11
Субудай-багатур вошел в юрту один, без почетного эскорта воинов, без предварительного уведомления о своем появлении и без малейших признаков страха. Он был одет в изрядно поношенный кожаный костюм степного кочевника и при себе имел только кривой кинжал, засунутый за пояс. Несмотря на невысокий рост и бедную одежду, выглядел он достаточно внушительно, разве что седые волосы выдавали его почтенный возраст. Круглое, плоское лицо казалось, по обыкновению, невозмутимым. Однако его темные глаза смотрели молодо и живо.
— Добро пожаловать в мое убогое жилище, мой господин Субудай, — приветствовала его Агла с низким поклоном.
— Я пришел всего лишь к врачу, — произнес полководец, — хотя мне и не устают повторять, что это юрта колдуньи.
— Только потому, что я могу излечить раненого воина, который умер бы без моей помощи, — спокойно возразила Агла.
Я обратил внимание, что она была чуть выше знаменитого военачальника, во всяком случае когда выпрямлялась во весь рост.
— У меня есть китайские лекари, которые творят чудеса, — бесстрастно возразил Субудай, — но никто не называет их колдунами.
— Я не творю чудес, мой господин Субудай. Это наше знание, наше искусство врачевания. У одного оно меньше, у другого больше, но оно не имеет ничего общего с черной магией. Твои воины тоже творят чудеса храбрости, но никто не называет их волшебниками. Мы занимаемся разными делами, но цель у нас одна.
— Мои люди думают иначе, — возразил Субудай. — А как тебе известно, не бывает дыма без огня.
— Прости меня, мой господин. Но я не занимаюсь ни магией, ни предсказаниями будущего. Я только знаю, какие растения и камни способны исцелить человека, — улыбнулась Агла.
Субудай недоверчиво хмыкнул, но не стал развивать эту скользкую тему.
— А ты поправляешься на удивление быстро, — заметил он, оборачиваясь ко мне. — Того и гляди, еще несколько дней, и ты будешь силен, как и прежде. Твой народ может гордиться таким воином.
— Просто мои раны оказались не столь опасными, какими казались с первого взгляда, — возразил я, пожимая плечами.
— Возможно, и так, — согласился Субудай таким тоном, что было совершенно очевидно — он не верит ни одному моему слову.
Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и Агла поспешно подсунула мне под голову пару подушек.
— Поймали ли убийц, которые напали на меня? — осведомился я, с трудом принимая сидячее положение.
Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги.
— Нет, — сказал он коротко. — Им удалось бежать.
— Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова напасть на меня при первом удобном случае.
— В данный момент это маловероятно. Ты находишься под моим покровительством.
Я слегка наклонил голову в знак признательности.
— Благодарю вас, мой господин Субудай.
Я собирался было спросить о причинах, побудивших его взять меня под свою защиту, но он опередил меня.
— Нередко бывают случаи, когда людям, занимающим высокое положение, скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится сталкиваться с весьма серьезными проблемами. Такой человек иногда может ненароком высказать вслух надежду, что предпочел бы, чтобы проблема перестала существовать. Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его слова и попытаться освободить его от излишних забот, например, перерезать горло докучливому чужеземцу.
Я нахмурился:
— Но какую проблему я представляю для Хулагу?
— Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе?
— Нет, — быстро согласился я, — ничего подобного не было.
Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем, что я правильно осознаю деликатность ситуации.
— Но тем не менее ты представляешь для него некоторую проблему. Чужеземец, появившийся неизвестно откуда, хотя и говорящий на нашем языке. Ты настаиваешь на том, что являешься послом заморского владыки, но не имеешь при себе ни даров, ни верительных грамот и при этом обладаешь силой десяти воинов. Ты утверждаешь, что должен лично встретиться с Великим ханом в Каракоруме. Вполне естественно, что у Хулагу могли появиться подозрения, что ты никакой не посол, а наемный убийца, приехавший с целью убить его дядю.
— Убийца, я? — приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам. — Но тогда чего ради…
Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе.
— Это правда, что ты пришел из вечерней страны?
— Да, — ответил я, не раздумывая, помня, что из всех пороков монголы больше всего презирают и ненавидят ложь.
Как и у других кочевых народов, само выживание в условиях пустыни зависело в первую очередь от гостеприимства хозяина, его честного и строгого соблюдения собственного слова.
Он наклонился вперед, положив ладони на колени.
