покупал на ашурском рынке нового раба, обрекая его на смерть, должную утолить похоть Чжан Хо.
Позорную тайну надежно скрывали стены усадьбы, но полностью все скрыть было невозможно. В Ханьском квартале давно поговаривали о том, что, дескать, патриарх Фениксов завел себе гарем из мальчишек, щедро потакая собственным слабостям. Но, узнай они правду, ханьцы были бы возмущены до предела такой противоестественной похотью.
Мальчик уже был мертв в тот момент, когда ведьмак метнул свой кувшинчик, целясь прямо в голову Чжан Хо. Страсть и похоть переполняли обнаженного тучного патриарха, но тело, превращенное десятилетиями тренировок в абсолютное оружие, среагировало само, превращая руки в подобие крыльев исполинской птицы. Левое крыло легко смахнуло в сторону невесомый кусок обожженной глины. На миг вспухло и бессильно осело на пол облачко из белого порошка. Винт замер перед Фениксом, расправляющим крылья. Легко, как девочка отшвыривает в сторону нелюбимую куклу, Чжан Хо отшвырнул прочь тело мальчишки, и в тишину спальни ворвался гневный клекот, а в пальцах патриарха, ставших подобием растопыренных перьев, сверкнули четыре коротких ножа.
Настал черед чар. С пальцев ведьмака сорвался вихрь тугой силы, способный смирить взбешенного быка. Но заклинание оказалось бессильным перед нефритовым ожерельем, украшавшим полог ложа Чжан Хо. Раскат грома растерзал тишину, с треском на ложе из красного дерева обрушился полог, по полу застучал дождь нефритовых бусин. Отдача чар отшвырнула ведьмака назад, в голень правой ноги вонзился метательный нож, только что бывший одним из двух перьев в правом «крыле» патриарха.
Смерть стояла перед ведьмаком, и смерть звалась открытый бой. Ратибор знал, что в поединке шансов у него нет. Патриарх растерзает его на части ударами когтей, а взмахи рук-крыльев остановят любое оружие. Любое?
Из пальцев левой руки к горлу Чжан Хо метнулась гаррота. Нож в руке-крыле Феникса оказался быстрее, остановив ее гибельный полет, со скрипом рассекая тугой, витой шелк. И вот уже три куска простой веревки бессильно лежат перед фигурой, стоящей перед русом на одной ноге, широко разведя по сторонам руки. Феникс бил крыльями, готовясь растерзать дерзкого чужака.
Трех сотен дружинников стоил в бою патриарх клана «Фениксов», несмотря на свою тучность и почтенный возраст. Почти две тысячи лет непрерывного совершенствования стиля боя было за плечами человека, ставшего исполинской птицей. Патриархи прошлого смотрели сквозь века на своего преемника, воплотившего их опыт, вместившего в себя все их знания. И не было за спиной ведьмака десятка арбалетчиков, способных растерзать тяжелыми болтами плоть человека, подобного в бою исполинской птице. Не было?
Образ возник в мозгу сам собой; не думая ни о чем, Винт метнул в Чжан Хо три свастики и бросился к выходу, ощущая, как по ноге стекает струйка крови. Раненая нога отказала, когда ловкач был на пороге, и с размаху ведьмак уткнулся в труп Луки Брагина. Пальцы руса зажили своей жизнью, быстро нашаривая заряженный самострел, висящий на бедре убийцы.
Патриарх не спешил атаковать. Он с легкостью отбил все три свастики и, неподвижно замерев на ложе, готовился к прыжку. Было похоже, что явление убийцы, за которого он принял Винта, послужило для Чжан Хо приятным окончанием ночи. Сладкой была для него эта охота, на которой дичь и охотник меняются местами. Что взять с мальчишек, вначале пытающихся вырываться, звать на помощь, а потом тихо умирающих, не в силах отвести взгляда от лица своего палача. То ли дело охотиться на дичь, которая вначале воображает себя охотником, а потом до последнего борется за свою жизнь!
Лицо ловкача прикрывала кожаная маска, оставляя открытыми одни глаза. Но даже если бы Чжан Хо и узнал когда-то нанятого им ловкача, то только после убийства, вглядываясь в обезображенный труп. Винт видел безумие, грязным облаком окутывающее душу патриарха «Фениксов», выплескивающееся наружу в мутном взгляде черных зрачков. Феникс хотел убивать, сводя с ума тучного человека в боевой стойке на одной ноге.
Шансов уйти не было, патриарх убьет его легко, как человек давит муравья, да и на одной ноге далеко не уйдешь. Винт уже слышал лязг оружия и топот ног по коридорам. Усадьба начала просыпаться, далеко разнесся гром колдовского удара и треск от обрушенного полога. Почти рядом раздался и замолк испуганный женский крик. Невозможно раненому ловкачу уйти живым из растревоженного муравейника, вскипающего гневными криками опоздавших стражей. Ратибор это отлично понимал. Оставалось лишь продать свою жизнь подороже.
И, используя единственный шанс, данный ему судьбой в этом безнадежном бою с обезумевшим Фениксом, ведьмак сорвал с пояса Брагина заряженный самострел. Единым слитным движением пальцы Ратибора рванули рычаг, посылая арбалетный болт в летящую на него фигуру патриарха. Чжан Хо лишь счастливо рассмеялся, крылом сбив в полете стрелу и отпрыгнув назад. Тяжелая сталь оголовка, так и не нашедшего пути к горлу Чжан Хо, с лязгом и хрустом впилась в стену. Легкие, быстрые шаги послышались в коридоре, ведущем в покои патриарха. Винт устало прикрыл глаза, до рези сжимая в пальцах воровской кинжал. В голове успела мелькнуть мысль: «Может, хоть этого с собой захвачу?»
В следующую секунду пришелец атаковал. Клубок гибких тел пронесся над головой ведьмака, спальня наполнилась змеиным шипеньем. Три ножа вырвались из пальцев патриарха Фениксов, намертво прибивая к стенам еще содрогающихся змей. Последняя змея оказалась в когтях Чжан Хо в тот момент, когда в спальню вкатился еще один змеиный клубок. Хрустнул змеиный череп в когтях Феникса, и тучный патриарх с гневным клекотом уходит, отлетает в сторону, уводя ногу от стремительной атаки Белой Змеи.
Винт завороженно замер, узнав пришельца. Вот молодой Шен бьет «головой удава» в колено Чжан Хо. В последний момент патриарх успел отвести ногу с линии атаки и вскочить на ложе. От удара Змеи дерево кровати толщиной в два пальца хрустнуло и переломилось, как гнилая щепка. Феникс контратаковал — два удара одновременно, один крылом, ребром левой ладони в голову, второй удар левой ногой в корпус.
Шен увернулся в последний момент, скрутившись в клубок не хуже матерой гадюки. Крутнулся на месте, выстрелил узел тела на ложе в ближний бой и ударил левой ногой, подсекая опорную ногу Феникса. Чжан Хо отскочил в сторону по спирали, отходя на дистанцию и слитным махом крыла отводя в сторону бьющую ногу Шена.
Со стороны это было красиво, как красив изысканный танец, это было непривычно, и это было страшно. В руке Винт уже сжимал последнюю свастику, готовый хоть так помочь Шену. Ведьмак внимательно следил за боем Белой Змеи и Феникса, ожидая подходящего мига для броска. Патриарх Фениксов был безумцем, но не глупцом, все время прячась за атакующей его Змеей и искренне наслаждаясь столь приятной его безумию игрой. Это и сыграло свою роль. Чжан Хо забыл, что за все надо платить и что хуже всего — недооценить своего врага.
Неожиданно Шен выбросил тело в высокую стойку, правая рука «головой удава» ударила в лицо Чжан Хо. С брезгливой усмешкой Феникс сомкнул когти на запястье, хрустнули кости, и правая рука Белой Змеи перебитой гадюкой рухнула вниз. Но перед этим левая рука Шена ударила «ладонью змеи» в печень патриарха. Миг — и окрасившаяся кровью до середины ладони, пробившая печень рука Белой Змеи блокирует правое крыло, ребром бьющее в голову, и, пройдя по нему «головой удава», бьет Феникса в кадык.