— Несколько лет тому назад я повел своих воинов на запад от двух великих внутренних морей, туда, где сама почва черна как смола и так плодородна, что там выращивают злаки выше человеческого роста.
«Украина», — подумал я.
— Люди в этой стране тоже имеют розовую кожу, как и ты?
Я бросил невольный взгляд на Аглу, молча сидевшую на корточках рядом с моей подстилкой.
— Верно, — подтвердил я. — Люди с таким цветом кожи живут на этой земле и дальше на запад, вплоть до великого моря.
— Дальше на запад лежат королевства, где еще не ступало копыто монгольского коня, — продолжал Субудай, на мгновение утратив свою невозмутимость. — Богатые, сильные страны.
— Я слышал о людях, живущих в этих странах, — подтвердил я. — Русские и поляки, венгры, немцы и франки. А еще дальше на острове, не уступающем по размерам Гоби, бритты.
— Ты пришел из этого королевства? — спросил Субудай.
Я отрицательно покачал головой.
— Нет, я проделал куда более длинный путь. Мне пришлось пересечь великое море, такое широкое, как земли, лежащие между нами и Каракорумом.
Субудай слегка отклонился назад, пытаясь представить себе столь огромное пространство воды.
Как я уже говорил, из того, что я слышал и видел, я сделал вывод, что лагерь монголов был расположен где-то на территории современного Ирана, более чем в тысяче миль от монгольской столицы Каракорума, находившегося на севере пустыни Гоби.
— Я взял тебя под свое покровительство, так как убежден, что ты говоришь правду, — повторил он небрежно. — Но я хочу знать все, что ты знаешь о западных королевствах, их городах, силе и устройстве их армий, искусстве и доблести их воинов.
Я заметил, что Агла едва заметным кивком головы дала мне понять, что отказать Субудаю или хотя бы попытаться дать ему неполную или неточную информацию для меня равнозначно подписанию собственного смертного приговора. Впрочем, похоже, знаменитый полководец даже не допускал возможности отказа. Не давая мне опомниться, он продолжал:
— Но прежде всего ты должен убедить меня в том, что страхи Хулагу абсолютно беспочвенны. Итак, объясни мне, с какой целью ты хочешь увидеть Великого хана? У тебя нет ни даров для него, ни других знаков, подтверждающих твою миссию. Ты дал ясно понять Хулагу, что прибыл сюда не для того, чтобы выразить свою покорность Ослепительному от имени твоего короля. Какое же другое послание ты собираешься передать Угэдэю?
Я продолжал колебаться. Разумеется, у меня не было и не могло быть никакого послания Угэдэю. Я просто изобрел этот предлог и назвал себя послом, чтобы спасти свою жизнь. Субудай бросил на меня надменный взгляд. В его голосе зазвучали железные нотки:
— Всю свою жизнь я провел на службе Великого хана Угэдэя и его отца, Великого Потрясателя Вселенной, чье имя чтут все монголы. Оба они доверяют мне, и я ни разу не обманул их доверия.
Намек был совершенно ясен. Если сам Чингисхан доверял Субудаю, как я осмеливался сомневаться?
— Хорошо, я скажу, — произнес я медленно, тщательно обдумывая каждое слово. — Я пришел в эту землю, чтобы предупредить Великого хана о происках дьявола, способных уничтожить его самого и всю империю монголов.
Темные глаза Субудая впились в мое лицо, точно пытаясь проникнуть мне в душу.
— Кого ты называешь дьяволом? — уточнил он.
— Существует человек, не похожий ни на одного другого известного мне. Темноволосый и темнокожий, с глазами, горящими ненавистью.
— Ариман, — уверенно произнес Субудай.
— Вы знаете его? — переспросил я, чувствуя, что у меня внезапно пересохло в горле.
— Еще бы! Это он предсказал нашу победу над войсками Джелал-ад-Дина и обещал Хулагу, что он покорит Багдад и навсегда уничтожит власть халифа.
На мгновение я закрыл глаза, пытаясь припомнить известные мне истории о Гарун-аль-Рашиде, знаменитом герое сказок «Тысячи и одной ночи», и славном городе Багдаде. Насколько я помнил, его великое царство было сметено волной монгольских завоевателей. Пышный цветок цивилизации ислама раздавили копыта монгольских лошадей. Города сожжены, волшебные сады безжалостно вытоптаны и вырублены, миллионы людей вырезаны или проданы в рабство.