Тугие жгуты мышц вспухли и опали на теле Чжан Хо. Патриарх начал оседать, но перед тем, как смерть приняла в себя безумие и безумца, Шен ударил еще раз, вонзив в мутные зрачки патриарха «зубы кобры». Медленно оседал на землю ужаленный насмерть Феникс, смотря на вечность кровавыми ранами глаз. Черная кровь хлынула волной из глазниц, а над мертвым телом, шипя и раскачиваясь, Змея танцевала свой танец победы.
Победное шипение смолкло, и все тем же гибким и смертоносным движением Шен метнулся к ведьмаку:
— Ты хорошо шел. Лучше, чем этот, — змея в человеческом облике чуть мотнула головой, и Винт понял, о ком идет речь. Коротким и емким оказалось поминание Луки Брагина.
— Пошли, нам пора, мои люди долго не выстоят. Фениксов слишком много. Или ты хочешь остаться здесь? — Правая рука плетью висела вдоль тела, но Шен, словно не замечая этого, поднял ведьмака левой рукой. Однако, когда Винт коротко шепнул ему на ухо пару слов, ханец тут же помог ловкачу прислониться к стене и начал исследовать комнату, повинуясь его указаниям, словно забыв о времени, купленном кровью и жизнями его людей.
Они почти успели. Пятеро окровавленных «Белых Змей» еще вели бой с десятком Фениксов, когда Винт оказался на заваленном трупами дворе усадьбы клана «Феникса». Правой ногой ведьмака служил молодой господин Шен, бережно поддерживающий его здоровой рукой за шею.
Ведьмак периодически проваливался в беспамятство, и позже его память сохранила лишь фрагменты их бегства. Выныривали из-за угла одетые в алый шелк фигуры телохранителей патриарха «Фениксов», и миг спустя с ними сходились в бою трое «Змей» в забрызганном кровью белом шелке, прикрывающие их отход.
Вот из черного провала коридора прямо в голову Шену летит метательный нож. Булькая вспоротым горлом, оседает израненный телохранитель Шена, и последняя свастика Ратибора сбивает нож на лету, пока Шен, наследник школы «Белой Змеи», стремительным выпадом вырывает пах ножеметателю.
Вот уже Шен кулем обвис на его плече, и с пальцев ведьмака в перекошенные лица Фениксов срываются колдовские молнии. Кончались чары Ратибора, и там, где они не успевали, когда дрожащие от сверхъестественного напряжения руки бессильно опускались, вступал в бой искалеченный ханец, и не хуже чар разила уцелевшая рука.
Новый провал — и холодная вода льется в лицо, а на покрытых липкой и скользкой кровью камнях двора длится бой, в котором нет и не будет победителей. Ноги ведьмака подгибались, кровь хлестала из голени, но, забывая о боли, Винт тащил на себе Шена, ставшего неподъемным кулем.
Из двух дюжин Белых Змей, сражавшихся во дворе, в живых осталось лишь пятеро израненных бойцов, на пределе сил дающих своей смертью шанс будущему патриарху своего клана и его спутнику. Вспухал огонь на месте флигеля, где незадолго до этого ведьмак оставил огарок свечи. Бутыли с огненным зельем Юсуфа не подвели, двор усадьбы превратился в пылающее озеро лавы. Фениксы, уже настигавшие беглецов, вспыхивали живыми факелами. На растрескавшихся губах Ратибора играла поистине волчья усмешка:
— Посеявшие ветер — пожали бурю.
Огонь на несколько минут отрезал их от погони, и, пытаясь выжать все, что можно, от этого дара судьбы, скрипя зубами от боли в израненном теле, ведьмак вытащил неподъемный куль на улицу и неподвижно замер.
Прямо перед Ратибором узкую улицу перегородила шеренга фигур, молча разошедшаяся в стороны, давая им дорогу, и стеной сомкнувшаяся перед погоней. Луна заливала улицу ярким светом, и, оглянувшись, ведьмак еще успел различить на спинах вышивку клана «Дракона». С другой стороны улицу перегородили воины клана «Тигра». Отсвет непоколебимого спокойствия лежал на раскосых лицах, словно высеченных из камня.
Подоспевшие Фениксы не рискнули ввязаться в бой с новыми противниками, замерли при виде такой неприкрытой угрозы, веявшей от готовых к схватке бойцов иных кланов. Пусть их было меньше, чем одетых в алый шелк, но здесь решало уже не число. Пришедшие были Мастерами, именно Мастерами с большой буквы, и Фениксы отступили, не приняв боя. С глухим стуком захлопнулись ворота, но еще долго стояла на опустевшей улице горстка лучших бойцов двух кланов, давая шанс на спасение израненному Шену и его спутнику…
Лишь под утро пришел в себя Винт. Последнее, что ведьмак помнил, это как суетился над ним сухонький лекарь-ханец во дворе школы «Белой Змеи». Ратибор помнил обеспокоенную беготню слуг, потом новый провал в памяти скрыл от него дальнейшие события. Теперь рядом с ним сидели Карло и Редрик, и с пальцев рыжего ведьмака уже не стекало целительное пламя, а неаполитанец уже не поил его целебным отваром. Винт этого не помнил, но отчего-nбыл уверен, что было именно так.
Убедившись, что ловкач окончательно пришел в себя, Редрик одобряюще улыбнулся:
— Ничего, лежи-лежи. Бумаги у меня, так что все в порядке. Сегодня утром в городе только и разговоров, что Лука Брагин перебил почти весь Ханьский квартал, а потом с горя, что больше убивать некого, удавился. В общем, осиротели мы. — Он весьма натурально всхлипнул, изображая скорбь по убийце. Потом рыжий ведьмак продолжил свой рассказ: — Тебя привезли почти под утро. Ханьский лекарь сообразил, что твои раны заговорены. Правда, это мало помогло, крови ты потерял предостаточно…
— Раны? Какие раны, — поразился Винт, — меня же в голень ножом достали и все!
— Ага, сейчас, а две дырки в спине не хочешь? Да и нож патриарха был отравлен, наши лекари лишь руками разводили. Скажи спасибо ханьцам, это их лекарь тебя от яда спас!
— Чтобы Змея и в ядах не разбиралась, — попробовал улыбнуться Ратибор, но в ответ Редрик лишь покачал головой, а в разговор влез молчавший до этого Карло:
— Да ничего они не знали, Змеи эти. Совсем как ты, Редрик. Ты вообще в графском дворце винцо попивал, когда ханьцы его привезли. И яд в ране не они обнаружили. Ты, Редрик, немного спутал. Ратибора после Змей лекарь Константинус выхаживал. Наивный этот грек. Думал, что я не замечу, как он проверяет его одежду. Мне вот что интересно, что он там забыл? Или думал у него деньги из кошелька стащить? Так это ему вроде ни к чему…
И тут Винт понял все. Последнее звено стало на место. Именно лекарь нанял Брагина! Не граф, а именно лекарь. А теперь, когда его наемник мертв, он решил убедиться, не прихватил ли ловкач кошелька с тела Луки! Еще бы, это же против него, Константинуса, прямая улика! А если прихватил, то быстро отправить вора следом за убийцей. Благо, что Винт и так был одной ногою в могилке.
Но тогда возникал другой, не менее заковыристый вопрос: отчего все же не добил? Он ведь мог чуть промедлить с противоядием, мог вообще не заметить яда, а потом лишь развести руками, мол, поздно позвали. Кем-кем, а дураком лекаря назвать было нельзя. Ответ лежал настолько на поверхности, что ведьмак даже застонал сквозь зубы:
— Ведь по предмету любой ведьмак, не особенно напрягаясь, отыщет его хозяина! И если кошель с графским золотом уже оказался в руках ведьмаков, то деньги не его, честного лекаря, а графа Гуго! И любые чары это подтвердят!