Пока гордые рыцари Европы безуспешно пытались противостоять арабам в горах Испании и равнинах Святой Земли, монгольские захватчики разбили само сердце ислама, обратив цветущие поля Шинара в выжженную пустыню.
— Ариман — дьявол, — повторил я. — Он намерен уничтожить государство монголов.
Субудай не выказал ни возбуждения, ни тревоги, как, впрочем, и доверия к моим словам.
— Однако до сих пор все его пророчества сбывались, — невозмутимо подытожил он. — Монголы одерживали одну победу за другой.
— Он здесь, в лагере? — спросил я. — В таком случае, скорее всего, это его люди пытались убить меня, а не сверхисполнительные слуги орхона Хулагу.
— Нет, — небрежно бросил Субудай. — Он покинул лагерь две недели тому назад.
— И куда он направился? — спросил я, уже заранее зная, каким будет ответ монгольского вождя. Увы, мои худшие подозрения полностью оправдались.
— Подобно тебе, он хотел отправиться в Каракорум для разговора с Великим ханом. Он уехал две недели назад.
— Две недели назад, — машинально повторил я. — Я должен перехватить его.
— Зачем?
— Он опасен. Я должен предупредить Великого хана о его замыслах.
Полководец в задумчивости покрутил кончики своих усов. Кажется, это был единственный признак неуверенности, который мне когда-либо довелось наблюдать у него. Я повернулся к Агле, не сделавшей ни одного движения в течение всего нашего разговора. Сейчас она молча смотрела на Субудая, ожидая его решения.
— Я пошлю тебя в Каракорум, — произнес он наконец, — и позабочусь об охране.
— Но он не может отправиться в путешествие, пока полностью не оправится от ран, — запротестовала Агла.
— У меня хватит сил, — настаивал я, — со мной будет все в полном порядке.
Субудай отвел все мои возражения движением руки.
— Ты останешься в лагере, пока лекарка не сочтет возможным разрешить тебе отправиться в дорогу. И в течение всего этого времени я буду навещать тебя каждый день. Ты расскажешь мне все, что знаешь о королевствах запада. Мне необходимо знать о них как можно больше.
Прежде чем я сумел ему ответить, он с заметным усилием поднялся на ноги. Только сейчас я сообразил, что этому человеку никак не меньше шестидесяти лет. Оставалось только удивляться силе духа дикого кочевника, целую жизнь проведшего в седле, покорившего сотни городов и побеждавшего во множестве сражений.
Когда Субудай покинул юрту, я бросил умоляющий взгляд на Аглу:
— Я должен ехать немедленно. Я не могу допустить, чтобы Ариман раньше меня достиг Каракорума и встретился с Великим ханом.
— Но почему? — не поняла она.
Что я мог ей на это сказать?
— Я должен сделать это, — повторил я.
— Но каким образом один человек может быть настолько опасен?
— Не знаю, но так оно и есть, и мое предназначение остановить его.
Агла печально покачала головой:
— Субудай не позволит вам покинуть лагерь, пока не узнает всего, что ему требуется. И я тоже не хочу, чтобы вы уехали.
— Вы что, опасаетесь, что пострадает ваша репутация лекарки, если я уеду до срока?
— Нет, — ответила она просто. — Я хочу… чтобы вы остались со мной.
Я протянул руки к ней, и она позволила мне заключить ее в объятия. Агла доверчиво положила голову мне на плечо. Я вдыхал запах ее волос, чистый, свежий и очень женственный.
— Каким именем ты назвал меня? — спросила она шепотом. — Другим именем, которое, по твоим словам, когда-то принадлежало мне.
— Теперь это не имеет значения, — тихо ответил я. — Это было так далеко отсюда.
— И все-таки… — настаивала она.
— Арета.
— Какая она была? Ты любил ее?
Я глубоко вздохнул и прижал ее к своей груди.
— Я едва знал ее… но, да, я любил ее. Десять тысяч миль и почти восемь веков отделяют меня от нее… Да, я любил ее.
— Она была очень похожа на меня?
— Но ты и есть та самая женщина, Агла. Я не знаю, как это могло произойти, но, поверь мне, так оно и есть.
— Значит, ты любишь меня?
— Конечно, я люблю тебя, — отвечал я, не колеблясь ни секунды. — Я всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и буду любить, пока он не обратится в прах.
Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее.
— И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня.
Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца…
Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась мысль, что в это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен был скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя, по словам Аглы, она никогда и не видела его.