Золотые весьма долго лежали в графской сокровищнице, прежде чем на миг перейти к Константинусу, а от него к Брагину. Лекарь не брал денег от графа, Гуго всегда якобы забывал кошель, стоило лекарю лишь намекнуть об этом. Константинус не был владельцем денег, и золото молчало бы о нем при любом чародействе, призванном выяснить, кто платил убийце. Явно, это Константинус придумал на случай, если кошелек попадет в руки ведьмаков. Лишь он, Ратибор, мог обвинить лекаря. Но только в том случае, если бы нашел на теле Брагина кошель с деньгами. И, шаря по карманам, лекарь пытался спасти не только свою жизнь, но и его, Винта! Как, впрочем, и жизнь графа, но это уже как повернется!
Винт не обыскивал мертвеца, времени не хватило, но то, что кошель на теле Брагина, было ему совершенно ясно. Спрятать золото в тайник Брагин не успел. Лука всегда работал только за наличные деньги и брал за свое ремесло весьма кругленькую сумму. Это было ясно.
Так же ясно, как то, что для него, Ратибора, кошелек был бы смертным приговором. Лекарь, не колеблясь, убил бы его. Но кошелька на нем, графском наемнике, не оказалось, отчего Константинус предпочел не рисковать. Патриарх должен был немедленно умереть, а кто его убьет — дело десятое. Пусть даже ведьмаки подозревают графа, главное, чтобы его, лекаря, не заподозрили. А для этого и сотню ловкачей с того света вытянуть можно. Ненадолго, до первого глотка вина из серебряного кубка…
Карло тоже, по примеру Редрика, попытался рассмешить раненого, с хохотом поведав, что на его родине нужно было послать нанимателю Брагина большую рыбу. А к ней приложить один из его кинжалов. Пусть знает наших!
Забывшись, ведьмак хлопнул Ратибора по плечу. Темнота вспыхнула в глазах руса, темный провал боли, Винт на миг отключился. Придя в себя, он внимательно посмотрел на посеревшее лицо неаполитанца и хрипло поинтересовался:
— Какого дьявола значит эта рыба?
Карло промолчал, вместо него ответил рыжий рус Редрик, наместник и будущий Владыка Черного Леса:
— Эта рыба означает, что Лука Брагин покоится на дне моря. Послать такую рыбу — старинный сицилийский обычай. Правда, я не знал, что теперь он есть и в Неаполе.
Южанин лишь покосился на Редрика с молчаливым удивлением и неохотно выдавил:
— Глава нашей Семьи был оттуда. А традиции лишь укрепляют Семью.
Последнее слово он произнес на родном языке, но Винт промолчал, видя, что разговор неприятен Карло. Неаполитанец всегда отмалчивался, когда речь шла о его родственниках. Очевидно, семейка была еще та!
Редрик заметил, что до этого Винт что-то обдумывал, и оставил в покое неаполитанца. Ведьмак колебался, но Ратибор уже попробовал приподняться на лавке. Попытка не увенчалась успехом, тогда Винт поглядел прямо в глаза Редрика. Рыжий выдержал взгляд и в ответ на невысказанный вопрос ловкача ответил прямо:
— Говорить уже можешь, а сидеть сможешь к вечеру, через сутки встанешь на ноги. Быстрее никак. Ты ночью потерял слишком много крови. И не меньше недели ты будешь не сильнее котенка.
— Хорошо, — хрипло ответил ему Винт. — но говорить я буду прямо сейчас. Вначале приведите сюда Константинуса под любым предлогом
Редрик потянулся с грацией дикой кошки и хищно ухмыльнулся:
— А он здесь. Сидит в соседней комнате. Похоже, что его возвращение домой несколько откладывается?
Ловкач лишь растянул в улыбке бескровные губы:
— Карло, пойди, отнеси почтенному лекарю рыбку. Только пусть она будет свежая…